Глава девятая Стальные мускулы

Глава девятая

Стальные мускулы

Донбасс преображался на глазах. Росли новые поселки с непривычными названиями — Первомайское, Солнечное, Ясногорье… Незаметно для глаза, но еще быстрее менялась технология добычи угля. Первая пятилетка еще не закончилась, а уже была создана мощная механизированная база для добычи угля, на стальные мускулы машин перекладывались усилия шахтеров, уходил в прошлое ручной труд на главных операциях — зарубке, отбойке, доставке угля. Бассейн получил за несколько лет около 2 тысяч врубмашин, более 5 тысяч отбойных молотков, сотни скреперов, конвейеров, электровозов. В 1932 году вошли в строй 17 новых механизированных шахт, газеты сообщали, что добыча угля уже механизирована на 72 процента. Под высокие обязательства горняков был подведен надежный фундамент.

По призыву партии и комсомола приходили на шахты и заводы сельские парни, порой неграмотные, но полные желания всему научиться, стать вровень со временем, строить новую жизнь. Изотовское движение, активно подхваченное в забоях и цехах, на стройплощадках, пришлось как нельзя кстати — новички со временем стали кадровыми рабочими и сами выступили лучшими агитаторами за передачу передового опыта и трудовых навыков.

«Каждый рабочий предприятия, прежде чем пойти домой, должен сдать свою работу сменному товарищу, — писал Изотову из Баку слесарь-ударник завода нефтяного оборудования А. Вдовин. — Только после того, как сменный рабочий убедится, что станок или батарея в полной исправности, он расписывается в специальном журнале и продолжает работать. Это заставило каждого из нас внимательно относиться к своему станку или батарее, хорошо усвоить технику своего участка, подумать над улучшением работы этого участка.

Я считаю, что отбойный молоток или врубовую машину также можно и нужно сдавать на полном ходу.

Тебе, товарищ Изотов, хорошо известно, как много ценного даст обмен опытом. И думаю, что ты сам первый возьмешь новый опыт нефтяников и перенесешь его в лаву…

Задача шахтеров — дать стране больше угля, а наша — больше нефти…»

Письмо вроде бы личное, но оно отражало заботу рядовых тружеников не только о своем предприятии. Масштабность мышления, трудовой героизм шахтеров и металлургов, нефтяников и строителей помог завершить первую пятилетку за четыре года, наметить новые грандиозные планы развития народного хозяйства. Предложение бакинского слесаря обсуждали на общем собрании. Выступали резко, критиковали обезличку механизмов на шахте: «Молотки только закрепили, а уже в передовиках ходим!..» Единодушно решили: организовать пересмены на ходу, в специальных журналах отмечать состояние рабочих мест — компрессоры, врубмашины, лебедки, электровозы принимать только после тщательного осмотра. И еще Изотов порекомендовал: завести на каждый пласт журнал-справочник, чтобы сподручнее было забойщикам, проходчикам по технической характеристике выбрать для себя лучший режим смены.

«Часто случалось так, что одна из бригад начинала хромать, — писал в газете Изотов. — По соглашению с администрацией мы немедленно переводили передового, авторитетного, крепкого коммуниста в эту отстающую бригаду. Сам я выхожу во все три смены, даю указания, как нужно работать и в нарядной и в забое. Наша партгруппа имеет конкретный план. В этом плане точно указано, кто за что отвечает, в какие сроки обязан выполнить задание. Задача коммунистов: дать больше угля, лучше овладеть техникой, чтобы учить беспартийных работать, стать организатором и вести за собой отстающих. Вот тогда мы будем настоящим коммунистическим авангардом — в этом главное».

Он говорил часто своим ученикам: чтобы всегда горело сердце, чтобы не оставаться равнодушными к тому, как работает товарищ, ладится у него дело или нет, необходимо и минуты не сидеть сложа руки, а искать себе занятие, благо в шахте или общежитии, на шахтном дворе всегда можно найти, к чему приложить руки и голову.

«Тогда можете считать себя комсомольцами по духу, а не по билету», — заканчивал Изотов.

Конечно, не одни слова зажигали молодые сердца. У них перед глазами был пример старших. Седьмой участок, скажем, только стал выходить в передовые, а партгруппа выносит на общее обсуждение вопрос о пересмотре норм. Собрались все, недоумевают, о чем разговор пойдет. А он вот о чем. Что-то очень легко стало на участке в ударники выйти. В чем причина? А в том, видимо, что нормы занижены. Они соответствовали прежней организации труда, но после упорядочения смен, перехода на удлиненные уступы, широкое обучение передовым приемам труда оказались облегченными.

