XXVIII

XXVIII

В самом начале моих воспоминаний о службе в Ревеле я упомянул о сотруднике, рекомендованном Красиным, имя которого я обозначил буквой В. Я говорил уже, что, несмотря на крайне отвратное впечатление, которое он произвел на меня, я в виде опыта назначил его заведующим коммерческим отделом. Я говорил, что он был в курсе всех проделок Гуковского и старался раскрытием их войти ко мне в доверие, как я подозревал с тем, чтобы потом беспрепятственно меня обманывать. Но, назначив его, я внима­тельно следил за ним.

Человек, хотя хитрый, он был очень неумен и с первых же шагов его работы моя подозрительность все усиливалась.

Прежде всего меня настраивало против него его вечное упоминание о своей честности и неподкупности. Затем меня очень настораживало и то, что он по временам уж очень горячо отстаивал того или иного поставщика, рекомендуя отдать ему предпочтение, хотя объективных данных для такового не было. И при этом он, букваль­но колотя себя в грудь, просто вопил о своей неподкуп­ности и постоянно прибавлял: "если вы мне не верите, Г. А., прикажите, и я сейчас же готов стать к стенке". Вскоре произошло одно обстоятельство, которое заста­вило меня еще более насторожиться.

Одно близкое мне лицо, приехавшее из Стокгольма в Ревель, передало мне, что обо мне в торговых сферах идут толки, как о человеке, лично совершенно неподкупном, но что я, к сожалению, приблизил к себе В., который за взят­ки оказывает преимущество "дающим". Конечно, мне было весьма обидно сознавать себя в роли "честного ду­рака". Кстати скажу, что, имея сперва неопределенные note 71и слабо мотивированные подозрения, главным образом субъективного характера, я не позволял себе ими руководствоваться для принятия каких либо решительных шагов.

Но вскоре я должен был сделать В. строгое внушение. У него в производстве было дело о поставке ка­ких то предметов военного снаряжения. Вопрос был серьезный, снаряжение красной армии хромало. Получив по телеграфу задание от Троцкого, я в ударном порядке выявил ряд предложений на данный товар и по телеграфу же сообщил ему сущность наиболее приемлемых из них. Тут В. возбудил во мне сильное подозрение сперва тем, что при своих докладах мне он пытался явно устранить некоторых поставщиков, предложения которых казались мне очень интересными, причем причины такого устранения были совершенно неос­новательны. Он, при этом, особенно настаивал на предоставлении заказа одному выхваливаемому им кандида­ту. Я не согласился устранить из конкурса указанных В. кандидатов и своей телеграммой Троцкому привел все приемлемые на мой взгляд предложения. В своем ответе, Троцкий просил меня, чтобы я сам остановился на том или ином предложении, лишь лимитировав цену, и поспешил с заказом. Эта телеграмма была полу­чена поздно вечером. Рано утром на другой день я передал ее в отдел В., и через очень короткое время В., позвонив мне по внутреннему телефону, сообщил, что у него в кабинете находится какой то поставщик (тот, которого он выдвигал) и просил принять его не в очередь в виду спешности дела. Я согласился. По­ставщик пришел.

— Я к вам по заказу военного ведомства, — сказал он. — Пришел окончательно договориться…

note 72— Почему вы пожаловали именно теперь? — с удивлением спросил я.

— Да вы получили вчера телеграмму от Троцкого… вот я и готов поставить товар по цене, указанной Троцким…

— Откуда вы знаете, что я получил такую телеграм­му от Троцкого?

— Да я ее толькочто читал…

— А кто вам позволилее читать? — спросиля, в упор глядя на него.

— Да я… мне.. — сразу смутившись и начав пу­таться, ответил он.

— Я увидал ее… на столе у госпо­дина В…. ну, и прочел ее….

Не отпуская поставщика, я позвонил В. и просил его немедленно придти ко мне. И, когда он пришел, я, не дав ему обменяться ни одним словом с поставщиком, попросил последнего выйти, сказав, что тотчас же вновь позову его.

— Вы знаете, — обратился я к В., — почему этот господин пришел ко мне?… Но говорите правду, я ее знаю… слышите, правду?

