Пятый чемпион

Пятый чемпион

В 1934 году Большой зал Ленинградской филармонии был переполнен. Турнир мастеров с участием Макса Эйве и Ганса Кмоха. Сидя за шахматным столиком, Эйве вытягивал свою левую ногу располагая ее на стуле, – в этом положении ему не так больно (купаясь в Черном море накануне турнира, Эйве ушиб ногу).

Контракт с Алехиным о матче на первенство мира уже подписан; матч год спустя будет происходить в Голландии. Шахматный мир не сомневался в победе Алехина – с 1927 года, после выигрыша матча у Капабланки, Алехин побеждал во всех турнирах, где он играл. Правда, за несколько месяцев до ленинградского турнира Алехин в Гастингсе отстал от первого призера – Флора – на пол-очка. Но какое это имеет значение? Более важно, что у Эйве не было особо больших успехов.

Тем не менее 34-летний Эйве матч выиграл и стал пятым чемпионом мира. Когда в 60-х годах мы с ним выступали в Иркутске Эйве выразил желание прочесть лекцию о двух своих матчах с Алехиным (матч-реванш в 1937 году Эйве проиграл). Я боялся неблагоприятной реакции собравшихся любителей шахмат: ведь все они были поклонниками великого шахматиста Александра Алехина. Но Эйве действовал с поразительным искусством. Да, признал он, Алехин в 1935 году злоупотреблял алкоголем. К сожалению, он так поступал не только во время матча на первенство мира, но и во время соревнований. Стало быть, в том, что Эйве превзошел Алехина в 1935 году, ничего удивительного не было, поэтому Эйве по праву стал чемпионом. А в 1937 году, сказал Эйве, Алехин уже восстановил свою спортивную форму, и он, Эйве, уже не мог с ним справиться. Слушатели наградили экс-чемпиона аплодисментами – я вздохнул с облегчением…

Макс Эйве был прагматиком, он легко адаптировался в изменяющихся обстоятельствах. Таким он был в жизни, таким – и в шахматах. Он изучил в шахматах все, что было опубликовано. Поэтому Эйве хорошо владел известными стратегическими приемами. Но прагматик не может быть стратегом, а стратег – прагматиком. И после матч-реванша 1937 года Алехин справедливо заметил, что по таланту Эйве является тактиком!

Тактиком Эйве был выдающимся. Просмотров у него почти не было, а хитрые неожиданные ходы он просто «выкапывал». Я тоже был неплохим тактиком, но тактика никогда не являлась основой моей игры, и поэтому первые наши встречи заканчивались не в мою пользу…

Результат турнира в Ленинграде зависел от моей неоконченной партии с И. Рабиновичем. Выиграв затянувшийся эндшпиль, я с опозданием явился на заключительный банкет в Доме ученых. Макс поздравил меня и тут же сказал, что устроит мне приглашение на турнир в Гастингс. Тогда он все свои обещания, видимо, хорошо помнил – я не заметил у него записной книжки, в которую впоследствии он заносил все свои дела. О чем только его не просили! Здесь были и приглашения, и просьба поддержать молодых шахматистов и просьбы о материальной помощи, просили книги, заказывали статьи… Эйве, как правило, никому не отказывал. Используя каждую свободную минуту, он мелким четким почерком (обычно по-немецки) писал статьи, примечания или интервью…

Широта его интересов была поразительной. Никогда не расставаясь с шахматами (сколько шахматных книг он написал…), он преподавал математику в женском лицее, а когда появилась вычислительная техника, стал представителем фирмы «Ремингтон» в Евpone – разъезжал по многим странам и консультировал фирмы: какая ЭВМ больше подходит для использования в данных условиях. Потом работал главным специалистом в бюро по электронике, которое ведало размещением заказов (каких – не знаю, но пройти в помещение бюро было нелегко), был председателем комиссии Евратома по шахматному программированию. Стал профессором двух университетов, был и президентом ФИДЕ.

Эйве любил путешествовать. Еще в начале 30-х годов совершил кругосветное турне, после чего его окрестили «Летучим голландцем». Как-то я ему рассказал, что выступал в Тюмени и Сургуте, а вот до Салехарда, где живут оленеводы, не добрался…

– Поехали вместе? – предложил Макс.