— Давайте так договоримся, — поддержал Стрижаченко Изотов. — Если у нас не будет сбоев с подачей леса, порожняка, если никто не будет опаздывать и лениться, то ручаюсь, что у каждого прибавка к зарплате и при новых нормах составит рублей двести-триста в месяц. Пусть Игнатыч, — показал он на парторга, — судьей будет.

— Это ты загнул, Алексеевич, — выкрикнул старый десятник. — Нормы больше — и получка больше. Чудеса в решете.

— Чудеса на небесах, — ответил Изотов. — Неволить никого не будем. Попробуем на практике.

Со следующего дня все коммунисты участка перешли на повышенные задания. И что же, через несколько дней подвели итоги: выработка увеличилась за счет четкой организации труда, ликвидации простоев. На следующем собрании уже все, убежденные примером коммунистов, дружно проголосовали за предложение: поднять существующие нормы на 60 процентов. По итогам месяца на участке не оказалось невыполняющих норм выработки, а трудности, что ж, они не хуже цемента сплачивают коллектив.

Частенько после смены заглядывал Изотов в молодежное общежитие. Тем, кто в ожидании смены маялся без дела, предлагал выйти на часок раньше и почистить шахтный двор. Или помочь застройщикам, что по соседству возводили жилье. Постепенно вошло в правило: каждый субботник хлопцы с седьмого участка выступают запевалами. И всегда с ними сам Изотов или неутомимый, надежный Сашко. Невысокий, широкогрудый и длиннорукий, Сашко отличался веселым нравом, любил задорную песню, озорную шутку. Часто заводил:

Я не мамкина

И не папкина —

В комсомоле я росла,

Комсомол — моя семья…

Однажды Сашко выехал до пересменки на-гора, чего с ним раньше не случалось, и бегом в общежитие. Поднял всех, рассказал, что нижний штрек перевалило. Участок хотя и соседний, но транспортная артерия-то одна.

— Айда, хлопцы, поможем соседям? — предложил он.

Все, кто оказался в общежитии, пошли переодеваться. Часа за четыре сообща разобрали завал. Дождались, пока прошел электровоз с составом груженных углем вагонеток, тогда и выехали наверх. Перекусили наспех и снова в шахту — смена подошла.

Когда вечером вышли из клети, то увидели большую группу шахтеров, представителей женсовета. Комсомольцам вручили цветы и предложили после душевой собраться на торжественный ужин в их честь в шахтной столовой.

Пришли, а там столы накрыты. Украинский борщ в кастрюлях аромат источает, пироги с румяной корочкой так и ждут, когда их разрежут на куски. Взвар вишневый в кувшинах рубином рдеет.

— Это вам, сыночки, за совесть вашу рабочую, — сказала принаряженная лебедчица Настасья. — Жинки вам от всего сердца наготовили.

Участок «Мазурка-12» по сравнению с другими забоями имел небольшой план — 110 тонн в сутки, но и тех никогда за последний год не давал. И собрания тут проводили, и рабочих стыдили, и грозили объявить всех отстающих шахтеров саботажниками — ничего не действовало. А требовались, как считал Изотов, грамотная политика, наведение порядка во всем хозяйстве, личный пример. Так что же, руководители шахты этого не понимали? Конечно же, понимали. Но на шахте много участков и служб, а кроме того, надо проследить, как перестраивается внутришахтный транспорт, системы вентиляции, как монтируются новые компрессоры для подачи в забои сжатого воздуха к перфораторам и отбойным молоткам. Короче, заедала текучка. Да и внимания передовым участкам, которые тянули всю шахту, давали «процент», уделялось больше. Здесь требовалось проявить инициативу снизу, чтобы шла она от самих рабочих. Однако шахтеры, хотя и сетовали на хроническое отставание, что-то дельное предложить не решались, а некоторые стали даже проситься на другие участки — иначе, мол, увольнение.

— Даю слово, что все горнорабочие через месяц возьмут свои заявления назад, — пообещал на заседании парткома Изотов. — Не хвалюсь. Расчеты мы с Сашком сделали обнадеживающие.

— С каким Сашком? — прищурился Стрижаченко.

