ГЛАВА 14. ПЕРЕДАВАЛ ЛИ ТУХАЧЕВСКИЙ НЕМЦАМ ПЛАН БУДУЩИХ ВОЕННЫХ ОПЕРАЦИЙ?

ГЛАВА 14. ПЕРЕДАВАЛ ЛИ ТУХАЧЕВСКИЙ НЕМЦАМ ПЛАН БУДУЩИХ ВОЕННЫХ ОПЕРАЦИЙ?

Суд крив, коли судья лжив.

Пословица

Оперативный план того времени, разработанный в спорах крупнейших военачальников, был планом смелых наступательных операций, сразу выносившихся за государственную границу. Этот план предполагал: высокую активность войск, массовое применение артиллерии, танков, десантов, завоевание господства в воздухе, выступление повстанческих частей во главе с местными коммунистами, развитие наступления в высоком темпе и быстрое перерастание тактических прорывов в оперативные, выход механизированных и бронетанковых сил на оперативный простор для самостоятельных действий и совместных рейдов с конницей, с конечным окружением, уничтожением и пленением войск противника. Именно для таких операций Тухачевский и требовал создания четырех танковых армий! Предполагалось, что две танковые армии вторгнутся на территорию Польши, по одной — на территории Венгрии и Румынии, с наступлением на столицы враждебных государств — Варшаву, Будапешт и Бухарест.

Так планировались будущие военные действия в Генеральном штабе РККА еще в середине 30-х годов. Понятно, что вопрос об этом плане и его судьбе очень важен. Ведь против маршала и его соратников выдвигаются уж очень «крепкие» обвинения: что они, «находясь на службе у военной разведки» Германии и Польши, поддерживая недопустимые секретные контакты с руководящими военными кругами этих государств, систематически передавали им секретные сведения о Красной Армии и таким образом пытались подготовить поражение страны в будущей войне, намереваясь затем со своими сторонниками захватить власть.

Сам Сталин, на основании имевшегося у него большого материала НКВД, в таком преступлении Тухачевского и его друзей не сомневался. И, выступая на Военном совете 2 июня 1937 г., о Тухачевском со страшной злобой заявил:

«Он оперативный план наш, оперативный план — наше святое святых — передал немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион». (Известия ЦК КПСС, 1989, № 4, с. 53.)

Имел ли Сталин основания для такого ответственного заявления? Конечно имел! Правда, у нас мало документов по этому вопросу. Но мы не имеем документов и с другой стороны, которая жаждет оправдать Тухачевского и его коллег любой ценой и уснащает свои статьи словесной шелухой. («Эти утверждения Сталина, как видно сейчас из материалов проверки, основывались на ложных показаниях, не заслуживают никакого доверия». — Там же, с. 54.) Эти голословные заверения (а где они, «эти материалы»?! — В.Л.) не стоят даже выеденного яйца, никто им не обязан верить!

Позиция сторонников Сталина выглядит гораздо сильнее. Известно, что газета «Красная Звезда» 11 июня 1937 г. официально заявила (с. 2):

«Все обвиняемые в предъявленных им обвинениях признали себя виновными полностью». Иначе говоря, вина Тухачевского и его сотоварищей по процессу, при закрытом рассмотрении всяких документов, свидетельских показаний, которые, конечно, были, и их собственных объяснений, считалась абсолютно доказанной. В опубликованных ныне показаниях маршала от 1 июня 1937 г. говорится:

«Седов от имени Троцкого настаивал на более энергичном вовлечении троцкистских кадров в военный заговор и на более активном развертывании своей деятельности. Я сказал Путне, чтобы он передал, что все это будет выполнено. Путна дополнительно сообщил мне, что Троцкий установил непосредственную связь с гитлеровским правительством и генеральным штабом и что центру антисоветского военно-троцкистского заговора ставится задача подготовки поражения на тех фронтах, где будут действовать германские армии.

В зиму с 1935 на 1936 год, как я уже упоминал, я имел разговор с Пятаковым, в котором последний сообщил мне установку Троцкого на обеспечение безусловного поражения Советского Союза в войне с Гитлером и Японией и вероятности отторжения от СССР Украины и Приморья. Эти указания говорили о том, что необходимо установить связь с немцами, чтобы определить, где они собираются двинуть свои армии и где надлежит готовить поражение советских армий». (Кровавый маршал С. 101-102.)

Совершенно несостоятельно утверждение, что маршал давал гнусное показание под влиянием «пыток». Он сам в тех же показаниях писал:

«Настойчиво и неоднократно пытался я отрицать как свое участие в заговоре, так и отдельные факты моей антисоветской деятельности, но под давлением улик следствия я должен был шаг за шагом признать свою вину». (Там же, с. 81-82.)

Возникает вопрос:

— Если Тухачевский, глава военной оппозиционной группировки, имел действительно недозволенные военно-политические связи (равные шпионажу!), то с какого времени и с кем он их поддерживал, в чем они конкретно заключались? И кому именно на немецкой стороне передал он оперативный план?

Известно, что обвинение ставило Тухачевскому в вину передачу секретных сведений о РККА уже в 1925 г., сначала польскому правительству — через члена ЦК Польской компартии Домбаля, обвинявшегося позже в шпионаже. Что представлял собой этот Домбаль, имя которого все биографии Тухачевского «стыдливо» обходят? Это была виднейшая и очень популярная фигура того времени, с официально прекрасной биографией.

Томаш Домбаль (1890-04.12.1937) — видный деятель революционного и коммунистического движения, политический писатель, публицист и исследователь.

