Глава третья СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

Глава третья

СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

Увлечение точными науками в юности предопределило область знаний, которыми Попов решил заняться, намереваясь поступить в высшую школу. В выборе учебного заведения у него никаких колебаний не было. Лучшим университетом России в то время был, несомненно, Петербургский; в нем тогда, как увидим ниже, был сосредоточен весь цвет русской науки. Хотя проживание в столице обходилось гораздо дороже и плата за «право учения» была значительно выше[117], Петербург манил разночинцев еще и тем, что, являясь не только политическим, но и культурным и промышленным центром страны, он давал более широкие возможности в смысле заработка, без которого не мог обходиться ни один студент, принадлежавший к той среде, что и Попов. Столичный университет был избран им еще и потому, что в Петербурге в течение шести лет жил его старший брат Рафаил.

Для питомцев Петербургского университета курс высшего образования не ограничивался одним прохождением учебной программы. Студенты-физики, например, готовившиеся наряду с педагогической деятельностью и к самостоятельным научным исследованиям, имели возможность пройти великолепную подготовку, участвуя в занятиях научно-технических обществ: Физического отделения Русского физико-химического общества и Шестого (Электротехнического) отдела Русского технического общества. Роль этих обществ в развитии научных и прикладных знаний в России общеизвестна. Но в полной мере оценить их вклад в отечественную науку можно будет только в том случае, если учесть то влияние, которое имела их деятельность на учащуюся молодежь.

Без этого влияния нельзя себе представить образ ни одного из деятелей русской научной электротехники, тем более что большинство из них окончило физико-математический факультет Петербургского университета[118]. Изобретатель радио в этом отношении является характерным и, пожалуй, наиболее выразительным примером. Для Попова, как и для ряда других пионеров научной электротехники в нашей стране, «университетом» в широком смысле слова были наряду с высшей школой, в которой они учились, также и названные общества, активными деятелями которых они сами стали впоследствии.

Между тем пользоваться богатыми научными возможностями, открывшимися перед студентами столичного университета, было нелегко: многие из студентов, в том числе и Попов, испытывали острую материальную нужду, и им приходилось постоянно думать о хлебе насущном. Для Попова вначале опорой был старший брат, который уже много лет жил в столице, занимаясь литературным трудом.

Восемнадцатилетнему Александру на первых порах пришлось жить у брата и помогать ему в его издательской деятельности. Издававшееся с 1863 года «Мирское слово» было еженедельной газетой, но в год приезда Попова в Петербург она стала выходить только два раза в месяц[119]. Хотя газета предназначалась для народа (в ее заголовке значилось: «народная иллюстрированная газета»), это была газета консервативная; направление ее отнюдь не выражало интересы трудовых масс. До Рафаила Попова газета издавалась и редактировалась священниками В. В. Грегулевичем и С. Я. Протопоповым, которые на первое место ставили религиозные темы. Попов принял на себя издание (и редактирование) газеты в сентябре 1878 года[120] и постарался внести в нее изменения, что, между прочим, видно уже из самого заголовка, в котором славянский шрифт был заменен русским. Он пытался печатать материалы, более отвечающие духу времени.

В первом подписанном Р. С. Поповым номере сообщалось: «Газета „Мирское слово“ имеет в виду преимущественно читателей из народа. Сообразно этому как подбор материала, так и изложение его приноравливается по возможности к пониманию лиц, не получивших достаточного образования. Во всем же остальном это издание близко подходит к обыкновенным литературно-политическим газетам»[121]. Однако репутация, установившаяся за газетой, помешала привлечению новых читателей и не дала возможности продолжать издание[122].

Несколько лучше дело обстояло с изданием журнала «Мирской вестник», выходившего свыше двадцати лет — с 1863 по 1885 год (позже он стал называться «Чтение для народа»). В нем печатались популярные статьи на естественно-научные темы, давались практические советы крестьянам по ведению сельского хозяйства, но общее направление журнала, уделявшего много внимания вопросам морали и религии, было далеко от народных дум и чаяний[123].

В этом журнале Р. С. Попов принимал деятельное участие, выполняя одно время функции помощника редактора. В журнале им было помещено много статей, преимущественно историко-этнографического характера; сюда относится ряд очерков под общим названием «Славянские народы»[124] об истории и быте украинцев[125] и белорусов[126]. Во время Русско-турецкой войны 1878–1879 годов, завершившейся освобождением болгар от османского ига, Р. Поповым была напечатана в газете «Мирское слово» большая статья об этом братском народе[127]. Разумеется, все эти статьи представляли собой не более чем компиляции. Подобная работа будущему изобретателю радио, занятому мыслями о творческой деятельности, была не по душе, хотя в журнале печатались и статьи на близкие ему естественно-научные темы. Поэтому средства к существованию он вскоре стал добывать из других источников, обычных для студентов-разночинцев.

