Германская компартия сейчас

Германская компартия сейчас

В чем разногласия сейчас в германской партии? Товарищи спорят, надо было или не надо было отступать, или если надо было, то надо ли было отступать без борьбы?

Товарищи, разногласия большие. Всем нам, проделавшим 2–3 революции, они очень хорошо знакомы. Лучшая часть германских рабочих горит негодованием, что партия отступила без боя, потому что настроение было гораздо более боевое, чем в первой германской революции. Надо слышать рассказы германских товарищей о том, как рабочие владели улицей, как стотысячные толпы рабочих не расходились до утра, овладевали грузовиками, как поднимались десятки тысяч женщин, шли впереди, как в Рурском бассейне немецкие женщины поднимали худых детишек своих навстречу французским солдатам и как французские солдаты опускали винтовки и начиналось братание, как рабочие повернулись спиной к своим вождям соцдемократам и шли только за коммунистами. Из этих рассказов ясно, что там был громадный подъем партии.

После октябрьского совещания у германских товарищей создалось настроение, что завтра грянет бой, что завтра они пойдут или на победу, или на смерть. Поэтому внезапное отступление отозвалось большой депрессией и разочарованием. А тут, в связи со врем этим, саксонский тяжелый опыт.

Вы помните, товарищи, тот взгляд, которого держался Исполком Коминтерна на вступление коммунистов в саксонское правительство. Но, товарищи, как вышло на деле? На деле выщло, можно сказать, совсем наоборот. В правительство вошли три члена Центрального Комитета нашей партии — Бетхер, Геккер и Брандлер. Брандлер взял не министерство, а правительственную канцелярию. Мы все здесь потирали руки от удовольствия и говорили: нет хитрее Германской коммунистической партии — она взяла себе главную правительственную канцелярию. Брандлер вошел туда, и ему будет подчинена полиция и вообще весь аппарат. Но мы были глубоко разочарованы; тут не было никакой хитрости, а было чисто немецкое преклонение перед правительственной канцелярией, где, казалось, находятся таинства всех таинств, и туда послали самого выдающегося работника Центрального Комитета партии. Они пробыли в правительстве всего 11 дней, даже 9 дней, потому что последние два дня они были уже между правительством и тюрьмой. Конечно, за 11 дней немного можно сделать, и Исполком Коминтерна, разумеется, не упрекает их в том, почему они не достали 60 тысяч винтовок и пр. В борьбе всегда можно потерпеть поражение, особенно в революционной борьбе, и вместо 60 тыс. винтовок получить пулю в лоб. Но надо было вести себя так, как подобает себя вести революционерам. На самом же деле они чувствовали себя соучастниками обыкновенной коалиции из коммунистов и социал-демократов. Они говорили, что «мы стоим на почве конституции», а не как-нибудь, что «мы ответственны только перед ландтагом», а не как-нибудь. Туг сказались старые социал-демократические традиции. Бебель в свое время с успехом разоблачал реакционность правительства, которое попирало ногами свои же законы и свою же конституцию. Тогда это было революционной агитацией. Но если коммунисты берут бебельские ноты теперь, в 1923 году, когда генерал Миллер марширует со своими войсками против них, если они в такой момент говорят, что они стоят «на почве конституции», что они «ответственны только перед ландтагом», то из этого получается банальная парламентская комедия.

Этот опыт участия наших товарищей в саксонском правительстве раскрыл нам глаза на многие слабости Германской коммунистической партии, которые мы подозревали и раньше, но с особой наглядностью увидели теперь. Как только мы увидели ход этих событий, Исполком Коминтерна написал закрытое письмо Германской коммунистической партии с просьбой дать его для прочтения всем членам Центрального Комитета. Мы все были согласны с ним, как и т. Троцкий, который предлагал внести только некоторые редакционные поправки. В этом письме Исполком Коминтерна писал:

