Второе пришествие Садальского

Второе пришествие Садальского

Таких людей, как Стас Садальский, в киношном мире нет совсем — или их очень мало. Впервые мы встретились в Ярославле на кинофестивале «Созвездие» — тогда Гильдией актеров кино руководил Женя Жариков, и потому фестивали проходили шумно, ярко — являли собой действительно настоящий праздник отечественного кино. Именно Жариков придумал проводить актерские фестивали в провинциальных российских городах. В этом была сермяжная правда: провинция редко видела артистов «вживую», а какая публика не любит пообщаться со звездами накоротке — на улицах своего города, в кинотеатрах после показа фильма, на специальных встречах в клубах и летних парковых площадках. Я побывала на многих фестивалях в Твери и Ярославле — самых любимых городах Жарикова, где актеров принимали с особенной любовью и комфортом благодаря заинтересованному участию в них местных руководителей-губернаторов. Жариков своим обаянием, своей популярностью мог совершенно непринужденно завоевать симпатии вечно занятых начальников — и те бросали свои государственной важности дела и кидались помогать артистам. После ухода Жарикова из гильдии — история была некрасивая и для него очень обидная, как всякий насильственный захват пусть и маленькой власти, — пришедший на смену Жигунов не смог даже мало-мальски следовать прежнему курсу — и кинофестивали сошли на нет. Не смог гардемарин организовать дело, и сейчас я даже не знаю, жива ли Гильдия актеров российского кино вообще, что-то о ней давно ничего не слышно…

Но именно актерским фестивалям я обязана знакомством с Садальским. Я приехала в Ярославль с опозданием дня на два — мы с актрисой Любовью Соколовой тряслись в автобусе, специально предназначенном для опоздавших. Тетя Люба успела рассказать мне свою жизнь — безумно интересную и сложную, я потом напишу об этом в «Собеседнике», и эта газета окажется первой, кто напечатал непростую историю взаимоотношений актрисы Соколовой и режиссера Данелия. Приехали уставшие, тетя Люба стразу пошла отдыхать. Администратор гостиницы, в которой мы поселились, протянул мне ключи от комнаты и предупредил:

— Вас просил зайти Стас Садальский — он остановился в таком-то номере. Увидел вас в журналистских списках и попросил вам передать приглашение.

Я удивилась и, не заходя к себе в номер, постучала к Стасу. Он открыл мне дверь — лучезарный большой человек в белоснежных шортах и с полотенцем на шее. Я на всякий случай представилась и назвала свою фамилию. Стас благодушно улыбнулся:

— Да я тебя знаю!

— Откуда, интересно? — поинтересовалась я, — в кино я вроде не снимаюсь и в киношных тусовках не участвую.

— А мне про тебя Джуна рассказывала, — не церемонясь, ответил Стас, — и фотографии твои я видел, когда ты была у нее в гостях.

А дальше мы уже сидели на балконе у него в номере — напротив играл золотом куполов ярославский Кремль, — и пили коньяк. Причем еще до первого глотка я поняла, что Стас — совсем не тот человек, к образу которого мы привыкли на экране, этакий придурок и балагур. Он оказался человеком очень глубоким, философски хорошо образованным, тонко чувствующим и переживающим и, главное, готовым в любимую минуту прийти на помощь тому, кто в ней нуждается — иногда даже совсем малознакомому человеку. Мы проговорили с ним очень долго, потом практически не расставались еще три дня — он отрывался от моей компании только на какие-то фестивальные мероприятия. Его суждения об увиденных фильмах были точны и остроумны, его пародии на друзей-артистов похожи и дружелюбны, и вообще, с ним всегда весело и комфортно. Конечно, он мог бы сыграть в кино не только упырей, по его собственному выражению, но оказался заложником образа Кости Сапрыкина — знаменитого Кирпича из фильма «Место встречи изменить нельзя». Он мог бы сыграть Рогожина в «Идиоте», Стиву Облонского в «Анне Карениной», из него получился бы шикарный Обломов или граф Нулин, не говоря уже о целой веренице современных героев типа Афони. Но история, как известно, не имеет сослагательного наклонения, а артисты не любят говорить о несыгранных ролях, и Стас ужасно рассердился бы на все эти мои перечисления…

В 90-е годы кино почти совсем не снималось, и у Стаса, как и у большинства других актеров, ролей не было вообще. Но он, склонный к писательству, не растерялся и пошел покорять вторую древнейшую профессию. Где-то пересеклись пути Садальского и Куприянова — редактора «Экспресс-газеты», и Стас начал вести свою собственную рубрику в скандальном тогда первом российском таблоиде.