— Со Степаненко, с кем же еще? — ответил Изотов. 20 мая 1933 года стало во всех отношениях особой датой в жизни не только Изотова и шахты № 1, но и всех горняков страны. Именно в этот день нарком тяжелой промышленности С. Орджоникидзе одобрил и поддержал предложение горловчан о Всесоюзном соревновании — конкурсе шахт. В приказе наркома говорилось, что Совнарком и ЦК ВКП(б) в постановлении о работе угольной промышленности Донбасса указали пути подъема Донбасса и всех угольных бассейнов Союза. Задача состоит в том, чтобы покончить с канцелярско-бюрократическими методами руководства, укрепить техническое руководство на участках — там, где добывается уголь, овладеть новой техникой — врубовкой, конвейером, компрессором, электровозом, механической откаткой. Лучшие шахты и участки, лучшие рабочие и инженеры по примеру горловского забойщика Изотова должны в дни конкурса передать свой опыт отстающим, с тем чтобы добиться общего подъема.

Не простым совпадением было и то, что 20 мая Никифор Алексеевич перешел на «Мазурку-12», вновь возглавив «изотовскую школу» на самом отстающем участке.

На первое собрание в нарядную пришли парторг и заведующий шахтой. До этого у Изотова состоялся обстоятельный разговор с главным инженером о наведении порядка на «Мазурке». Что-то пообещали сделать в плане общешахтной подготовки, что-то горняки взялись исправить сами, в свободное время. Заведующий шахтой объявил, что решение вытянуть «Мазурку» — важная задача всех коммунистов, всех специалистов шахты.

— Мы считаем так: пусть каждый рабочий назначит себя начальником участка, — поддержал Стрижаченко. — Именно назначит. Здесь приказы не нужны, а должно проявиться чувство хозяина. Социалистического хозяина, — поправил он. — До всего у нас должно быть дело.

От имени коллектива выступил Изотов, сказал о желании горняков вывести участок в передовые, о предложении комсомольцев провести субботник по «благоустройству» участка, ремонту рештаков и добавил:

— План в сто десять тонн мы считаем заниженным и докажем это.

За считанные дни на участке произошли заметные перемены. Уступы нарезали вдвое больше, чем раньше, подлатали рештаки, по которым скатывался нарубленный уголь, проверили основной шланг компрессора, отводы от него к каждому уступу, подкрепили, где надо, лаву. Мелочи как будто, но они вселяли веру в то, что слова не разойдутся с делом.

В одном из уступов Изотов показывал, как обращаться с отбойным молотком, советовал изучить строение пласта, искать в нем прослойки, «рубить с умом». Незаметно летело время: час, другой, третий.

— Дядя Никифор, — окликнул Изотова люковой, прилезший в уступ. — Почти двадцать тонн уже нарубил. Вот это да!

Изотов, довольный, передал молоток ученику, полез в другой уступ, к новичку Усикову.

— Что, Ваня, ладится?

— Не-е, тарахтит только, — уныло кивнул парень на молоток.

— Давай вместе…

Еще один уступ. Сидит парень на корточках, тычет пикой молотка в забой, а угля нет. Взял Изотов молоток, осмотрел, присвистнул:

— Эт-то ты, паря, молотом по воде бьешь. Давления же нет, разве не чуешь?

Осмотрел шланг, так и есть, прореха, через которую воздух уходил, не создавая нужного напора в молотке. Залатал, взял инструмент: так-так-так. Словно пулеметная очередь зазвучала в забое.

Наутро собрал всех забойщиков, провел дополнительный техинструктаж. Разобрал и собрал молоток.

— Что главное? В порядке его держать. Пришел — испытай, затем в забое смажь его. Масло в штуцер льешь, а его вот так держишь, — наклонил молоток, — для чего? А чтобы маслице в цилиндр прошло. Час отработал, опять смажь. Тогда не подведет.

Пять дней прошло, и вот 25 мая вышла «молния» — «Привет ударникам с «Мазурки», выполнившим суточный план на 114 процентов!» А 26 мая выдали на-гора 196 тонн. Пришел в нарядную парторг Стрижаченко, пожал всем руку, поздравил с победой: 175 процентов суточного задания, шутка ли! Поднял сжатую в кулак руку:

— Вам теперь любое задание по плечу.

