Великий шахматист

Великий шахматист

Достоинства Капабланки не следует ни умалять, ни приукрашивать: он был таким, каким был, и этого достаточно, чтобы быть великим.

То, что в раннем детстве он проявил удивительные способности к шахматам, не может поразить знатока – это бывало. То же можно сказать о блестящей победе 23-летнего кубинца на международном турнире 1911 года в Сан-Себастьяне. Спустя три года на турнире в Петербурге все уже трепетали перед Капабланкой. Должно было произойти «чудо» (или, иначе говоря, должно было сказаться пренебрежение спортивным режимом), чтобы победителем оказался не он, а Эм. Ласкер. К сожалению, и это бывало…

Капабланка умер в 1942 году, ему шел всего лишь 54-й год. Сразу же после его смерти Алехин написал, что такого величайшего шахматного гения мы никогда более не увидим…

Но как же можно доказать гениальность третьего чемпиона мира?

Уточним прежде всего, что следует понимать под словами «шахматный гений». Ответ может быть однозначным: природный шахматный талант. Известно, что еще три качества необходимы шахматному бойцу для успешных результатов. Это – стойкий характер, специальная подготовка и выносливая, трудоспособная нервная система.

Капабланка обладал не всеми этими качествами. Конечно, он был честолюбив, но разве лишь это необходимо для спортивного характера? С точки зрения общечеловеческих качеств, его надо считать слабохарактерным. Он отлично знал, как строго должен вести себя в жизни подлинный спортсмен, но не мог преодолеть своих привычек, которые прочно им завладели.

Со специальной шахматной подготовкой дело обстояло совсем плохо. Величайший шахматный гений почти ничего не читал в области шахмат. Он узнавал о том, что создали другие мастера, лишь случайно. Главной базой познания для него был собственный опыт то, что он получал за шахматной доской во время соревнований.

Были и есть шахматисты, которые много работают в кабинетной тиши. К таким можно отнести, например, Алехина или Фишера. Капабланка в этом понимании не работал; это было ему в те молодые годы, когда формировалось его шахматное «я», просто-напросто не нужно.

И, наконец, о выносливости, трудоспособности нервной системы. Пока не ощущался груз прожитых лет, Капабланка играл за доской легко, сохраняя силы до конца трудной партии. Лишь отсутствие строгого спортивного режима могло выбить его из турнирной колеи. Но здоровье тут уже не играло роли – сказывалась его слабохарактерность.

Итак, из четырех необходимых качеств Капа в полной мере обладал лишь двумя: талантом и трудоспособностью! Так как трудоспособность его была не выше, чем у многих других гроссмейстеров, а успехов он достиг выдающихся, то остается лишь почтительно склониться перед его поистине феноменальным шахматным талантом.

В чем же состоял этот талант?

Шахматист за доской должен принимать решение в оригинальной ситуации, ибо шахматные позиции редко повторяются в турнирной практике. Но все же есть ряд способов сделать некоторое множество этих позиций менее оригинальными, более привычными. Так, например, шахматный мастер применяет более или менее ограниченное число дебютов, он готовит дома и связанные с дебютом планы игры в середине партии. Все это облегчает тяжелую работу по принятию решения за доской.

Капабланка долгое время был в значительной мере избавлен от этих забот. Конечно, осторожности ради он предпочитал начала, где неожиданности в области дебюта были сведены к минимуму, но в целом ему было безразлично, что играть. Это хорошо видно, например, из его примечаний к партии 1918 года с Маршаллом, из 7-й партии матча на первенство мира против Алехина и т. д.

Итак, Капабланке незачем было готовиться к партии. Его талант состоял в использовании алгоритма поиска хода в оригинальной позиции, алгоритма, которым в основном он пользовался интуитивно.

В молодые годы этот алгоритм поиска делал его владельца непобедимым. Достаточно напомнить, что к тому моменту, когда 33-летний Капабланка завоевал первенство мира, он проиграл всего лишь восемь (!) турнирных партий. Ни один шахматист никогда не демонстрировал ничего подобного! Об этом не мешало бы подумать поклонникам Фишера, которые объявили его величайшим шахматным гением всех времен…

В этом алгоритме поиска заключалась феноменальная сила, но тем не менее он определил неизбежное и преждевременное снижение спортивных успехов. Действительно, если есть такое безотказное оружие, для чего искать новое? Зачем проводить бессонные ночи за анализом неоконченных партий? Для чего готовить новые дебютные схемы, планы игры в миттельшпиле, изучать уникальные позиции эндшпиля? Надо ли, наконец, познавать самого себя и изучать партии противников? Ведь и так все идет отлично: гению не надо ни совершенствоваться, ни воспитывать свой характер, ни утруждать себя специальной подготовкой!

