Морское сражение

Морское сражение

Впереди левее меня в сумрачном северном небе мчится «двойка». Ее ведет на боевое задание «зам. по дыму и огню». Так в шутку зовем мы заместителя командира полка по воздушному бою гвардии майора Сухомлина. Считанные минуты прошли с той поры, как над аэродромом взвились две красные ракеты. В кабины, застегивая на ходу лямки парашюта, взобрались мои товарищи-гвардейцы, техники выбили колодки из-под колес машин. И вот тридцать истребителей, построившись в воздухе, легли на заданный курс.

Внизу проплывает примелькавшийся, однообразный пейзаж: невысокие сопки, покрытые низкорослым, чахлым лесом, топкие болота, многочисленные озера. Сейчас они скованы ледяным панцирем и заметены снегом… Всюду в беспорядке разбросаны огромные гранитные валуны…

Конец апреля, а пока нет никаких признаков прихода весны. Мороз, частые метели и обильные снегопады. Все кругом бело — снега на горизонте сливаются с белесым небом. Только кое-где северный колючий ветер сдул снег с хребтов и острых гребней, и они чернеют на белом фоне. Земля кажется полосатой.

Но вот кончилась суша. Мы над морем — суровым, неласковым Баренцевым морем. Нагнав бомбардировщиков, шедших плотным строем на задание, пристроились к ним и заняли свои места в боевом порядке.

Мы поддерживаем друг с другом только визуальную связь. Сухомлин строго-настрого приказал не пользоваться радио. Летчики и сами прекрасно понимают, что каждое лишнее слово в эфире дает врагу возможность заранее узнать о нашем приближении и подготовиться к встрече.

Земля уходит все дальше и дальше. Даже чайки давно повернули обратно.

Некоторое время идем вслепую в густых облаках. Потом выныриваем из них и замечаем вражеский караван. Транспорты и боевые корабли кажутся с высоты игрушечными.

Морской путь — единственная жизненная артерия, питающая северные участки фронта гитлеровцев. Судьба и участь их во многом зависят от перевозок военных материалов и припасов по этой водной дороге. Поэтому фашистское командование старательно охраняет свои караваны. И сейчас над вытянувшимися в цепочку судами, идущими к берегам Норвегии, барражируют самолеты конвоя.

Схватка с ними, видимо, будет жаркой. Нельзя терять ни секунды. Внезапность нападения — три четверти успеха в воздушном бою.

Как всегда перед боем, летчики сосредоточенны. Казалось, их чувства в эти минуты слились в одно, до предела обостренное внимание. Они ждали команды.

И вот в наушниках шлемофона (теперь уже не имело смысла хранить молчание в эфире) раздался приглушенный голос майора Сухомлина:

— Иду в атаку. Следуйте за мной!

Одномоторный советский истребитель с цифрой «2» на фюзеляже ринулся в лобовую атаку на двухмоторный «Мессершмитт-110». Сухомлин первым открыл огонь. Фашистский летчик дал ответный. Трасса пуль прошла выше «двойки».

Дав полный газ, я устремился за Сухомлиным, чтобы прикрыть его сзади. А он, сделав «горку», молниеносно ринулся на врага. Несколько пулеметных очередей, и «мессер», объятый пламенем, упал вниз и скрылся в волнах.

В небе завязалось несколько скоротечных схваток. И через некоторое время еще четыре самолета гитлеровцев пошли на дно моря.

Пока истребители дрались с самолетами конвоя, краснозвездные бомбардировщики, пикируя один за другим, сбрасывали бомбы на корабли.

Закипела вода вокруг каравана. На палубах вспыхнули пожары. И вот уже один из транспортов, задрав корму, стал медленно погружаться в морскую пучину. Вскоре еще два корабля скрылись в волнах Баренцева моря. Отбомбившись, самолеты ушли на восток; их сменили торпедные катера, которые с ходу понеслись в атаку на фашистский караван.

— Порядок! — слышен в эфире голос Сухомлина, заглушаемый разрывами снарядов.

Теперь нужно, пустив в ход фотокинопулеметы, зафиксировать ход сражения, как у нас говорят, «зарисовать».

Чтобы обмануть бдительность «мессеров», надо пойти на хитрость. По приказу командира мы уходим в облака. Затем выходим из них с противоположной стороны каравана и на бреющем полете проносимся над фашистскими кораблями с включенными аппаратами…

…Задание выполнено. Можно возвращаться домой. Но Сухомлии, а вслед за ним и остальные заметили, что наш катер, потеряв ход, дрейфует. Разве летчики могут бросить моряков в трудную для них минуту, нарушить закаленное в боях братство советских воинов?

— Прикроем. Поможем вернуться на базу, — радировал нам Сухомлин.

Вокруг отставшего катера забили белые фонтаны. Это начал пристреливаться находившийся в хвосте каравана гитлеровский эсминец. Он замедлил ход и, повидимому, решил потопить дрейфующий катер.