С тех дней ни разу не сбилась «Мазурка» с заданного четкого ритма. Когда стали стабильно давать двести тонн в сутки, Изотов пришел в партком, напомнил о желании своих учеников взять ношу потяжелее.

— Одним словом, увеличивайте нам план, — весело сказал он. — Не подведем.

По просьбе Изотова техстанция шахты составила паспорт пласта «Мазурки». Эти паспорта оказались ценнейшим учебным пособием для молодых забойщиков. Здесь и схемы: вид лавы сверху, по вертикали, описаны геологические условия залегания пород, четко расписаны порядок вырубки, крепления. Осветили уступы, используя пневмоэлектрическую арматуру, — читать можно! В итоге до 30 тонн в смену стало нормой на участке, где раньше забойщики давали за «упряжку» лишь 7–8 тонн на молоток.

Донбасс распрямлял стальные плечи. В 1933 году только в Горловке действовали 1900 отбойных молотков, более двадцати врубовых машин, около сорока электровозов. Шахты оснащались новыми подъемниками, лебедками, скреперами, электросверлами для обуривания забоев. Коллектив шахты № 1, прочно удерживающий первенство в соревновании угольного района, выступил с инициативой: объявить технический поход имени XVII съезда партии, «Участники похода должны хорошо овладеть козой горнотехникой, — говорилось в обращении ко всем шахтерам, — неустанно повышать свои технические знания, вооружать передовым опытом изотовцев всех шахтеров. В этом сейчас главная задача. И мы должны, обязаны ее успешно решить».

В том, что весь Донбасс знал, по каким ступеням поднимался коллектив Первого рудника, была большая заслуга городской газеты «Кочегарка». Постоянно на нарядах присутствовали газетчики, спускались в забои.

Когда шахта хромала, то на ней был пост газеты. Сейчас она посвящала целые полосы опыту работы ударников. По предложению коммунистов-горняков шахту № 1 назвали имени «Кочегарки», а затем стали и в официальных документах называть просто «Кочегаркой».

Никифор Изотов, только отметивший свое 30-летие, проявил себя не только мастером, но еще и опытным организатором и педагогом. Встречи в молодежном общежитии, беседы по душам стали привычными в распорядке дня Изотова. И дома, опоздав к ужину, часто просил жену: «Не сердись, Надя. Ребята на глазах растут, сознательными бойцами становятся. К грамоте потянулись, учиться хотят. А ведь многие приехали в Горловку в лаптях, с сидором за плечами. Вот тебе новая жизнь, стучится во все окна. Мечтаю я сам инженером стать… А что, думаешь, не смогу?»

Нет, не ради красного словца сказал жене об инженерстве. Крепко сдружился Изотов с новым парторгом Стрижаченко, боевым, неунывающим человеком. Они часто встречались, говорили больше о делах, делились и нехитрыми житейскими новостями. Однажды Стрижаченко шутливо сказал, что хотя победителей и не судят, но таланты закапывать никому права не дано.

— Да я же свои таланты давно откопал.

— Ты пока только доказал, что если рабочий чувствует, считает себя хозяином на шахте, то он может чудеса делать, — ответил парторг. — Учиться, Никифор Алексеевич, надо, систему наук усвоить, чтобы уже командовать шахтой по-инженерному, с дальним прицелом.

— Хватит ученых и без меня, — беспечно махнул рукой Изотов. — На то молодые есть.

— А ты старый, что ли? Слышал о Промакадемии? Вот куда тебе надо. Будем со временем рекомендовать на учебу. Партии нужны грамотные специалисты в народном хозяйстве, свои, от пролетарской косточки.

— Ну если со временем… — отшутился Изотов.

Но желание учиться приходило все чаще, порой в пустячном споре с техником или инженером наталкивался на стенку непонимания, не мог объяснить своей идеи, хотя сердцем чуял — прав! Как, скажем, с забутовкой выработанного пространства.

— Ну чего мы породу на-гора выдаем? — наступал он на главного инженера. — От терриконов этих только гарь. Вагонетки зря загружаем.

— А знаете, сколько усилий потребует закладка породы? Вся система отработки шахтного поля будет нарушена. Предлагайте свою технологию, расчеты.

— А инженеры на что? — сердился Изотов.

— Проводить грамотную техническую политику, следить за порядком ведения горных работ и безопасностью людей, — загибая пальцы, монотонно перечислял главный инженер. — Ну и еще воз и маленькая тележка забот.

