Шифровальщики

Этот отдел был самый секретный (после «Смерша»). Там расшифровывались многочисленные телеграммы, которые я им носила целыми пачками днем и ночью. К кодировщикам (так их называли) носила телеграммы шифрованные, а раскодированные я не видела никогда. И что там сообщалось, я не знаю. Так что до сих пор не могу выдать никаких тайн.

Мы — рота связи. Работы хватало. Мне в обязанность вменялось разносить телеграммы по разным отделам. И вот ночью, в темень, в незнакомых населенных пунктах приходилось разыскивать нужные отделы и вручать срочные телеграммы. Несрочных вообще не было. Опасно и очень страшно. Бандеровцы рядом, в лесах, а впереди — фронт.

Сразу же по приезде в назначенный пункт приходилось часто не выспавшейся и очень усталой дежурить в ночь. Невыносимо хотелось спать. Шла, засыпая на ходу. Однажды упала и заснула прямо на дороге. Чуть помню, как подняли меня, но никакого взыскания я не получила. Все понимали, что такие перегрузки и для взрослых тяжелы, а где уж мне, подростку, переносить такое!

Запомнилось одно село, в которое мы въехали ночью. Оно было все окутано дымом, гарью. Отступая, немцы подожгли дома. Прямо на улицах горела пшеница, сваленная в кучи. Немцы намеревались вывезти пшеницу из села, но не успели. Машины взорвали партизаны, и мы увидели страшную картину — горели машины, рядом валялись трупы немцев.

Чего только мне не довелось видеть в своей коротенькой жизни в то время! А вот горящую пшеницу увидела впервые!

Она горела не пламенем, а тлела, как уголь, изнутри и очень чадила! Черный, едкий, очень горький дым пропитывал все вокруг, вызывал сильный кашель и лез в глаза.

В этом селе стояли мы несколько дней. Трупы убрали, машины сгорели, а пшеница так и чадила, распространяя зловещий дым. Ночью эти насыпи зерна светились изнутри темно-красными огнями-угольками. Слышался треск, будто кто-то внутри разбрасывал камешки…

Так вот о кодировщиках. Их было двое. Лиц их я не видела никогда, хотя больше всего телеграмм приносила именно к ним. Они, как призраки, появлялись откуда-то из-за занавески в полутемной комнате. Молча, быстро расписывались в получении телеграмм и моментально исчезали в темноте. У меня сложилось убеждение, что расшифровывать телеграммы нужно только в темноте, загородившись ото всех.

С ними никто не общался, вернее, они не общались. Редко кто их видел на полевой кухне. Обычно приходил всегда кто-то один из них, брал обед или ужин на двоих. Другой оставался караулить секреты. В лицо их никто не видел. Может, лиц у них и не было…

Наши ребята — общительные, весельчаки и балагуры — никогда не проходили мимо, чтобы что-то не сказать, пошутить или просто попытаться схватить в охапку одну из нас. Но кодировщики в разговор ни с кем не вступали, мне кажется, даже и не здоровались ни с кем никогда. Их никто не замечал, а может, и побаивались. А скорее они всего боялись. И есть от чего! Посидишь в темноте со своими секретами всю войну, так весь мир подозревать будешь: а вдруг подкрадутся да расшифруют?

Когда кончилась война, все плакали от радости. Все, кроме них. Они исчезли, как провалились!