Между тем успехи порождали самонадеянность, а отсутствие тяжелой работы постепенно снижало трудоспособность. И вот наступило время, когда великому шахматисту уже под сорок. Способность к счету вариантов – привилегия молодости – снизилась, и уже нельзя в той же степени использовать свое прежде неотразимое оружие.

В этот момент и состоялся матч с Алехиным, имевший далеко идущие последствия. Капабланка не только потерял звание чемпиона мира – он перестал быть столь грозным, как раньше. Его уже не очень боялись, хотя еще около десяти лет он сохранял большую силу. Достаточно вспомнить 1936 год, когда Капабланке было 48 лет. И в Москве, и в Ноттингеме он играл превосходно. Однако это были его последние достижения. Легкие успехи в молодые годы привели к преждевременному выходу из строя величайшего шахматного гения.

В чем же состоял капабланковский алгоритм поиска решения? Можно ли ответить на этот вопрос, зная лишь результаты применения этого алгоритма: партии, некоторое число анализов, высказываний? Увы, пока о секретах алгоритма Капабланки можно лишь догадываться.

Человек, играя в шахматы, сочетает счет вариантов перебора ходов с так называемой позиционной игрой, когда идет борьба за улучшение ситуации на отдельных полях доски, когда накапливаются мелкие преимущества. Капабланка добивался поразительной гармонии счета вариантов и позиционных тонкостей, тесного взаимодействия всех фигур. В его партиях обращало на себя внимание отсутствие отдельных ходов; для его игры было типично переплетение тонких планов игры с красивыми жертвенными комбинациями и точными маневрами. Так же, как и у гениального пианиста создается звуковая картина, а не слышны отдельные звуки, извлекаемые каждым ударом пальцев по клавишам…

Именно поэтому игра Капабланки производила и производит неотразимое художественное воздействие. В его творчестве господствовала тенденция к простоте, и в этой простоте была неповторимая красота подлинной глубины. Его шахматному вкусу претили ложные внешние эффекты.

Итак, секрет его алгоритма нам пока неизвестен. Но значит ли это, что шахматисты никогда не узнают секрета капабланковского гения? Может быть, когда-нибудь и узнают… Если бы удалось создать сильную шахматную программу для ЭВМ (на уровне гроссмейстера), то, меняя эту программу так, чтобы она находила в партиях Капабланки те же самые ходы, что и творец этих партий, мы получили бы приблизительное представление об его алгоритме, ибо программа работы ЭВМ нам была бы известна.

Капабланка был величайшим мастером эндшпиля. Мне уже приходилось писать, как в 1935 году, во время II Московского международного турнира, мы вместе с Рагозиным демонстрировали ему анализ неоконченной партии Рагозин – Ласкер. Наблюдая за сложными вариантами, Капа лишь с полуулыбкой и не делая каких-либо замечаний в знак согласия кивал головой. Но только дело дошло до одного варианта, заканчивающегося эндшпилем, он мгновенно отклонил мое шаблонное резюме и высказал мнение, что окончание проиграно для белых; в результате совместного анализа мы не смогли опровергнуть эту оценку.

В дебюте Капабланка был менее интересен – он там редко изобретал, но все же изобретал! Когда ему необходимо было выиграть партию, он находил интересные идеи и в начале партии. Огромную силу демонстрировал он в дебюте в тех случаях, когда противник его принуждал к этому, когда необходимо было искать спасение, искать истину Достаточно указать на уже упоминавшуюся партию с Маршаллом, в которой впервые был применен вариант Маршалла в испанской партии.

Характерно, что в более поздние годы Капабланка чаще находил интересные дебютные схемы (в защите Нимцовича, в дебюте Рети, в голландской защите, в сицилианской) – жизнь заставила, ибо алгоритм «притупился»!

