Линкор на колесах

Линкор на колесах

Так лети, бронепоезд,

Ярким пламенем кроясь, —

Враг запомнит удары бойцов.

Вновь орудия к бою!

Вы достойны, герои,

Славы Родины, славы отцов!

Всеволод Азаров

Год сорок второй начинался с больших ожиданий. Красная Армия наступала, громя фашистские полчища на Западном фронте. Пришли радостные вести с юга — десанты в Феодосии и Керчи. Керченский полуостров в наших руках.

Июль сорок второго. В газетах, по радио вновь зазвучало грозное, тяжелое слово: «Выстоять!» И строки приказа: «Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Ни шагу назад!»

Именно в эти дни я должен был явиться в Главное политическое управление Красной Армии. Начальник управления кадров бригадный комиссар Дубинский задал мне несколько вопросов о службе в армии, о семье. Потом сказал:

— Вы назначены военным комиссаром особого 686-го бронепоезда 57-го дивизиона бронепоездов. Отправляйтесь к месту службы сегодня же. Дивизион формируется на Павелецком вокзале. Вопросы есть?

— Есть, товарищ бригадный комиссар. Прошу объяснить, почему дивизион назван особым.

Дубинский улыбнулся.

— Есть причина. Уважительная… Хочу предупредить вот о чем. Впервые получаете на вооружение, кроме обычной, реактивную артиллерию — «катюши». Слыхали?

— Слышал.

— Отлично. Вам доверяется техника первостепенной важности. Это — военная и государственная тайна. Доступ к ней — только для экипажа установок, командира и комиссара. В любых условиях враг не должен получить никаких данных об этом вооружении. И еще: бронепоезду придаются две площадки ПВО с полуавтоматическими пушками. Сила, а? Действуйте, товарищ комиссар, желаю успехов.

…Вот он — «мой бронепоезд», особый, 686-й. Четыре орудия, двенадцать пулеметов, реактивная установка, зенитная пушка — поистине «Линкор на колесах». Ни я, ни командир бронепоезда капитан Василий Сазонов не только не знали устройство и огневые возможности «катюши», но не были осведомлены о главном — тактике ее использования в бою.

Экипаж «катюши» возглавлял младший лейтенант москвич Юрий Соколов. За три дня до начала войны Соколов окончил артиллерийское училище, затем — гвардейский минометный полк и оттуда на Павелецкий вокзал. Вот и вся биография. Внимательно пригляделся к этому 18-летнему парню и, подчиняясь своему жизненному опыту, определил, что человек он крепкий, надежный, романтик по натуре.

Соколов посвящал меня и Сазонова в тайны «катюши». Внятно и четко говорил:

— Предназначается для уничтожения живой силы и огневых средств противника, расположенных открыто или в легких укрытиях, для уничтожения танков и других мотомеханизированных средств в местах сосредоточения, для подавления ближайших артиллерийских и минометных батарей.

Вопрос Соколову: почему установку назвали «катюшей»?

— Фольклор, — говорит он, скупо улыбаясь. — Наверное, влияние оказала любимая народом песня — вот и закодировали. Возможно, И другое: на первых установках стояла заводская марка — буква «К».

Познакомился я с членами экипажа. Большинство уже участвовало в боях, за плечами — опыт войны. Хотя все были молоды, но пережито столько, что каждому хватило бы на целую жизнь.

Только командир установки Юрий Соколов не нюхал пороха. Но это нисколько не мешало ему в общении с подчиненными. Чувствовал себя уверенно, использовал редкие минуты отдыха для песни, шутки.

— Золотой парень, — сказал я Сазонову о нем. А командир сдержанно ответил:

— Бой покажет.

Несколько месяцев ушло на формирование, подготовку, сплачивание экипажа 686-го особого бронепоезда. Изучали материальную часть, проводили учения.

Перед самым отъездом на фронт был отозван капитан Сазонов. Я считал это большой потерей. Кто заменит умного, сдержанного, имеющего боевой опыт офицера? На его место прибыл молодой офицер старший лейтенант Павел Евликов.

В начале ноября был получен приказ о выезде на Калининский фронт, в состав 3-й ударной армии. Из Москвы на Великие Луки — определила Ставка маршрут армии. Перед 3-й ударной, в которую входил и наш 57-й особый дивизион бронепоездов, поставлена задача — разгромить великолукскую группировку противника и тем самым создать благоприятные возможности для освобождения республик Советской Прибалтики. Была и другая цель: сковать здесь, на самом западном участке огромного фронта, крупные силы врага и не позволить фашистам снять и перебросить на Сталинградское направление ни одного полка.

Город был окружен нашими дивизиями, зажат железным кольцом. Многочисленная группа немецких войск оказалась отрезанной от своих основных сил. Командир гарнизона барон подполковник фон Засс отклонил предложение о капитуляции. Ведь Гитлер наградил его Железным крестом и посулил переименовать Великие Луки в город Зассенштадт.