Родом он из Галиции, отец его — деревенский плотник. Получил высшее образование, что далось ему нелегко (Венский и Краковский университеты, 1909-1918). Три года пробыл на Первой мировой войне, получил три раны. Пользовался очень большим уважением своих товарищей за порядочность, ум и громадную энергию. В 1918 г. возглавил ра— боче-крестьянское движение Средней Галиции. Стал главой «Советской Крестьянской Тарнобрегской республики». После подавления восстания арестован, бежал, продолжал революционную работу (так называемая Западно-Украинская народная республика, возникшая после распада Австро-Венгрии, в 1919 г. была захвачена белополяками во главе с Пилсудским). В 1919 г., благодаря своей популярности, избран депутатом сейма Польши. Крестьянские делегаты избрали его генеральным секретарем, а крестьянский конгресс Польской народной партии (Левицы) — заместителем председателя. В сейме он выступал за бесплатную передачу помещичьей земли крестьянам. В коммунистическую партию вступил в 1920 г. (партия создана 16 декабря 1918 г.). Был единственным коммунистическим депутатом сейма. С его трибуны выступал как противник советско-польской войны 1920 г. Призывал солдат к борьбе за советскую Польшу. Естественно, был связан с правительством советской Польши, которая возникла в ходе этой войны (Временный польский ревком, председатель — знаменитый польский революционер Мархлевский, 1866-1925). За свои призывы был арестован, но по массовому требованию своих избирателей освобожден. В 1921 г. с С. Ланцуцким создает в сейме коммунистическую фракцию. Вел широкую агитационно-пропагандистскую работу. В конце 1921 г. вновь арестован. По суду получил 6 лет каторжных работ. В 1923 г. вновь освобожден (путем размена политических заключенных) и выехал в СССР. В конце 1923 г. выступил инициатором созыва в Москве первой международной крестьянской конференции, участвовал в создании Крестьянского Интернационала (1923-1933) и Международного аграрного института. Этот Крестьянский Интернационал (он назывался еще Международный крестьянский совет) выпускал свой журнал под тем же именем и работал под лозунгом: «Крестьяне и рабочие всех стран, соединяйтесь!» Как признанный революционер и организатор, избран заместителем генерального секретаря Крестинтерна (генеральный секретарь — А.П. Смирнов), секретарем аграрной комиссии Исполкома Крестинтерна. Работал также в МОПРе. Некоторое время поддерживал Троцкого и Зиновьева. В 1927 г. закончил Институт красной профессуры и Сельскохозяйственную академию в Москве. В 1931 г. являлся ответственным редактором польской рабочей газеты («Советская трибуна»). В 1932-1935 гг. — вице-президент АН СССР, директор Института экономики АН БССР. Близко общался по аграрным вопросам с Бухариным и Рыковым. Член ЦК КП(б)Б (1932— 1937), член ЦИК БССР (1935-1937). Автор многих работ по международному и крестьянскому движению, по экономике сельского хозяйства. Погиб 48-ми лет в качестве «правого», то есть сторонника Бухарина, и как причастный к делам Тухачевского.

Некоторое представление о взглядах Домбаля можно получить из следующих высказываний:

«Господство капиталистов и помещиков укрепляется не надолго. Капитализм не может выйти из кризиса, он не может с ним справиться и установить на длительное время „оздоровление“ хозяйственных отношений. Мы должны, товарищи, разъяснить крестьянам, убедить их в том, что терпеть власть капиталистов и помещиков значит продолжать муки и нужду крестьян. Дело угнетателей клеить, дело крестьян и рабочих буржуазные горшки колотить». (Домбаль Т. Крестьянский Интернационал. Л., 1925, с. 11. Выделено Домбалем.)

«Ленин не только гений, не имеющий себе равного до сего времени и который едва ли будет иметь себе равного в будущем, не только великий ученый-теоретик, но и олицетворение сотен миллионов трудящихся масс: он их коллективная воля, их мысль, их желание, выразитель их стремлений, руководитель их героической борьбы.

Величие Ленина не только в его гениальной индивидуальности, величие Ленина в том, что он ярко выражает большевистские лозунги нынешнего исторического периода; он не только наметил вехи и указал дорогу к новой эре, но и повел миллионы трудящихся деревень и городов по этому пути.

Даже отъявленные враги трудящихся масс с уважением преклоняли свои медные лбы перед личностью Ленина и чувствовали свое ничтожество перед этим властелином мысли и дела». (Из статьи «Ленин и крестьяне». — «Крестьянский Интернационал», 1924, № 1, с. 17.)

Вот с кем был связан опальный маршал. Легко понять, ЧТО их связывало. Домбаль его интересовал в первую очередь как знаток польских дел и специалист по крестьянским делам, которые Тухачевского очень занимали. Ведь предполагалось, что при новой войне именно польское крестьянство, бедняки и батраки (рабочие само собой!) массами поддержат наступление Красной Армии, и уж тогда-то итог будет совсем не тот, что в злосчастном 1920 году.

Из сказанного ясно, что обвинение в шпионаже по этой линии выглядит очень сомнительным. Понятно, почему. Тухачевский являлся «специалистом по Польше», прицельно готовился к войне как раз с ней. Следовательно, будучи военным, обязан был употреблять все виды хитростей и обмана врага, чтобы как можно лучше подготовить обстановку к началу нового наступления. А сделать это оказывалось возможным лишь одним способом: подбрасывая врагу фальшивые сведения о Красной Армии, пуская в ход новую разновидность операции «Трест».

Так ли это было на самом деле? Проверить можно лишь одним путем: опубликовав его данные, предоставленные им польской разведке.

