МАРИЯ – NORMA
МАРИЯ – NORMA
Париж стал ее новым домом. Она любила этот город, его темп, его аромат, его удивительную атмосферу. Онассис по-прежнему находился в постоянном движении, он перелетал на своих самолетах из страны в страну, из города в город, но несколько недель в году они проводили вместе на яхте «Кристина». Это было то, ради чего она жила. С годами ее страстная любовь к Онассису не погасла. Он по-прежнему оставался центром ее жизни, был щедр, осыпал ее драгоценностями, оплачивал огромные счета за антиквариат, живописные полотна, которыми она украшала свои апартаменты на авеню Mandel.
Мария мечтала о ребенке. Надеясь на чудо, она даже оборудовала небольшую комнату под детскую. И вот – чудо произошло… Она верила, что с появлением ребенка Онассис женится на ней, – ведь он так любит детей.
– Мария, я счастлив, что у нас будет ребенок, – сказал он, – но пойми, у нас очень сложное положение. Я женат, ты замужем. Пройдет еще много времени, возможно, несколько лет, прежде чем ты сможешь получить греческое гражданство и развестись с Менегини. Неужели мы допустим, чтобы наш ребенок – ребенок самых известных людей в мире – был незаконорожденным? Мне шестьдесят четыре года, я уже немолод, я не смогу быть полноценным отцом. Кроме того, у меня есть двое детей, я должен посоветоваться с ними…
Драгоценное ожерелье из жемчуга и бриллиантов навсегда осталось для Марии памятью об операции, которую ей пришлось перенести в одной из парижских клиник. Аборт не прошел так гладко, как это обещал врач, Марию едва удалось спасти. Верная Вруна не отходила от нее ни на минуту. Онассис ни разу не показался в больнице, он оставался в Монако, где у него проходили сложные переговоры с правителем княжества Ренье. В результате длительных тяжб Онассис потерял финансовый контроль над Монако. Для него это был ощутимый удар, который он очень переживал.
«Он потерял Монако, а я потеряла единственный шанс стать матерью, – говорила впоследствии Мария, – это несравнимо».
Прошло почти два года, прежде чем Каллас вернулась на сцену, в 1964 году она подписала контракт на восемь спектаклей оперы Беллини «Norma». Знаменитый режиссер Франко Дзефирелли, известный своим размахом, неординарным видением, осуществил свое давнее желание работать с Марией Каллас в парижской Grand Opera.
Каллас никогда не уставала от Нормы, она пела ее восемьдесят раз, и всякий раз это был истинный триумф. Уже в первой арии, известной под названием Costa Diva, которая вобрала в себя главную мысль оперы, раскрывается весь сюжет.
В этой арии жрица лесного племени друидов Норма взывает к богам, которые должны укрепить ее народ в борьбе с римлянами. Но она признается, что не может желать гибели своих врагов: римский консул Поллион – ее тайный возлюбленный и отец ее детей. Узнав о его измене, о том, что он полюбил другую, Норма решает отомстить ему, убив своих сыновей… Но затем она осознает глубину своего греха и восходит на жертвенный костер, лишая себя жизни. Внутренняя борьба, которую переживает Норма, победа в ее душе высокого над низким, небесного над земным составляет пафос и смысл этой драмы.
Франко Дзефирелли говорил, что работа с Каллас над ролью принесла ему огромную творческую радость:
«У меня до сих пор перед глазами сцена, когда Норма обнаруживает, что Поллион предал ее, и она собирается убить своих сыновей, чтобы отомстить ему. Для большей выразительности я избрал темные тона. В одном углу сцены был лес и подобие грота, отгороженное темным тканым занавесом. Здесь, на меховых подстилках, прятались ее дети. Мария, одетая в темно-фиолетовое платье из египетского шелка, отдергивала занавес. Тень ее фигуры ложилась на спящих детей. Мария делала шаг к детям, затем назад, руки ее беспомощно метались, выражая невыносимую боль. Потом она бросалась вперед, будто бы решившись на убийство – и тут занесенная над детьми рука с кинжалом бессильно падала. Материнская любовь одерживала верх над ревностью – Мария плакала и обнимала детей. Это было потрясающе.
Мария мало общалась с детьми на репетициях. Но на премьере она была с ними невыносимо нежна, как настоящая мать. Господи, как горько, что у нее не было детей».
Онассис не смог быть на премьере и прибыл на четвертое представление, которое состоялось 6 июня. В тот вечер в зале Гранд-опера было много знаменитостей. Чарльз и Уна Чаплин, Бегум Ага-Хан, Жан-Поль Бельмондо, Жерар Филип, Жан Маре и Катрин Денев, – это был поистине исторический вечер.
Оркестром дирижировал знаменитый Леонард Бернстайн. Мария была на репетициях в прекрасной форме, но в тот вечер она внезапно почувствовала себя не очень хорошо. Кроме того, у нее были проблемы с верхними нотами. Леонард Бернстайн уговаривал ее транспонировать партию на пару тональностей вниз. Он умолял ее быть благоразумной и согласиться – все равно большая часть публики этого не заметит. Но она категорически отказалась: «Каллас должна петь партитуру так, как она написана, даже если это будет грозить крахом карьеры». И вот в тот вечер премьерного спектакля ее голос дал сбой и сорвался на «до» третьей октавы.
Зал Гранд-опера вскрикнул от ужаса. Бернстайн рассказывал: «До сих пор помню растерянные лица музыкантов. Мария стояла на сцене совершенно белая. Минуту она смотрела в пол, потом подняла руку, прося о тишине, и затем, гордо вскинув голову, дала мне знак начать сначала. Она пела второй раз тот же пассаж, и на этот раз все получилось. Я слышал, как в зале всхлипывали люди. Я сам не мог сдержать слезы. Какое фантастическое мужество. Фантастическое! В этом вся Каллас».
Зал поднялся, аплодируя поступку певицы. Онассис потом говорил ей: «Я горжусь тобой, я увидел тебя в новом свете». К ее огромной радости он сказал, что хочет провести с ней месяц на борту «Кристины». Мария была счастлива, опять блеснула надежда.
Она заказала себе новый летний гардероб – легкие светлые наряды из развевающихся тканей. Каллас, великая Каллас делала все, чтобы нравиться Онассису, этому «мошеннику, грубому греку», как называли его в прессе. Среди гостей, которых они пригласили на борт яхты, были самые близкие люди: Франко Дзефирелли, Коста Гратцос, старинный друг и помощник Аристотеля, банкир и крупный бизнесмен Панагис Верготти, были и дети Онассиса – Александр с Кристиной.
Теплые августовские вечера, роскошная яхта, прогулки вдвоем под луной – все было как прежде. Были сиреневые рассветы и пурпурные закаты солнца, Мария пила из ладоней Онассиса горькое греческое вино…
«Это был наш медовый месяц», – скажет впоследствии Мария. Надежда все еще не покидала ее, она верила, что настанет тот счастливый миг, когда они объединят судьбы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.