Приехав в Петербург, Попов подал на имя ректора университета профессора А. Н. Бекетова[128] прошение о принятии его на математическое отделение физико-математического факультета[129]. К прошению были приложены: метрическое свидетельство, формулярный список отца и свидетельство об окончании курса общеобразовательных наук, выданное ему правлением Пермской духовной семинарии. Последний документ является первой известной нам документальной характеристикой его успехов на жизненном пути. В свидетельстве отмечается, что на протяжении всех четырех лет со времени поступления в семинарию (1873) он «обучался в оной при способностях отличных» и «прилежании отлично усердном»[130]. Далее перечислены предметы, которые проходились в семинарии. Их было одиннадцать, и из них только один богословский. Вот перечень того, что составило курс среднего образования Попова и оценка его успехов:

«Изъяснение Св. Писания Ветхого и Нового завета — отлично (5).

Словесность — отлично (5).

Математика — отлично (5).

История гражданская, всеобщая и русская — отлично (5).

Логика — отлично (5).

Психология — отлично (5).

Обзор философских учений — отлично (5).

Языки: греческий — отлично (5).

латинский — отлично (5).

французский — отлично (5)».

В документе указывается, что Попов был переведен в пятый класс «с причислением к первому разряду воспитанников сего класса», но он не пожелал продолжать духовное образование, возбудив ходатайство об «увольнении» из семинарии, которое и было 30 июня 1877 года удовлетворено правлением Пермской духовной семинарии и утверждено епископом Пермским и Верхотурским.

31 августа 1877 года Попов был зачислен в университет[131].

К этому времени Петербургский университет имел уже богатую историю[132]. В отличие от других русских университетов он возник не на пустом месте, а создан на базе Главного педагогического института[133], который в свою очередь ведет начало с учреждения в 1782 году Учительской семинарии[134]. Первое собрание (конференция) университета состоялось 14 февраля 1819 года[135], и эту дату можно считать днем его открытия.

Несмотря на относительно молодой возраст, ко времени поступления Попова Петербургский университет был уже ведущим в стране. Здесь наиболее интенсивно развивалась творческая общественная мысль, питавшая освободительное движение. С первых лет своего существования это учебное заведение зарекомендовало себя в правительственных кругах как «неблагонадежное». Уже через год университет подвергся разгрому[136]. Это, однако, не предотвратило распространение передовых идей в высшей школе[137], которую царское правительство не без основания считало опасным очагом крамолы[138], угрожавшим самому его существованию[139]. Репрессивные меры посыпались одна за другой. Однако они только загоняли вглубь антиправительственные настроения, вырывавшиеся время от времени наружу с еще большей силой. Мощный взрыв протеста произошел в 1861 году[140]. Были применены неслыханные до того меры: университет в течение двух лет был закрыт[141], а сотни студентов были заточены в Петропавловской и Кронштадтской крепостях[142]. Но правительство понимало, что одними репрессивными мерами нельзя добиться успокоения; пришлось пойти на уступки.

Университетам был дан новый устав. Его принятие имело большое государственное значение и стало предметом внимания не только русской, но и зарубежной общественности[143]. В указе 18 июня 1863 года Александр II признал, что считает «необходимым изменить, сообразно современным потребностям, действующие в настоящее время в императорских университетах наших устав и штаты»[144]. Этот новый устав действовал во все годы пребывания Попова в университете.

Согласно § 85 устава в студенты зачислялись лица, представившие свидетельство об успешном окончании полного гимназического курса (или же сдавшие экзамены в какой-либо гимназии экстерном). Таким же правом пользовались и «воспитанники высших и средних учебных заведений разных ведомств, с успехом окончившие общий курс учения в них, если сей последний признан будет со стороны Министерства народного просвещения соответствующим курсу гимназическому»[145]. Совету университета представлялось право в любом случае, если «признает нужным проверить степень знаний желающих поступить в студенты, подвергать их новому испытанию»[146].

Выданное Попову Пермской духовной семинарией свидетельство, в котором удостоверялось, что по всем предметам он получил высший балл и что «поведения он отличного», освобождало его от проверочных испытаний, и он без экзаменов поступил в университет.

Устав 1863 года сыграл немаловажную роль в истории русской науки. Менее стеснительные условия, в которых развивалась теперь жизнь в высшей школе, дали свои плоды. На многих факультетах зарождались, а на некоторых успели уже развиться целые научные школы и направления. Включавший в себя все естественные и математические дисциплины физико-математический факультет[147] Петербургского университета славился своими профессорами. И. П. Павлов, окончивший этот факультет (по естественному отделению) за два года до поступления туда Попова, писал в автобиографии: «Это было время блестящего состояния факультета. Мы имели ряд профессоров с огромным научным авторитетом и с выдающимся лекторским талантом»[148]. В студенческие годы Попова в университете профессорская коллегия факультета возглавлялась лучшими научными силами страны — такими всемирно известными учеными, как И. М. Сеченов[149], П. Л. Чебышев[150], А. М. Бутлеров[151] и Д. И. Менделеев[152].

Непревзойденной высоты на факультете достигли математика и химия, которые долго оставались ведущими для всей страны. Петербургская математическая школа по праву заняла почетное место в мировой науке, а достижения Бутлерова и Менделеева вошли в ее золотой фонд. Менее выдающимися были успехи в области физики. Она вообще стала широко и глубоко развиваться лишь после Великой Октябрьской революции, когда возникли школы академиков Д. С. Рождественского, А. Ф. Иоффе, П. П. Лазарева и Л. И. Мандельштама, ученики которых сами создали целые направления в науке.

