Г. Сивоволов1 Михаил Шолохов. Страницы биографии

Г. Сивоволов¹ Михаил Шолохов. Страницы биографии

Главы из книги

Становление Советской власти на верхнем Дону

Поражение Добровольческой армии Деникина под Орлом и Курском осенью 1919 года и декабрьское отступление белоказаков на Кубань и Новороссийск означало завершение кровопролитной и бессмысленной гражданской войны на Верхнем Дону. Следом за отступавшими войсками Донской армии, многоверстными обозами беженцев и казаков-отступленцев, преследуя их и навязывая им скоротечные бои, шли конные полки и дивизии Красной Армии.

В тревожном ожидании затаились верхнедонцы: всех волновал один вопрос: какие меры примет советская власть и военные к казакам после их активного участия в восстании?

Чего же боялись верхнедонцы?

Большинство казаков не знало и не предполагало, какие суровые испытания ждут их после принятия решений высшими партийными органами в Москве и Ростове.

Еще до начала Вешенского восстания и после того, когда казаки «взбунтовались» и красновский фронт в считаные недели развалился, верхнедонцы, приняв условия командования красных (если они откроют фронт, у них не будет изъято оружие, к ним не будут применены репрессии за то, что верно служили у белых, им будет предоставлена возможность вступить в Красную Армию и содействовать активной борьбе с Деникиным и Красновым), прекратили войну с советской властью и, признав ее (следовательно, выказав готовность ее защищать), в большинстве своем добровольно снялись с позиций и при оружии разошлись по своим хуторам и станицам.

А в это время, 24 января 1919 года, Оргбюро ЦК РКП(б) за подписью Я.М. Свердлова приняло Директиву об отношении к казачеству, которая предусматривала широкое применение репрессий к кулакам, богатым казакам, офицерам и ко всем тем, кто с оружием в руках боролся против советской власти; казаков предписывалось разоружать, конфисковывать у них хлеб, в землепользовании уравнять с иногородними; с целью раскола монолитности казаков содействовать переселению бедноты из центральных районов России на Дон. Директива предписывала: всем комиссарам проявить максимальную неуклонность и твердость в борьбе с верхами казачества путем поголовного их истребления. Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции. Русский пролетариат не имеет права проявить на Дону великодушие².

Исполнение Директивы поручалось Реввоенсовету Южного фронта и Донбюро РКП(б) во главе с ее председателем С.И. Сырцовым³.

Для проведения быстрых и решительных мер по подрыву устоев казачества, а затем и ликвидации его Реввоенсовет приказом № 171 от 5 февраля стал учреждать Военно-революционные комитеты с наделением их чрезвычайными полномочиями. В соответствии с этим приказом в войсках при каждом полку были созданы не входящие в состав полка, временные военно-полевые трибуналы, которые являлись одновременно и органами суда, и органами расправы. Трибунал состоял из председателя, для формальности – двух членов трибунала и одного представителя от полковой партийной ячейки. Согласно приказу, приговор военно-полевого трибунала обжалованию не подлежал⁴. Исполнялся приговор немедленно: «Именем революции – пли!»

Открыв фронт красным, верхнедонцы дали возможность полкам Инзенской Революционной дивизии беспрепятственно занять окружную станицу Вешенскую, а затем, продвигаясь на юг к Северскому Донцу, без единого выстрела занимать хутора и станицы правобережья Дона.

9 февраля штаб дивизии прибыл в Вешенскую. На второй день был отдан приказ о сдаче казаками под страхом смерти холодного и огнестрельного оружия; на богатые и зажиточные семьи казаков стали налагать контрибуцию, тяжелые повинности по наряду подвод, проводить реквизицию хлеба, фуража, скота, лошадей с седлами, производить аресты.

13 февраля был отдан приказ РВС Южного фронта о создании в дивизии военно-полевых трибуналов. И только быстрое продвижение полков дивизий помешало трибуналам начать работу по ликвидации «контрреволюционных элементов».

По войскам Южного фронта был отдан приказ о хождении денег. Приказ требовал: всех виновных в распространении незаконных донских денежных знаков (калединских, красновских, керенских) рассматривать как врагов советской власти и строго наказывать. Этот приказ оказался нелепым и вскоре был отменен.

3 марта приказом № 317 Реввоенсовета был образован «Гражданупр» – Отдел Гражданского Управления при РВС Южного фронта. Одной из его главных задач было создание ревкомов и инструктирование их в деле беспощадной борьбы с контрреволюцией и формирование специальных воинских частей.

5 марта председатель Донбюро РКП(б) С.И. Сырцов писал Я.М. Свердлову:

«Самым настойчивым образом встает вопрос о создании областного ревкома или исполкома… Ликвидация казачьего землевладения, организация переселения хотя бы в огромных масштабах немыслимы без аппарата»⁵.

В ответ Я. Свердлов телеграфировал:

«Никакого Донского правительства. Никакого Донского исполкома!»⁶

6 марта Реввоенсовет издал приказ № 333 об упразднении «казачье-полицейского» деления области Войска Донского, во исполнение которого изменялись границы. Переименовывались населенные пункты: станицы – в волости, хутора – в сёла. Верхне-Донской округ был переименован в Вешенский район, станица Краснокутская – в Подтелковскую волость, хутор Ушаков Боковской станицы – в Кривошлыков, несколько позже хутор Шумилин – в хутор Разинский.

Этим же приказом предписывалось проведение расследования обстоятельств гибели экспедиции Подтелкова и Кривошлыкова. Приказано: всех причастных к расправе предать военно-полевому трибуналу.