— Штурмуем эсминец. Все за мной! — приказал Сухомлин. Форсировав до отказа моторы и открыв из пушек ураганный огонь, мы пикируем на вражеский корабль, вынудив его маневрировать и прекратить стрельбу. Вскоре на палубе эсминца вспыхнул пожар, и он, прибавив ход, стал догонять своих.

Советский торпедный катер был спасен. К нему на помощь уже спешило вспомогательное судно, чтобы взять его на буксир.

Горючее у нас на исходе. Мы летели над тундрой, когда встретили группу истребителей капитана Петренко, шедшую нам на смену. Мы приветствовали друг друга легким покачиванием крыльев. Друзья, как мы потом узнали, догнали фашистский караван и вместе с подоспевшими бомбардировщиками нанесли по нему еще один сокрушительный удар. Транспорты фашистов так и не дошли до берегов Северной Норвегии.

Новый заместитель командира по воздушному бою Сухомлин прибыл в полк незадолго до этого памятного боя.

Нигде люди так быстро не сходятся, как на войне, особенно в авиационных частях. И это вполне понятно. Человеку хочется знать, кто рядом с ним, как говорится, крыло в крыло летит на задание, из которого, может быть, не вернешься, на кого можно положиться в минуту смертельной опасности, кто выручит тебя из беды. У летчиков, как правило, нет секретов друг от друга. Жизненный путь, характер, привязанности, привычки каждого из нас становятся известными всем друзьям-однополчанам. Так было и на этот раз. Очень скоро мы многое узнали о Сухомлине.

Военный летчик Иван Моисеевич Сухомлин перед войной был известен в авиационных кругах: установил несколько мировых рекордов. О нем писали в газетах и журналах.

Воевать начал в Севастополе. На «летающей» лодке бомбил военные объекты, расположенные на территории, оккупированной гитлеровцами. Приходилось ему штурмовать колонны танков на дорогах Крыма, громить штабы, склады и наносить бомбовые удары по передовым позициям фашистских войск. Сухомлин доставлял боеприпасы в осажденный Севастополь и вывозил оттуда раненых в Геленджик.

Потом Ивана Моисеевича Сухомлина как опытного летчика-испытателя откомандировали на Урал, куда эвакуировался большой авиационный завод. Но Сухомлин стремился на фронт, туда, где всего труднее, — на Север. Не один рапорт подал он с просьбой послать его в действующую армию и добился своего. Так черноморец стал североморцем.

Если на юге Сухомлин воевал на тяжелом четырехмоторном гидросамолете, то на севере он пересел на одномоторный скоростной истребитель.

Быстро освоить новую боевую технику помог ему опыт испытателя.

Командир дивизии генерал Н. Т. Петрухин, знавший Сухомлина по довоенной совместной службе, спросил его:

— Как нравится машина?

— Хороша! — восторженно оценил Сухомлин. — Очень даже хороша! Быстрая, верткая, крепкая.

— А к климату северному привыкаете?

Улыбаясь, Сухомлин ответил шуткой:

— Север — прекрасная планета. Двенадцать месяцев зима, остальное — лето! — И после короткой паузы, уже серьезно добавил: — Где бы ни воевать — лишь бы бить проклятого врага…

После нескольких боевых вылетов в части сложилось единодушное мнение о новом заместителе командира полка:

— Талантливый летчик, заботливый командир, прекрасный товарищ!

Сухомлин прибыл к нам, в гвардейский Краснознаменный истребительный авиационный полк имени дважды Героя Советского Союза Бориса Феоктистовича Сафонова, когда этого прославленного североморского аса уже не было среди нас. Но он незримо присутствовал в нашем строю. Летчики часто вспоминали о своем командире. Сухомлин внимательно прислушивался к их рассказам, ему казалось порой, что он слышит голос самого Сафонова:

— У нас в эскадрилье не должно быть ни одного летчика, не имеющего на счету сбитых фашистских самолетов. Но враг добровольно не подставляет себя под пули: его надо уметь сбить.

И летчики свято соблюдали сафоновские традиции. Однажды Сухомлин и его ведомый Евгений Мезюков встретились с шестнадцатью самолетами противника. Двое смельчаков приняли неравный бой и сбили три «мессера». На изрешеченных машинах оба благополучно вернулись на свою базу.

— Вы дрались, как настоящие сафоновцы! — услышал тогда Сухомлин высокую оценку товарищей, и не было для него ничего дороже этих слов…

До конца войны гвардии подполковник Сухомлин служил в сафоновском полку. Однажды Иван Моисеевич признался:

— Служить мне, как медному котелку… Говорят, есть у меня военная косточка. Не знаю, так ли. это, а вот летная прощупывается… И стала она расти с первого воздушного боя. Давненько это было…