Напрочь забыли фашисты историю. Не раз здесь, у этого старинного русского поселения, биты были и ливонские псы-рыцари, и литовские бароны, и польские воеводы. Сколько подвигов в летописи города! Именно за воинскую доблесть и верность Родине городу был пожалован герб: три больших лука на красном поле.

И вот зимой сорок второго года снова у стен города идет ожесточенное сражение. 57-й особый дивизион бронепоездов во взаимодействии с частями 8-го национального Эстонского корпуса буквально прогрызает оборону фашистов. Чем туже наши войска стягивали петлю вокруг блокированного гарнизона, тем ожесточеннее он сопротивлялся. Немцы непрерывно, и с востока, и с запада, контратакуют наши войска, но без всякого успеха.

Боевой приказ: 686-му и 693-му бронепоездам вместе с подразделениями старшего лейтенанта Андреева и младшего лейтенанта Бубнова захватить переезд перед семафором и опорным пунктом в деревне Зеблище.

Наш бронепоезд шел впереди. А сзади, на удалении, действовал тяжелый 693-й, который возглавлял старший лейтенант И. В. Иголкин и комиссар старший политрук В. А. Кунаков.

Я находился в бронеплощадке старшего лейтенанта Ивана Москалева. Тридцатилетний офицер, имеющий немалый фронтовой опыт, командовал уверенно и спокойно. Орудийный расчет старшего сержанта Василия Чугунова действовал четко.

Мысли мои время от времени обращались к человеку, который руководил боем. Как он там — новый командир Евликов.

Бронепоезд шел вперед, ощетинившись орудиями и пулеметами, посылая неистовый огонь по противнику. Делал остановки, уходил в выемки, маскируясь. И я знал, что в эти минуты телефонист-связист Степан Рогаленко тянет линию к командному пункту командира пехотной дивизии Героя Советского Союза полковника Дьяконова. Уже пятый раз совершает он этот поход. 18-летний паренек, воспитанник дивизиона, рискует жизнью, и сердце мое чувствует щемящую боль.

Передовая — вот она. Издалека все звуки мешались, а здесь уже различаешь, когда строчит пулемет, пролетел снаряд и взорвался рядом глухо. И ракеты видны каждая в отдельности, а не сплошным голубым маревом.

Из-за туч выходило бледное солнце. Пехота залегла: противник не дает поднять голову.

— Сержант Яковлев, — приказывает Москалев, — засеките вражеские огневые точки.

— Есть! — разведчик Яковлев перебирается на верх бронеплощадки.

Меня вызывает по телефону Евликов.

— Пехота просит поддержать ее огнем «катюши». Немцы ведут плотный огонь — надо их прижать. Только вот светает. Риск.

Мне понятно, что скрыто за словом «риск». Стрелять с закрытых позиций — опасно, ведь нашу пехоту от немцев разделяют каких-нибудь полтораста метров, выходить в огневой налет — тоже опасно, так как бронепоезд может встретить шквальный огонь вражеской артиллерии. Нужны быстрота и точность. Говорю Евликову:

— Риск, понятно, есть — и так и этак. Но нет времени долго думать. Что решил, командир?

— Залп «катюши».

— Согласен. Иду к Соколову…

Соколов был спокоен. Тщательно выбрал позицию, доложил Евликову и получил добро. Теперь для него не было ничего важнее, чем точно рассчитать команды. Потом рука легла на рукоятку пульта установки. Поворот — и с рамы «катюши» молнией сорвались снаряды. Что-то могучее и оглушающее загрохотало — к вражеским позициям, исторгая пламя, с ревом устремились мины. Почти в то же мгновение прозвучал оглушительный взрыв. И там, у переезда, ночное небо озарилось пламенем.

Пехота овладела переездом, выбила немцев из деревни Зеблище.

…Военный совет армии возложил на молодых офицеров — лейтенанта И. Смирнова и старшего лейтенанта М. Шишкина задачу: вручить ультиматум о капитуляции Зассу.

Ровно в 14.00 наши войска прекратили огонь. Заговорили радиоустановки:

— Внимание! Внимание! Идут советские парламентеры! Внимание!

Смирнов и Шишкин с белым флагом пошли рядом. Мы видели в бинокль, как немцы завязали им глаза и провели к проволочным заграждениям. Потом мы узнали, что фон Засс заявил: в переговоры не вступает, пакет не принимает. Оставалось одно — штурм.

Уточняли: где же, в каком здании находится штаб фон Засса. Смирнов и Шишкин рассказали: когда с них сняли повязки в штабе начальника гарнизона, на противоположной стороне улицы они увидели дом из темно-красного кирпича. Разведчикам удалось установить точное расположение штаба.

Теперь надо узнать подходы на железнодорожных путях. Оказалось, что путь бронепоездам преградили 16 вагонов. Их решили вывести за семафор. Разведчики сообщили, что некоторые вагоны стоят на земле, скаты врезались в мерзлую землю. А до немецкого дота — метров пятьдесят. Надо скаты откирковать, вагоны поставить на рельсы, и только лишь тогда можно вывести вагоны.