«Из вашей переоценки степени политической, технической подготовки с неизбежностью получилась также политическая ошибка. Мы здесь в Москве, как вам это хорошо известно, рассматривали вхождение коммунистов в саксонское правительство лишь как военно-стратегический маневр. Вы же превратили это вступление в политический блок с «левой» социал-демократией, связавшей руки вам. Мы представляли себе дело так, что вхождение в саксонское правительство явится завоеванием известного плацдарма для того, чтобы на нем начать разворачивать силы наших армий. Вы ухитрились превратить участие в саксонском министерстве в банальную парламентскую комбинацию с социал-демократами. В результате получилось наше политическое поражение. Хуже того: получилось нечто очень близкое к комедии. Поражение в бою мы перенести можем. Но когда революционная партия накануне восстания попадает прямо в смешное положение, это хуже, чем поражение. Партия совершенно не вела общегосударственной политики, которая могла и должна была бы явиться вступлением к решающему столкновению. Ни одного решительного революционного шага, ни одной даже сколько-нибудь яркой коммунистической речи, ни одного серьезного шага, чтобы двинуть дело вооружения Саксонии, ни одной практической меры для создания Советов в Саксонии! Вместо всего этого «жест» Бетхера, заявившего, что он не уйдет из здания министерства, пока не выведут его силой. Нет, товарищи, так революции не подготовляют».

Т. Радек вместо того, чтобы указать германской партии на эту ошибку, стал в своих печатных выступлениях поддерживать правое крыло этой партии, которое хочет увековечить эту оппортунистическую «саксонскую» политику. Конечно, тт., не надо преувеличивать этих ошибок. Германская компартия все же одна из лучших секций Коминтерна, могучая пролетарская партия, партия, насчитывающая несколько сот тысяч рабочих, партия, которая приведет к победе германский рабочий класс. Но и она имеет свои слабости, и в ней есть остатки II Интернационала. Да это и естественно: ведь мы родились из недр II Интернационала; III Интернационал не с неба свалился, и остатки II Интернационала есть в недрах всех партий. Да нечего греха таить, и в нашей партии мы нашли сейчас мелкобуржуазные уклоны, а это что такое, как не остаток II Интернационала? Такие остатки есть, безусловно, и в германской партии. Ошибки будут исправлены, но лишь в том случае, если ошибки будем называть ошибками, если не будем превращать в перл создания то, что является явной ошибкой.

Радек стал на защиту правого крыла партии и начал сочинять целую философию, чтобы оправдать его оппортунистическое поведение. В чем это выразилось? Была созвана конференция после неудачи. На ней прошла резолюция, гвоздем которой являлось следующее положение: «Фашизм победил ноябрьскую республику, не победивши, однако, рабочего класса». Мы, получивши этот текст, сказали, что это или литературный выкрутас, или оппортунизм. Оказалось — тои другое. Частенько это бывает.

В самом деле, почему это положение неверно? Прежде всего самое словоупотребление нам не нравится — «ноябрьская республика». Первая германская революция произошла в ноябре и называется ноябрьской. Конечно, в статье можно употребить это выражение, как мы, например, говорим: «июльская монархия». Но теперь, когда дело вдет о теоретическом анализе, чтобы выяснить основные перспективы себе и германским рабочим, мы должны избегать такого словоупотребления. В данном случае уместнее другое словоупотребление, которому учил нас Маркс. Что представляет из себя сейчас Германия? Это буржуазная демократическая республика. В начале ноябрьской республики она называла, себя «социалистической», но это был обман. Она — буржуазно-демократическая республика — это более правильно и ясно. Но дело, конечно, не в терминологии. Что значит — «фашизм победил ноябрьскую республику, не победивши, однако, рабочего класса…». Не выходит это…

Какие выводы из этого сделали? Социал-демократия, говорят нам, была побеждена фашизмом. Между тем именно это совершенно неверно. Если бы социал-демократия была побеждена в борьбе, мы должны были бы проводить совершенно иную тактику. Мы теперь предлагаем оборвать всякие переговоры с контрреволюционными верхами германской социал-демократии. Но если бы было верно положение, что фашизм победил германскую социал-демократию в борьбе, то отсюда вытекало бы, наоборот, наше сближение с германской социал-демократией. Маркс учил нас, что если мелкобуржуазные партии, в данном случае с.-д. партии, борются с реакцией, то мы должны поддержать эту борьбу. Но в том-то и дело, что вопрос стоит не так.