— А изменить порядок отработки поля? — спрашивал Изотов.

— Это потребует капитальных затрат, товарищ Изотов, — вздыхал главный инженер. — А у нас кое-где еще коняги в шахтах.

Да, были бы знания, сам бы все рассчитал и обосновал. Но приходил новый день, и повседневные заботы вытесняли мысль об учебе. Школа на «Мазурке», по сути, была эксплуатационным участком, а инструктор Изотов — его начальником. Впрочем, и после работы свободного времени у него мало оставалось. Стоит зайти в общежитие молодых горняков, как тут же сбегаются парни, завязывается беседа. И бывало, что прямо в красном уголке Алексеевич брал отбойный молоток и показывал свои приемы. Всегда предупреждал: «Учтите, я же левша». Но чаще разговоры вели о жизни прошлой и нынешней. Вот тут неожиданно обнаруживался у Изотова дар рассказчика. Когда вспоминал родную деревню Малую Драгунку, что прятала убогие хаты под камышом в зарослях по берегу тихой реки Кромы, ветряки на околице, то уносился в свое дореволюционное житье-бытье. А ребятам интересно: «Дядя Никифор, еще говори, дальше-то…»

— Жизнь была убогая. Отец домой редко приносил заработок, и жили мы впроголодь… Когда мне исполнилось семь лет, отец отвел меня в церковноприходскую школу… Писать было не на чем, и помню, украденный дома кусок хлеба я выменивал на бумагу. В школе меня считали большим сорванцом, но учился я неплохо, а поэтому и терпели. Славился я тем, что был очень дерзким задирой и никому из обидчиков не давал спуску…

Легко было спрашивать парням, живущим в светлом и теплом общежитии, где их кормят и обстирывают, показывают кино и уговаривают учиться: «Что было дальше?» А у него такое в жизни случалось, о чем век бы не знать. И до чего же дорога для него была Советская власть, его народная власть, вознесшая Изотова на орбиту всесоюзной известности. Никому не позволил бы, самому уважаемому человеку, самому большому другу, жене любимой Надюше, хоть полсловом, хоть намеком усомниться в правильности этой власти.

Сама жизнь готовила сюрпризы тем, кто не щадил себя, думая об общем деле. Изотов поставил на парткоме вопрос о премировании молодых забойщиков его участка.

— Поощрять надо, — убежденно доказывал он. — Не ждать, когда ребята взрослыми станут, а сейчас, по горячим следам. — Он облокотился локтями на стол, мечтательно произнес: — Вот бы ордена для шахтеров ввели…

Стрижаченко пожал плечами, спросил:

— Ордена? Есть советские ордена. Для всех категорий работников. Стоит ли горняков выделить?

— Стоит, — стоял на своем Изотов. — Сашко наш, ну, Степаненко… Талант! Прямо мастер угля. Что он, такого ордена не заслуживает? Предлагаю войти с ходатайством в правительство о награждении молодых. А что?

— И войдем, — отозвался подкупленный горячностью Р друга Стрижаченко. — Из горкома партии требовали фамилии наших передовиков из молодых. Грамоты, наверное, хотят вручить к юбилею комсомола. А мы им идею об орденах подбросим. Только — молчок пока. В честь 15-летия ВЛКСМ забойщик Александр Степаненко был награжден орденом Ленина.

Награда потрясла его, и Сашко тревожно говорил Изотову, что несправедливо это, ошибка где-то произошла. Конечно же, Изотова награждать надо, он-то — всего лишь ученик, подмастерье, можно сказать.

— Ладно, ладно, ты себя не макай в лужу, — недовольно поправил Изотов. — Что значит подмастерье? Мастер ты, понял, Сашко? Самый настоящий мастер. Значит, до Москвы о твоем ударном труде слух дошел. Зря не награждают, Оши-ибка! — протянул с усмешкой. — Знаешь, за такие слова что? Ты думай, думай… В твоем лице весь участок наградили. Меня тоже, выходит. Мышь тебе за пазуху.

Много позже узнал Сашко, что более всех хлопотал о награждении его наставник.

Вскоре самому Изотову приходилось, смущаясь, принимать поздравления. Соседнюю с шахтой улицу-новостройку назвали по решению горсовета его именем.

— Твои шуточки? — кинулся он было поначалу к Стрижаченко. — Может, поселок Изотовкой назовем?