Вместе с командиром бронепоезда идем докладывать командиру дивизиона капитану Б. А. Текучеву. Борис Андреевич встречает нас улыбкой и протягивает бумагу. Это приказ о присвоении мне строевого звания старшего лейтенанта. Институт военных комиссаров, введенный в начале войны, был теперь упразднен. Должность комиссара заменена должностью заместителя командира по политической части. И я теперь — тоже заместитель командира бронепоезда по политической части. Другое воинское звание, но это чисто внешнее различие не меняло сути моей комиссарской деятельности — быть достойным полпредом партии в армии.

Евликов докладывает об итогах разведки, о проклятых 16 вагонах на пути.

— Нужны добровольцы. Трудное и опасное дело.

Обращаюсь к Текучеву:

— Товарищ капитан, разрешите возглавить добровольцев.

— Не разрешаю, — почти резко говорит командир дивизиона. — Нет крайней необходимости.

— Но…

— Никаких «но»! И, пожалуйста, лишний раз не напоминайте мне, что посылаю людей на опасное задание. Иначе начну думать не о выполнении боевого приказа, а о том, что у добровольцев есть отцы и матери, что их ждут. Что сами солдаты — это юноши, только начинающие жизнь…

Добровольцы нашлись. Ночью ползком добрались до места. Кирками очистили скаты, руками убрали землю с пути. Потом с помощью домкратов поставили на рельсы вагоны.

Вагоны надо было убрать с путей: очистить дорогу к станции. И ведь не простое это дело подобраться к ним бронепоезду в пятидесяти метрах от немецкой артиллерии. Обнаружат — расстреляют в упор, прямой наводкой.

В этой операции многое, очень многое зависело от находчивости, смелости бригады бронепаровоза — старшего машиниста Василия Калина, помощников машиниста Михаила Савоськина и Павла Сафонова. Все они — коммунисты, испытанные в боях, большие мастера своего дела.

Вместе с нами поехал и Текучев. Помощник машиниста освободил с левой стороны паровоза сидение для командира дивизиона. Я — в первой площадке.

С большой осторожностью пробирался бронепоезд. Снег замел пути, на каждом метре могла взорваться мина. Зенитчики на открытых площадках притаились с гранатами и автоматами в руках, готовые отразить неожиданное нападение. Но вот уже в темноте можно различить силуэты вагонов. Помощник командира железнодорожно-восстановительной команды младший сержант А. Думенко ползком пробрался к составу. Вернувшись через несколько минут, доложил:

— Вагоны порожние и на ходу. Попробуем взять все.

Осторожно сцепили бронепоезд с составом и потянули. Раздался скрип и лязг, бронепоезд задрожал, но потом тихо пошел вперед. Какова же была наша досада, когда на разъезде обнаружилось, что вывели всего десять вагонов, шесть остались на путях. Пришлось все начинать сначала.

Бронепоезд идет вперед. Неожиданно взрыв — мина! Меня сильно тряхнуло, ударился затылком о броню. Несколько минут ничего не видел. А когда пришел в себя, бросился к телефону.

— Что? — спросил я, услышав голос Калина.

— Командир дивизиона контужен. Старший лейтенант Евликов ранен.

— Что с паровозом?

— Ставить надо на рельсы. Есть повреждения: оборвало водоприемную трубу. Закрыл тендерный запорный клапан. Надо спешить. Вызвал по рации черный паровоз и восстановительную команду.

Поздно было размышлять, почему прошли вагоны и мина не взорвалась, а сейчас вот сбросила с пути скаты бронепаровоза. Надо срочно принимать меры, чтобы выйти из опасного места. Немцы уже всполошились, в небе одна за другой взлетали ракеты, затрещали пулеметы, осыпая нас градом пуль. Обнаружив бронепоезд, по-видимому, решили, что это — десант.

Капитан Текучев сидел на снегу — его защищала от вражеских пуль куча угля. Около него хлопотала фельдшер Александра Струк. «Небольшенькая» девушка, она удивительно соответствовала моим представлениям о «сестре милосердия»: добрые глаза, мягкий украинский говор.

— Как капитан? — обращаюсь к ней. На мой вопрос тихо, но внятно ответил сам Текучев:

— Капитан жив. Надо вот что…

И он приказал артиллерийский огонь пока не открывать. Вспышки пламени могут демаскировать нас и служить хорошей целью для противника. Экипажу вооружиться гранатами, автоматами и окапываться по всем правилам обороны.

Все попытки немцев атаковать бронепоезд отбивались шквальным огнем.

Подошел черный паровоз. На руках унесли Евликова. Текучев, контуженный, лежа на плащ-палатке, спокойно руководил боем. Тяжело доставалось восстановительной команде, которую возглавили Думенко и Савоськин. Пришлось лежа вести работы под непрерывным огнем. К счастью, все обошлось, и оставшиеся шесть вагонов вывезены. Путь к железнодорожному узлу свободен.