На собственном опыте мне пришлось однажды убедиться в силе и тонкости одной из его дебютных идей. В 1948 году в III круге матч-турнира на первенство мира, играя с Решевским (защита Нимцовича), я неожиданно белыми попал в трудную позицию; после взаимных промахов партия закончилась моим поражением. Лишь после партии я узнал, что дебютная система, примененная моим противником, была впервые введена в практику в 1929 году Капабланкой на турнире в Карлсбаде…

Любопытно было наблюдать, как создавались эти системы. Когда Капабланка в какой-либо партии в дебюте испытывал разочарование, он обычно еще за доской находил новые идеи; в следующей партии эти идеи уже применялись и так, в турнирных боях доводились до совершенства – дома Капабланка вряд ли работал!

Но нельзя быть чемпионом мира, не владея в совершенстве искусством игры в середине партии. И середина игры, несомненно, сильнейшая сторона творчества молодого Капы. Он играл просто, искусно «снимал» возможности контригры у партнера, проявлял активность так, как этого требовала позиция. Он всегда играл по плану, поэтому у него не было «отдельных» ходов. К ловушкам, к трюкам он испытывал отвращение, но прибегал к ним лишь тогда, когда именно в этом и состоял шанс добиться успеха. К эффектным, красивым решениям он, конечно, был неравнодушен, но считал неэстетичным прибегать к жертвам тогда, когда было простое решение.

В известной партии с Маршаллом (Москва 1925) Капабланка отказался от красивых пожертвований, приводивших к мату, в пользу простого выигрыша ферзя.

r2r2k1/pp1b1p1p/4pp2/2p1n3/2P1B3/1q1PP1PP/1B2Q3/R4RK1 w - - 0 1

Здесь он сыграл 20. Rfb1 (далее было 20… Qb4 21. В:e5 fe 22. R:b4 и т.д.), а сразу после партии продемонстрировал такой комбинационный вариант: 20. В:e5 fe 21. Qg4+ Kf8 22. R:f7+! K:f7 23. Qg5! Rf8 24. B:h7 и далее например, 24… Ba4 25. Bg6+ Kg7 26. Bf5+ Kf7 27. Qg6+ Ke7 28. Q:e6+ Kd8 29. Qd6+ Ke8 30. Bg6+ Rf7 31. Rf1.

Да, молодой Капабланка стремился в шахматах к истине!

Что же произошло в шахматном мире после Капабланки (с тех пор прошло примерно треть века)?

Мир шахмат изменился. Прежде всего он изменился в организационном отношении. Во времена Капабланки чемпион мира имел власть, по сути дела большую, чем Международная шахматная федерация. Единственной привилегией ФИДЕ было проведение турниров наций. ФИДЕ даже не определяла общих правил шахматной игры, не говоря уже о правилах проведения матчей на первенство мира – здесь хозяином положения был чемпион. В 1922 году в Лондоне Капабланка заставил некоторых своих конкурентов (в том числе и Алехина) подписать соглашение о первенстве мира, где в основном были оговорены права чемпиона: претенденты не смели настаивать на равных правах, опасаясь, что тогда им нечего будет и рассчитывать на матч с чемпионом. Число «шахматных» стран было ограниченным.

Теперь в ФИДЕ входит более 90 стран. Власть ФИДЕ неограниченна, чемпион лишен власти. По закону на шахматном Олимпе все равны. У чемпиона лишь одно преимущество перед своим противником – чемпиону достаточно свести матч вничью, чтобы сохранить свое звание. Чемпион не вправе и выбирать себе партнера в матче; претендент определяется в отборочных соревнованиях, которые проводит ФИДЕ. Правда, в 1972 году, в год матча Спасский – Фишер, эта справедливая система была нарушена: ФИДЕ на время как бы утратила свою власть, и не она командовала шахматным миром (в его же интересах), а Роберт Фишер командовал Международной федерацией. Будем надеяться, что события 1972 года останутся лишь неприятным эпизодом, который более не повторится…

Изменился шахматный мир и в творческом отношении. В шахматах всегда были профессионалы. Правда, в 20-е годы ФИДЕ пыталась разделить шахматистов на профессионалов и любителей (были даже проведены три чемпионата мира среди любителей). Но турниры оказались весьма слабыми, и затея эта не удалась.

Любителям шахмат безразлично, кто сыграл шахматную партию, – она должна быть красивой. А раз шахматы достигли такого развития, что им нужно отдавать всю жизнь (иначе ничего не добьешься), раз красивые партии могут создавать только профессионалы, значит, их существование оправдано и необходимо.