— Всему свое время, — серьезно ответил парторг. — Пусть все знают, как высоко ставят в нашей стране рабочего человека. Гордись!..

Имя Изотова в короткий срок стало популярным не только в Донбассе. «Дни Изотовых», «пятидневки Изотовых» проходили на металлургических, химических, машиностроительных заводах, комбинатах легкой промышленности, на транспорте и стройках. «Изотовские смены» организовали на отстающих участках нефтяники. «Изотовские школы» стали действовать во всех отраслях народного хозяйства страны, В Горловке появился даже «изотовский магазин» для ударников,

А центральные газеты продолжали сообщать о новых трудовых победах зачинателей соревнования, личных рекордах Изотова. С шахты № 1 в адрес наркома С. Орджоникидзе и жюри Всесоюзного конкурса шахт ушла телеграмма: «Общешахтный слет ударников Краснознаменной шахты «Кочегарка» рапортует о новой победе. 5 декабря, готовясь к областному слету ударников, шахта дала рекордную в истории Донбасса добычу — 3020 тонн угля. Боремся за закрепление взятых темпов». От имени ударников эту телеграмму подписали заведующий шахтой и парторг, а также Изотов и его ученик Степаненко.

Перед этим рекордом 20 ноября 1933 года ночную смену в шесть утра встречали по новой традиции цветами: шахта № 1 впервые досрочно выполнила годовое задание. Успехи были громкие, а цифры на большом транспаранте у входа — красноречивее слов: среднесуточная добыча с декабря 1933 года выросла с 1404 тонн до 2529. «Оставшиеся до конца года один месяц и 11 дней работаем в подарок XVII съезду ВКП(б). Ударники, рабочие и ИТР ставят своей задачей достичь к 1 января среднесуточной добычи в 2900 тонн и полного выполнения качественных показателей. Героическое знамя бакинских нефтяников держим крепко», — говорилось в рапорте горняков Центральному Комитету ВКП(б). И здесь рядом с парторганизатором Стрижаченко стояла подпись лучшего мастера забоя Изотова.

Чтобы стали понятны такие ощутимые перемены, приведем заметку из многотиражки шахты «Механизированный забой»: «В 1924 году парторганизация шахты № 1 насчитывала 120 коммунистов. Ленинский призыв влил десятки лучших представителей рабочего класса в ряды партии. 292 члена и кандидата партии насчитывает сейчас наша партийная организация и 306 комсомольцев, которые под руководством парторганизации помогают ей в борьбе за план угледобычи, за выполнение решений партии».

Уместно вспомнить и об участке № 7, бывшей «изотовской школе». Предсказывали же недруги, что с уходом Изотова покатится вниз участок, только-де благодаря его геркулесовой силе приходят успехи. Неправда ведь, все знают, что неправда, иначе не стали бы новички ударниками. А слушок пополз по нарядным. Нашлись любители, подхватили.

Время идет, а темпы на седьмом не падают. Тут уж пришлось даже самым ярым противникам умолкнуть. 8 декабря 1933 года «Механизированный забой» напечатал рапорт горняков участка № 7:

«2 декабря в 6 часов утра рабочие и ИТР участка № 7 выдали на-гора последнюю вагонетку угля в счет задания 1933 года. Годовое задание 36 000 тонн выполнено на 28 дней раньше срока…»

Нет, не стыдно было Изотову за свой прежний коллектив.

Задача, которую партия ставила перед шахтерами Донбасса, была конкретна и ясна: дать в 1934 году 60 миллионов тонн угля — на 10 миллионов больше, чем в минувшем году. И коммунист Изотов жил заботами производственными и общественными, поскольку не только тоннами угля обозначались годы новой жизни. Горком партии стал штабом по благоустройству старой Горловки. Призыв снести все «шанхаи» и «собачевки», замостить улицы, осветить их и озеленить, поставить не только новые дома, но и построить стадион, разбить парки культуры и отдыха, организовать показательные рабочие столовые и общежития вызвал горячий отклик у шахтеров. «Подрядчиком» этих работ стала вся пролетарская Горловка. После смены шахтеры с женами и детьми выходили на стройплощадки, становились землекопами, каменщиками, штукатурами. Выходили с гармошкой, с кумачовыми транспарантами. Конечно же, начинали с жилья. Еще в 1924 году горловчане справили новоселья в 143 двухквартирных коттеджах — так называемая новорудничная колония стала как бы отправной точкой в развитии города. С годами поднялись двух- и трехэтажные дома. «Грязь отступает перед камнем» — эти слова, произнесенные на городском собрании, повторяли тогда всюду.