В эти же дни высшими партийными органами в Москве и Ростове принимаются решения о разложении казаков изнутри, чтобы таким путем решить вопрос о существовании донского казачества вообще. Во исполнение Директивы Оргбюро ЦК Донбюро РКП(б) принимает резолюцию (что соответствовало постановлению), где указывалось, что существование донского казачества является для пролетарской власти неизменной угрозой контрреволюционных выступлений и насущной задачей стоит вопрос о полном, быстром и решительном уничтожении казачества, разрушении его хозяйственных устоев, физическом уничтожении офицерства, распылении и обезвреживании родового казачества⁷.

Для осуществления этой задачи предполагалось упразднить войсковую собственность на землю, наложить контрибуцию, чрезвычайный налог, чтобы он лег всей своей тяжестью на казаков, в широких масштабах провести вывод казаков за пределы родных мест. Исполнение Директивы Оргбюро ЦК РКП(б) взять на контроль.

В середине февраля 1919 года полки и дивизии красных ушли к Северскому Донцу. В Вешенскую, Казанскую, Мигулинскую, Мешковскую и Еланскую стали прибывать комендантские взводы, вооруженные продотряды, состоящие из коммунистов заградительные отряды. При 8-й и 9-й армиях была введена штатная должность – комиссар по арестам и обыскам с неограниченными правами и полномочиями. В 9-й армии эту должность занимал известный нам по «Тихому Дону» комиссар Малков.

Полки и дивизии ушли, а карательные отряды и комиссары по арестам и обыскам остались. Вскоре в песчаных бурунах за Вешенской, Казанской, Мигулинской и Еланской стали трещать винтовочные выстрелы, пулеметные очереди, и все «от имени и во имя мировой пролетарской революции». Списки арестованных, подлежащих расстрелу, ежедневно пополнялись новыми именами и для казаков не являлись тайной.

Окружным ревкомом было упразднено слово «казак», запрещено ношение повседневной казачьей формы одежды, исполнение традиционных старинных обрядов. Только в конце 30-х годов, когда в Красной Армии были сформированы казачьи полки, носить казачью форму разрешили и даже рекомендовали. Казачью форму стали носить местные руководители (далеко не казаки), заполонившие станицы, и их отпрыски. Потомственные же казаки, знавшие коварство новых руководителей и опасаясь новых перемен, в большинстве своем шаровары с лампасами, фуражки и мундиры (у кого сохранились в сундуках) не надели. Не надели черкески кубанские и терские казаки.

Красный террор на Верхнем Дону принял широкие масштабы, стал основой политики советской власти. Условиями перемирия казаки были коварно и жестоко обмануты. Над тихим Доном нависла зловещая тишина: чаша терпения верхнедонских казаков переполнилась.

Не дожидаясь своей очереди на арест и «распыл», вооруженные сбереженными на чердаках, в сараях и стогах сена винтовками, шашками и пиками, казаки северных хуторов и станиц (в правобережные хутора и станицы красный террор, к счастью, в таких размерах не дошел), где наиболее широко свирепствовал террор и бесчинства, дружно садились на коня.

В считаные дни ярким пламенем загорелась донская земля – казаки подняли восстание. Восстание вспыхнуло не против советской власти, а против партии коммунистов, захвативших с помощью оружия власть и вершивших над народом произвол, грабежи и расстрелы. Призыв первых повстанцев был дружно подхвачен по всему Верхнему Дону: «За советскую власть, но против коммунистов, расстрелов и грабежей!», «Долой коммуну и расстрелы!», «Да здравствует народная власть!» – неслось по берегам тихого Дона.

«Сполох!..»

Активно поддержанное большинством казаков восстание ширилось и разливалось бурным весенним половодьем. Созданный в Москве при ВЦИК Казачий отдел срочно направил в район восстания несколько своих членов, чтобы там организовать хоперских и усть-медведицких казаков, не поддержавших верхнедонцев, и повести их на подавление восстания. В их числе был послан Михаил Мошкаров, впоследствии возглавивший Верхнедонской окрисполком. В Кумлыженской станице ему удалось сагитировать и собрать три сотни вооруженных казаков.

Но куда там! На коня уже сели тысячи восставших казаков, спешно формировались конные сотни и полки, их возглавили выбранные на сходах офицеры с фронтовым опытом. К концу марта разрозненные отряды и полки были сведены под единым командованием в пять конных дивизий и одну бригаду – 15 тысяч вооруженных казаков.

На подавление восстания, получившего название Вешенского, командованием Южного фронта были брошены многие конные и пешие полки. Однако воевать с придавленным, но не поставленным на колени лихим и свободолюбивым народом оказалось делом не легким: против вчерашних фронтовиков красные часто выставляли необученные маршевые роты, наскоро сформированные пехотные полки и батальоны. В первом же бою, не выдержав конных казачьих лав, только вчера мобилизованные в армию тамбовские, саратовские, воронежские крестьяне сразу же отступали либо, распропагандированные казаками, сдавались в плен. В Вешенской пленных и добровольно перешедших на сторону повстанцев скопилось столько, что казаки стали отказываться их кормить и охранять.

Война шла на уничтожение, и, хотя с той и с другой стороны она виделась игрушечной (красные прижмут – казаки отступают, казаки прижмут – красные бегут или сдаются в плен), командование красных продолжало наращивать силы, разрабатывало новые планы и сроки подавления восстания, а победных результатов не было: на всем повстанческом фронте казаки имели численное и военное превосходство.

