ГЛАВА 15

ГЛАВА 15

Доклад в Соляном городке. — Первый союзник. — У его императорского высочества. — Неожиданный удар. — Шатерников играет в шахматы. — Саша испытывает противогаз.

Не получив никакого ответа из Управления санитарной и эвакуационной части, или, как оно кратко называлось по фамилии его руководителя, принца Ольденбургского, — ОЛЬДЕН, Зелинский сделал первое публичное сообщение о своих опытах с углем на заседании санитарно-технического отдела Русского технического общества в Соляном городке.

— Мы предлагаем использовать уголь как средство защиты против вредоносных газов. Для угля, как поглотителя, безразличен, что имеет первостепенное значение, химический характер адсорбируемых газов. Эти соображения, основанные на опытных данных, и побудили нас обратить особое внимание на древесный уголь как на универсальный твердый противогаз, при целесообразном применении которого можно было ожидать надежной защиты от всех удушающих газов и паров, какого бы они ни были происхождения.

И далее:

— Нам удалось показать, что соответственной обработкой древесного угля можно в значительной степени усилить его поглощающую способность, то есть активизировать его адсорбцию, и это обстоятельство еще определеннее ставило вопрос о всем значении и роли активированного угля в борьбе с газами…

Он приводил анализы, цифры… Доклад подходил к концу.

Зелинский кончил, свернул трубкой листки записок. В зале молчали. К докладу отнеслись, как к рядовому сообщению о проведенной научной работе. Председатель вяло звякнул колокольчиком, встал, вежливый, корректный.

— Позвольте от имени санитарно-технического отдела Русского технического общества поблагодарить вас, господин Зелинский, за интересный доклад. Мы все знаем Николая Дмитриевича как…

Зелинский не дал ему договорить.

— Простите, господа! Еще несколько слов… Я хочу рассказать вам о людях, что работают в Центральной лаборатории министерства финансов. Нет, не о химиках, не о них — я хочу рассказать о простых людях, о служителях лаборатории. Есть такой Степанов. У него сын, теперь он солдат. Это он прислал нам письмо, в котором рассказал, как на фронте спасались от газов. Он ждет от нас помощи. Его отец первое испытание сделал на себе. Отец солдата взял с меня слово, что и все дальнейшие пробы будут проводиться на нем. А сегодня, когда я садился на извозчика, ко мне подошел сторож Василий Савельев, и он просил меня включить его в число тех, на ком будут производиться следующие испытания. Я обещал, потому что ожидал найти здесь поддержку. Что прикажете, господа, передать Степанову и Савельеву, что сказать тысячам других простых людей, которые ждут от нас помощи? Будем ли мы продолжать эти опыты, или вы считаете это лишним?

Лед был сломан. На кафедру начали подниматься участники совещания. Доклад Зелинского получил одобрение, но говорилось и о том, что еще рано делать выводы о пригодности угля как средства защиты. Предлагали выявить, какое количество угля потребуется для защиты одного человека. Спрашивали, какую конструкцию противогаза предлагает лаборатория. Этой конструкции у Зелинского не было: он работал как химик. К этому придрались: «Видите? Значит, еще преждевременно…»

Он возражал: «Фронт не ждет. Надо срочно. Мы не имеем права давать себе ни часу промедления».

С этого дня новая лихорадка охватила различные технические и общественные организации. Маски провалились. Это стало очевидным после очередной газовой атаки. Погибло много солдат и офицеров. Оставшиеся в живых солдаты на деревьях развесили маски.

— Пусть начальство посмотрит, какие выросли плоды, — говорили они.

Горькая солдатская шутка дошла до Петрограда.

Надо было заменить маски, но замена должна была идти от Управления санитарной и эвакуационной части, от принца Ольденбургского, а не от какого-то Зелинского.

— Зелинский — это тот самый… который там, в Москве… Зелинский — тот, который досаждал его высочеству, принцу… Нет! Нет! Только не его проект! Мало у нас, что ли, изобретателей!

Изобретателей, конечно, было не мало.

Появились различные системы противогазов. Их создатели были движимы разными чувствами: патриотическим стремлением помочь воинам, личным честолюбием, желанием угодить начальству, соображениями материального порядка. Каких было больше, трудно сказать. Честные порывы иногда сочетались с технической неграмотностью, меркантильные — со знанием дела.

Кто только не присылал на апробацию противогазы! Пажеский корпус, мужские монастыри, различные ведомства, города Варшава, Киев, отдельные лица. Петроградский горный институт послал свои противогазы на личное суждение принцу Ольденбургскому.