Почему Тухачевский стал давать «секретные сведения» именно в 1925 г.? Что происходило в то время в Польше? Да она буквально кипела, как котел, который грозил взорваться. В стране нарастала инфляция, экономический и революционный кризис. Буржуазно-помещичье правительство проводило крайне реакционную внутреннюю и внешнюю политику. Страну старались превратить в главное звено «санитарного кордона» против СССР, при полной поддержке западных держав. Под прямым воздействием СССР народ яростно боролся со своими угнета— телями. 1923-1925 гг. характеризуются лавиной нарастающих конфликтов. Происходили многочисленные демонстрации безработных, две стачки текстильщиков (1923), стачки железнодорожников, металлистов, всеобщая забастовка шахтеров, восстание рабочих Кракова и окрестных крестьян (декабрь 1923), национальное движение на «Восточных окраинах», забастовка шахтеров и металлургов (1924), новая волна демонстраций безработных (1925), нарастала борьба крестьян за землю. Аграрный вопрос играл в стране огромную роль: в польских деревнях имелось до трех миллионов безземельных сельскохозяйственных рабочих, крупные землевладельцы не составляли и одного процента сельских хозяев, но держали в своих руках 44,8% частновладельческой земли. Мелкие крестьянские хозяйства не могли сами себя прокормить. И их хозяева искали дополнительную работу на стороне. Один польский крестьянин, имевший хозяйство в 5 га, несколько позже так описал типичную картину:

«Пройдешь по нашей польской деревне и видишь, как выглядят дети бедных людей: оборванные, исхудалые, только что через замазанные рубашонки видны вздутые животы от сухой картошки. В таких условиях они должны вырасти и стать настоящими людьми „…“ Как они могут вырасти, если никогда не видят куска сахара, не оближут даже ножа после масла. Масло несут прямо из маслобойки в город, не показывая детям, чтобы они не плакали. А некоторые дети даже и хлеб получают в обрез, хотя и говорится, что у нас имеется избыток хлеба. Избыток хлеба имеется, потому что хлеб не едят и детям не дают. Я не говорю, что дети всех крестьян так живут. По большей части так живут безземельные и малоземельные крестьяне». (Гросфельд Л. Государство досентябрьской Польши на службе монополий. М., 1953, с. 65.)

Большую работу в массах проводила молодая коммунистическая партия. Всеми силами она старалась организовать их на борьбу. Непрерывно создавались новые революционные организации и партии: в 1923 г. — Коммунистическая партия Западной Украины, в 1924 г. — Западной Белоруссии, Независимая крестьянская партия, Белорусская селянско-рабочая громада.

Положение в западных украинских и белорусских землях являлось особенно тяжелым. Здесь проводилась беспощадная политика ограбления местного населения, обезземеливания, унижения местной культуры и ополячивания, насаждения неграмотности. В 1918 г. в Западной Украине, например, насчитывалось около 3600 народных школ, а в 1938 г. — менее 250. Английский наблюдатель Геннет (из лейбористов) отмечал в 1927 г., что страшная нищета индийского крестьянства ничто по сравнению с нищетой крестьянства Западной Украины.

В следующие 10 лет положение ухудшилось еще больше, доходя до катастрофы. Потребление сахара уменьшилось на 93%, соли — на 72%, угля — на 50%. Спички для многих стали роскошью (!), люди снова начали возвращаться к огниву и лучине! Население удерживалось в подчинении жесточайшим террором. Курс был задан еще в 1925 г. В октябре газета «Речь Посполита» писала:

«На южных окраинах создалось фатальное положение; если в течение нескольких лет не произойдет перемены, вспыхнет одно сплошное вооруженное восстание. Если мы не потопим его в крови, оно отторгнет у нас несколько провинций. Ответ на восстание один — виселица, и больше ничего. Необходимо все тамошнее население сверху и донизу подвергнуть такому террору, чтобы в жилах застыла кровь». (Хороша буржуазная «демократия»?!)

Правительство отвечало народу расстрелами демонстрантов и стачечников. Одновременно оно пыталось укрепить свое положение финансовой реформой (1924), заключением союза с Ватиканом (1925), политикой уступок кулачеству (за счет середняков и бедноты).

В среде господствующего класса нарастали внутренние распри. Усиливалась среди оппозиции тяга к террористическим методам борьбы. В 1922 г. президент-пилсудчик Г. Нарутович был убит террористом-эндеком художником Е. Невядомским. В Западной Украине и Западной Белоруссии шла борьба трудящихся за воссоединение с советской Украиной и Белоруссией.

Острейшая ситуация разрешилась тем, что в мае 1926 г. произошел военный переворот и к власти прорвались пилсудчики, поддержанные кулацкой партией «Вызволение» (основана в 1915 г.), реакционным руководством ППС, буржуазно-националистическими элементами Западной Украины и Западной Белоруссии, а также английским и американским империализмом.

На открытое вмешательство в польские дела советское правительство не решилось. Начиная с декабря 1925 г. (XIV съезд партии) в партии начались неистовые фракционные бои, связанные с попытками троцкистско-зиновьевской группировки захватить в стране и партии власть, ниспровергнув Сталина. Кроме того, существовал еще ряд причин. О них Сталин сказал в 1926 г. вполне откровенно:

«Несомненно, что рабочие и крестьяне связывают с борьбой Пилсудского чаяния о коренном улучшении своего положения. Несомненно, что именно поэтому верхушка рабочего класса и крестьянства так или иначе поддерживает борьбу Пилсудского, как представителя мелкобуржуазных и мелкодворянских слоев против познанцев, представляющих крупных капиталистов и помещиков. Но несомненно также и то, что чаяния некоторых слоев трудящихся классов Польши используются в настоящее время не для революции, а для укрепления буржуазного государства и буржуазных порядков.

Играют тут роль, конечно, и некоторые внешние факторы».