Однако в последней четверти XIX века физика в Петербургском университете также получила заметное развитие. Именно здесь зародилось то научно-прикладное направление, которому столь многим обязаны такие важные области современной материальной культуры в нашей стране, как электротехника (включая сюда, разумеется, и радиосвязь) и оптика. Кафедру физики в те годы возглавлял профессор Ф. Ф. Петрушевский[153]. Наиболее близкая Попову область знания получила мощное развитие благодаря трудам создателя этой кафедры Эмилия Христиановича Ленца (1804–1865), одного из виднейших ученых в области электричества. Он является также одним из организаторов физико-математического факультета, на котором занимал пост декана; одно время Ленц был ректором университета[154]. Научные интересы Ленца, тесно связанные с вопросами прикладного применения достижений в области учения об электричестве — он был одним из самых деятельных членов Комиссии для приложения электромагнетизма к движению машин[155], — наложили отпечаток на преподавание физики в университете[156]. По штату на кафедре полагалось два профессора — заведующий кафедрой и так называемый второй профессор. Вторым профессором на кафедре был сын Э. X. Ленца, Роберт Эмильевич Ленц (1883–1903)[157].

Федор Фомич Петрушевский также внес немалый вклад в историю физико-математического факультета. Он не ограничивал преподавание физики одними лекциями, а привлекал студентов к самостоятельным практическим занятиям в лаборатории. Он первым в России ввел лабораторные занятия. Легко себе представить, какое важное значение имело для будущих творчески работающих специалистов обладание экспериментальным мастерством. В наши дни это представляется элементарной истиной, но в то время физический практикум был большим нововведением, оказавшим, по признанию учившихся у Петрушевского физиков-экспериментаторов и электриков-практиков, большое влияние на них.

Ближайший его ученик В. В. Лермантов[158] писал о своем учителе: «Великой заслугой покойного Ф. Ф. Петрушевского было то, что он „вдохнул душу живу“ в преподавание физики в нашем университете. До него физику только „читали“, как всякий другой предмет, нужный студентам для экзамена; Федор Фомич первый вовремя понял, что наступает время, когда умения, основанные на знании фактов этой науки, станут необходимыми и для обыденной жизни. Понял он и то, что одним слушанием лекций никакого реального умения приобрести нельзя, кроме умения сдавать экзамены у своих профессоров. Реальные умения приобретаются лишь обращением с реальными объектами изучаемой науки, т. е. с явлениями природы и с приборами, служащими для их воспроизведения и измерения в случае физики»[159].

Если оставить в стороне события 1861 года[160], деятельность Петербургского университета сравнительно с другими университетами, например Московским или Казанским, в мемуарной литературе освещена слабо[161]. Особенно мало написано о физико-математическом факультете, хотя именно преподававшие на нем профессора внесли наибольший вклад в мировую науку. Немногочисленные записи, принадлежащие питомцам факультета, связанные главным образом с жизнеописанием Попова, имеются в соответствующих трудах В. К. Лебединского и М. А. Шателена. Их произведения содержат и некоторые материалы, характеризующие ту среду, в которой вырос изобретатель радио. Названные авторы сами испытали влияние этой среды и в своих записках запечатлели основные черты и особенности той эпохи. «Физическая лаборатория университета, — рассказывает М. А. Шателен, — была центром, где собирались университетские физики. В физической аудитории происходили собрания физического отделения Русского физико-химического общества, в котором принимали участие все физики и химики Петербурга. В препаровочной при аудитории, в перерывах между лекциями и после них велись обычно длинные дискуссии по спорным вопросам физики. В эту среду профессоров, молодых лаборантов и студентов, интересовавшихся физикой, и попал Александр Степанович, начав работать в лаборатории»[162].

Творческая обстановка, царившая на физико-математическом факультете, не могла не возбуждать у многих студентов интереса к самостоятельным научным исканиям, к разработке выдвигаемых жизнью новых задач. Поистине поразительными (в масштабах того времени) являются успехи Петербургского университета в деле подготовки самостоятельных исследователей, занявших видное положение в ряде областей науки. В течение каких-нибудь 10–15 лет из стен университета вышло значительное число ученых-физиков, возглавивших кафедры в ряде высших учебных заведений страны. В 1880— 1890-х годах ту же школу, что и А. С. Попов, прошли М. А. Шателен, В. Ф. Миткевич (профессора Ленинградского политехнического института), Ф. Я. Капустин (профессор Томского университета), Г. А. Любославский (профессор Петербургского лесного института), В. К. Лебединский (профессор Рижского политехнического института), H. H. Георгиевский (профессор Петербургского технологического института), А. Л. Гершун (профессор Петербургских женских педагогических курсов), А. А. Петровский (профессор Горного института). Здесь названы только ближайшие товарищи, друзья и сотрудники А. С. Попова, и список этот можно продолжить.