Долго я уговаривал его стать президентом ФИДЕ, считая, что лишь шахматист, который был чемпионом мира, может понять важность устойчивых и справедливых правил проведения соревнований на первенство мира (президент Рогард отменил постоянно действующие правила). Эйве долго не соглашался, но затем изменил свое мнение и прилетел в Москву, чтобы выяснить позицию Советской шахматной федерации. Я сразу примчался в отель «Метрополь» пошли мы в ресторан (сидели в том самом зале, где в 1925 году проходил знаменитый международный турнир), и за дружеской беседой я высказал надежду, что теперь-то уж будут приняты справедливые правила… Неожиданно будущий президент спрашивает:

– А можно ли будет кроме матчей раз в три года (с претендентом по отбору) проводить дополнительные матчи на мировое первенство?

Я обомлел.

– А с кем же чемпион будет играть?

– С сильным гроссмейстером, который обеспечит призовой фонд, – отвечает Эйве.

– А если будет два вызова, тогда кто будет иметь приоритет?

– Тот, кто обеспечит больший приз, – последовал незамедлительный ответ.

– Стало быть, стать чемпионом получит надежду не тот, кто талантливей, а тот, кто найдет больше денег?

Эйве в знак капитуляции поднял руки вверх. И сдержал слово – подобных матчей не проводил… Но кое-что другое как президент он все-таки сотворил в этих правилах! И неудивительно – прагматик в создавшейся ситуации находил наиболее «удобное» решение. Тогда я понял: прагматик не должен быть президентом. Однако мое мнение реального значения не имеет – важно, чтобы это понял шахматный мир. Пока этого еще не произошло.

И вот в марте 1975 года, когда предпринимались отчаянные попытки «уговорить» Р. Фишера играть матч с А. Карповым, я обратился к президенту ФИДЕ со следующим открытым письмом:

Дорогой профессор!

Мы с вами являемся последними могиканами из племени чемпионов, действовавших в первой половине нашего столетия, и вряд ли кто другой лучше нас понимает опасности, угрожающие сейчас шахматному миру.

Несомненно, Вы помните то время, когда ФИДЕ взяла в свои руки проведение соревнований на первенство мира. Это был период (примерно 1947 – 1956 годы), когда общие интересы шахмат возобладали над интересами национальными, групповыми и личными. В шахматном мире торжествовал справедливый порядок. Правда, всемирное шахматное сообщество не выполняло тех своих обязанностей, о которых говорил в свое время Эм. Ласкер, – оно не позаботилось о материальной основе жизни создателей творческих шахматных произведений, но не все же сразу…

Затем наступил период (примерно 1956 – 1969 годы), когда сторонники частных интересов постепенно отвоевывали позиции у защитников интересов общих. Так был отменен матч-турнир четырех – дамоклов меч, который висел над головами участников матча на первенство мира и заставлял их стремиться к обоюдному согласию; было отменено право побежденного чемпиона на реванш, что связано с потенциальным ущербом для творческого начала в шахматах. Но это еще было терпимое время.

С 1970 года эгоистические интересы начали праздновать победу. Постоянно действовавшие правила борьбы за первенство мира были превращены в клочок бумаги, а затем упразднены. Был отброшен и принцип обязательного проведения матчей на мировое первенство один раз в три года – святая святых, провозглашенная на конгрессе в Париже в 1949 году. Количество участников в межзональном отборе было доведено до 36, что увеличило случайность результатов отбора. Максимальное число партий, которое могут сыграть претенденты было увеличено до 60, а количество партий в матче на первенство мира – до 36, что также свидетельствует о пренебрежительном отношении к интересам шахматного творчества. Высокие, зависящие от случая призы участникам – своего рода барская подачка – говорят о том же.