«В связи с этим встает вопрос о Польской коммунистической партии. Как могло случиться, что недовольство значительной части рабочих и крестьян в Польше пошло водой на мельницу Пилсудского, а не Коммунистической партии Польши? А случилось это, между прочим, пото— му, что Польская коммунистическая партия слаба, до последней степени слаба, что она еще больше ослабила себя в происходящей борьбе своей неправильной позицией в отношении войск Пилсудского, ввиду чего не могла стать во главе революционно настроенных масс». (Соч., т. 8, с. 169, с. 171-172.)

Общий итог по пункту о Домбале таков: следовало бы опубликовать (на основе документов!) подробную биографию Домбаля, выпустить сборник его работ и книгу под названием «Домбаль и Тухачевский». Фигура этого польского и белорусского лидера в настоящее время очень неясна (почти забыта!) и дает повод к всевозможным спекуляциям, что совершенно недопустимо.

Второй эпизод: Тухачевскому ставятся в вину «шпионские дела» с майором Нидермайером, передача ему секретных сведений о РККА (1931). Кто такой этот Нидермайер?

Отто фон Нидермайер (1885-1948) — кадровый офицер немецкого рейхсвера (по основной профессии — артиллерист), учился в Мюнхенском университете (география, геология). Окончил до Первой мировой войны Академию Генерального штаба, принимал участие в этой войне, считался специалистом по России, свободно говорил по-русски, знал шесть иностранных языков, многократно бывал в разных городах СССР, хорошо знал обстановку в стране. Являлся видным офицером немецкой разведки: Берзин в 1928 г. называет его «махровым разведчиком Генерального штаба». Сам себя Нидермайер любил называть «немецким Лоуренсом», что вполне соответствовало действительности. Ибо он успешно работал также в Аравии, Иране, Египте, Сирии, Палестине. Бывал также в Стамбуле и Кабуле. Работа в Турции была предметом его особой гордости, так как он состоял тогда на службе в Генеральном штабе турецкой армии и командовал немецким экспедиционным корпусом. Последний сражался против английских войск в Аравии, а командовал им знаменитый английский разведчик Лоуренс.

За проделанную ценную работу на Востоке Нидермайер получил награду из рук кайзера Вильгельма II. Был адъютантом военного министра Гесслера (1920), после чего перешел к «русским делам». В 1924 г. генерал Сект отправил его в СССР вместе с полковником Кестрингом, Фишером и майором Чунке для руководства обучением немецких офицеров в Липецке и Казани. Одновременно являлся военным атташе в Москве (до 1931 г.). Выехав, уже не возвращался, но туда ездила его жена — под предлогом гостевания у Гартмана, нового военного атташе.

Вернувшись в Берлин, Нидермайер стал профессором (!) русского института при Берлинском университете (по военным наукам) и полковником по особым поручениям при Кейтеле (начальник штаба Верховного командования вооруженными силами Германии). Был докладчиком по русским военным делам, так как, по его собственным словам, «хорошо знает СССР, ежедневно читает „Красную Звезду“ и следит за военной литературой». О своих прошлых связях отзывался так: «Уборевич — „симпатичный человек“, Тухачевский — „неприятный“, ибо был большевиком на 150%, а он не терпит „ни 150%-х большевиков, ни 150%-х националистов“.

О Радеке отзывается презрительно:

«Он — тип „образованного, но все отрицающего еврея-интеллигента, неспособного к действию“.

О Ворошилове сказал, что «он его хорошо знает» и 10 сентября 1940 г. в беседе с советским советником при посольстве в Берлине А. 3. Ко-буловым(1906-1955) просил его передать Ворошилову привет.

Себя Нидермайер представлял как сторонника германо-советского сближения, за что Тауберт из «Антикоминтерна» злобно нападал на него, называя «большевиком». Из-за подозрений ему не давали свободно писать и говорить о СССР. С 1933 по 1935 г. он находился в отставке, для него было даже опасно посещать советское посольство (без специального разрешения Кейтеля).

Нидермайер вынужден был просить военное командование о защите. Злобные нападки влиятельных врагов сильно помешали карьере. Он дошел лишь до чина полковника, хотя должен был бы быть, согласно опыту и познаниям, командиром дивизии или корпуса. Он враждебно относился к прибалтийским немцам из «Антикоминтерна», считая их бесчестными карьеристами. Он высказывал свое удовлетворения по поводу заключения договора между СССР и Германией, рассматривая его как торжество своих убеждений.

О западных странах он высказывался презрительно, говорил, что война с ними будет идти до победы, после чего мир расколется на две части: одна — Америка с ее сателлитами, другая — европейско-азиатский-африканский континент, где во главе будут стоять Германия и СССР. Два мира неизбежно затем столкнутся. СССР, с целью укрепить безопасность нефтяных источников Баку, на которые зарятся западные демократии, следует захватить Иран.

В 1941 г. Нидермайер получил желанный чин генерал-майора. Он продолжал усиленно работать в аппарате абвера, был связан со многими разведчиками, с Кестрингом и Власовым. В общем, можно сказать, что и у него грехов на душе было достаточно.

В 20— е годы в Москве Нидермайера знали под фамилией Нойман. Служил в том отделе, который занимался изучением РККА и СССР. Он являлся главой немецкой военной делегации, приезжавшей в СССР на основе тайных статей Раппальского договора о возобновлении нормальных дипломатических отношений и урегулировании взаимных претензий (1922). С установлением официальных отношений между немецкими и советскими военными кругами до 1933 г. курировал совместные предприятия, в которых обе стороны были заинтересованы: заказы в Германии на производство снарядов, переговоры с фирмой «Юнкерс» о поставках самолетов и строительстве в СССР авиазавода, строительстве завода по выработке иприта, создание совместной танковой школы в Казани, о взаимных допусках избранных командиров на тактические учения в поле и на маневры, командировку в Германию на учебу в Германскую военную академию высокопоставленных военачальников и т.п. До 1933 г. Нидермайер исполнял обязанности военного атташе в Москве. Поддерживал официальную связь между немецким военным руководством и Красной Армией на самом высшем уровне, включая наркома К. Ворошилова.