На будущих специалистов-практиков влияние оказывал не только университет. Не меньшее значение имело то, что они учились в городе, где прежде всего возникали предприятия тяжелого машиностроения; здесь находились главные судостроительные и орудийные заводы. В Петербурге же зарождались новые отрасли промышленности, в частности электротехническая. Напомним, что ко времени студенческих лет Попова уже в течение более четверти века существовала такая мировая фирма, как «Сименс и Гальске», которая ведет свое начало с конца 1840-х годов[163], когда, вслед за открытием в Берлине мастерских по изготовлению телеграфных аппаратов, в Петербурге было основано дочернее предприятие компании, бывшее в России на протяжении десятилетий ведущим. Естественно, что, находясь в индустриальном центре страны, университет (и его физико-математический факультет) не мог не испытывать на себе влияние нужд практической жизни. Поэтому отличительной чертой петербургской школы физиков было то, что питомцы столичного университета решительно вступили на путь практического приложения завоеваний науки. В то время это было главным образом практическое применение электрического тока.

История электротехники в России еще не написана[164], но исследователь, который займется этой темой, в первую очередь подчеркнет роль физико-математического факультета Петербургского университета, создавшего целые школы и направления в электротехнике. Высшие электротехнические учебные заведения появились в России в конце XIX и начале XX века, а потребность в квалифицированных специалистах-электриках стала ощущаться гораздо раньше. Целые отрасли электротехники, например проводная связь, электрохимия (гальванопластика), электрическое освещение, прочно входили в быт и требовали все больше людей с научной подготовкой. Ряды таких специалистов пополнялись вначале главным образом питомцами университетских физико-математических факультетов. В этом отношении Петербургскому университету принадлежало ведущее место. Его профессора и преподаватели были близки к электротехнике. Ф. Ф. Петрушевский и его ученики И. И. Боргман[165] и О. Д. Хвольсон[166] были собственно первыми преподавателями курса научных основ электротехники, носившего тогда название «Электричество и магнетизм». Курс этот, составлявший физические основы образования инженеров-электриков, читался Петрушевским, а за ним Боргманом и Хвольсоном в специальных учебных заведениях до тех пор, пока там не были введены специальные курсы.

Как и все русские физики последней четверти XIX века, учившиеся в Петербургском университете, Попов формированием своих физических воззрений больше всего обязан Ивану Ивановичу Боргману. Именно он, по свидетельству В. К. Лебединского, был ярым поборником учения Фарадея — Максвелла; у Боргмана изобретатель радио «получил первую предпосылку к использованию электромагнитных волн»[167].

В то время физическое отделение факультета переживало пору коренной перестройки, которая была связана с деятельностью И. И. Боргмана и Н. Г. Егорова. Перестройка эта ярко охарактеризована В. К. Лебединским. «В то время — писал он, — физика Петербургского университета доживала свою послеленцовскую эпоху и не вступила еще в современную, несомненно более блестящую пору… Во главе кафедры стоял Ф. Ф. Петрушевский… Это был всеми уважаемый человек, долголетний председатель Физического общества[168], интересовавшийся магнитами, которые он понимал в каком-то отвлеченном, геометрическом, „немецком“ виде, но не могший уже руководить начинающими учеными. В этом отношении гораздо большее впечатление оставалось от лекций молодого профессора И. И. Боргмана, живо интересовавшегося фарадеевской и вообще английской физикой и горячо стремившегося увлечь студентов к максвелловской электромагнитной теории света»[169]. И в другом месте: «Одним из удачных обстоятельств жизни Попова было то, что он учился в Петербургском университете того времени. Там преподавали два молодых физика — И. И. Боргман и, позднее, Н. Г. Егоров, которые были очень увлечены учением Фарадея и внедряли его в умах своих студентов»[170].

Студентам, вышедшим из той среды, что и Попов, постоянно приходилось думать о хлебе насущном, искать себе заработок. Правда, известное облегчение приносило освобождение от платы за право учения. Как уже упоминалось, она составляла пятьдесят рублей в год. Согласно Уставу 1863 года такие льготы предоставлялись «недостаточным студентам», но «не иначе, как на основании свидетельства о бедности и вследствие удовлетворительных занятий науками»[171]. Представив в совет университета выданное Пермской духовной консисторией свидетельство «о недостаточности средств отца»[172], Попов был освобожден от платы за слушание лекций.

Тем не менее ему пришлось усердно заняться репетиторством, так как вместе с ним в Петербург приехали учиться две сестры, Анна и Августа, которые тоже нуждались в материальной помощи. Для того чтобы давать уроки в частных домах, надо было иметь разрешение университета. В сохранившемся «свидетельстве» мы читаем: «На основании § 21 правил, коим всем воспитанникам казенных высших и средних заведений ведомства Министерства народного просвещения представляется право заниматься преподаванием в частных домах, выдано это свидетельство студенту Санкт-петербургского университета Физико-математического факультета 2 курса Александру Стефанову Попову на право обучения в частных домах предметам гимназического курса»[173].

Труд «преподавания в частных домах» был неблагодарным: случайный и ограниченный заработок репетитора был недостаточен для жизни в большом городе. Свыше двух лет[174] Попов старался жить на собственные средства, но сводить концы с концами не удавалось, и в мае 1880 года он подал ходатайство о назначении ему стипендии[175]. Просьба юноши была удовлетворена[176]. Позднее, будучи уже на старших курсах, он работал в товариществе «Электротехник», где продолжал служить и некоторое время после окончания университета.

Для биографии Попова его первые шаги на электротехническом поприще представляют большой интерес. К сожалению, об этом известно очень мало; столь же мало сведений и об одной из первых центральных электростанций в России, которую эксплуатировало названное товарищество[177].