Т. Радек вопрошает, кто господствует сейчас в Германии? И, отвечая — генерал, делает вывод: стало быть, фашисты победили соцдемократию. Мы говорим: вовсе не «стало быть». Кто господствует? — Сект. А кто соучастник во власти? — Германские социал-демократы. Разве Эберт — президент, Зеверинг — министр внутренних дел Пруссии — не социал-демократы? Да, мало того. Не только верхушка соц. — дем. соучаствует во власти. Разве мы не знаем, что пара десятков тысяч, если не больше, рядовых немецких социал-демократов тоже участвуют во власти в роли бургомистров, начальников полиции и т. д.? Это тоже кусочек власти. Несомненно, это так. Социал-демократия и сейчас остается соучастником во власти. Вот в этом гвоздь! Пять лет, начиная с ноябрьской революции, в Германии правит блок социал-демократии и буржуазии. Внутри этого блока время от времени меняется соотношение сил. Даже буржуазная революция в Германии произошла вопреки воле социал-демократии. Потом германская с.-д.взяла власть и стала на тормозах спускать германскую революцию, постепенно сдавая власть буржуазии. Сейчас мы видим блок социал-демократии и буржуазии. Социал-демократия — это и теперь соправительствующая партия в Германии, т. Радек! Вот откуда вытекает наша тактика по отношению к социал-демократии. Дело в том, что сама социал-демократия стала фашистской. Товарищи, это явление замечается не только в Германии, но и во всем II Интернационале.

Посмотрите на Италию. Возьмите итальянскую партию Туратги. Туратти — оппортунист уже в течение 25 лет. Но можно ли было 10 лет тому назад сказать, что Туратги — социал-демократ фашистского типа? Нет, он был ревизионистом, издавал плохой журнал. А теперь это социал-демократ фашистского типа, его партия — крыло итальянского фашизма. Или возьмите Болгарию, более знакомую нам страну. Возьмите тамошних меньшевиков во главе с Сакызовым. Он 20 лет оппортунист. Но можно ли было сказать 10 лет тому назад про Сакызова, что это с.-д. фашистского типа? Плеханов ругал его за ревизионизм, за «критику» марксизма. А теперь? А теперь этот Сакызов входит в правительство фашиста Цанкова, режет коммунистов и т. д. То же самое вы видите во всех партиях II Интернационала. То же самое было в Германии. Теперь нужно сказать рабочим, что социал-демократия стала крылом фашизма, а не переворачивать все вверх ногами л говорить, что фашизм победил социал-демократию, но не победил рабочих.

Отсюда вытекают две тактики. Если с.-д. стали крылом фашистов, тогда — за горло их, тогда надо отказываться от сношения с их верхами, тогда мы смотрим на них как на людей, которые стоят по другую сторону баррикады. Новое в международном рабочем движении в чем заключается? В том, что социал-демократия становится крылом фашизма. Фашизм является теперь амальгамой черносотенства и социальной демагогии, прямой помещичьей реакции и щекотания инстинктов неимущих слоев населения. Мы это видим на примере Муссолини и других. Вот почему социал-демократии легко совокупиться с фашизмом. Это надо объяснить немецким рабочим.

Немецкая социал-демократия есть часть нынешнего правительствующего блока, несмотря на то что там у власти стоят сейчас генералы. По типу нынешняя германская республика не так уж отличается от любой буржуазной демократии, хотя бы французской. Зачем же брать терминологию, которую вам подсовывает буржуазная пресса, говорить о ноябрьской республике? Возьмите марксистский термин — буржуазная демократия. Тогда вы скажете рабочим то, что есть, то, что это в основном такая же буржуазная и такая же реакционная республика, как и во Франции.