В настоящее время появились некоторые конкретные данные о работе Нидермайера. В секретном послании от 17 октября 1931 г. немецкому дипломату фон Бюлову, сыну князя Бернгарда Бюлова (1849-1929), занимавшему виднейшие должности в кайзеровской Германии (посол в Риме, статс-секретарь иностранных дел, рейхсканцлер в 1900-1909, чрезвычайный посол в Италии в 1914-1915), немецкий посол в Москве фон Дирксен писал о недавнем визите в Москву генерала Адама, начальника Генерального штаба рейхсвера, который был принят для беседы Ворошиловым, присутствовал на обеде в его честь и имел много важных разговоров. Посол пишет о своих личных впечатлениях от бесед, в которых он тоже принимал участие:

«Ворошилов самым категорическим образом подчеркивает неизменное чувство дружбы, питаемое здесь к Германии. По его словам, как переговоры с Францией, так и Польшей представляют собой явление чисто политического и тактического характера, которые диктуются разумом. В особенности же ясно отдают себе здесь отчет об отсутствии внутренней ценности договора о ненападении с Польшей. (…) Границы с Польшей Ворошилов считает, как это он подчеркивал в разговоре с Адамом, неокончательными.

Я беседовал особенно много с Тухачевским, который имеет решающее значение в деле сотрудничества с «Рейнметаллом» и для того учреждения, которое возглавлялось до сих пор Нидермайером. Он далеко не является тем прямолинейным и симпатичным человеком, столь открыто выступавшим в пользу германской ориентации, каковым являлся Уборевич. Он скорее замкнут, умен, сдержан. Надеюсь, что и он будет сотрудничать лояльно, когда он убедится в необходимости и выгодности этого сотрудничества». (Ю. Дьяков, Т. Бушуева. Фашистский меч ковался в СССР. М., 1992, с. 121.)

Совершенно секретно 28 июля 1932 г. советник полпредства в Берлине Александровский сообщает в Москву о важной беседе:

«Под строгим секретом Нидермайер сообщил, что с осени в Берлине начнет работать военная академия, запрещенная Версальским договором. „…“ Шлейхер берет курс на полное разрушение совершенно невыгодных и устарелых форм, предписанных Рейхсверу Версалем. „…“ В достаточно осторожной форме Нидермайер дал понять, что такая коренная реорганизация армии направлена острием против Запада (Франция) и будет проделываться вопреки международным запрещениям. „…“ Нидермайер после отпуска, если я заинтересован, то он с соблюдением всяческой осторожности готов организовать встречу с Герингом и всячески содействовать постоянному контакту между Полпредством и наци». (Там же, с. 132-133.)

Тот же Александровский 7 февраля 1933 г. совершенно секретно сообщает в Москву:

«По поводу нового правительства (Гитлера. — В.Л.) и его перспектив Нидермайер весьма категорически заявлял, что оно составлено из настолько гетерогенных (неоднородных. — В.Л.) элементов, что не может быть и речи о его длительном существовании. Назначение новых выборов в рейхстаг есть победа Гитлера. «…» Нидермайер относится безразлично к результатам выборов потому, что, по его мнению, развитие пойдет в направлении установления диктатуры Гитлера. «…» Нидермайер сообщил о своем желании подготовить книгу о Красной Армии, но Унион-бильд (Издательство. — В.Л.) якобы не располагает теми материалами, которые он хотел бы поместить в книге и просит у советской стороны содействия.

Прибавлю от себя, что идея книги о Красной Армии вот уже год как висит в воздухе. Например, хорошо известный нам Меннерт (немецкий журналист. — В.Л.) пытался написать такую книгу. Не подлежит сомнению, что такая книга будет пользоваться большим успехом. Совершенно очевидно, что такую книгу очень трудно составить по-нужному. Доверить ее составление одному Унион-бильду с Нидермайером невозможно. Но если этим делом заняться по-серьезному в Москве, то книгу не только можно делать, но и так составить, что она действительно произведет впечатление и покажет не столько нашим друзьям, сколько нашим врагам, что нас лучше не затрагивать. Этот вопрос нужно было бы обстоятельно обдумать и серьезно проработать». (Там же, с. 298-299.)

Со сменой немецких послов в Москве (Дирксена и Надольного) Нидермайер также отзывается в Германию и отходит в тень. Но с началом Великой Отечественной войны вновь появляется на горизонте он выступает командиром специальных частей, созданных из русских перебежчиков, и сближается с генералом Власовым, перешедшим на сторону Гитлера.