Об участии Попова в этом товариществе наши сведения ограничиваются данными, приводимыми в труде М. А. Шателена[178], на глазах которого протекали деятельность товарищества «Электротехник» и вообще рост русской электротехники на протяжении свыше полувека. Труд этого автора — на него нам придется ссылаться еще неоднократно — во многих случаях является первоисточником, так как он говорит о событиях, свидетелем которых, а иногда и активным участником был он сам.

Вот что рассказывает М. А. Шателен: «Большую роль в развитии у А. С. Попова интереса к электротехнике сыграла его служба в петербургском товариществе „Электротехник“. Это товарищество устраивало дуговое электрическое освещение в садах и общественных учреждениях, применяя главным образом дифференциальные лампы Чиколева, строило мелкие частные электростанции. В дальнейшем оно устроило в Петербурге электрическую станцию общественного пользования, помещавшуюся на барке на Мойке, вблизи моста через Невский проспект. В 1880 г. товарищество объявило, что оно принимает на себя устройство электрического освещения вокзалов, железных дорог, типографий, фабрик и мастерских, гостиниц, ресторанов, магазинов, клубов, театров, садов, площадей, мостов и улиц в городах и т. п. На объявлениях товарищества изображалась дифференциальная лампа Чиколева. В тексте объявления пояснялось, что электрическое освещение дифференциальными лампами дешевле всякого другого освещения… А. С. Попову, — пишет далее М. А. Шателен, — приходилось заниматься монтажными работами, а также эксплуатацией мелких электрических станций, которые сооружало товарищество. Условия эксплуатации были часто довольно оригинальными. Так, при эксплуатации освещения одного из увеселительных садов Петербурга, где Попову приходилось регулировать напряжение динамо-машины изменением числа оборотов, роль вольтметра за неимением электроизмерительных приборов, как вспоминал впоследствии Александр Степанович, играл мальчишка, стоящий около фонарей и кричавший Александру Степановичу „поддай“, когда фонари начинали гореть, по его мнению, слишком тускло»[179].

Некоторые из студентов, учившихся с Поповым в университете, оставили о нем воспоминания, правда, небольшие и отрывочные. Это, как уже упоминалось, были Г. А. Любославский и Е. Л. Коринфский. Последний, по его словам, «буквально просидел с ним (Поповым. — М. Р.) на одной скамейке три года»[180]. В их записках запечатлено много привлекательных черт характера Попова. «В отношении к другим, — сообщает Е. Л. Коринфский, — это был необыкновенно симпатичный, любезный и весьма отзывчивый человек, всегда готовый сделать все от него зависящее для лиц, часто совершенно для него посторонних»[181]. Тем более он был отзывчив к нуждам своих друзей. Из дошедших до нас известий видно, что, занявшись серьезно вопросами практического применения электричества, а это по тем временам, когда специалистов было очень мало, материально хорошо вознаграждалось, Попов привлекал к работе и своих товарищей. Об этом свидетельствует в автобиографии Г. А. Любославский, который при содействии Попова, «еще будучи на четвертом курсе университета, поступил в товарищество „Электротехник“ младшим техником»[182].

Замечательно то, что постоянная забота о заработке не мешала углубленным занятиям Попова в университете и живому участию в научной жизни. Как писал Е. Л. Коринфский, Попов «все свободное время посвящал физическим опытам»[183]. В эти годы в Петербурге наряду с высшими учебными заведениями большую научную работу вели научные общества; интенсивная деятельность их широко развернулась в 1860—1870-х годах[184]. Заслуживают особого внимания упоминавшиеся Русское физико-химическое общество и Русское техническое общество. Первое состояло при Петербургском университете[185] и, по выражению Н. А. Гезехуса, занимало «первенствующее положение среди многих других подобных научных обществ в России»[186]; второе представляло самостоятельную корпорацию.

Физическое отделение Русского физико-химического общества возникло по предложению Д. И. Менделеева[187] при слиянии в 1876 году Физического и Химического обществ. Первое было основано в 1872 году, а второе на четыре года раньше[188] — в 1868 году, когда был утвержден устав Петербургского университета[189].

Возникновение Физического общества связано с новым этапом в истории русской науки, когда Академия наук больше не играла роли единственного исследовательского учреждения, где проводят глубокие научные изыскания. Во второй половине XIX века профессора университетов и других высших учебных заведений перестали рассматривать себя только преподавателями высшей школы и уже не довольствовались одной подготовкой магистерской и докторской диссертации, что являлось необходимым условием для занятия кафедры. Иными словами, в стране появились наряду с учеными-педагогами и ученые-исследователи. Больше всего их оказалось в столице. Они и составили коллектив Физического общества, одним из организаторов которого был Д. И. Менделеев, имя которого неотделимо от истории физики[190].

