РОЖДЕНИЕ ПЕВИЦЫ

РОЖДЕНИЕ ПЕВИЦЫ

Пароход под звучным именем Saturnia плавал под итальянским флагом. Бравый капитан, как и полагается итальянцу, был страстным любителем оперы. Даже во время плохой погоды он старался развлекать пассажиров своим пением. Лиза считала, что ей с девочками повезло, она сможет уже здесь, на корабле, завязать нужные знакомства. И вот после сильной качки, когда наступила ясная погода и море успокоилось, Лиза во всеоружии вышла из каюты. Она надела лучшее платье, украшенное фестонами и оборками, на голове у нее была изящная шляпка, которую она освежила, приколов несколько незабудок, и отправилась в салон, где собирались пассажиры судна. Она сказала нескольким дамам о том, что ее дочка – музыкальный чудо-ребенок, что ее голос потрясает всех, что у нее было много концертных предложений в Америке, но она хочет усовершенствовать ее умение петь.

Слух о чудо-ребенке моментально разнесся по кораблю, и капитан пригласил Лизу с дочерьми на party, которое капитан по традиции устраивал для пассажиров.

Это был первый большой успех тринадцатилетней Марии. Она пела «Хабанеру» из оперы Бизе «Кармен». Джеки ей аккомпанировала, капитан и Лиза сидели в первом ряду. Когда Мария закончила петь, она, повинуясь импульсу, выхватила одну красную розу из букета, стоявшего на столике, и воткнула себе в волосы. Наградой были горячие аплодисменты. Капитан от имени всех поблагодарил юную певицу, вручил ей букет алых роз и красивую большую куклу с фарфоровым личиком, одетую в итальянский народный костюм. Мария была счастлива – это была первая в ее жизни кукла, она стала ее талисманом.

– Смотрите, какое голубое небо, такое небо бывает только в Греции, вдохните этот чистый воздух, – не уставала повторять Лиза, когда они сошли на берег и погрузились с многочисленными вещами в извозчичью пролетку.

Повозка мерно покачивалась, лошади цокали копытами по булыжной мостовой, вокруг ходили бедно одетые люди, а Лиза без устали говорила о красотах Греции и о том, насколько здесь лучше, чем в Нью-Йорке.

– Вот увидите, – не умолкала она, – как здесь прекрасно, как богато живут люди. Нам в Греции будет намного лучше, чем в Америке.

Однако действительность оказалась намного прозаичнее – дом матери Лизы был тесным и старым, многочисленные греческие родственники ожидали, что Лиза привезет богатые подарки. Ведь они жили в Америке, а там, говорят, даже мостовые вымощены золотом.

Лизу с двумя дочерьми поселили в одной комнате. Девочки никак не могли привыкнуть к новой стране, не знали языка, скучали за отцом и Нью-Йорком, в котором выросли. Здесь все было чужим – еда, запахи, обычаи. Но Лиза была в восторге – она вернулась к себе домой. У нее была одна цель – определить Марию в National Conservatory. «Она должна учиться петь, это ее будущее, она принесет славу и богатство нашей семье», – с этой мыслью Лиза засыпала и встречала новый день. Впоследствии Мария говорила, что мать лишила ее детства. «Как только мать осознала мое вокальное дарование, она тут же попыталась сделать из меня чудоребенка. Я не знала, что такое расслабиться, целыми днями я упражнялась в пении, меня лишили какого бы то ни было светлого воспоминания об отрочестве».

Мать Марии использовала все семейные связи, чтобы попытаться устроить Марию в Национальную консерваторию. По традиции туда принимали лишь с шестнадцати лет, и Марии пришлось солгать и добавить недостающие два года. Она была рослой девушкой, и обман прошел незамеченным.

Выдержав блестяще вступительный экзамен, Мария начала учиться в престижной Национальной консерватории под руководством известной испанской оперной дивы Эльвиры де Идальго. Позднее Каллас скажет: «Всем моим мастерством, вокальной и музыкальной подготовкой, моим художественным воспитанием как актрисы и человека я обязана Эльвире де Идальго».

Эффектная, темноволосая, с горящими глазами, великолепная певица, звезда Метрополитен-опера, Ковент Гардена и Ля Скала, де Идальго стала кумиром Марии Каллас. Мария старалась проводить каждый свободный час со своим педагогом. Она выполняла ее мелкие поручения, даже помогала в уборке квартиры.

Мария нуждалась в ее обществе, и знаменитая певица это поняла, приняв Марию в свою семью. Она открывала ей тайны вокального мастерства, заботилась о ее внешнем виде, подобрала ей соответствующую диету. Они оставались друзьями до конца дней. Эльвира Идальго впоследствии скажет о своей знаменитой ученице: «Она была свечой, которая горела с обоих концов».

Дебют Марии на сцене Афинской оперы в одноактной опере Suor Angelica был триумфальным. Все начиналось прекрасно, с ней был подписан контракт на несколько выступлений. Однако никто из жителей Афин не подозревал тогда, что вскоре их жизнь полностью изменится. Тучи сгущались над Европой – шел июнь 1940 года.

Война для Греции, как и для всей Европы, была страшным бедствием. Семья Каллас не была исключением. «Мы страшно нуждались, иногда по нескольку дней не видели хлеба, – вспоминает сестра Марии Джеки. – Мария потом в течение всей жизни не могла позволить себе выбросить еду, – сказывались воспоминания военного времени». Она продолжала занятия в консерватории и в 1941 году в возрасте восемнадцати лет спела свою первую большую оперную партию в «Тоске», получив за нее казавшуюся тогда баснословной сумму в шестьдесят пять долларов.

Ее отношения с матерью становились все более сложными. Лиза, агрессивная и амбициозная, требовала от Марии все большего, упрекая ее в бездействии. Точно так же она вела себя и по отношению к своему мужу, что и послужило причиной их развода. Мария мечтала уехать по окончании войны в Америку. Она любила отца, надеялась на его ответное чувство – ведь должен же быть хоть кто-нибудь, кого можно любить, кому можно верить.

…Прошло восемь лет с того дня, как Лиза убежала с дочерьми в Грецию. Там прошла юность Марии, но она родилась и жила первые тринадцать лет в Америке, и воспоминания безмятежного детства не покидали ее.

Она не забыла долгие прогулки с отцом по улицам Манхеттена, помнила, как они заходили в кондитерские, ели вкусное мороженое из вафельных стаканчиков. Мария вспоминала небоскребы Нью-Йорка, нарядную толпу, элегантных женщин, множество автомобилей. Огни большого города манили ее, а еще – и при этих словах сердце сладко томилось – там, в Нью-Йорке она бы могла петь в Метрополитен-опера. Возможно ли большее счастье?

…Случайно оказалось, что на корабле SS Stockholm, который следовал в Нью-Йорк, было одно свободное место, кто-то сдал билет в последнюю минуту. Мария не раздумывала. Она поспешно бросала свои старые платья в небольшой чемодан. Мать, по своему обыкновению, кричала на нее, обвиняя во всех грехах. Пароход отбывал на следующий день, медлить было нельзя – сама судьба предоставила ей этот случай. Через несколько месяцев Марии исполнится двадцать один год. Восемь лет она не видела отца, за восемь лет не получила от него ни одной строчки. Но все равно, верила Мария, он помнит ее, любит, и они обязательно встретятся!

Всего десять дней отделяли Марию от желанного дня встречи, она заботливо спрятала кошелек, в котором было сто долларов – все ее состояние. Прощай, Мария Калогеропулос, отныне она – Мария Каллас, так как записано в ее американском паспорте.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.