Во времена Капабланки профессиональных, а стало быть, сильных шахматистов числом было меньше. Сейчас их много. В те времена модно было делать вид, что ты занимаешься шахматами как любитель. Так вел себя Капабланка – подчеркивал, что он дипломат или негоциант. Ласкер также считал себя математиком и философом. Сейчас же никто не скрывает своей шахматной профессии. Да и кому придет в голову в наш кибернетический век, когда признано, что первой моделью искусственного интеллекта, по-видимому, будет искусственный шахматист-гроссмейстер, скрывать свою принадлежность к шахматам!

Развитие шахматного профессионализма привело к тому, что важнейшее значение приобрела специальная подготовка. Для этой подготовки необходима весьма большая информация о том, что происходит в области шахмат. Если в свое время (по своему отношению к шахматам) Капабланка не выделялся среди других, то сейчас такой тип шахматиста – исключение… Однако читатель, когда ознакомится с учебником, увидит, как высоко его автор оценивал шахматы!

Капа написал мало шахматных книг: по сути, их только две – «Моя шахматная карьера» и «Основы шахматной игры». Эти книги впервые вышли у нас в СССР в начале 20-х годов и оказали свое влияние на развитие молодых советских мастеров. «Основы шахматной игры» Капабланки – первая моя шахматная книга, из которой я получил систематизированное представление о шахматах. Написаны эти книги просто, автор их не стремился поразить читателя; великий мастер знакомил читателя с такой шахматной игрой какой ее сам себе представлял. И нельзя понять шахматы, не изучив этих книг, не посмотрев на мир шахмат глазами Капабланки.

«Основы шахматной игры» выдержали с 1924 по 1930 год 8 изданий на русском языке. На базе этой книги Капабланка создал затем «Учебник шахматной игры», заменив, в частности, все пояснительные партии. Эту книгу советские читатели увидели в 1936 году.

Текст «Учебника» перед нынешним изданием был просмотрен, в него внесены незначительные коррективы и сделаны соответствующие примечания. Некоторые партии, приложенные к учебнику, были заменены на более интересные и более характерные для Капабланки. Но в целом учебник остался таким, каким он был. Можно надеяться, что новое издание этого учебника в Советском Союзе будет способствовать еще большей массовости шахмат и ускорит процесс роста новых юных советских шахматистов.

Капабланка слабее всего был в дебюте, и читатель в этом убедится, изучая эту книгу. Приведенные дебютные варианты устарели, да но это не имеет значения. Автор учебника дает читателю общие советы, как преодолеть ту часть партии, где он сам был не очень силен. Эта часть книги, несомненно, написана искренне, и мы получаем представление о том, как Капа разыгрывал дебют – он старался делать «разумные» ходы. Путь, вообще говоря, скользкий, ибо что это такое «разумные» ходы? Очевидно, это те ходы, которые выглядят разумными с точки зрения современных представлений о шахматах.

Если стать на этот путь, то никогда не найдешь новых идей в теории начал! Капабланка их и не искал, так как он знал, что за дебютом последуют миттельшпиль и эндшпиль, где его сила скажется… Не нужен, вероятно, поиск новых идей в дебюте и малоквалифицированному шахматисту, ему полезней изучать середину игры и концы. Здесь можно полностью согласиться с автором учебника.

Капабланка хорошо поясняет, как надо играть в миттельшпиле. Иногда его рассуждения, когда он рассматривает ту или иную позицию, кажутся слишком общими, он приводит мало вариантов. В действительности это тонкий педагогический прием – он хочет заставить читателя действовать самостоятельно. Как правило, эти рассуждения покоятся на точном анализе, а варианты не приведены лишь потому, что они должны быть найдены читателем.

Капабланка великолепен, когда поясняет позиции эндшпиля. Он выделяет главное, поэтому его рассуждения кажутся простыми!