В ходе боев в руки повстанцев нередко попадали многие приказы красного командования, документы высших партийных органов касательно дальнейшей судьбы донского казачества. В станице Усть-Хоперской в руки повстанцев попала Директива, в которой говорилось о поголовном истреблении казаков, о необходимости огнем и мечом пройти по хуторам и станицам.

Ленин был крайне озабочен не только возникновением Вешенского восстания, но и тем, что ликвидация его задерживается: он совещается с Троцким, предлагает «сговориться с Дзержинским о том, чтобы он дал самых энергичных людей», «если там плохо, пойти на хитрость»⁸.

В то же время, 27 апреля 1919 года, Ленин подписывает Декрет «Об организации переселения в производящие губернии и в Донскую область»⁹. Декрет подписывался как бы ради восстановления сельского хозяйства, на самом деле – для выполнения плана по распылению и уничтожению казачества. С Троцким Ленин обсудил практические меры: «На Дон послать тысячи три питерских рабочих. Цель одна – обессилить казаков, разложить изнутри, поселиться среди них¹⁰.

В эти апрельские дни у повстанцев появился лозунг: «Спасайте Дон!» «Коммунисты своими расстрелами переведут казачество», – неслось по хуторам и станицам.

Пока на Верхнем Дону шло военное противоборство, за Северским Донцом из уцелевших после развала красновского фронта полков формировались и вооружались белоказачьи дивизии и корпуса

Донской армии. С помощью аэропланов с повстанцами была установлена связь, разрабатывались планы оказания помощи и соединения с ними.

Приготовления белоказаков командованием красных были замечены. Ленин требовал от Троцкого немедленной ликвидации восстания на Дону. Троцкий обещал с помощью выделенной для этой цели 33-й Кубанской дивизии и приданных ей частей усиления и поддержки покончить с восстанием в кратчайшие сроки, к 5 июня.

28 мая 33-я Кубанская дивизия и экспедиционные войска 8-й и 9-й армий перешли в решительное наступление. 7 июня, перейдя Дон, на окраине Вешенской кубанцы завязали бои. Казалось, победа недалеко и с восстанием не сегодня завтра будет покончено.

А несколькими днями раньше белоказаки за Донцом крупными силами прорвали фронт красных, успешно продвигаясь, в районе Миллерово, основательно потрепали знаменитую дивизию Киквидзе, вынудили ее с большими потерями отступить на станцию Чертково. Путь на север был открыт.

Выделенная из трех полков конная группа в 2000 всадников под командованием лихого генерала Секретева¹¹ через тылы кубанцев совершила дерзкий бросок на север, к Дону, и в районе казачьего хутора Сетракова соединилась с повстанцами. Разорванная белоказаками на две части Кубанская дивизия оказалась в труднейшем положении: потеряв управление бригадами и полками, по пути бросая технику, обозы с вооружением и непрерывно отбивая пулеметным огнем конные атаки белоказаков, она спасалась безостановочным бегством.

Повстанцы торжествовали победу. Казаки ликовали. Однако успех оказался временным. Разгром белоказаков под Орлом и Курском не заставил долго себя ждать, вскоре началось массовое отступление на юг, на Кубань и Новороссийск.

И вот теперь казаки со дня на день ждали прихода на Верхний Дон красных, ждали решения своей участи. Но получилось не так, как они ожидали.

Безвластие продолжалось недолго.

Для организации и установления советской власти на местах в освобожденные от белоказаков станицы командованием дивизий и армий были направлены работники политотделов: комиссары, коммунисты, бывшие члены ревкомов, из Москвы – члены Казачьего отдела ВЦИК.

21 декабря в станицу Казанскую политотделом 23-й стрелковой дивизии был командирован политработник Михаил Поляков. Как первый Председатель станицы (была тогда такая должность) Поляков создал временный исполком, при нем образовал отделы: военный, земельный, финансов, народного образования, кружки политпросветработы. В Казанской организовал кооперативное общество, союз сапожных мастеров, назначил продовольственную комиссию для выявления и учета запасов хлеба, скота и продовольствия. По указанию Полякова в хуторах Казанской станицы созывались собрания населения, на которых выбирали временные исполкомы, председателя и секретаря.

27 декабря политотдел 22-й стрелковой дивизии направил в Усть-Хоперскую на пост Председателя станицы бывшего секретаря Усть-Хоперского ревкома Иллариона Крючкова. В помощь ему был командирован работник политотдела Свиткин¹².

На первом организационном собрании создать в полном составе станичный исполком не удалось: по мнению Крючкова, в Усть-Хоперской не оказалось достаточного количества казаков, «желающих работать в интересах революции». Потребовалось несколько дней для проведения разъяснительной работы среди казаков станицы и представителей от хуторов.

28 декабря на общем собрании казаков и казачек станицы Еланской под председательством Василия Кочетова был выбран станичный исполком в составе: председатель исполкома Андрей Хохлачев, заведующий отделом секретаря Сергей Бирюков, заведующий военным отделом Александр Нестеров и десять представителей от хуторов. Председателем исполкома хутора Еланского был избран Николай Хохлов.

25 декабря по поручению политотдела 9-й армии в окружную станицу Вешенскую на пост временного Председателя станицы прибыл двадцатичетырехлетний политработник Яков Белогрудов¹³ с группой военных и гражданских лиц. Главной и первоочередной задачей группы Белогрудова являлась подготовка и оборудование помещения для 1-го военного госпиталя и снабжения его продуктами питания. Как первый полномочный председатель Верхнедонского ревкома, имея от командования широчайшие полномочия по установлению советской власти на Верхнем Дону, Белогрудов давал указания и разъяснения о порядке создания и организации станичных и хуторских исполкомов; в первые дни он отдал распоряжение об аресте в некоторых хуторах явных контрреволюционеров. Приказы и устные распоряжения Белогрудова являлись обязательными для безусловного исполнения всеми председателями станичных, хуторских и волостных исполкомов¹⁴.