Еще до 1940 г., будучи человеком из ведомства Канариса, Нидермайер устанавливает тайные связи с английской и американской разведками. В 1944 г. входит в число заговорщиков, пытавшихся убить фюрера и захватить власть. Попадает в концлагерь (1944), откуда его освобождают американцы. С их санкции отправляется в советский сектор Берлина и пытается установить контакты с видными военачальниками, которых знал еще в 30-е годы. По обвинению в шпионаже арестован и отправлен в СССР. До 1949 г. отбывал заключение в Бутырской тюрьме. Затем был выпущен и стал работать на советскую разведку, находясь при генерале Гелене, возглавлявшем многие годы разведку ФРГ. Для маскировки она сначала называлась «Контора для реализации изделий южно— германской промышленности», а затем «Федеральной информационной службой», финансировалась американской разведкой и ею же контролировалась. Сам Гелен при Гитлере занимал пост начальника отдела «Иностранных армий Востока». Он сумел добиться благосклонности американцев, так как добровольно явился к ним и доставил список фашистской агентурной сети. Его заслуги и опыт оценили. «Гелен, — как утверждала одна немецкая газета, — владел ключами от шпионской машины, сконструированной Канарисом, Гиммлером и Шелленбергом. Руководители американской разведывательной службы были в восторге от идей и материалов, которые Гелен предоставил в их полное распоряжение. Гелену разрешили создать при себе небольшой штаб из бывших немецких офицеров разведки. Несколько недель спустя Гелен уже давал донесения. Американцы были восхищены его работой и охотно разрешили увеличить ему число сотрудников, а также расширить поле деятельности».

Вот этот Нидермайер в своем посольстве в Москве в 30-е годы не раз устраивал официальные рауты, на которых присутствовали, с согласия наркома, разные высокопоставленные лица РККА, в том числе Тухачевский и женщины, сотрудницы посольства, и те, кто по разным делам прибывал из Берлина. Говорят, на них присутствовала и Жозефина Гензи (Енсен), весьма обаятельная женщина, сотрудница рейхсвера и негласная разведчица-датчанка, старая знакомая Тухачевского. Вот чью фигуру сторонникам маршала следовало бы в первую очередь прояснить, дать ее подробную биографию: ведь есть люди, которые считают ее любовницей Тухачевского. Сталин со своей стороны утверждал, что именно она «завербовала Тухачевского»! Больше того: она завербовала и секретаря ЦИК СССР А. Енукидзе, близкого Бухарину и Сталину, советского посла в Турции, бывшего меньшевика Л. Карахана и заместителя председателя Совнаркома СССР Я. Рудзутака! Однако по этой новой Мата Хари нет не только ни одной книги, но даже и самой тощей статьи! Смешно после этого слышать лицемерные заявления: «Тухачевский ни в чем не виновен!»

Есть и другое серьезное обвинение. Бывший американский посол в Москве Дэвис в своих мемуарах, со ссылкой на чешский источник, информировавший французское Второе бюро (контрразведка), рассказывает:

«Утверждают, что немка Суделе, родившаяся в Франтишке Пазни, секретарь и любовница Тухачевского во время пребывания в Германии, где он побывал несколько раз, вовлекла маршала в сети разведывательного управления рейха». (Александров. Ук. соч., с. 180.)

Не мешало бы прояснить и этот пункт, открыть подробно и по документам, а не на основе слухов и сплетен, что за ним стоит, показать портрет означенной дамы и рассказать подробно о ее жизни!

Этот же Нидермайер, о котором идет речь, поддерживал официальные отношения и с ведомством Ягоды — НКВД! В силу всего сказанно— го у немецкого представителя было, конечно, много нужных связей и контактов, в том числе с Фельдманом, Путной, Корком, Якиром и Уборевичем. Особенно много оснований для всяких разговоров имелось с Якиром и Уборевичем, самыми знаменитыми слушателями немецкой Академии Генерального штаба (1928-1929).

Поэтому вполне понятно неистовое озлобление Вышинского, в течение многих месяцев «путешествовавшего» по дебрям тайной политики оппозиции. Вспоминая Ягоду, он так представляет его суду:

«Ягода, как мухами, был облеплен германскими, японскими и польскими шпионами, которых он не только прикрывал, как он сам здесь это признал, но через которых вел шпионскую работу, передавая разведкам секретные государственные материалы, продавая и предавая нашу страну этим иностранным разведкам».

«Это — один из крупнейших заговорщиков, один из виднейших врагов Советской власти, один из самых наглых изменников, человек, который пытался в самом НКВД организовать группу и отчасти и организовал ее из изменников Паукера, Воловича, Гая, Виннецкого и, других, оказавшихся польскими и немецкими шпионами и разведчиками. Таким является и сам Ягода, который, вместо того чтобы нашу славную разведку направить на благо советского народа, на благо социалистического строительства, пытался повернуть ее против нашего народа, против нашей революции, против социализма». (Судебные речи. М., 1955, с. 496, 558.)

Что могло побудить Тухачевского в условиях 1931 г. передавать руководству рейхсвера какие-то «материалы», если доверять обвинению? Только распоряжение собственного военного руководства (согласованное со Сталиным), вытекавшее из общей политической ситуации. Иначе говоря, «материалы» представляли собой ловкую дезинформацию.

Что представляла Германия в 1931 г.? Она была страной, катившейся к катастрофе. Тяжелое экономическое положение (в 1931 г. — 8 миллионов безработных!), резкое падение влияния буржуазии, частые смены правительств, которые были не в силах долго держаться, сбои государственного механизма, дикая борьба партий (на парламентских выборах 1930 г. социал-демократы получили 8,6 млн. голосов, фашисты — 6,4 млн., коммунисты — 4,6 млн.). Компартия на глазах наращивала свое влияние в массах. В ее распоряжении находился Союз красных фронтовиков (100 тыс. человек, формально, правда, запрещен в 1929 г.). В буржуазных кругах нарастает желание передать власть одному постоянному попутчику с «сильной рукой». В этом же направлении идет агитация в массах со стороны буржуазных газет. Очередные парламентские выборы президента (1932) кое-что показывают в этом плане. Новый президент, 85-летний фельдмаршал Гинденбург, получает 19 млн. голосов, а кандидат компартии 45-летний рабочий-докер Э. Тельман — 3,2 миллиона. Ничего удивительного: в политике действует принцип долгой известности и авторитета, сложившегося в стране и за ее пределами. Гинденбург именно таков: он — монархист, крупнейшая фигура Первой мировой войны с немецкой стороны (начальник Генерального штаба, с 1916 г. фактический главнокомандующий), один из организаторов военной интервенции против Советской России, доверенное лицо немецкой военщины, юнкеров, промышленников и банков, то есть тех людей, которые реально держат власть.