— Да, Георгий Александрович, я вам при докладе говорил, что это самый подходящий поставщик для это­го заказа… Ну, и вот, получив направленную вами ко мне телеграмму Троцкого, я немедленно же его и вызвал… сказал ему, что Троцкий согласен утвердить заказ по такой то цене… Он согласился на эту цену, и я его направил к вам…

— А почему вы не вызвали одновременно и других кандидатов, на которых я обращал ваше внимание на том же вашем докладе?

— Других?.. да… я торопился… заказ спешный… военное ведомство…

note 73— Хорошо, — сказал я, поняв, что человек пу­тается. — А кто вам дал право показывать ему теле­грамму Троцкого? Ведь вы же знали, что она была ши­фрована и что вся эта переписка строго конфиденциальна, и что я вам рекомендовал неоднократно не болтать зря с поставщиками…

— А… это… — стал он снова путаться, — види­те, дело идет в ударном порядке… чтобы не задержи­вать… Господи, я так стараюсь, и вот благодарность! — патетически закончил он.

— Ну, ладно, — сказал я, убедившись, что тут все ложь. — Я вас предупреждаю, чтобы у меня этого больше не было слышите. Вы знаете как называется раскрытие служебной тайны… Так помните, чтобы этого больше не было… А теперь, чтобы через полчаса у меня здесь были те два конкурента, на которых я остано­вился при вашем докладе…

— Слушаю-с, Георгий Александрович, — совсем перетрусив, ответил В., они будут у вас еще и рань­ше… А что прикажете делать с этим поставщиком?

— Он будет ждать в приемной, пока я не позову,, — сурово ответил я. — А вас я прошу с ним пока не разговаривать. Кроме того, я сам закончу эту сделку и вас прошу в нее больше не вмешиваться…

Коммерческий отдел помещался в первом этаже, а мой кабинет во втором. Я вышел в коридор и, убедившись, что В. спустился вниз, тотчас же позвал к себе моего приятеля, курьера Спиридонова.

— Вот что, Спиридонов, — сказал я ему, ведь ты честный человек… ну, вот тебе мой приказ, важный приказ… В приемной сидит один поставщик и мне нужно, чтобы до поры, до времени он не видался с товарищем В. Понял?

note 74— Чего не понять, понял, — грубовато ответил Спиридонов. — Как велишь, так и будет сделано…

— Значит, смотри, чтобы он не разговаривал ни с товарищем В. и ни с кем из сотрудников его от­дала. Это первое. А второе: прошу тебя, чтобы ни одна душа не знала, об этом моем распоряжении. Понял? Прошу тебя, как честного парня и моего дружка…

— Ладно… будь без сумленья… Ну, а ежели он захочет уйти из приемной?

— Ну, тогда скажи ему, чтобы он зашел ко мне сейчас же, а я его уж задержу…

Меньше, чем через полчаса, другие два поставщи­ка были у меня. Не позволяя вмешиваться все время юлив­шему В., я вызвал их вместе и сказал, что наступил момент покончить с заказом, но, что я дам заказ тому из них, кто согласится на цену ниже такой то (я назвал цену, указанную в телеграмме Троцкого). И, вызвав Спиридонова, я попросил его проводить их в приемную и позвать ко мне поставщика, ждавшего там…

В конце концов, все дело было закончено через четверть часа. Я выбрал наиболее выгодное для нас предложение (это было предложение одного из двух последних поставщиков) и, позвавВ., велел оформить сделку.

Казалось бы, что после этого урока глаза В. должны были раскрыты, он должен был понять, что я его раскусил. Но он пошел, точно "ва-банк", действуя все решительнее и опрометчивее и тем все более и более копал себе яму. Был еще ряд мелких подозрительных обстоятельств, мною во время выясненных — его линия оставалась все той же. Мое доверие к нему окон­чательно пало. И вскоре случилось еще одно обстоятель­ство, сыгравшее уже решающую роль.