Положение русской физики до создания Физического общества выразительно очерчено одним из учителей Попова, профессором Н. А. Гезехусом[191], видным деятелем этого общества. «Более чем скромная физическая литература до основания Физического общества, — писал он, — состояла из академических мемуаров и из отдельных малораспространенных и немногочисленных диссертаций на ученые степени. В то время условия для научных исследований по физике были настолько неблагоприятны, что многие профессора ограничивали свою ученую деятельность двумя обязательными диссертациями, и то большей частью написанными за границей, в каком-нибудь из немецких университетов. В России тогда физика была в совершенном младенчестве и полном забытьи. Ни преданий (традиций. — М. Р.), ни школы, ни студенческих практических занятий, без которых трудно выработаться хорошему экспериментатору; ни средств и необходимой обстановки, которые образуются лишь постепенно, медленно; ни органа, ни собраний, которые дали бы возможность обмениваться мыслями и возбуждали бы к деятельности; всего этого не было тогда и в помине. Вполне успешно и плодотворно работали тогда чуть ли не одни академики Ленц и Якоби»[192].

Ко времени основания Физического общества Э. X. Ленца семь лет уже не было в живых. Борис Семенович Якоби (1801–1874) хотя и был одним из учредителей Общества, но период его творческой деятельности давно уже был позади, к тому же он после этого прожил всего два года, в течение которых он долго и тяжело болел. Всю тяжесть создания новой корпорации взяли на себя молодые физики, из которых наиболее активным был Ф. Ф. Петрушевский. Порожденное научным и вообще культурным подъемом, который переживала тогда Россия, Физическое общество сразу же развернуло необычайно интенсивную деятельность, распространившуюся далеко за пределы столицы. Гезехус с полным основанием мог писать: «Можно без преувеличения сказать, что история русского Физического общества есть вместе с тем история физики в России за последние десять лет. С основания Физического общества, почти все, что касается физики в России, сосредоточивается исключительно в нем, отражаясь тем или иным путем и оставляя в нем во всяком случае свой след. Большая часть физических исследований русских ученых печатается с тех пор в журнале Физического общества; другие же, появляющиеся в записках Академии наук, в иностранных периодических изданиях или выходящие отдельными книгами, находят в нашем журнале или краткий отзыв, замечание или упоминание, но так или иначе вообще не минуют Физического общества»[193]. Эти строки написаны, когда Попов учился уже на последнем курсе университета и, как и другие серьезно работавшие студенты, был близок к деятельности общества, старавшегося втягивать молодые силы в свою среду.

К последним студенческим годам Попова относится и создание Шестого (электротехнического) отдела Русского технического общества[194] с его печатным органом — журналом «Электричество». Роль, которую сыграл этот отдел РТО в истории развития электротехники, трудно переоценить. В дореволюционной России было немного специальных научно-исследовательских учреждений, особенно прикладного характера, и потому научной общественности при посредстве общества представилась возможность разрабатывать актуальные научные проблемы на средства частных лиц, координировать усилия отдельных исследователей и в то же время вести широкую пропаганду научных и технических знаний.

Задачи, стоявшие перед Шестым отделом, сформулировал один из его основателей, знаменитый изобретатель А. Н. Лодыгин[195]: «С одной стороны, получать, сообщать, путем общих обсуждений проверять имеющиеся у каждого из нас технические сведения и путем взаимной помощи увеличивать наши сведения, разрабатывая и разрешая различные вопросы, встречающиеся в технике, и, с другой, служить центром, к которому могли бы притекать от публики вообще и из которого должны истекать в публику все практические сведения и вопросы по технике, равно интересные как для нас, так и для всей публики вообще»[196]. Почва для этого была настолько подготовлена, что сразу же после открытия Шестого отдела его деятельность широко развернулась. Уже в первый год его существования в Петербурге, в Соляном городке[197] была организована Электротехническая выставка.

Научные и технические выставки, которые стали устраиваться в XIX веке как по общим, так и по специальным вопросам, служили одним из самых действенных видов популяризации достижений творческого ума ученых и изобретателей. В первую очередь выставки предназначались для широкой публики, но если даже оставить в стороне владельцев предприятий, изготовлявших выставляемые экспонаты, служившие на редкость удачной фирменной рекламой, то наибольшую выгоду от их организации извлекали ученые и изобретатели. Лучшего средства обмена опытом нельзя было придумать. Поэтому выставки и оказывали столь мощное влияние на научный и технический прогресс. Они устраивались как в национальном, так и в международном масштабах, и можно сказать без преувеличения, что не было ни одного сколько-нибудь заметного ученого физика или химика, работавшего над прикладными вопросами, чья деятельность не была бы связана с такими выставками, служившими знаменательными вехами в их творческом труде. В жизнеописании Попова участие в выставках занимает целые главы.

Излишне говорить о том, какое общественное значение имел этот смелый шаг Шестого отдела Русского технического общества. Он воочию показал, что, несмотря на экономическую отсталость, в России немало талантливых людей, способных осуществить самые дерзновенные замыслы. Лучшим доказательством этого стала выставка 1880 года, которая подводила итог тому, что было достигнуто русскими исследователями в области практического приложения электричества. Демонстрировались работы и тех пионеров электротехники, которых не было уже в живых, как, например, Б. С. Якоби.

Естественно, что пресса, как общая, так и специальная, охотно откликнулась на это важное событие в русской научно-технической жизни. В России давно уже существовала иллюстрированная периодика; наиболее распространенными были журналы «Всемирная иллюстрация» и получившая широчайшее распространение «Нива», издававшаяся к тому времени уже свыше десяти лет[198]. Эти журналы помещали много репродукций и зарисовок художников.

