Жизнь в светлом будущем

Жизнь в светлом будущем

Разумеется, все эти привилегии не шли ни в какое сравнение с теми, чем пользовался высший эшелон руководства страны. Формально члены Политбюро, включая и Председателя Совета Министров СССР, до 1987 года имели заработную плату 800 рублей. Это была относительно небольшая сумма, но не она определяла уровень благосостояния руководителей партии и государства. Существовали специальные закрытые решения Политбюро ЦК и Совета Министров СССР, в которых расписывалось, кто и что мог получать, причем о некоторых решениях знали всего три человека. Кроме заработной платы, например, члены Политбюро могли бесплатно получать с базы 9-го управления КГБ продукты питания на общую сумму около 400 рублей, кандидаты в члены Политбюро — 300 рублей. Те секретари ЦК, кто непосредственно работал в аппарате ЦК, пользовались также бесплатными завтраками, обедами, ужинами, фруктами и всем остальным, что они пожелали бы заказать. Причем продукты, которые поступали на дачи, а также через ЦК КПСС, проходили санитарную проверку либо изготовлялись в специальных цехах при строгом медицинском контроле. Как-то мне в руки попала книга перечня продуктов, которые заказывали руководители государства во времена Брежнева. Этот фолиант «вкусной и здоровой» пищи с перечнем наименований, свидетельствующий о богатстве нашей земли, достигал чуть ли не сотни страниц. В общем было из чего приготовить, чем угостить себя и чем попотчевать гостей. Хотя, к слову сказать, гостей в этих домах особенно не любили, во всяком случае тех, с кем вместе работали. Сам был свидетелем, как некоторые члены Политбюро ЦК звонили М. С. Горбачеву, который не поощрял встреч единомышленников, и испрашивали разрешения пригласить к себе в гости кого-то из высшего руководства. При этом еще и объясняли, о чем пойдет речь и для чего это нужно.

Все продукты можно было получить бесплатно со складов 9-го управления КГБ. А на работе у членов Политбюро и секретарей ЦК, как я уже говорил, имелась возможность заказывать не только завтраки, обеды и ужины, но и какие угодно продукты в любом количестве. И многие пользовались этим. Мне не раз приходилось видеть, как охранники, сгибаясь под тяжестью коробок или портфелей, сопровождали своих суверенов к машинам, чтобы отправить охраняемых и их паек на дачу.

Я понимаю, что это были члены Политбюро из состава, избранного еще при Брежневе, но многие нравы сохранились и позднее. Лишь избранные на XXVIII съезде секретари ЦК составляли фактически новую формацию людей, не имеющих склонности к излишествам, да и лишенных прежних возможностей. А до 1990 года многое от прошлого еще сохранялось.

Н. Е. Кручина, управляющий делами ЦК КПСС, не раз приходил ко мне с пачкой накладных счетов, в которых обозначались значительные ежедневные суммы расходов членов Политбюро ЦК и секретарей ЦК на представительские цели и свое содержание. Это было дорогое удовольствие. Иной раз некоторые руководители партии расходовали в день сумму, которая равнялась ежемесячной пенсии ветеранов труда.

— Ну скажи мне, что делать? — спрашивал Кручина.

— Надо доложить Горбачеву и поменять эту практику, — пытался я дать совет.

Тогда он молча доставал горбачевскую накладную за номером 001, на которой значилась такая сумма, которая снимала всякое желание давать какие-либо советы. Не меньше расходовал Горбачев и как президент СССР. И все это происходило в тот период, когда повсеместно развернулась борьба с привилегиями. И только генсек жил вне ощущения времени, событий и реальных условий, в которых находилось общество. Кстати, летом 1991 года я предложил М. С. Горбачеву установить для всех определенные суммы на представительские цели, а все остальное оплачивать за свой счет. Но это опять-таки не коснулось генсека.