Грешен: когда я взялся по просьбе издательства за изучение этой книги, то сетовал на свою слабохарактерность: к чему было соглашаться, ведь работа над шахматной программой быстрей не пойдет… Но вскоре настроение переменилось: я убедился, что, если бы Капабланку попросили составить алгоритм игры в шахматы, он сделал бы примерно такой же алгоритм, что и автор этих строк. В этом отношении примечательна полемика с Е. Зноско-Боровским: на первое место (в отличие от распространенных представлений) при оценке позиции Капабланка ставил соотношение по материалу и на второе – контроль полей. Я же до этих представлений добирался мучительным путем. Если бы Клод Шеннон в 1949 году имел в своем распоряжении настоящий учебник, а не какой-нибудь обычный самоучитель шахматной игры, то труды математиков – составителей шахматных программ, принявших на вооружение оценочную функцию Шеннона были бы за четверть века более успешными. Сейчас в программе, которая создается по моему алгоритму, закончена подпрограмма использования дебютной библиотеки; эта библиотека примерно столь же мала, как и справочные сведения о дебютах, которые Капабланка приводит в своем учебнике. Он считает, что шахматист должен не запоминать дебютные варианты, а искать хороший ход. Мы надеемся что так будет играть и наша программа!

Картотека эндшпилей будет немалой. Это существенно облегчит ЭВМ поиск хода в техническом эндшпиле, машина будет знать как позиции, к которым следует стремиться, так и их оценку. С превеликим удовольствием прочел я у Капы: «Мы рассмотрели… те позиции, которых нужно достигнуть, чтобы добиться окончательного результата». Вот это подлинная проницательность!

А теперь, в заключение, несколько слов о человеческих качествах великого шахматиста.

Конечно, как каждый гений, Капабланка был несколько самонадеян, он сознавал свою исключительность, но это не мешало ему быть приветливым, хотя и не всегда… Если он считал себя чем-либо ущемленным, то испанская кровь в нем играла, глаза начинали сверкать, он возбуждался, и тогда оставалось лишь терпеливо ждать когда гроза пройдет. Он умел ненавидеть и тогда не мог совладать со своими чувствами.

В январе 1935 года в советском посольстве в Лондоне (оно и сейчас помещается там же, на Кенсингтон-палас-гарден, 13) с разрешения И.М. Майского мы с С.О. Вайнштейном принимали Капабланку за чашкой чая. Было незамедлительно получено согласие участвовать в международном турнире в Москве, и казалось, что беседа быстро кончится. Но стоило Вайнштейну неосторожно спросить нашего гостя о возможности проведения матч-реванша с Алехиным как начался возбужденный монолог, из которого нам пришлось узнать всю историю ссоры с Алехиным и все несправедливости, совершенные чемпионом мира в отношении нашего собеседника. Капа ушел часа три спустя…

За доской Капабланка держался с достоинством, он умел и выигрывать, и (это бывало редко) проигрывать. Все же мне кажется, что недостатки в его шахматном воспитании были. Так, меня несколько шокировало, когда в проигранных позициях при цейтноте противника он начинал играть блиц (у самого-то время на часах оставалось!) в надежде на цейтнотный промах партнера, а блиц он играл великолепно. Но как это осуждать? В этом состоял последний шанс!

И вне шахмат Капабланка был обаятелен. Это был живой, симпатичный человек, ничто человеческое (он только не курил) не было ему чуждо. Он всегда был приветлив с молодыми шахматистами (если они не задирали нос) и, может быть, поэтому относился хорошо ко мне. Когда в марте 1935 года в ложе Театра оперы и балета им. С.М. Кирова в Ленинграде (шел балет «Дон-Кихот» с Е.М. Люком) Капа увидел мою будущую жену, он сказал потихоньку Вайнштейну (но так, чтобы все услышали): «Et bonne, et belle» («И хороша, и красива»). Ему хотелось сделать нам что-то приятное…

Он был другом советских шахматистов. Всегда приезжал к нам никогда не отказывался приходить на приемы в советские посольства. Обычно он редко комментировал партии, но в Москве его засасывала подлинно шахматная атмосфера, и он охотно диктовал примечания к партиям для советских изданий.

Капабланка любил гонорары, но проявлял свою любовь весьма искусно, не теряя достоинства. «Если я не буду требовать высокий гонорар, – объяснял он одному недовольному администратору, – то на что же могут рассчитывать другие мастера? Я не могу не думать об их интересах».

К Капабланке как к человеку можно было относиться по-разному, но никто ни в его время, ни ныне не может не признать его удивительный шахматный талант. И автору этих строк остается лишь присоединиться к авторитетному мнению Алехина: ранее никогда такого гения не было и, видимо, никогда не будет.