Вы, вероятно, не забыли наши беседы (они велись до 1970 г.), профессор, когда я уговаривал Вас дать согласие стать президентом. Мы обсуждали вопросы развития шахмат, создания прочной материальной базы для шахматного творчества, т. е. то, о чем мечтал Ласкер; Ваша будущая президентская программа была превосходной, она имела в виду торжество общих шахматных интересов. А что получилось после выборов? Президент ФИДЕ делает не то, о чем мечтал Ласкер а то, что ему диктует г-н Эдмондсон, который утверждает при этом что он действует от имени чемпиона мира.

Справедливости ради отмечу, что, не только ФИДЕ и ее президент не проявили должной принципиальности. К сожалению, и советская федерация иногда оказывалась не на высоте положения, а возможно, также и тот, кто пишет эти строки…

Все же я являюсь оптимистом. Как-то пришлось мне прочесть рассказ Марка Твена о незадачливом женихе, который в канун свадьбы неизменно попадал под трамвай, что каждый раз было связано с какой-нибудь ампутацией. Вот и возникает философский вопрос: каким калекой должен стать жених, чтобы невеста (которая его горячо любит) отказалась наконец от замужества ? Позволительно в связи с этим спросить: сколько лет должен не выступать в соревнованиях чемпион (талант которого все высоко ценят), чтобы шахматный мир понял наконец, что общие интересы превыше любых эгоистических?

Ранее, когда мы сидели за шахматным столиком, профессор меня иногда в смятение приводили Ваши неожиданные ходы. Надеюсь, что и сейчас Вы найдете ход, который одобрит шахматный мир и вернет Вам симпатии и доверие как Ваших коллег, так и любителей шахмат (в том числе и советских, и американских). В этом справедливом деле Вы всегда можете рассчитывать на содействие старого друга…

И хотя, когда Макс стал президентом, наши мнения разошлись добрые отношения остались. Как я радовался, когда получал очередное дружеское письмо из Амстердама, написанное хорошо знакомым мелким, аккуратным почерком!

Многие годы, когда я приезжал в Голландию, Макс охотно приходил на приемы в советское посольство. Затем обстоятельства изменились. Однажды мы с послом присутствовали на живых шахматах на площади перед Королевским дворцом в Амстердаме. Посол пригласил Эйве принять участие в шахматном вечере для дипломатов. Эйве нашел ловкий ход:

– А американский посол придет? – спросил он в уверенности что тот-то уже отклонил приглашение.

– Обязательно будет, он любит шахматы.

Пришлось Максу приехать в Гаагу, и мы с ним давали альтернативный сеанс (делали ходы по очереди) и выиграли как у американского, так и у советского посла.

Теперь этого полного энергии человека нет. Зачем в октябре он поехал на Ближний Восток, сменив дождливый и прохладный климат Нидерландов на сухую жару? Может, это было ему не под силу?

Чемпионы мира уходили из жизни строго по возрасту и по очередности завоевания шахматной короны. Итак, следующий – автор этих строк. Позвонил я Смыслову и напомнил, что за мной его черед. Смыслов смеялся. Конечно, пока я жив, он может смеяться!..

Эйве был интеллектуалом высокого ранга. Быстрота соображения, понимание намерений собеседника были исключительными. В 1967 году играли мы со Смысловым в Пальма-де-Мальорке, а Эйве приехал как почетный гость. После очередного тура обсуждали мы с Максом проблему искусственного гроссмейстера. Смыслов слушал-слушал и вдруг спрашивает:

– Скажите, а когда все это может произойти?

Эйве незаметно взглянул на встревоженного Смыслова, сделал вид, что призадумался, похлопал собеседника по плечу и с затаенной хитринкой в глазах произнес:

– Ну, лет через двадцать… – Макс высчитал, что к тому времени Смыслов уже играть не будет!

Вообще профессор Эйве не верил, что проблема искусственного гроссмейстера может быть решена. Тем не менее он внимательно и с симпатией следил за моей работой в этой области. И хотя он оставался скептиком, все же понимал великое значение решения этой задачи. И однажды заявил мне:

– Если вам удастся решить задачу создания программы гроссмейстера, то все то, что сделали вы в жизни до этого, – ерунда!

Эйве не будет забыт – такие личности не забываются. Но понять сейчас, что писем от него уже не будет, пока не могу…