Преследуя отступающие войска Донской армии, через хутора и северные станицы округа продвигались полки и бригады 14, 22, 23-й стрелковых дивизий красных. Им еще предстояло взять многие города и станицы, в том числе Миллерово, станицу Каменскую, Новочеркасск, Ростов. За полками шли обозы с вооружением и боеприпасами, везли раненых и больных тифом.

По распоряжению Белогрудова председатели хуторских исполкомов были мобилизованы для оказания помощи продвигающимся войскам: снабжали их продовольствием, фуражом, оборудовали дома для размещения раненых и больных, открывали прачечные и бани, для подвоза боеприпасов выделяли обывательские подводы.

Общественных амбаров для хранения хлеба, фуража и продовольствия еще не было; исполняя приказы командиров проходящих воинских частей, председатели именем революции конфисковывали у вчерашних повстанцев и ушедших в отступление казаков зерно, фураж, продукты. Некоторые воинские части позволяли себе также от имени революции конфисковывать у населения на нужды армии теплые вещи, конское снаряжение, предметы домашнего обихода.

Необходимо было выявить и взять на учет запасы хлеба, продуктов, кожевенного сырья, пустить паровые мельницы, ветряки. В полной мере эти задачи могли решить станичные и хуторские исполкомы, которые надо было избрать и работу которых еще предстояло организовать на началах и в интересах советской власти.

6 января 1920 года на общем собрании граждан Каргинской станицы с участием представителя окружного ревкома были выбраны станичный и хуторские исполкомы. Собрание проходило в бывшей церковно-приходской школе бурно и дружно. В результате обсуждения и открытого голосования путем поднятия рук председателем Каргинского станичного исполкома был избран известный и заслуженный казак хутора Грушенского Федор Стратонович Чукарин.

К середине февраля им были подобраны и приняты на службу секретарь исполкома, заведующие отделами, казначей, делопроизводитель, письмоводители, переписчицы, избраны хуторские исполкомы.

<…> На должности заведующих отделами исполкома подбирались и назначались большей частью красноармейцы, состоящие на службе в полках и прибывшие домой в отпуск или по болезни. В хуторах, где по количеству жителей временными штатами были положены только председатель и секретарь исполкома, выборы проводились с участием члена станичного исполкома.

В начале января выборы станичных исполкомов и их председателей были проведены в станице Боковской (Василий Слепов), станице Краснокутской (Яков Лях), Пономаревской волости (Терентий Криворощенко).

23 января на первом организационном заседании Верхнедонского окружного исполкома Яков Белогрудов доложил собравшимся о возложенных на него и его группу задачах и о проделанной работе, касающейся функций окружного исполкома. На повестке дня первого заседания стояли следующие вопросы:

– о пересмотре материалов об арестованных, содержащихся в Вешенской тюрьме;

– об организации отделов окружного исполкома и назначении заведующих отделами;

– о проведении выборов на всероссийский съезд трудовых казаков;

– о возвращении типографской машины, увезенной белоказаками из Вешенской и ныне находящейся в станице Казанской при штабе 23-й стрелковой дивизии¹⁵.

Председателем Верхнедонского окружного исполкома был избран прибывший из Москвы член Казачьего отдела ВЦИК Михаил Мошкаров¹⁶, заведующий отделом управления – Даниил Орлянский¹⁷.

Были созданы отделы и назначены заведующими: социального обеспечения – Михаил Зайцев, земельного – Федор Чекунов, народного образования – Иван Бакалдин, начальником окружной милиции утвердили Моргунова. Продовольственный отдел Яков Белогрудов взял на себя.

Читатель, вероятно, заметил, что руководящий орган советской власти, исполком, первым в Верхне-Донском округе был создан и начал действовать в станице Каргинской.

Второе заседание окружного исполкома было посвящено обсуждению вопросов, поставленных председателем Каргинского станичного исполкома Федором Чукариным. После их обсуждения было принято следующее постановление:

– ветряные мельницы взять на учет и под строгий контроль;

– всем беженцам из трудовых казаков конфискованное имущество возвратить, о лицах офицерского состава, могущих возвратиться, доносить в исполком, репрессивных мер не принимать;

– оружие у населения отбирать, серебро и золото не изымать;

– имущество офицеров-казаков, бежавших в стан белых, подлежит конфискации;

– представить сведения о семьях красноармейцев, пострадавших от контрреволюции;

– в Каргинской временно организовать милицию в составе 11 человек¹⁸.

Одной из главных и первоочередных задач окружного исполкома было проведение выборов делегатов на 1-й Всероссийский съезд трудового казачества, назначенный в Москве на 15 февраля 1920 года. Получив необходимые руководящие инструкции, члены исполкома разъехались по станицам для организации и проведения выборов.

27 января на собрании граждан Боковской станицы и ее хуторов под председательством Иллариона Семигласова и при участии члена окружного исполкома Михаила Зайцева были проведены выборы делегата на Всероссийский съезд трудового казачества. После обсуждения кандидата и наказа ему собрание единогласно приняло постановление:

«Ввиду того, что трудовое казачество должно идти рука об руку с Рабоче-Крестьянской РСФСР, единодушно постановили: для защиты интересов трудового казачества на 1-м Всероссийском Казачьем съезде избрать красноармейца гражданина хутора Земцова Боковской станицы Никонова Арсения Никитича¹⁹.