note 75Военное ведомство представило срочное требование заказать для него (если не ошибаюсь) две тысячи тонн бертолетовой соли. Я поручил В. вызвать лиц, могущих в указанных условиях (срок, технические требования и пр.) поставить эту соль. Надо отметить, что не­задолго до того, также по требованию военного ведомства, был нами заключен договор тоже на поставку бертолетовой соли по сравнительно высокой цене. Я имел полное основание предполагать, что на новое тре­бование у нас будут предложения более выгодные, так как на рынке после последней поставки был избыток этого продукта. Между тем В., получив мое требование для наведения предварительных справок, к моему удивленно, сразу же заявил мне, что теперь цены будут очень высокие… Начались какие то сомнительные аллюры с его стороны… В результате, все предложенные цены были примерно, на 15 % выше предыдущих… Поставка эта меня очень озабочивала. Среди поставщиков, состязавшихся из-за нее, был один англичанин по проис­хождению, но родившийся и воспитывавшийся в России, по фамилии Т-н. И вот В. при докладах мне стал осо­бенно выдвигать его кандидатуру и настаивать на передаче заказа ему. Но тот требовал на 10 % выше прежней цены. Я знал этого Т-на, как сравнительно приличного человека. Но я чувствовал, что с новыми предложениями я попал в какое то роковое кольцо и что замкнул его своими неизвестными мне аллюрами В. Я решил про­бить эту брешь… Между тем из Москвы меня бомбар­дировали требованиями провести эту сделку "ударно". В. был в курс этих понуканий и, со своей стороны опираясь на них, нервно и как то выдавая себя своей на­стойчивостью, торопил меня поскорее решить вопрос, но при этом он все время настаивал на Т-не. Наконец, я ему решительно заявил, что такой цены не дам, и велел ему энергично воздействовать на Т-на и побу­дить его понизить явно спекулятивную цену.

Придя на другой день рано утром к себе в бю­ро, я первым делом позвонил по телефону Б. и спросил его, как обстоит дело с ценами.

— Что же, Георгий Александрович, я говорилсТ-ном вчера часа два, все стараясь убедить его понизить цену. Он не хочет.

— Странно, — сказал я, — Т-н кажется мне приличным человеком, и меня удивляет, что он настаивает на такой явно недобросовестной цене… Неужели нет возможности убедить его?..

— Я вам говорил, Георгий Александрович, что Т-н самый подходящий поставщик для бертолетовой со­ли, самый добросовестный из всех других претендентов… И нам надо спешить… еще вчера вечером была побудительная телеграмма… Да кроме того, он предлагает вполне добросовестную цену, и ваши контрцены не примет ни один поставщик. Bcе смеются, когда я предлагаю прежние цены… Словом, лучше Т-на нам не найти поставщика…

И он продолжал восхвалять Т-на. Вдруг у меня явилось полное убеждение по конструкции его фраз и по его тону, что он говорит в присутствии самого Т-на, чтобы показать ему, как он для него старается… И я сразу, прервал его росказни и дифирамбы Т-ну, неожи­данно огорошил его вопросом:

— А Т-н сейчас у вас?

— Да, у меня, — раскаявшисьв своих дифирамбах, сразу ответил он.

— Да как же вы смеете все это говорить в его присутствии?

note 76— Я… я… — залепетал он.

— Скажите Т-ну, чтобы он сейчас же пришел ко мне.

— Позволите и мне придти с ним?

— Вы придете, когда я вас позову…

Сомнений у меня не было. Я взял лист бумаги и написал: "Приказ №… Заведующий Коммерческим Отделом, товарищ В., увольняется со своей должности с сего числа и откомандировывается в Москву в распоряжение Наркомвнешторга".

Вошел Т-н:

— Вы меня спрашивали, Георгий Александрович-?

— Да, я хотел показать вам эту бумагу, — ска­зал я. Вот читайте. — И я протянул ему только что мною подписанный приказ.

Живая картина…

— Это из-за меня, Георгий Александрович? — спросил он робко.

— Да, между прочим и из-за вас. Теперь вы по­нимаете, что ваше дело сорвалось, но вы можете еще надеяться получить заказ, если чистосердечно расскажите мне все, что знаете о проделках В.

И он рассказал мне под условием, что я ничего не передам В., которого он боялся. Когда я дал распоряжение В. навести справки о бертолетовой соли, он вызвал к себе Т-на и предложил ему устроить так, что заказ останется за ним, но с условием, что тот "резервирует" в его распоряжение 10% с суммы всей сделки, что составляло в общем около 150.000 германских марок.