Компартия занимала по численности депутатов 3-е место в рейхстаге. И это внушало реакции большие опасения. Все больше распространялось убеждение, что выход только в одном: уничтожить буржуазно-демократические свободы, установить открыто террористическую диктатуру, военную и фашистскую, развязать новую войну, способную отвлечь народное внимание и ликвидировать за чужой счет острейшие социальные противоречия. Правда, в буржуазном лагере, как и в среде военных, не все стояли за подобный исход. Войны с Россией не хотела могущественная «российская партия», объединявшая часть промышленников, банкиров, генералов, влиятельной интеллигенции, правительственных чиновников, простого народа. На этой же позиции стояла и часть функционеров различных партий. У них довольно долго были еще сильные позиции (социал-демократическое правительство Брауна в Пруссии реакция сумела разогнать только в середине 1932 г.).

Однако другой лагерь оказывался явно сильнее, действовал более энергично и сплоченно. Фашисты выступали в нем как партия крайней реакции, прикрывавшейся беспардонным шовинизмом, национализмом и демагогией. Гитлер всячески рекламировал себя во всех общественных прослойках, устраивал многочисленные митинги и собрания «для избранных». Своих планов он не скрывал и говорил так:

«Я хочу войны, и все средства для меня хороши. Война будет вестись по-моему, война — это я». (Бланк А. Из истории раннего фашизма. С. 132.)

«Советская Россия, как революционное социалистическое государство, является врагом национал-социалистических сил порядка, но есть и кое-что большее. Как великое территориальное образование, Россия является постоянной угрозой Европе. Принцип самоопределения также относится к России. Русская проблема может быть разрешена только в согласии с европейскими, что означает с германскими, идеями. Не только русские пограничные территории, но и вся Россия должна быть расчленена на составные части. Эти компоненты являются естественной имперской территорией Германии».

Вот она, программа войны и тотального грабежа! И ее-то повторяют российские негодяи! Обворовав Гитлера, они визжали со всех трибун: «Ликвидируем последнюю империю! Позволим выделиться республикам! Зачем они нам?! Пусть Россия действует в одиночку! Тогда она станет богаче и сильнее! Да и ее надо разделить на 50 республик! Пусть будет конфедерация! Тогда нас примет в объятия цивилизованная Евро— па!» Вот программа банды врагов, взращенных за последние 50 лет! И говорят еще, что Сталин напрасно казнил руководящих предателей!

При таких обстоятельствах в Германии задача для генералитета СССР была вполне ясна: крепить связи с «русской партией» среди немецкого генералитета, заключать негласный союз с целью не допустить Гитлера к власти, а если он все же прорвется, то организовать его свержение общими усилиями.

Скорее всего, в то время Тухачевский занимался именно этим. Ничем другим он и не мог бы заниматься! Во-первых, зачем было подвергать риску свою очень успешную карьеру? Во-вторых, он имел еще недостаточную власть (начальник вооружений РККА, заместитель председателя РВС СССР), которая не давала шансов на успех самостоятельного военного заговора (и этого он не мог не понимать).

Итак, этот пункт обвинения следует снять, как недостоверный. А по деятельности Нидермайера в России тоже, конечно, необходима обстоятельная статья и специальная книга — для прояснения вопроса и освещения его реальной деятельности. Пока сказать ничего определенного нельзя, фактов мало.

Лишь третий эпизод, связанный с обвинениями в передаче немецкой разведке и рейхсверу оперативного плана в 1937 г., выглядит вполне реально. Что могло побудить к таким опасным и преступным действиям? Несомненно, крайняя опасность положения. По собственным словам, Тухачевский вошел в «правую» оппозицию в 1928 г., будучи командующим Ленинградского военного округа; вовлек его в «правую» организацию А. Енукидзе, секретарь ЦИК СССР, один из друзей Бухарина. Уже в конце 1936 г. тайный «право»-троцкистский блок, за кулисами боровшийся со Сталиным, находился на грани полного разоблачения. 14 августа 1936 г. в Ленинграде арестован В. Примаков, 27 сентября 1936 г. покровитель блока Ягода был уволен с поста наркома НКВД, 20 августа 1936 г. люди Ежова арестовали лучшего друга Тухачевского В. Путну, — руководящего участника заговора, бывшего военного атташе в Берлине, Токио и Лондоне. На январском процессе 1937 г. Радек в очень двусмысленной форме вспомнил вдруг о Тухачевском, после чего его имя упоминалось еще по крайней мере 10 раз. 14 и 23 мая 1937 г. Корк и Эйдеман, соратники Тухачевского, тоже оказались арестованы (по обвинению в тайных сношениях с нацистской Германией и шпионаже). Итак, вопрос стоял совершенно однозначно: или надо оказать сопротивление, или следует положить голову на плаху

Да, вопрос стоял буквально о голове. Высокопоставленные троцкистские руководители в СССР (Розенгольц, Крестинский и др.) в своих секретных письмах Троцкому за границу, уже в конце 1936 г., высказывались за немедленное выступление.