29 января выборы делегата на съезд трудового казачества в Москве состоялись в станице Каргинской <…»>

Жители станицы, впервые присутствовавшие при советской власти на таком собрании, с большим вниманием прослушали доклад оратора из округа. Спустя несколько дней на заседании окружного исполкома Михаил Зайцев так выскажет свое впечатление о каргинцах:

«У казаков настроение заметно убитое. Они слишком смутно понимают сущность советского строительства и ее лояльность по отношению к казачеству. Для поднятия Советской власти на должную высоту требуется хотя бы пять инструкторов»²⁰.

В станице Еланской в присутствии более 500 казаков из 5 выдвинутых для обсуждения кандидатов большинством голосов на съезд были выбраны Андрей Хохлачев и Николай Лощенов.

Член окружного исполкома Павлов провел выборы в станице Букановской.

Для поездки в Москву каждому делегату из сумм окружного исполкома были выданы суточные в размере 1500 рублей на месяц. На путь следования до станции Калач подводчикам на прокорм лошадей выдали по 150 рублей.

Зима 1920 года выдалась на редкость суровой: весь январь и февраль то кружили метели, то давили жгучие морозы, земля от них стонала и трескалась. В округе повсюду свирепствовал тиф. Медицинский персонал еще не был взят на учет, многие специалисты, боясь расправы, ушли с казаками в отступление, не работали фельдшерские пункты, их заменяли бабки-повитухи.

Заболел тифом председатель окружного исполкома Мошкаров, заведующие отделами Чекунов и Павлов; инструктор орготдела Просфиров умер от тифа. В исполкоме здоровыми остались Орлянский, Белогрудов, Зайцев и Бакалдин. До конца февраля окружной исполком не удалось пополнить новыми сотрудниками. Не хватало канцелярских работников, не было бумаги, чернил, помещений для размещения отделов.

Совещания станичных председателей и секретарей проводились редко и носили чисто информационный, инструктивный характер. Директивных указаний председатели не получали; еще полгода назад жившие при атаманах, малограмотные и толком не знающие, что к чему, они каждый по своему пониманию и умению закладывали основы советской власти.

Со всех станиц председатели исполкомов докладывали в округ, что трудовое население почти полностью ушло в отступление (только из хуторов Краснокутской станицы – 1641 человек), народное хозяйство придется поднимать и восстанавливать с помощью женщин и стариков.

И все же за два зимних вьюжных месяца была проведена большая организаторская работа: состоялись выборы делегатов на съезд в Москву, создана основа советской власти – станичные, хуторские и волостные исполкомы, отделом социального обеспечения взяты на учет семьи красноармейцев, инвалиды войны, для беспризорных детей были открыты детские приюты, налажено в них питание.

Большие и ответственные задачи возлагались на окружной продовольственный отдел Белогрудова: город, армию надо было бесперебойно снабжать продовольствием, сырьем. Взятые по решению исполкома на учет паровые мельницы из-за отсутствия горючего не работали, стояли скованные льдом водяные мельницы, зерно размалывали на немногих уцелевших от разрушения ветряках, да и то если позволяла ветреная погода. Кожевенные и овчинные производства также не работали: не было сырья II соли.

Население открыто выражало недовольство отсутствием в продаже предметов первой необходимости: обуви, мануфактуры, керосина и даже спичек. Два года назад купеческие магазины и ларьки были завалены этими товарами, теперь ничего не было. За это поругивали советскую власть, и в первую очередь хозяев – коммунистов; говорили, что красновские агитаторы и отцы-командиры были правы, когда говорили, что власть коммунистов несет казакам лишения, голод, нищету и разорение.

Для снабжения города и армии продовольствием принимались самые решительные меры по изъятию у казаков «излишков» хлеба, фуража, продуктов, устройству и оборудованию разных складов, хранилищ, ссыпных пунктов. Нередко для выполнения этих задач привлекалась милиция.

На первом этапе продовольственных заготовок главная трудность заключалась в том, что приходилось выкачивать хлеб и фураж без денег, ограничиваясь клочком бумаги; казаки-хлеборобы до поры до времени верили распискам с печатями и без них, сдавали излишки хлеба и продуктов, надеясь, что со временем в обмен они получат деньги или товары первой необходимости. В 1919 году, несмотря на боевые действия, казаки на день-два вырывались домой, чтобы вовремя вспахать, посеять и убрать. Хлеб у них был.

Заведующий продовольственным отделом Белогрудов докладывал Донпродкому, что уже в феврале для товарообмена округ может отправить более 20 ООО пудов пшеницы.

Для оплаты реквизированных у казаков хлеба и продуктов, а также для оплаты оставленных проходившими воинскими частями расписок за взятые продукты и одежду Белогрудов просил выслать не менее 15 миллионов рублей.

«На этой почве, – писал он в Донисполком, – возникают недовольства со стороны населения к Советской власти»²¹.

Денег ему не прислали, казакам за хлеб и продукты не заплатили. После этого от добровольной сдачи излишков продовольствия они стали уклоняться. В ответ на «саботаж» продагенты стали «выкачивать» хлеб с помощью вооруженной силы, в принудительном порядке. Казаки, не знавшие доселе таких мер принуждения, заволновались, хлеб стали прятать.