— Хотя мне и было очень неприятно вступать в та­кую, в сущности, мошенническую сделку, — продолжал Т-н, — но ничего не поделаешь. Я согласился. Он note 77потребовал от меня письменное обязательство, что од­новременно с подписанием договора я внесу в Парижский банк "Креди Лионэ" 150.000 германских марок в распоряжение госпожи Ш. — это его жена, с которой он фиктивно развелся в России, чтобы она, восстановив таким образом свое французское гражданство, могла вместе с детьми выехать из России… Я выдал это обязательство. И вот, он начал работать в моих интересах. Переговорив с другими претендентами, он добился того, что все они предложили цены выше пред­ложенной мной, по его же указанию. И все время он руководил мною. Я писал вам письма под его диктовку, он держал меня в курсе получавшихся вами понуждений скорее заказать бертолетовую соль…

Далее на мои вопросы относительно других мошен­ничеств В., он сообщил мне, что тому не везло, что я разрушал сплетаемые им махинации.

— Вот вы помните, Георгий Александрович, — сказал он, — к вам приезжал, проживший здесь не­сколько недель, француз Г., представитель "Патэ". У вас было требование из Москвы на полтора миллиона метров сырой кинематографической пленки. Он предложил и мне некоторое участие в этом деле. Я согла­сился. И он стал ходить к вам. Вы не давали настоя­щей цены, т. е., той цены, о которой В. с ним условил­ся… Так вот этот Г. выдал письменное обязательство В. в том, что в случае, если тот устроит ему этот заказ на полтора миллиона метров пленки, "Патэ" внесет в тот же "Креди Лионэ" и на имя той же мадам Ш. по десяти сантимов с метра, а всего 150.000 франков….

Он рассказал мне еще о некоторых проделках В., и у меня не оставалось больше сомнений.

note 78— Хорошо, — сказал я в заключение, — теперь вернемся к вопросу о бертолетовой соли. Раз теперь уже установлено, что вы были готовы дать В. взятку в 150.000 марок и даже, в сущности, больше, так вот я вас спрашиваю, по какой цене вы можете поставить, как условлено, в двухнедельный срок все 2.000 тонн?

— Я могу скинуть эти 10%, — ответил он.

— Нет, меня это не удовлетворяет.

Мы начали торговаться и в конце концов он со­гласился скинуть с цены, кроме этих 10%, еще пять или шесть процентов (точно не помню). Мы тут же вчерне все это оформили. Я пригласил Левашкевича и поручил ему составить договор.

Когда это дело было закончено, я вызвал Маковецкого и, передав ему приказ об увольнении В., рас­порядился тотчас же пустить его в ход.

— А кому В. должен сдать дела? — спросил ме­ня Маковецкий.

— Вот в том и дело кому? — спросил я в свою очередь. — А что, если бы вы взяли на себя этот отдел ?

— Я?! — почти с ужасом переспросил Маковецкий. — Ради Бога, Георгий Александрович, увольте ме­ня от этого… Я не справлюсь… Простите, но разрешите отказаться…

— Ну, да я не хочу вас заставлять, Ипполит Николаевич, — сказал я. — Но посоветуйте, кого назна­чить?

— А почему бы вам не назначить Юзбашева? — предложил Маковецкий. — Ведь он, все равно, зря бол­тается… Право, возьмите его на затычку… Вы, все равно, не дадите ему самостоятельной роли…

note 79Я должен остановиться ненадолго на этом канди­дате, потому что он впоследствии был назначен торгпредом в Ригу. Павел Артемьевич Юзбашев был инж. путей сообщения, человек лет около 40, старый большевик. Я мельком встречал его еще в Москве, где он состоял, или вернее числился заместителем Рыкова по должности председателя чрезвычайной комиссии по снабжению красной армии. Он иногда являлся ко мне с поручениями от Рыкова. Неумный, но хитрый, он был себе на уме и большой хвастун. Ничтожный характер даваемых ему поручений, для исполнения которых годился простой служащей, ясно говорил о том, что Рыков не дает ему никакой роли и не знает, куда его ткнуть. Потом он как то внезапно исчез из Мо­сквы. Я им не интересовался. Но злой рок уготовил мне еще встречу с ним.