А там настал момент, когда мне стало безумно скучно в еженедельнике «Собеседник». Я написала заявление об уходе, его безмолвно подписал редактор — нет, чтобы начал уговаривать остаться, как же мы любим чувствовать себя незаменимыми! Но редактор подписал заявление, я грустно вышла на Новослободскую, совершенно не понимая, куда идти дальше — и в прямом, и в переносном смысле. На дворе стоял промозглый январь, в городе было серо, грустно и отвратительно — равно как и на душе. Чудо явилось передо мной в образе Стаса Садальского — в расстегнутой дубленке и без шапки на голове. Стас обрадовался встрече, начал теребить меня, спрашивать, как дела — я мямлила что-то невразумительное. Тогда он предложил:

— Слушай, мы же недавно всей редакцией переехали на Вадковский — это здесь рядом. Пойдем, мне выделили отдельный кабинет — хочу похвастаться.

Кто не знает, отдельных кабинетов в редакции удостаивались только большие начальники и особо выдающие сотрудники, коим, я нисколько не сомневаюсь, являлся Стас Садальский. Настроение было жуткое, любоваться кабинетом совершенно не хотелось, но отказать Стасу я никак не могла. И побрела за ним, понурив голову, а он что-то рассказывал, размахивая руками, и со стороны мы были похожи на веселого и грустного клоунов, сошедшихся на одной арене в безумном скетче.

В кабинете — и вправду роскошном — я отогрелась. Стас налил коньяк, сообщив при этом, что ему знакомые грузины рассказали о совершенно потрясающем рецепте, от которого назавтра не болит голова: надо коньяк разводить пополам с лимонным соком — и получится настоящий напиток богов. Мы сидели и болтали, и вдруг Стас без предупреждения схватил телефонную трубку и набрал короткий номер:

— Александр Иванович, — весело заорал он, а я похолодела, — у меня вот тут гостья сидит, очень хочет с вами поздороваться. Да-да, мы сейчас зайдем.

Я стала махать руками и кричать, что не хочу здороваться, и вообще уже выпила напитка богов и у меня заплетается язык. Но Стас не слушал:

— Неудобно получится — я же ему сказал, что мы сейчас зайдем. Не могу обманывать своего главного редактора.

Он схватил меня за руку и поволок по коридору, а когда мы вошли в кабинет, Садальский сразу без предисловий брякнул:

— Вот, Александр Иванович, она очень хочет у нас работать.

И дальше в течение минут пяти страстно, по-актерски, рассказывал о моих талантах. Я сама рот открыла — таким впечатляющим был этот монолог. Александр Иванович разве что не прослезился — и тут же предложил мне работать в «Экспресс-газете». А дальше мы пили напиток богов (С КЕМ?), вспоминали «детство золотое» на Найтбридж в Лондоне, где мы вместе провели незабываемую ночь!

Вот так я оказалась в «Экспресс-газете», и с Садальским мы общались уже каждый день. После серьезной журналистики работать в желтой прессе оказалось гораздо проще, чем я думала. Стас таскал нас на премьеры в Дом кино и по милым ресторанчикам, которые повсеместно открывались в Москве, но его любимым местом «отдыха» оставался «ларик» — ларек с алкогольной продукцией недалеко от Вадковского, где мы пили пиво, заедая солеными орешками, и покатывались со смеху от рассказов Стаса. Хорошая была жизнь, веселая. А потом на моем горизонте появились Жилин и Костылин.