В окружной исполком поступали жалобы и заявления о ранее реквизированных продуктах и угоне скота проходившими полками 14-й и 23-й дивизий; мобилизованные для подвоза вооружения и боеприпасов подводы с подводчиками задерживаются в полках и длительное время не могут возвратиться домой. В связи с подготовкой к весенним полевым работам исполком настаивал на скорейшем возвращении командованием этих дивизий подвод и хотя бы части рабочего скота, который к полевым работам надо еще подкормить.

«Учитывая огромные трудности для укрепления и понятия политики Советской власти в недрах трудового казачества», окружной исполком считал неотложным делом расширить организационно-пропагандистскую работу среди казаков, уделив главное внимание разъяснению «отсталому, забитому белогвардейской ложью казаку политики Советской власти по отношению к трудовому казачеству». С этой целью при каждом посещении станиц и хуторов члены окружного исполкома и инструктора в обязательном порядке устраивали с народом встречи, проводили митинги, выступали с докладами на разные темы.

Большую работу развернул окружной отдел народного образования. До установления советской власти в округе насчитывалось 365 приходских училищ и одна гимназия (Вешенская). После гражданской войны осталось 130 начальных, 13 высших начальных и три средних училища. Из 130 училищ для проведения занятий были пригодны только 80, остальные требовали ремонта. Большинство опытных и грамотных учителей ушли с казаками в отступление, многие жили в глухих хуторах и не изъявляли желания работать в советских школах. К концу февраля в округе на учет было взято около 60 школьных работников. Многие из них учителями не работали, а кто работал, не был знаком с новой программой обучения по принципу Единой трудовой школы.

Свою главную задачу отдел народного образования видел в организации внешкольного образования среди отсталых масс казачества, их распропагандирования, в необходимости воспитания детей в духе идей коммунизма. Казаков надо было привлечь на свою сторону, приохотить к чтению книг, советских газет; так легче было справиться с задачей постановки обучения по принципу Единой трудовой школы с классовым педагогическим уклоном.

15 февраля в Вешенской состоялся первый съезд учителей округа. Из-за непогоды многие учителя не смогли приехать, поэтому съезд решал чисто информационные и инструкторские задачи. На съезде была выражена общая озабоченность отсутствием инструкторов по дошкольному обучению; признано необходимым открыть в округе показательные школы первой и второй ступени, обеспечить их достаточным количеством учебников, наглядных пособий и принадлежностей. Все присутствовавшие на окружном съезде были снабжены руководством – «Положение о Единой трудовой школе РСФСР» и «Наказом школьным работникам».

В середине марта началась перепись детей школьного возраста, стал вопрос об открытии в некоторых станицах школ первой ступени. Жители станиц и особенно отдаленных хуторов к открытию советских школ отнеслись пассивно, детей в школу посылали неохотно, в большинстве своем ссылались на трудности жизни, отсутствие одежды, обуви.

Это была, конечно, серьезная причина, но не главная. Главная причина, по мнению окружных руководителей, заключалась в неприятии коммунистического воспитания и недовольстве устранением в школах «изображения религиозного культа» – икон. Церкви были открыты, служба в них шла, а в школах, как это было раньше, священников-учителей не было, новая власть учить детей закону Божьему не разрешала.

Ликвидация неграмотности среди взрослого населения сдерживалась не столько отсутствием помещений, букварей, карандашей, бумаги и жалобами на постоянную занятость в домашнем хозяйстве, сколько «нечувствительностью населения к этому мероприятию».

После отступления казаков на Кубань в хуторах и станицах осталось много богатых хозяйств и пустых бесхозных домов. По решению окрисполкома имущество таких домов и хозяйств конфисковывалось и использовалось на общественные нужды.

Конфискация имущества в первую очередь коснулась офицеров и «крупной буржуазии». К ней относили владельцев паровых и водяных мельниц, ветряков, магазинов, почтосодержателей, бывших помещиков и дворян и всех живущих, по мнению руководителей, на нетрудовые доходы.

От конфискации имущества у трудовых казаков предлагалось воздержаться, за исключением реквизиции излишков хлеба и продуктов. Само определение «излишки» носило чисто условный характер и являлось поводом для обысков. Кто мог с достаточной точностью определить, какова потребность семьи в 6–8 душ в хлебе и других продуктах, какова должна быть норма их хранения в закромах, сколько следует держать домашнего скота и птицы, если хлеб для казака – средство существования: без него ни пищи, ни обуви, ни одежды, ни средств для обработки земли не будет.

На местах каждый руководитель по своему желанию и отношению к хлеборобу определял, сколько ему оставить хлеба на пропитание, а сколько отобрать. Под реквизицию попадали в первую очередь старательные казаки, трудившиеся на земле от зари до зари.

Широкое распространение получили самовольные обыски. Под видом поиска и конфискации оружия попутно забирали вещи домашнего обихода. Иной «комсомолист», исполкомовский «активист» заходил в дом казака и, высмотрев висевший на крючке полушубок, говорил:

– Ты, дед, при атаманах шубу носил? Носил! Будя! Теперича я буду носить, Советская власть тоже хочет ходить в тепле!

Забирал полушубок и уходил.

Такие действия вызывали протест и недовольство, в Вешенскую шли многочисленные жалобы на произвол местных властей. Окружной исполком вынужден был обсудить и принять специальное постановление, запрещающее без согласия «сверху» (то есть партийных органов и окрисполкома) производить самовольные обыски, реквизицию имущества, кроме изъятия огнестрельного оружия.