Всюду в том 1933 году по Донбассу проходили митинги, шахтеры и металлурги, машиностроители и коксохимики брали повышенные обязательства. Газеты печатали трудовые рапорты об одержанных победах, называли цифры приходящей в забои и цеха новой техники. На фоне этого трудового накала странным, для некоторых даже нелепым прозвучал призыв забойщика Федора Артюхова, давнишнего приятеля Изотова. Началось с того, что Федор выступил на партийном собрании и предложил внести в соцобязательства коллектива культурно-бытовой план развития поселка.

— Многое сделали, елкина мать, — сорвалось у него по привычке. — А дальше? Пусть и здесь накал не ослабевает. Строить дома, улицы мести, цветы высаживать, деревья. Не рывка1ми, а постоянно, — закончил он свою мысль. — Женсовет у нас застрельщиком. Давайте под энтузиазм материальную базу подведем. Сами по себе улицы чистыми не станут.

Предложение всем понравилось. Затем отчет о собрании напечатала «Кочегарка». Его подхватили на соседних шахтах, затем одобрили на активе в Сталино. Так и пошло: «артюховский план за чистоту».

— В историю попал, — пошутил Изотов. — Что там моя улица!

Как по мановению волшебной палочки менялся вид Советского проспекта — центральной улицы Горловки. Ударники и контролировали ход работ, и сами с лопатами и кирками показывали пример другим. Засыпали рвы и осушили лужи, проложили асфальтовое шоссе и тротуары. На всем протяжении Советского проспекта на четыре километра разбежались зеленые каменные вазоны с цветами. Так что пришлось в коммунхозе срочно вводить новую должность — поливалыцицы цветов. Новшество так всем понравилось, что решено было разбить цветники на каждой шахте. Находились, конечно, и скептики. «Ничего из этого не выйдет… Все равно цветы растопчут, деревья поломают, а общежития загрязнят… Шахтер не привык ко всякой цветочной роскоши и чистоте. Куда ему, чумазому! Много еще пройдет времени; для этого нужны десятилетия, а эти задумали сразу… Пустая затея!..» — приводил разговоры тех лет в своих восшжинаниях Н. Изотов.

Только за осень 1933 года горловчане высадили около миллиона деревьев и кустарников. Цветники появились в поселках, на улицах, в шахтных дворах. Тысячи кубометров камня легли на некогда кривые улочки, повисли над ними фонари электроосвещения. В посадке, где буйствовали раньше пьяные ватаги, вырос парк с летним театром, музыкальной раковиной, библиотекой, детскими комнатами, еще два парка поменьше появились в районе. О размахе благоустройства Горловки говорит такой пример: за 35 дней строители с помощью горняков и машиностроителей возвели самый крупный в Донбассе стадион на 9 тысяч зрителей, на котором и провели первую Всесоюзную спартакиаду угольщиков.

Никто не топтал цветы, не ломал деревья, напротив, все бережно охраняли посадки, скверы от непогоды, поливали клумбы. Все эти перемены откладывались в сознании ясной формулой: «Наш город!..»

Время смыло землянки, нарытые бедняками, попавшими некогда в жесткие руки угольных королей, интересовавшихся лишь добычей. Впрочем, одно такое жилье решили оставить в виде экспоната минувшего быта. Нашли давно брошенную землянку, починили, заполнили убогим скарбом, повесили на стенах нехитрые горняцкие принадлежности и при большом стечении народа, под музыку духового оркестра накрыли стеклянным колпаком, что по заказу горловчан сделали константиновские стеклодувы.

Тогда же родилась и еще одна инициатива: соревнование коллективов шахт и рабочих столовых. Одними из первых заключили личный договор забойщик Изотов и повар Кучер. Приведем необычный этот документ: «Мы, Изотов и Кучер, добившиеся больших побед, один — в борьбе за уголь, другой — за качество обедов, заключаем этот договор социалистического соревнования на такие показатели -

Я, Изотов, беру на себя обязательства:

Широко распространять опыт своей работы. Добиться образцовой организации труда, крепкой трудовой дисциплины, перевыполнения плана угледобычи своего участка № 12, горизонт 640, и всей шахты, организуя соцсоревнование и ударничество в борьбе за лучшие методы работы.