Социал-демократия является крылом фашизма, а отсюда вытекает вся наша тактика, Т. Радек ищет расхождений внутри фашизма, которые есть и имеют известное значение. Но, преувеличивая их, Радек фальшивым образом ориентирует всю немецкую партию. Отсюда то, что он защищает ту вопиющую вещь, которая была в Саксонии, которая является проявлением оппортунизма, которая расценивается нами как банальная парламентская комедия. Он это защищает.

Вот в кратких чертах наши разногласия.

На фоне всех этих событий началась большая дифференциация в ЦК Германской компартии. В конечном счете оказалось, что германский ЦК в большинстве своем стал на ту же линию, как Исполком Коминтерна. Там получилось соотношение такое: два человека на правой — Брандлер и Тальгеймер; 15 человек в центре, мнения которого, в общем и целом, совпадают с нашей точкой зрения; только точка их зрения выражена слабо, менее ясно; затем левая, имеющая в ЦК 6–7 человек, которая больше обращает все взоры на прошлое, целиком критикует старую тактику, но в конце концов тоже становится в главном на нашу точку зрения. В данное время происходит совещание.

Перед Исполкомом Коминтерна встал вопрос о том, что мы посоветуем сейчас германской партии. Исполком взял курс на то, чтобы повернуть партию против правых уклонов, против того правого уклона, который не случайно представляет там также т. Радек, который у нас здесь иногда рядился в «левую» тогу. Исполком взял курс на сближение 15-ти из большинства с левыми для выработки совместной платформы. Т. Радек делал все возможное и невозможное для того, чтобы помешать Коминтерну провести это решение. Он прямо отказался подчиниться решению ЦК нашей партии, который дал определенные указания нашей делегации в Исполкоме. Мы спросили его: будешь проводить? Он сказал: нет, ибо я выбран Международным Конгрессом, а не вами (негодующие восклицания). Формально он прав: мы все выбраны Международным Конгрессом; но понятно, что мы должны там представлять нашу партию. Мы приняли решение, как вы, вероятно, знаете из газет, довести до сведения Исполкома Коминтерна, что он не представляет мнения нашей партии в этом вопросе. Товарищи Троцкий, Радек и Пятаков написали контртезисы, черновые, необработанные, с которыми они обратились через голову нашего ЦК к немецким товарищам, не послав их даже в наш ЦК. Т. Радек сделал все возможное, чтобы помешать Исполкому Коминтерна столковаться с большинством ЦК германской партии. Мы, другие члены Исполкома Коминтерна, сначала делали попытки соглашения, выбрали паритетную комиссию, чтобы там согласовать наши разногласия. Тт. Радек и Пятаков представили поправки оппортунистического типа, совершенно для нас неприемлемые. Мы были вынуждены их отвергнуть. Таким образом, мы делали все попытки к соглашению, а они делали все попытки к тому, чтобы фракционную борьбу перенести в Коминтерн. Вот как стоит вопрос.

Но все же я счастлив вам сказать, что вопреки всем этим помехам, несмотря на то что т. Троцкий и т. Радек раньше имели значительный авторитет среди немецких товарищей, удалось уже добиться совместной резолюции по всем политическим вопросам большинства германского ЦК с левой (аплодисменты).

Не дальше как сегодня закончила работу комиссия, которая важнейшую политическую резолюцию приняла единогласно. Еще на днях, в последний момент, когда выбиралась комиссия, т. Радек пытался разжечь фракционную борьбу между левыми и большинством ЦК. Он смеялся, что мы, Исполком Коминтерна, хотим устроить «свадьбу» между левой и большинством ЦК. Мы отвечали: что же плохого в том, что мы хотим устроить так называемую «свадьбу» между большинством ЦК и левой, т. е. Гамбургом и Берлином, где находятся лучшие революционные рабочие, без которых никакой революции в Германии сделать нельзя? Несмотря на слабости в прошлом, левые, в общем, сигнализировали оппортунистические опасности правильно. И сейчас они имеют лучшие связи с рабочим классом Германии, чем правые, из которых некоторые являются настоящими политическими банкротами. Плохо не то, что правые ошибались, а плохо то, что они не хотят понять своей ошибки, что мы видели и у нас во время нашей дискуссии.