После декабрьского отступления казаков на военных складах в Каргинской остались невывезенными большие запасы кожевенного сырья, продовольствия и военного обмундирования. Конфискованное имущество и реквизированное зерно были свезены в сараи, принадлежавшие отступившему на Кубань Тимофею Каргину, и оприходованы земотделом.

На заседании станичного исполкома рассматривались заявления бывших красноармейцев, инвалидов войны, многосемейных и отдельных граждан, крайне нуждавшихся в одежде, продуктах питания и топливе. Помощь оказывалась бесплатно, а также за наличный расчет, под расписку. Бродивший по полям приблудный скот также оприходовался и распределялся по нуждающимся семьям.

Председатель исполкома знал нужды каждого жителя и весьма придирчиво рассматривал заявления тех, кто в общем-то и не очень нуждался в помощи.

К трудностям восстановительного периода прибавились такие явления, с которыми надо было вести не менее решительную борьбу. Стало развиваться самогоноварение, пьянство, воровство, в хуторах появлялись неизвестные люди, спекулянты, предлагавшие в обмен на продукты соль, табак, спички и другие товары. Были среди них явные мошенники.

Председатели исполкомов на заборах и видных местах вывешивали плакаты и объявления, призывающие:

«Задерживать и доставлять в исполком всех проныр и спекулянтов».

«Пьяницы, воры, мошенники, казнокрады, убийцы и насильники родились не два года тому назад, а в проклятое царствование кровавых Романовых».

«Каждый из нас, казаков, знает, что молодая Советская власть не создала прохвостов, они достались нам в наследство от старого, отжившего, павшего строя».

Какие бы трудности ни были в жизни хлебороба, приходит пора, когда все помыслы и заботы обращаются к предстоящей посевной кампании. Так было и в этот год. 23 февраля в Каргинской состоялся первый съезд хуторских председателей, обсуждавший вопрос о подготовке к весенним полевым работам.

По докладу Федора Чукарина, после оживленных и озабоченных выступлений казаков-хлеборобов, было принято постановление, обязывающее всех «немедленно приступить к земледельческим орудиям, провести таковым ремонт, посевы начать не иначе как организованным порядком».

Съезд обратился с призывом к населению:

«Настоящий съезд хуторских председателей и секретарей района станицы 23 февраля 1920 года по докладу т. Чукарина, содокладчиком которого явился т. Расков, о вешних засевах полей заявили:

Мы, стоящие во власти на своих постах, даем честное слово, что приложим все свои старания и все усилия, чтобы ознакомить трудовое казачество с новой жизнью, той, за которую проливают кровь наши братья уже четвертый год.

Мы приветствуем Рабоче-Крестьянскую власть на Дону на началах организации Российской Коммунистической партии. Нынешний наш съезд хуторских председателей и секретарей изъявил свою волю трудового казачества, изъявивших свое желание начать весенние посевы организованным порядком, т. е. разбив каждый хутор на несколько партий. И мы видим, что в скором времени трудовое казачество действительно вполне согласится с нашей программой и на будущий 1921 год.

Если, быть может, и не мы, так все едино заступившие на наши места товарищи, свободно объединим трудовое казачество и проведем настоящую жизнь.

Да здравствует Советская власть на Дону!

Да здравствует Российская Коммунистическая партия большевиков!

Председатель Каргинского станичного исполкома, он же и собрания Ф. Чукарин».

Станичный и хуторские исполкомы проведению весеннего сева придавали большое значение. Это была первая послевоенная посевная, и от того, как к ней подготовятся и как проведут ее, зависел не только урожай, но и надежность новых методов коллективного советского хозяйствования.

В связи с нехваткой достаточного количества рабочего скота (самых лучших лошадей, как мы знаем, казаки забрали в отступление, где они и остались) и фуража в конце марта для хуторских исполкомов был издан специальный приказ станичного исполкома, в котором излагался порядок распределения имеющегося у казаков рабочего скота и семенного зерна. Была установлена норма на использование рабочего скота и владение им. Так, на десять душ населения разрешалось держать одну пару быков или лошадей, с помощью которых хозяин мог высеять не менее сорока пудов зерна.

Хозяин рабочего скота не имел права отказывать безлошадному в помощи. За использование скота полагалась оплата по утвержденному исполкомом расчету. Засев полей должен был производиться одновременно как хозяину, так и его компаньону. Там, где не было согласованности по аренде скота, виновнику полагалось поставить на вид.

Рабочий скот, считавшийся по расчету населения в хуторе лишним, должен был быть замобилизован на тот хутор, где в нем имелась большая нужда. Лишний посевной хлеб с разрешения исполкома отпускался в нуждающийся хутор по установленным ценам.

Засев полей предполагалось провести общими усилиями и организованным порядком. Кузнецы, плотники, столяры, сапожники, учителя, пастухи и сторожа при училищах, чей труд считался полезным в своем прямом применении, освобождались от подготовки к проведению полевых работ.

Каргинским исполкомом решались и другие не менее важные вопросы – организация Красной кузницы для ремонта плугов, запашников, предметов домашнего обихода; выработка и утверждение Красной инструкции для хуторских советов; назначение заведующего Красной мельницей и подбор мирошников, крупчатника, машиниста; выработка временных единых цен на зерно, мясо, крупу, масло и другие продукты; решение вопроса о выделении нуждающейся семье коровы, о приобретении на стороне бугая для общественного стада коров и племенного жеребца для табуна и их прокормлении.

Много возникало споров и разных суждений о найме хорошего пастуха и подпаска, сторожа к общественным амбарам. Исполком и его председатель Федор Чукарин днями и ночами сидели в прокуренном кабинете: обсуждали, спорили, утверждали.