По дороге в Ревель я остановился в Петербурге. С моим вагоном вышло небольшое недоразумение, ко­торое разрешить мог только политический комиссар ж. д., к которому я и должен был обратиться. Комиссаром оказался Юзбашев. Он был сперва очень важен, но, узнав о моем назначении, переменил тон, забегал, исполнил все, что мне было нужно и взял с меня обещание, что по окончании моих дел в городе, я приду к нему вечером на чашку чаю. Когда я пришел, он встретил меня, как лучшего друга. Он представил меня своей жене и чуть не силком заставил ме­ня ужинать, причем подчеркнул, что этот ужин был "специально" для меня приготовлен. И вот, угощая меня, он обратился ко мне с просьбой взять его к себе на службу на какую угодно должность. Он жаловался на свое положение. Конечно, эта просьба, предъявленная при такой обстановке, не могла не произвести на меня note 80тяжелого впечатления. Тем не менее я ему ничего определенного не обещал. — Мне трудно вамчто-нибудь обещать, Павел Артемьевич, — сказал я, — так как у меня дело чи­сто коммерческое, вы же с коммерцией совершенно не­знакомы…

Тогда он стал просить не говорить ему окончатель­но "нет", что он не гонится за высокой должностью, пусть будет хоть какая-нибудь, лишь бы уехать загра­ницу и пр. В конце концов, чтобы отделаться от не­го, я обещал ему подумать об его желании и, если у меня по приезде в Ревель окажется что-нибудь подходя­щее для него, уведомить его. Дальнейшее покажет, как в советской России люди, обладающие достаточной эластичностью, умеют преуспевать. Прошло довольно мно­го времени. Занятый навалившимися на меня делами, я совершенно забыл о Юзбашеве, как вдруг получаю телеграмму от Лежавы:

"Ко мне явился Юзбашев, который уверяет, что вы обещали ему место вашего помощника и заместителя и просит командировать его к вам. Сообщите, правда ли это и желаете ли вы его назначения. Лежава".

Дня через два-три я ответил Лежаве, что никаких обещаний не давал Юзбашеву, кроме обещания по­думать, что, мало зная его, не считаю его подходящим не только на должность моего помощника, но и вообще ни на какую бы то ни было должность у меня. Не считая этого дела спешным, я послал свой ответ почтой с курьером. Прошло еще два-три дня и, к моему удив­ленно, появился Юзбашев вместе с женой. Он представил мне удостоверение, в котором стояло, что по моему "требованию" он командирован ко мне в качестве помощника. Пришлось только развести руками….

note 81Я заявил ему, что возмущен его бесцеремонностью и немедленно же откомандирую его и сообщу в центр об его проделке. Он начал молить оставить его при себе хотя бы в качестве писца, что он будет учиться, что он просит из-за своей жены и он по настоящему плакал и утирал грязным платком слезы.

— Да как вы это устроили? — спросил я его.

— После вашего отъезда, не получая от вас известий, я через месяц обратился к Лежаве, сказав ему, что вы обещали подумать о моем назначении. Он меня спросил, "а о каком месте шла речь?" Ну, тут извините, Георгий Александрович, я позволил себе ска­зать что о месте вашего помощника… Простите, не гони­те меня, не разоблачайте, умоляю вас именем моей же­ны… Ведь я буду конченным человеком, если в Москве узнают обо всем этом… суд… тюрьма — рыдал он.

У него был такой жалкий вид, одет он былв рванную солдатскую шинель, все время плакал… Три дня продолжались эти мольбы и слезы… Он натравил на меня еще и Маковецкого человека очень доброго… В конце концов я не выдержал и оставил его у себя. Но я не давал ему никакого назначения.

Иногда я пользовал­ся им, командируя его на приемки, но отнюдь не считал его своим помощником и хотя он впоследствии, как и следовало ожидать, обнаглев, несколько раз приступал с просьбами выдать ему доверенность на право под­писи и пр., я ему очень определенно в этом отказывал.

И вот, Маковецкий напомнил мне об этом бездельнике, болтавшемся без дела в качестве какогото"чиновника особых поручений". Конечно, он совершен­но не подходил к ответственной должности заведующего коммерческим отделом. Но я вообще решил, что note 82эту должность, по существу, буду нести я лично и что формальному заведующему этим отделом я не пре­доставлю никакой ответственной роли, ибо, в сущности, мне нужен был просто регистратор или секретарь, ко­торый мог бы написать по моему указание несложные письма и трафаретные ответы… и быть на побегушках, словом, именно, человека "на затычку". На эту роль Юзбашев годился и я назначил его. Покойный Маковецкий, зная мое отношение к нему, в разговорах со мной называл его "зауряд заведующий"…

Это было начало карьеры Юзбашева. В дальнейшем он, по-видимому, сойдясь с Литвиновым, заменившим меня в Ревеле, был назначен торгпредом в Ригу. Затем я потерял его из вида.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.