ВИКТОР ПЕЛЕВИН О КАРЛОСЕ КАСТАНЕДЕ

ВИКТОР ПЕЛЕВИН О КАРЛОСЕ КАСТАНЕДЕ

Кастанеда официально не был запрещен в предперестроечном Советском Союзе…

Самый красивый трюк Кастанеды был основан на популярной вере в существование вымысла и реальности. Эта вера принимает за очевидный факт, что существует качественное различие между двумя видами книг. Если первая излагает удивительную историю, которая никогда не происходила с вымышленным персонажем, то вторая — удивительную историю, которая никогда не произойдет с вами…

Кастанеда эксплуатирует этот психический феномен, который, между прочим, он описал в своих книгах с непринужденностью и блеском, не доступной никакому другому современному пророку, по крайней мере из деловых кругов. Его работа воспринималась как документ, хотя позже его издатели скромно переместили ее в таинственную категорию "мистика". Но если западный массовый книжный рынок безоговорочно поместил дона Хуана среди явлений поп-культуры 1960-х и 1970-х годов, то в Советском Союзе он был тайным знанием для небольшой группы избранных даже десятилетие спустя. Если некоторые из западных читателей воспринимали термин "документальная литература" как маневр для увеличения продаж, то нам такой взгляд был полностью чужд.

Это уже была не просто документальная литература, это была контрреальная литература, где комбинация различных факторов создавала совокупный эффект такой силы, что некоторые читатели видели сны наяву еще час после того, как они читали об искусстве видеть грезы. А некоторые были в силах осуществить девиз дона Хуана: "знание — сила".

Было место в Москве, называемое Птичьим рынком. Однажды, когда мне едва перевалило за двадцать, я, проходя мимо длинного прилавка с растениями, увидел странный лысый кактус с табличкой Lophophora Williamsii. Название что-то напоминало. Я вспомнил, где я видел эти слова, — в предисловии к книге Кастанеды. Это было латинское название того одушевленного растения, которое дон Хуан обычно называл "мескалито". Мескалито был растением и духом одновременно.

Следующие несколько недель стали неразрешимой загадкой для кактусоводов Москвы. Казалось, крупный новый игрок ворвался в их небольшой мирок. Он действовал с неслыханным размахом и исчез бесследно после полного истощения московских запасов специфического кактуса, известного главным образом красивыми цветками и полным отсутствием шипов.

Некоторые особи пейота были тяжелыми, зрелыми и темными, другие — легкими, зелеными и малюсенькими. Одни росли из серого песка, иные были привиты к другому кактусу, образуя вместе с ним странного горбатого монстра. Я помню пол моей комнаты, превращенный сумерками и мощью моего энтузиазма в бесплодное пространство пустыни Сонора, где я так часто бывал с доном Хуаном и Карлосом во время их прогулок. Ходьба по пустыне требовала особой осторожности, поскольку ее поверхность была покрыта пластмассовыми цветочными горшками различных форм и расцветок, расставленных особым порядком, подобно армии, готовящейся к сражению. А как гласит история, если есть армия, готовая к битве, начало битвы — это лишь вопрос времени.

К сожалению, мескалито сказал мне "нет". Это растение требует очень много солнца и особую почву, чтобы произвести мескалин в количестве, достаточном для вызова его благородного духа. Несмотря на то что число съеденных мной бутонов вызвало бы у дона Хуана свист почтительного недоверия, результат был нулевым или очень близким к тому: род едва ощутимого искажения восприятия, которое было заметно лишь потому, что я страстно жаждал его и выискивал в себе его признаки. Я шел по лесу, смотрел на закат, не чувствуя ничего особенного, кроме скрипа песка на зубах. Однако мой мескалитовый трип имел один весьма неожиданный побочный эффект. Два дня спустя началась перестройка.

Что же заставляет меня возвращаться к Кастанеде? Я все знаю относительно той иронии, которой так привлекают его книги — во многих случаях она обоснованна. Моя собственная проблема с метафизической моделью Кастанеды много глубже, чем вся критика, которую я выслушал. Независимо от того, какие ошибки содержат его книги, они обладают очень редким качеством, определить которое трудно в собственных терминах Кастанеды. Они имеют душу.

Пустыня Сопора

Но все же я люблю его. Даже с синеватым ореолом. Он очень похож на тот горбатый монстр-кактус. Он не имеет голографического сертификата, что он подлинный Пейот, он не может приподнять над землей и, возможно, не имеет даже права называться кактусом. Но он дарит вам незначительный побочный эффект, который вдруг делает центр краем, а край — центром. Со всеми своими фокусами и провалами он сияет высоко над пестрой толпой многих "своим особенным голосом" на крутом маршруте от мрака до забвения. Независимо от того, какие ошибки содержат его книги, они обладают очень редким качеством, его трудно определить иначе, чем в собственных терминах Кастанеды: они имеют душу".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.