Я, Кучер, беру на себя такие обязательства:

Добиться еще более высокого качества, разнообразия пищи и образцового санитарного состояния столовой. Наладить обслуживание шахтеров питанием так, чтобы обед содействовал выполнению промфинплана шахты. Передать свой опыт ученикам-помощникам в моей столовой и поварам Донбасса».

В столовой отвели уголок для ударников, закрепили здесь за столами самых расторопных официанток. А для поднятия настроения шахтпрофком организовал во время обедов прослушивание музыкальных произведений.

— Теперь доказано, — сказал парторгу Стрижаченко Изотов, — что Шопена, Бетховена, Чайковского тоже можно мобилизовать на борьбу за выполнение планов.

И сама эта фраза красноречиво говорила о том, как вырос культурный уровень рабочего, занявшегося самообразованием. Дома жена Надежда не видела его без книжки. Мог часами сидеть за столом, делая выписки в тетрадь. Учиться хотелось все больше, книги открывали новые глубины знаний, и он прекрасно понимал, как важно систематическое, под наблюдением опытных преподавателей образование.

Один из эпизодов этого периода Изотов часто рассказывал. В Горловку приехала иностранная рабочая делегация — английские и немецкие горняки. Естественно, что они пожелали ближе познакомиться с «богатырем Изотовым». Надежда Николаевна постаралась накрыть стол получше. На прощание гости сказали:

— Товарищ Изотов, ты живешь как собственник шахты. Такой комфорт…

— Так у нас все хозяева, — поправил Изотов. — Ну собственники, по-вашему. Ладно, я работаю, заработки высокие. Заглянем к пенсионеру, моему другу Гавриле Семеновичу Денисенко. Без предупреждения, прямо сейчас, чтобы ничего не подумали…

Денисенко давно справил новоселье в новом доме, наслаждался покоем. В тот момент он рыхлил землю на цветочной клумбе и, увидев много людей, да еще в непривычных шляпах и беретах, вначале растерялся.

— Принимай гостей, Гаврила Семенович, — сказал Изотов. — Да показывай, как живешь.

Внимательно осмотрели шахтеры квартиру, участок, погладили по лбу телку, которой Денисенко от скуки обзавелся, развели руками:

— Да, не ожидали…

Затем зашли в гости к Федору Просолову, проходчику. У того — светлая просторная квартира в коттедже, свой огородик — куры бродят, корова в сарайчике.

— Вот такие у нас собственники! — весело гудел Изотов.

В конце 1933 года, заканчивая свои воспоминания «Моя жизнь. Моя работа», Изотов писал: «Есть у меня заветная мечта: я хочу стать высококвалифицированным, технически вооруженным большевистским горным инженером. И я добьюсь этого». Книгу он писал с помощью шахтера-литератора Григория Стеценко.

— Смотри, — предупредил автора Григорий, — это. не с трибуны говорить. Что написано пером, не вырубить топором. В книгу слова войдут. Серьезно подумал? Шутка ли — инженером!

— Так и закончим, — нетерпеливо сказал Изотов. — Стал же ты писателем, Гриша.

— Да это в шутку меня так называют, — заскромничал Стеценко.

— Чего там — в шутку, — не согласился Изотов. — А пролетарский наш писатель Горький какие университеты заканчивал? То-то же. Буду инженером.

Эту книгу выпустили в Харькове в 1934 году тиражом 50 тысяч экземпляров. Серия таких живых рассказов ударников выходила тогда по предложению С. Орджоникидзе. А перед этим нарком пригласил к себе Изотова. Они познакомились, долго говорили о методах руководства угольной промышленностью, нуждах Донбасса, и нарком, удивленный широтой мышления простого забойщика, посоветовал: «Учиться тебе надо, товарищ Никита». Так его уже многие называли.

После той встречи он снова стал думать об учении. А когда начал встречаться с ударниками, специалистами, государственными деятелями, глубже осознал, как недостает ему знаний — и технических, и вообще кругозора. Занялся самообразованием, немало книг прочитал из городской библиотеки, выписки делал. Знал об этой его мечте и парторганизатор Стрижаченко. Наверное, он и подсказал в горкоме партии, что надо бы Никите учиться. Во всяком случае, известно точно: Никита Алексеевич, отличавшийся во всем удивительной скромностью, никаких просьб по поводу учения не высказывал. Тем более — в академии.