Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая
Жаль, что Павлуши нет со мной. Он знал бы раньше Меня, когда, наконец, придут события, которых все ждут. Он объяснил бы мне все, что происходит.
Но Павлуш далеко, ни о нем, ни о маме, ни о маленьких Феде и Наде я ничего не знаю. Я рассказываю бабушке о Москве.
— Там теперь, наверное, опять холодно, — говорю я. И вспоминаю, что валенок мама так и не успела купить.
— Хоть бы они там уж на улицу не выходили, — сокрушается бабушка.
— В Москве и в комнатах мороз, — отвечаю я. Бабушка тяжело вздыхает, и я ее успокаиваю:
— Есть и теплые дома, ты не беспокойся.
Я знаю, что мама перед нашим отъездом собиралась снять для себя и ребят отдельную комнату. Может быть, эта комната в теплом доме? Интересно, что происходит в Москве, готовятся ли там к событиям? А может быть, там все уже успокоилось? Как будет жалеть Павел, что он не был в Дидубе и не видал, как мы шагали под красным знаменем, и городовой и жандармы не смели это запретить. Павел был бы первым в колонне. У Казимира Манкевича и его товарищей я видела винтовки. Павел знал, как с ними обращаться, ему, пожалуй, дали бы ружье.
Винтовки скоро понадобятся, слышу я. И патроны тоже. Тяжелые свертки, которые приносят бабушке прятать, — это патроны.
Об этом надо молчать. Надо молчать обо всем. И о том, что приехал дядя Ваня. Он появляется неожиданно вечером, и бабушка только успевает всплеснуть руками.
— Ваня! — бросаемся мы к нему с Шурой.
— Тихо, — говорит дядя Ваня. — Надо сбегать за Казимиром.
Казимир приходит с товарищами, и поодиночке они все куда-то уходят.
Последним, неслышно ступая мягкими сапогами, прокрадывается на улицу дядя Ваня. Мы долго прислушиваемся, все ли тихо…
Спустя несколько дней дядя Ваня спрашивает меня:
— Нюра, хочешь поехать со мной в Баку? Я чуть не подпрыгиваю. Еще бы!
— Хочу! Когда? Скоро?
— Мы соберем ее за два дня, — отвечает Ксения, жена Казимира Манкевича, на вопросительный взгляд дяди.
Бабушка качает головой, когда вечером я рассказываю, что вместе с дядей Ваней уезжаю в Баку.
— Да ведь у тебя пальто нет! В чем поедешь?
— Сошьем ей новое, — успокаивает дядя Ваня.
На другой день со старшей теткой Варей мы идем покупать материю на пальто.
Первый раз мне шьют пальто из новой красивой пушистой материи. Мне всегда перешивали старые пальтишки теток. Варя — портниха. Она шьет пальто. Когда его примеряют, я заглядываю в осколок зеркала и думаю: «В этом пальто я буду самой нарядной девочкой в Дидубе».
В день отъезда я встаю чуть свет и от нетерпения не могу ничего есть.
— Ешь, — уговаривает меня бабушка, — в дороге такого не дадут.
Я давлюсь сладким жирным пловом и пугаюсь: а вдруг дядя Ваня уехал без меня? Но вот за мной приходит тетя Ксеня. Мы поедем на вокзал от Манкевичей.
Дядя Ваня ждет нас там. Я иду и так волнуюсь, что не замечаю, какое впечатление производит мое пальто в поселке. На дяде Ване костюм, в котором я его еще никогда не видела. В этом костюме Ваня похож на богатых господ, которые прогуливаются по Головинскому проспекту.
— Все ли готово? Пора собираться. — Ваня подходит ко мне совсем близко и говорит. — А ты ничего не боишься, Нюрочка?
Я отвечаю правдиво: я ничего не боюсь. Ксеня уводит меня в другую комнату, и Варя из-под кровати достает длинный зашитый в белое полотно сверток.
Я снимаю платье. Варя накручивает на меня сверток и осторожно, стараясь не уколоть, пришивает его к лифчику.
— Не тяжело? — спрашивает она. — Удобно? А ну, пройдись!
Потом она помогает мне надеть платье и, осмотрев меня, говорит довольно:
— По-моему, ничего не заметно. А Ксеня шепотом, хотя в комнате никого, кроме нас троих, нет, произносит:
— Никому, никому не позволяй до себя дотрагиваться. Я понимаю: на мне патроны, которые я везу в Баку. Они нужны отцу и товарищам.
Мы едем на вокзал в фаэтоне. Когда лошади останавливаются, к нам подбегает носильщик и хватает Ванин чемодан. Дядя Ваня берет меня за руку, и мы проходим по платформе. Носильщик идет сзади. В вагоне я удивленно оглядываюсь. Как здесь нарядно! Мягкие диваны, ковер на полу, зеркала. Это второй класс.
А мы всегда ездили в грязных голых вагонах третьего класса.
— Сюда, — говорит носильщик и ставит чемодан в купе, где сидят два офицера.
Я смотрю на Ваню, но он неторопливо усаживается на покрытый полосатым чехлом диван и предлагает мне сесть рядом. Поезд трогается, и один из офицеров говорит:
— Приятная у нас компания. — Он берет со столика коробку конфет и протягивает мне. — Пожалуйста, барышня, попробуйте!
Я прижимаюсь к дяде Ване, он улыбается и говорит:
— Мы, кажется, не любим конфет…
— Нет, барышня должна попробовать…
— Ну, что же, — говорит Ваня, — раз так просят, нельзя отказаться.
Я беру одну шоколадку из коробки. Потом иду в коридор и долго смотрю на горы, мимо которых мы проезжаем. Дядя Ваня разговаривает с офицерами.
— В Баку изволите ехать? — спрашивают они.
— Да, — отвечает Ваня.
— А там черт знает что творится, — говорит офицер, который угощал меня конфетами. — Обнаглел народ.
— Совершенно верно, господин офицер. — Дядя Ваня, как всегда, говорит ровным негромким голосом.
Когда в вагоне темнеет, и проводник зажигает лампочку, Ваня зовет меня и говорит, что пора спать. Я хочу сбросить пальто, и один из попутчиков тянется помочь мне.
Но Ваня, любезно улыбаясь офицеру, берет мое пальто и подсаживает меня на верхнюю полку. Я лежу там и нащупываю на себе патроны, и все еще вздрагиваю: что, если бы офицер до них дотронулся! Мне не очень удобно лежать, ворочаться я не решаюсь, но скоро засыпаю и открываю глаза, когда поезд подъезжает к Баку.
— Приехали, — говорит Ваня.
Он снимает меня с полки, набрасывает на меня пальто, и мы выходим на бакинский вокзал.
В комнате, куда нас привозят, какая-то женщина раздевает меня и снимает патроны. Она прижимает меня к себе.
— Молодчина девочка, — говорит она. Когда через несколько месяцев я наконец увидела маму, то рассказ о патронах приберегла напоследок.
— А тебе не тяжело было? — беспокойно спросила мама.
— Нет, — независимо ответила я. — Я целый день проходила с ними в Баку.
И сама тут же ужаснулась своей лжи. Мама упрекнула дядю Ваню за то, что он не снял с меня сразу патронов.
— Да что ты, Ольга, сняли сейчас же. Я слышала это из другой комнаты и чуть не расплакалась от стыда. Но дядя Ваня, наверное, что-то понял.
Он сказал:
— Было бы нужно, она проходила бы с ними и день и два. Вот ей и показалось…