Это понравилось верховному уполномоченному.

Импонировала личность директора Горного института профессора Шредера, а также внушало доверие и то, что в основу схемы предполагаемого противогаза легла конструкция спасательной маски, не раз уже использованной в горной промышленности.

Заявка на изобретение пришла вовремя, и Ольденбургский остановился на образце Горного института.

15 июня Степанов доложил Зелинскому:

— Пришел инженер, желает говорить с вами.

В кабинет вошел человек в военной форме и представился:

— Куммант, инженер-технолог, служу на заводе «Треугольник». На днях был на вашем докладе. Хотел познакомиться и поговорить ЛИЧНО.

Инженер вынул из кармана кусок прорезиненного полотна, испещренного латками, с вклеенными в него двумя стеклами.

Зелинский взял маску.

Резиновый шлем был эластичен, растягивался и мог плотно, герметически прилегать к голове любого размера и формы.

Куммант любовно показывал и перечислял достоинства своего детища.

Зелинский решил испытывать новую маску.

Вскоре Николай Дмитриевич поехал на прием к принцу Ольденбургскому, чтобы доложить ему лично о последних результатах работы лаборатории. Принц принял Зелинского с изысканной вежливостью. По приему можно было ожидать самые лучшие результаты от беседы. Зелинского он слушал внимательно и как будто с интересом. Но это была заинтересованность иезуита.

— Дорогой Николай Дмитриевич, — Ольденбургский украдкой взглянул на визитную карточку посетителя, — мы знаем о ваших трудах. И не только о ваших… Сейчас многие, очень многие, подобно вам, пекутся о благе нашей родины. И нам в управлении, — он поиграл пальцами, — все попытки помочь фронту известны. И как бы эти попытки ни были слабы, неосновательны, государь император учит нас относиться и к прожектам и к прожектерам внимательно и с благодарностью, потому что чаще всего замыслы идут от чистого сердца. Но мы должны следить также за тем, чтобы эти замыслы не шли вразрез с государственными заботами и во вред уже действующим мероприятиям.

— Ваше императорское высочество, речь идет не о прожектах и прожектерах, а о научно обоснованном опыте.

Ольденбургский чуть наклонился вперед.

— Дорогой мой, так говорят все изобретатели, потому что каждый из этих уважаемых нами людей смотрит со своей колокольни. Моя же колокольня, — он улыбнулся как-то грустно и обреченно, — моя колокольня выше других, потому и видно с нее лучше.

Зелинский тоже улыбнулся.

— Это так, ваше императорское высочество. И с вашей колокольни вам должны быть видны те солдаты, что развешивают на деревьях марлевые повязки, как непригодное средство защиты против отравляющих газов.

Это была явная дерзость. И она вызвала немедленную реакцию.

Ольденбургский встал.

— Господин Зелинский, если у вас будут к нам просьбы, прошу обращаться к моему помощнику господину Иванову. Он будет осведомлен о вашем деле и будет решать в благожелательном духе.

Через несколько дней после посещения Ольденбургского Зелинский выехал в Москву. Там его доклад заслушали на заседании Экспериментальной комиссии по изучению клиники, профилактики и методов борьбы с газовыми отравлениями. Здесь были люди, поставившие себе целью, как и Зелинский, помочь фронту, спасти солдат от действия газов.

Сюда со всех концов России присылали изобретатели на рассмотрение комиссии свои работы.

Доклад Зелинского вызвал большой интерес. Первое испытание было намечено на тот же день.

В испытательную камеру ввели фосген. Уголь насыпали в маленькие патрончики промышленной маски Трындина, куда обычно вкладывалась вата для защиты от пыли. Человек, защищенный такой маской, должен был оставаться в камере 15 минут. Испытание прошло блестяще.

На другой день, 13 августа, Зелинский поехал во Вторую городскую больницу на новые опыты с углем. Испытания в больнице были проведены над собакой. Концентрацию фосгена увеличили в десять раз. Собака в защитном угольном противогазе пробыла под стеклянным колпаком 23 минуты без каких-либо признаков отравления.

И снова обстоятельный доклад Зелинского об угле и его адсорбционной способности. Теперь доклад подтверждается уже московскими испытаниями. Комиссия записала свое мнение: «Приступить к промышленному производству угольных противогазов в широком масштабе».