Закулисные дипломатические переговоры с западными державами и торг из-за условий, на которых оппозиции окажут помощь в ее борьбе за власть (вел переговоры главным образом Троцкий, хотя свою линию имели и другие лидеры), длились долго и все никак не приводили к успеху. Западные державы (Англия, Франция, Германия, Польша) много запрашивали, а оппозиция не хотела слишком много обещать — из боязни скомпрометировать себя. Так длилось до конца 1935 г., когда ход событий припер оппозицию к стене: в Европе распространялся фашизм, его позиции в Германии усиливались, угроза мировой войны росла со страшной быстротой. И тогда Троцкий решил пойти напролом, поставив собственных нерешительных компаньонов в СССР перед фактом сговора с западными «союзниками». Известие о его действиях повергло ведущих оппозиционеров в шок. Радек так передавал свои чувства от знания того, что происходило «за кулисами»:

«Я, пересылая ему (Троцкому в 1934 г. — В.Л.) ответ Центра, добавил от себя, что согласен на зондирование почвы, — сами не связывайтесь, обстановка может измениться. Я предлагал: пусть переговоры ведет Путна, имеющий связи в руководящих военных японских и германских кругах. И Троцкий мне ответил: «Мы не свяжемся без вас, никаких решений не примем». Год молчал. Через год поставил нас перед фактом своего сговора. Вы поймите, что это не есть моя добродетель, что я против этого восставал. Но это — просто факт, чтобы вы поняли».

«Я мало— мальски военно-грамотный человек и могу оценить международную обстановку. И для меня было ясно: 1934 год -период, в который я, при моей склонности к пессимизму, считал неизбежным поражение, гибель; уже в 35 году есть все шансы на победу этой страны, и кто раньше маскировал перед собой, что он пораженец по необходимости, чтобы спасти то, что можно спасти, — тот должен себе сказать: я — предатель, который помогает покорить страну, сильную, растущую, идущую вперед. Для каких целей? Для того, чтобы Гитлер восстановил капитализм в России». (Последнее слово Радека.)

Теперь по-новому приходилось смотреть на аргументы Троцкого, которыми он пытался убедить своих сторонников в СССР еще в 1933 г., публикуя программную статью в «Бюллетене оппозиции». В статье этой, имевшей подзаголовок «Проблемы IV Интернационала», имелись такие строки: «Было бы ребячеством думать, что сталинскую бюрократию можно снять при помощи партийного или советского съезда. Для устранения правящей клики не осталось никаких нормальных конституционных путей. Заставить их передать власть в руки пролетарского авангарда можно только силой». (См.: Вышинский. Судебные речи. С. 475.)

Итак, Троцкий призывал действовать решительно. Теперь по необходимости приходилось играть ва-банк! Тем более что другая сторона, пользуясь обстоятельствами, буквально хватала за горло и ставила вопрос ребром: «Хотите получить помощь от нас? Предоставим! Но взамен дайте сведения — по армии, промышленности, транспорту, сельскому хозяйству, финансам. Пристраивайте наших людей на различные должности, помогайте их передвижениям по стране». Иначе говоря, толкали к шпионажу. Возникает вопрос (его задают сторонники маршала):

— Но мог ли Тухачевский, самый горячий патриот, выдающийся военачальник на фронтах Гражданской войны, награжденный советским правительством за заслуги, склониться со своими товарищами, тоже настоящими героями, на такие мерзости?! Он и в оппозиции-то не бывал никогда.

Действительно, в формальной оппозиции Тухачевский никогда не числился. Однако с Бухариным и Троцким он всегда ладил. А к Троцкому чувствовал явное расположение. Современные зарубежные троцкисты, люди весьма информированные о делах своего почившего лидера, пишут в этой связи так:

«Тухачевский противостоял невыносимому давлению и отказывался не только обвинять, но даже критиковать своего бывшего командира в печати. Даже в 1928 г. он продолжал цитировать Троцкого в книге „Вооруженное восстание“.

Все известные троцкистыс редким единодушием утверждают, что Тухачевский и его соратники были ликвидированы Сталиным, как представители «демократической оппозиции», как группа «антифашистских генералов». Их-де ликвидация составляла необходимое условие для заключения пакта Гитлера-Сталина в 1939 г. Эти утверждения выглядят очень сомнительно. Во-первых, велик разрыв между пактом и ликвидацией Тухачевского и его друзей. Что же Сталин, этот «тиран», так тянул?! Во-вторых, эта «демократическая оппозиция» никогда Сталину и нигде открыто не возражала. А в-третьих, раз это «демократическая оппозиция», то какова же была ее программа? Чем она отличалась от сталинской? На эти вопросы вразумительных ответов нет! Случайно ли?!

Но главное все-таки не в этих соображениях. Главное то, что признает сам Троцкий: «Тухачевский, как и остальные казненные генералы, несмотря на тесную боевую связь со мною (самая тесная форма связи, как известно! — В.Л.), политически никогда не были троцкистами. Они были солдатами. Если в последний период Тухачевский встал в оппозицию к Сталину, то руководили им исключительно чувства патриотизма». (Там же, с. 43.) (Сам Тухачевский, в своих объяснениях в НКВД, признавал, что он установил личную связь с Троцким в 1936 г. через Льва Седова, сына изгнанника, с которым во время поездки в Лондон сумел устроить свидание Путна.)

Итак, первый факт (закулисные действия Тухачевского против Сталина!) для Троцкого несомненен. А вот второй факт (в виде оценки): «генералы (во главе с маршалом. — В.Л.) стремились защитить Красную Армию от деморализующих интриг НКВД. Они защищали лучших офицеров от фальшивых обвинений. Они противостояли установлению диктатуры НКВД в Красной Армии. Генералы боролись за интересы безопасности Советского Союза, а не Сталина. Поэтому они и погибли». (Там же, с. 43.) Признания Троцкого подкреплены признаниями Тухачевского, сделанными в НКВД (1 июня):