Стас как умел дружить, так умел и обижаться, разругиваясь с бывшими друзьями в доску и «навсегда». Он обиделся, что я не позвала его в «Успех» — тогда как раз его отношения с главным редактором несколько обострились. Обиделся насмерть, и слышать мое имя не хотел в течение почти двух лет. Но я набралась терпения, переждала все его ураганы с бросанием телефонной трубки и криками «не хочу даже твой голос слышать!» И только когда мы отмечали два года «Успеху» и решили устроить «пир во время чумы», я пригласила Стаса на вечеринку. Он долго ломался, прикрывался занятостью, обзывал меня дурой и предательницей, по-актерски выдерживал паузы в телефонных разговорах. До самой вечеринки я так и не знала, будет у нас в гостях Стас или нет. И когда увидела его в сумерках декабрьского вечера под ручку с Тиной Канделаки входящего в ресторанчик, где наша «свадьба» уже вовсю пела и плясала, я заплакала. Он, конечно, пришел с намерением сказать мне какую-нибудь очередную гадость типа «О, как ты растолстела!», или еще хуже «Ну что твой „Успех“ — провалился, наконец?» Причем эта гадость должна быть произнесена громко — во всеуслышание, да еще с театральными жестами. Я думаю, он даже репетировал свой монолог перед зеркалом. Но, увидев мои слезы, позабыл свои коварные планы, бросил красавицу Тину Канделаки и принялся меня утешать, неловко поглаживая по голове.

Стас тогда увлекся другим средством массовой информации — радио. Вел свое «дебил-шоу» на «Серебряном дожде», выступал в отдельных передачах еще на каких-то каналах. Там-то он случайно подцепил говорливую Тину, смекнул, что женщина-партнер ему вовсе не повредит, и с энергией, только одному ему свойственной, принялся обучать тогда никому не известную грузинскую девушку азам ораторского искусства. Зерна упали на благодатную почву — Тина в болтовне даже превзошла своего учителя. Но Стас, кроме всего прочего, вывел ее в люди — таскал по светским и киношным тусовкам (там он всегда — желанный гость), знакомил с нужными людьми, и даже с будущим мужем Тину тоже познакомил Стас. Став супер-звездой на телевидении, Тина не забывает, кто дал ей такую мощную путевку в жизнь, — всегда забегает поздравить Стаса с днем рождения и при всяком удобном случае вспоминает его добрым словом, раздавая направо-налево многочисленные интервью.

Так мы со Стасом снова начали дружить. Вскоре он охладел и к своим радийным «дебил-шоу», у него началась новая эра — театральная. Стас никогда до этого не играл на сцене. Был у него короткий опыт службы в театре «Современник», но там его почему-то не полюбила главный режиссер Галина Волчек. По словам актера, Галина Борисовна любила повторять «Кто-то должен играть бифштексик, а кто-то — гарнирчик» Стасу почему-то всегда доставался «гарнирчик», он обижался, тем более что зритель после его громких киноролей стал узнавать его и долго аплодировать, когда он только появлялся на сцене.

В общем, Стас со скандалом ушел из театра и больше туда не возвращался. Пока, уже в начале нового века, не возродилась на российской сцене антреприза, и вместе с ней — комедия, а в этом жанре Садальский вообще царь и бог. Он стал надолго пропадать из Москвы, мотаясь со спектаклями по всей стране, но зато его голос по телефону был абсолютно счастливым. Однажды на три дня я оказалась в Екатеринбурге, на своей родине. Была дикая холодная зима, когда даже нос на улицу не высунешь — сразу отмерзнет. Но я его все-таки высунула и увидела афишу — спектакль с участием Стаса и Ларисы Удовиченко. Мне захотелось сделать сюрприз любимому другу, я купила билет и пришла в театр. Несмотря на мороз, зрителей собралось столько, что они буквально гроздьями висели на балконе и амфитеатре. Пьеска, прямо скажем, была так себе, но как там блистали Садальский и Удовиченко! Я сама, обычно сдержанный человек, подпрыгивала на сиденье, хлопала до одури в ладоши и орала «Бис». Садальский обалдел, когда увидел меня за кулисами. Даже спросил: «А в каком мы городе?» Шутка. Он прекрасно знал, где он находится, потому что в каждом городе он вставлял в текст какую-то фразу про местную жизнь — и зал вообще умирал от восторга.