Нас, разумеется, больше всего интересует общий отчет о выставке; его мы находим в первом номере журнала «Электричество». Это была первая специально электротехническая выставка в мире. Ни в одной стране электротехники еще не решались обобщить свои достижения в этой области и демонстрировать их перед широкой публикой. По словам М. А. Шателена, «надо было обладать большой смелостью, чтобы рискнуть на организацию такой специальной выставки в такой отсталой в промышленном отношении стране, как тогдашняя Россия, когда подобных выставок не организовывали даже в гораздо более развитых капиталистических странах: за границей первая электротехническая выставка была организована в Париже лишь в 1881 г., т. е. годом позже»[199].

Неудивительно, что успех выставки был очень большой. Выставка состояла из восьми отделов: телеграфия и телефония, электрическое освещение и электромеханика, электричество в военном и морском деле, гальванопластика, электричество в учебном деле, электрические измерительные приборы, электротерапия и, наконец, литература и графический материал по электротехнике. Во всех отделах были экспонированы результаты трудов русских изобретателей: Яблочкова, Лодыгина, Чиколева, Булыгина, Лачинова, Кованько, Рихтера, Рагозина, Крестена, Алексеева, Теплова. Экспонентами были отдельные специалисты и целые учреждения и ведомства: Экспедиция заготовления государственных бумаг[200], Артиллерийское управление, Морское ведомство, Главный штаб, Телеграфное ведомство, Лесной институт, Педагогический музей[201].

По замыслу организаторов выставки, она не должна была напоминать музей, в котором собраны ценные, но не имеющие конкретного применения в жизни бездействующие предметы. Все было сделано для того, чтобы посетитель мог не только обозревать экспонаты, но и глубже знакомиться с ними. Выставку обслуживали крупные специалисты-изобретатели, инженеры и ученые, среди которых мы находим выдающегося русского химика А. М. Бутлерова. Они давали «специальные объяснения с опытами». Это в значительной мере содействовало успеху выставки, которая таким образом превращалась в очаг пропаганды научно-технических знаний. Она была открыта приблизительно в течение месяца, и за этот период ее посетило свыше шести тысяч человек. Выставка не только полностью окупила себя, но и дала значительный доход (свыше 1200 рублей), составивший основной фонд первого электротехнического журнала. Ведь на первых порах, как, впрочем, и на протяжении многих лет спустя, об издании подобного журнала только на средства от подписки и речи не могло быть. Правда, существовал весьма легкий способ приобретения средств — печатать рекламы и другие материалы, угодные крупным фирмам. Однако какие бы материальные затруднения ни испытывало «Электричество», а их на протяжении всей его дореволюционной истории было очень много, техническая общественность находила выход из них и ни разу не попала в зависимость от капиталистов.

Значение выставки выразилось еще в следующем. Соляной городок тогда представлял собой своеобразный практикум-семинар для студентов университета, занимавшихся на физико-математическом факультете и интересовавшихся электричеством и его практическим применением. Эта молодежь была привлечена к участию в подготовительных работах и к обслуживанию самой выставки. Теоретические сведения, приобретенные на лекциях, и знания, добытые в лабораториях, получили здесь широкое применение. Большую пользу принесло студентам ознакомление с экспонированными машинами и приборами — лучшими образцами, которые были в распоряжении промышленности и учебных заведений того времени.

В то время, как и много позже, студенты широко привлекались ко всякого рода научным начинаниям — выставкам, экспедициям и съездам. Это был один из замечательных видов их общественной нагрузки, которую они с охотой и с большой пользой для себя выполняли. Особенно памятна роль учащейся молодежи в проведении съездов русских естествоиспытателей и врачей, во время которых учащиеся высших учебных заведений превосходно проявили себя в качестве распорядителей — они так и назывались «студентами-распорядителями», набиравшимися из числа наиболее успевающих и тянувшихся к научной деятельности учащихся. Среди студентов, принявших деятельное участие в организации Электротехнической выставки, был и Попов. Его имя значится среди «объяснителей», или, как мы говорим теперь, экскурсоводов. Его однокурсник Е. Л. Коринфский отмечает, что Александр Степанович особое внимание уделял при этом вопросам применения постоянного и переменного тока высокого напряжения[202].

То, что рассказывает однокашник Попова, согласуется с его обликом, обрисованным В. К. Лебединским[203], которому, если не считать А. А. Петровского, мы больше всего обязаны нашими сведениями о Попове. «Всю жизнь, — подчеркивал Лебединский, — он делился между интересами чисто научными и деятельностью технической. Эта двойственность, конечно, и дала нам изобретателя беспроволочного телеграфа; в этом деле сочетались научное увлечение максвеллогерцовскими электромагнитными волнами с умением придать им технический смысл»[204]. Работа в товариществе «Электротехник» и семинар-практикум, который Попов прошел на выставке, пригодились ему в жизни, особенно тогда, когда много лет спустя он наряду с интенсивной научной и педагогической деятельностью занялся и практической электротехникой, заведуя одной из крупнейших русских электростанций.