Наступило 23 августа, последний день испытаний. Члены комиссии щелкнули крышками своих часов-луковиц и застыли, следя за минутной стрелкой. Испытуемый находился в камере с содержанием 0,018 процента фосгена уже в течение 10 минут. Скоро ему выходить, и вдруг… Какое-то замешательству… Дверь камеры хлопнула. Сигнал… Испытуемого вынесли в бесчувственном состоянии. Терапевт, отстраняя Зелинского, наклонился над пострадавшим. Зелинский ждал с нетерпением заключения врача, еще на что-то надеясь, хотя сам видел, понимал: все провалилось, налицо признаки отравления.

Но все же Зелинский потребовал продолжения опытов. Ему отказали. Он потребовал детального расследования единичного случая отравления. Осмотрели маску, она была в исправности. Зелинский просил еще раз проверить: может быть, состояние здоровья пострадавшего в момент эксперимента было подорвано. Ему ответили: это исключено.

Что же произошло? Ответ был категоричен: отравление не могло произойти от привходящей причины, опыт дал отрицательные результаты. «Вам надо, коллега, еще работать. Мы не можем дать положительный отзыв».

Было предложено такое заключение: «Если вопрос о масках-противогазах мокрых может считаться почти вырешенным, то о масках-противогазах сухих приходится сказать как раз обратное. Сухих масок, которые могли бы по действию равняться с мокрыми, пока нет».

И далее:

«Недочет в противогазе, выявленный на испытании 23 августа, учит нас сугубой осторожности при рекомендации угля в качестве шихты для сухого фильтрующего противогаза. Решение по первым опытам было сделано сгоряча. Его надо подтвердить еще многократными опытами».

Однако мнения членов комиссии разделились. Профессор Шатерников, ознакомившись с проектом резолюции, стукнул по столу кулаком.

— Это позор! Я требую, чтобы здесь, у нас, были продолжены испытания. Мы не имеем права кончать на неудачах и свести на нет многократные опыты.

Я сам войду в камеру в маске своей конструкций с угольным респиратором Зелинского.

Шатерников исполнил свое обещание. Он провел в камере, содержащей боевую концентрацию удушливых газов, 40 с лишним минут, играя в это время с другим испытателем, инженером Дегтеревым, в шахматы. Маска Шатерникова герметически закрывала рот и нос и была снабжена клапанами.

Выяснилась и причина отравления во время предыдущего испытания: на испытуемом маска была пригнана не герметично, она не прилегала вплотную.

Это был триумф идеи Зелинского. Экспертная комиссия изменила свое отрицательное отношение к углю и дала новое заключение:

«Взятый в достаточном количестве уголь предохраняет от отравления даже при значительных концентрациях названных газов: хлора 0,1 %, фосгена до 0,025 %».

Вторым решением комиссии было: объявить конкурс на конструкцию противогаза с использованием в качестве поглотительной массы древесного угля, приготовленного по способу Зелинского.

С решением комиссии в портфеле Зелинский выехал в Петроград. На вокзале его встретил Степанов неприятным известием:

— Владимира Сергеевича позавчера отправили в госпиталь на Васильевский остров. Они тут без вас проводили на себе опыты и не осторожились, хоть я и предупреждал. Только, Николай Дмитриевич, не беспокойтесь: Владимир Сергеевич чувствует себя хорошо.

Николай Дмитриевич расстроился:

— Эх, Владимир Сергеевич, друг дорогой, как он горяч, неосторожен! Надо еще работать над противогазом, над конструкцией шлема Кумманта, над коробкой с углем… Несчастные случаи должны быть исключены.

Принц Ольденбургский не пожелал считаться с решением московской комиссии. В лаборатории после оживления, вызванного поездкой Зелинского в Москву, наступило уныние.

С 1 сентября начались занятия в Политехническом институте. Лекции, заседания кафедры, ученого совета отнимали много времени. А тут еще отсутствие в лаборатории Садикова.

Сотрудники работали вяло: им казалось, что главное уже сделано, а детали не так уж важны, можно и не спешить. Все равно Ольденбург не пропустит противогаза.

Были и такие разговоры:

— Не так уж безопасны эти опыты: заболел Владимир Сергеевич, и в Москве был такой же случай.

Все это отражалось на работе.

Как-то утром Николай Дмитриевич собрал сотрудников в кабинет и объявил, что назначаются новые испытания угольного респиратора.

— В этот раз, кроме других испытуемых, в камеру войдет мой сын Саша. Мальчик давно просится.

Испытания прошли удачно. Разговоры в Лаборатории о ненадежности угольного противогаза прекратились.

Вскоре вернулся и Владимир Сергеевич Садиков, поправлявшийся после болезни в одном из санаториев в Финляндии.