С приходом весны и таянием снега на полях вскрылось множество трупов погибших животных, принимались срочные меры по их захоронению. Проводился сбор телефонного провода, колючей проволоки, огнестрельного и холодного оружия, брошенного на полях и поднятого со дна Чира.

Самым первым советским праздником, пришедшим на Верхний Дон и всенародно отмечавшимся, был день Парижской коммуны. Этому дню были посвящены многие собрания, проведены митинги. Вот как этот день отмечали в хуторе Пономареве, где за два года до этого произошла расправа над участниками экспедиции Подтелкова.

«18 марта празднование дня Парижской коммуны проводилось в имении Б. Мелихова. Публики насчитывалось около восьмисот человек. После митинга – спектакль «Борьба за волю». Присутствовали граждане и гражданки, много молодых казачек. После спектакля танцы, пели революционные песни. На митинге была вынесена резолюция:

Мы, граждане и гражданки, приветствуем Советскую власть, Красную Армию. Она дала нам землю, освободила нас от злейшего врага Деникина и от помещиков-угнетателей.

Да здравствует Красная Армия!

Да здравствуют вожди революции!»

В конце марта по инициативе Федора Чукарина на заседании Каргинского станичного исполкома был поставлен и обсужден вопрос об организации кузнечно-слесарных мастерских и коллективных огородов. Приняв единогласно постановление, исполком обязал заведующего земельным отделом Дмитрия Каргина «немедленно привести мастерские в надлежащий порядок и поставить на точную высоту». На площади в 20 десятин на коммунистических началах решили организовать 9 Советских огородов. Земельный отдел обязали распределить семена и начать работу организованным порядком.

Следом за каргинским почином огороды и овощные плантации были организованы в станице Боковской на площади в 10,5 десятин и станице Краснокутской – 12,5 десятин. Затем по решению окружного исполкома эти огороды и плантации были национализированы.

В сентябре, когда стало очевидным, что опыт по совместной обработке земли, вложенному труду и распределению овощей не удался, окрисполком признал национализацию огородов и плантаций неправильной и преждевременной. В то же время было признано необходимым организовать три Советских хозяйства: два в имении бывших помещиков Мелихова и Кузнецова и отдельно в бывшем имении помещицы Коньковой под Боковской.

В апреле были организованы первые коллективные хозяйства: Ермаковская коммуна (станица Краснокутская), артель Вербовская (волость Пономарев), артель Макаровская (станица Казанская). 9 апреля на заседании Каргинского станичного исполкома был поставлен вопрос об организации в Каргинской трудовой артели имени Федора Чукарина. Однако Федор Стратонович сказал, что с присвоением его имени трудовой артели «надо немножко повременить», и вопрос о присвоении был на неопределенное время отложен.

К декабрю 1920 года в Верхне-Донском округе было организовано 15 артелей, некоторые из них работали на коммунистических началах.

В октябре по решению окружного исполкома были национализированы большие фруктовые сады, ранее принадлежавшие помещикам Мелихову, Кузнецову, Коньковой, купцу Лёвочкину (в хуторе Грачеве), Тимофею Каргину (сад с питомником в Каргинской), сады Попова и Камышева; на левой стороне Дона – большой сад с питомником бывшего дворянина Шумилина. Национализированные сады с питомниками стали считать Советскими хозяйствами культурного садоводства. С годами большинство из них, оставшись без надзора и ухода, были вырублены. В конце двадцатых годов сад с питомником Тимофея Каргина, также оставшийся без ухода и присмотра, жителями станицы постепенно вырубался и вскоре прекратил свое существование.

Такая же участь постигла слесарно-кузнечные мастерские. Не выдержав бюрократической организации труда и оплаты, бесхозяйственности, снесенный из кузниц и мастерских инструмент для общего пользования приходил в негодность, стал разворовываться; рабочие, едва успев разобрать остатки своего инструмента, разошлись по домам. Опыт по совместной работе в один котел не удался. Недолго просуществовало и открытое в Каргинской на добровольных началах кредитное товарищество по заготовке и продаже продуктов, шерсти, пера и щетины.

8 апреля Каргинский исполком установил окончательный срок начала полевых работ. Для засева 40 десятин земли, принадлежащей исполкому, с хуторов были затребованы 50 запашников. Грачевского хуторского председателя обязали с участка бывшего станичного атамана Федора Лиховидова доставить в Каргинскую сено, а каргинскому председателю перевести ее на поля, где будут проводиться засевы. Заведующего земотделом обязали доставить необходимое количество посевного зерна. Было приказано к посевам приступить на третий день Пасхи, не позднее 9 часов утра. Члены исполкома получили задание «бдительно следить за буржуазией и лодырями из пролетариата, чтобы они работали наравне с другими, предупреждая, что не работавшим Советская власть хлеба не даст».

Для лучшей организации сева и контроля за его проведением в нескольких хуторах по согласию и взаимному желанию были организованы временные трудовые артели.

<…> С наступлением теплых дней жизнь в хуторах и станицах заметно оживилась. По буграм под лучами весеннего солнца появились первые проталины, на них земля парилась, издавала хлебные запахи, настойчиво звала к себе пахаря.

Более частыми стали приезды ответственных работников округа для оказания помощи и контроля. В некоторых хуторах (Верхне-, Средне– и Мало-Громковском) председателями хуторских исполкомов были выбраны неграмотные казаки, там были проведены собрания и повторные выборы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.