Мне много раз хотелось сделать со Стасом интервью. Он важно выпучивал глаза: «Ты че, не знаешь разве, что я даю интервью только за деньги?» Пока мы с ним вот так прикалывались — Лариса Кислинская опубликовала в «Совершенно секретно» прекрасное с ним интервью. Я на него налетела с претензиями, но он отмахнулся: «Лариска что-то за мной все время записывала, а потом опубликовала без моего разрешения. Я на нее еще в суд подам!» Потом на какой-то тусовке, организованной Стасом, я спросила ее об этом интервью. Конечно, оно было написано и опубликовано по обоюдному согласию.

Но в год 55-летия Стаса я уже вцепилась в него мертвой хваткой. «Ну ладно, — милостливо согласился он, — только сделай это не в форме ответов-вопросов, а в виде моих монологов». Материал ему понравился. Он даже заказал нашему фотографу фотосессию, один кадр из которой мы использовали на обложке. Ну, а заголовок я придумала тоже с подковыркой «Стас Садальский никогда не врет!»

Про Стаса я могу рассказывать бесконечно долго. Но одну историю не вспомнить не могу. Стас любит устраивать вечеринки без всякого повода. Позвонит всем своим бывшим коллегам-журналистам, и мы, кинув все дела, сломя голову мчимся в любимые им грузинские рестораны на Остоженке. Вот так однажды мы сидели очень хорошо и долго в «Багратиони», где щедрые грузины дали актеру нереальную пятидесятипроцентную скидку за то, что он, их любимец, попросил грузинского гражданства как раз в тот момент, когда Россия от Грузии отвернулась. Стас пил коньяк, пил как-то особенно много, с аппетитом. И вдруг около девяти вечера вспомнил:

— О! У меня еще сегодня съемка на телевидении!

Мы ахнули. Оказалось, что Садальского пригласили в передачу «Рожденные в СССР» на НТВ плюс.

— Стасик, — завопила я, — это же прямой эфир! Он начинается в ровно в 12 ночи, а уже 9! Ты не успеешь привести себя в порядок!

— Спокойно, женщина, — поморщился совершенно пьяный Стас. — Я сейчас заеду домой, приму душ и буду, как огурец.

Это была катастрофа! Мы начали выяснять, можно ли отменить эфир, как дозвониться Глазунову — ведущему программы, и вообще — суетиться. Стас смотрел на нас свысока:

— Никогда еще Стас Садальский не отменял съемки! Слышите — никогда!

Кое-как засунули его в мою машину, я довезла его домой, велела немедленно лезть под душ и выпить несладкий крепкий чай.

…С ужасом села в полночь перед телевизором. И ужас случился. Стас буквально не вязал лыко и отвечал на вопросы бедного ведущего совершенно невпопад. А передачу эту смотрят в том числе и наши бывшие граждане, проживающие в США, Израиле и разных других странах. Они в основном и звонили в прямой эфир. И вот какая-то Ляля из Бостона дозвонилась и резко спросила ведущего:

— Вы что, не видите, что ваш гость совершено пьяный?

Глазунов, как зайчик-попугайчик, покорно повторил вопрос Стасу:

— Стас, правда, что вы сейчас пьяны?

И вот что такое настоящий артист! Пьяный-непьяный Садальский вдруг поднял на ведущего полные трагизма глаза и произнес:

— Да, я сегодня выпил. Выпил, потому что мы сегодня поминали великую артистку Наталию Гундареву, которой не стало девять дней назад. — И дальше удивительный монолог об ушедшей так рано актрисе, с которой Стас снимался в фильме «О бедном гусаре замолвите слово». Ляля из Бостона была повержена!

Кстати, Стас заставил и меня позвонить — боялся, что звонков не будет. Я задала какой-то дежурный вопрос, на что Стас возопил:

— А, эта та самая моя подруга — талантливая журналистка, которая продалась одной желтой газете за большие деньги!

Господи, зачем я позвонила!

Мой любимый Стас Садальский. Если бы ты знал, каким украшением моей жизни являешься! Несмотря на то, что все время ругал меня за то что «продалась желтой прессе и загубила свой талант». И ты ведь не раз предупреждал меня, что за всякую продажу бывает расплата…