Ко времени своего участия в выставке Попов обладал достаточными познаниями в области электротехники, приобретенными главным образом путем самообразования. В. К. Лебединский рассказывает: «Университетские учителя научили думать, приоткрыли книгу науки; их ученикам захотелось понять лучше учителей. В то же время жизнь заговорила о приложениях электричества, захотелось участвовать в этом движении. Самоусовершенствование или, лучше сказать, начало действительного понимания, радость овладевания предметом появились в кружковой работе»[205].

Воспоминания современников Попова, близко знавших и часто видевших его, рисуют нам своеобразную картину творческих исканий тесного круга русских электротехников, связанных постоянным общением на поприще общих интересов. По существу вся деятельность Шестого отдела и редакции журнала «Электричество» была «кружковой работой». Вот как о ней вспоминает академик В. Ф. Миткевич[206]: «В редакции „Электричества“, помещавшейся в квартире А. И. Смирнова[207], часто собирались деятели русской электротехники, много говорили, советовались и спорили о делах журнала, а затем радушный, гостеприимный хозяин обычно приглашал нас к столу, и в совершенно неофициальной обстановке начинались дружеские беседы, нередко опять же на темы, касающиеся журнала и вопросов современной электротехники. Именно здесь я имел случай впервые встретиться или ближе познакомиться с целым рядом выдающихся лиц, поработавших в области теории и практики электричества. Среди них были: А. С. Попов, В. Н. Чиколев[208], Д. А. Лачинов[209], Н. Г. Егоров, И. И. Боргман, М. А. Шателен, В. К. Лебединский, А. Л. Гершун[210], А. А. Воронов[211], Н. Н. Георгиевский, Ч. К. Скржинский[212], Имшенецкий и др.»[213].

Приведенный перечень весьма показателен. В нем мы находим одновременно как учителей Попова, так и младших его современников. Несмотря на различие в возрасте и в занимаемом положении, это была дружная семья русских электротехников. В ее среду Попов вступил еще в студенческие годы и оставался неразрывно с ней связанным до конца своих дней.

К окончанию курса в университете он стал уже не только физиком с университетским дипломом, но и опытным высокообразованным инженером-электриком. Более активная инженерная деятельность Попова развернулась несколько позднее, но основную техническую подготовку он получил именно на студенческой скамье.

В дипломе Попова отмечается, что он прослушал полный курс по математическому разряду физико-математического факультета и во время испытаний получил по большинству предметов — математике, механике, физике, физической географии и неорганической химии — отличные отметки, по богословию же, астрономии, геодезии и немецкому языку хорошие[214]. За такие познания, а также за представленную диссертацию он был признан достойным ученой степени кандидата, присужденной ему советом университета 29 ноября 1882 года[215].

Согласно действовавшему тогда уставу университетский курс, в случае успешного окончания, завершался представлением диссертации, если студент выпускался со степенью кандидата данного университета, в отличие от тех студентов, которые кончали эту высшую школу со званием действительного студента[216].

Представляет интерес тема диссертации «О принципах магнитодинамоэлектрических машин», которую избрал 23-летний соискатель кандидатской степени. Она указывает на направление его научных интересов. Это была область технических приложений законов электричества. Занимаясь практической электротехникой, Попов, естественно, особое внимание уделял источнику тока. В то время наиболее распространенными генераторами тока служили магнитоэлектрические машины[217] и динамо-машины, этими терминами называли тогда все машины постоянного тока[218]. На заре электротехники только ими умели пользоваться; техника переменных токов в студенческие годы Попова находилась, можно сказать, в зародыше. Понятно, что и накопленный им электротехнический опыт был связан с эксплуатацией машин постоянного тока; его он и обработал в виде теоретического исследования. Значение этой работы Попова важно особенно потому, что полная теория динамо-машины в то время еще не была разработана[219]. Именно поэтому смелый шаг Попова был достойно оценен.

Работа получила следующее заключение профессора П. П. Фан дер Флита[220]: «Диссертацию г. Попова нахожу вполне удовлетворительной; это весьма обстоятельная и добросовестно выполненная работа»[221]. Благодаря такому отзыву, а также превосходно сданным экзаменам Попов был оставлен при университете и для проживания в Петербурге получил в качестве вида на жительство свидетельство, в котором удостоверялось, что «кандидат физико-математического факультета Александр Степанович Попов оставлен при императорском С.-Петербургском университете для приготовления к профессорскому званию»[222].

Казалось, что с оставлением при университете для начинающего ученого открылась блестящая карьера, но путь к профессуре не был легким. Число штатных преподавателей в университете было весьма ограничено. Средства, которые отпускались на научные цели, были ничтожны. Кафедра физики, как и остальные кафедры, в те времена не имела в своем составе более двух штатных профессоров, а приват-доценты обеспечивались материально в достаточной мере только при поручении им чтения обязательных курсов. В решении совета университета — оно было принято 7 марта 1883 года — записано, что Попов оставляется при университете «для подготовления к экзамену на степень магистра физики без стипендии»[223]. Впрочем, даже в том случае, если бы Попову и была назначена стипендия, он не мог бы воспользоваться возможностью остаться. Оставленный при университете получал 600 рублей в год, то есть гораздо меньше, чем можно было заработать, поступив преподавателем в гимназию (на что имел право каждый выпускник).