Система привилегий для высшего руководства не ограничилась бесплатным приобретением продуктов. За счет государства или партийного бюджета оплачивались квартиры, дачи, машины и многое другое. Как правило, квартиры предоставлялись в домах повышенной комфортности и позволяли при необходимости иметь под рукой охрану и обслуживающий персонал. Правда, при всех излишествах, квартиры по западным стандартам были достаточно скромны.

Другое дело дачи. Они располагались в районе к западу от столицы вдоль Москвы-реки. Это были, как правило, современной постройки виллы, расположенные обычно на участках соснового леса размером до 50 гектаров. На территориях имелись теплицы, вольеры для птицы, загоны для другой живности. К виллам в последнее время пристроили бассейны и сауны. Да и сами дачи представляли архитектурные шедевры. Они были в несколько этажей со множеством комнат, спален, ванн, туалетов. Имелись большие столовые, бильярдные-кинозалы, в которых легко могло разместиться до 40–50 человек гостей. К дому, как правило, примыкал хозблок, комнаты с морозильниками, кухнями. На территории имелся теплый гараж, в котором круглосуточно могли находиться специальные машины. Наверное, на таких дачах действительно можно было жить всей родней на полном партийно-государственном обеспечении. Объективности ради надо отметить, что у Ю. В. Андропова дача была довольно скромная и он не хотел ее менять. А. В. Крючков остался там, где отдыхал последние пятнадцать лет до избрания в высший партийный орган.

Государственные дачи обслуживал многочисленный персонал: повара, горничные, официантки, уборщицы, я уже не говорю о тех, кто ухаживал за садом и охранял это гнездо. Когда одного из моих знакомых избрали в состав высшего руководства и выделили ему такую виллу, он зашел ко мне и обеспокоенно сказал:

— Послушай, я не могу жить на такой даче, нормально отдыхать. Кругом ходят какие-то люди. А потом эти дворцовые апартаменты, в которых можно затеряться. Я хочу отказаться от этой дачи и буду просить об этом Михаила Сергеевича.

Немного раньше подобный разговор состоялся у меня с другим вновь избранным секретарем ЦК КПСС. Он также, обеспокоенный всем этим шиком и обилием прислуги, хотел просить руководство, чтобы его оставили на прежней цековской даче. Единственное, что я тогда мог ему посоветовать, так это не спешить и вернуться к вопросу чуть позже. К сожалению, многие люди быстро привыкают к роскоши, они начинают ощущать себя более значительными, в их облике, осанке, разговоре появляются начальственные нотки, и пропасть между ними и прежними товарищами быстро растет. Поэтому я не спешил давать какой-то совет, тем более знал, что дачи среди членов Политбюро и секретарей ЦК распределял лично Горбачев. Это было одно из его любимых занятий.

Кроме подмосковных дач, в курортных местах существовали для членов руководства виллы и дворцы, оставшиеся еще с царских времен, для летнего отдыха. Практически для каждой семьи имелась своя курортная дача, и тем не менее строительство их продолжалось. Начатое проектирование новых вилл в Крыму, на Кавказском побережье Черного моря, в Кисловодске и других районах Кавказа было продолжено строительством при Михаиле Сергеевиче. У архитектора перестройки была определенная склонность вносить свои идеи в архитектуру строений, было своеобразное видение территорий, ландшафтов, расположения всех строений. Он не хотел отдыхать летом в тех резиденциях, где в свое время останавливались другие генсеки или члены Политбюро, поэтому в Грузии на побережье моря воздвигалась одна из резиденций генерального секретаря ЦК. Как говорил Горбачев, построить эту дачу ему настоятельно советовали грузинские руководители, рекомендуя великолепные климатические условия тех мест, сочетание морского воздуха с горным хвойным воздухом Кавказских гор. Строительство это велось с размахом, и даже песок для пляжа, как я узнал из писем граждан, завозился из мест, расположенных за сотни километров от него.

Еще быстрее строилась резиденция в Форосе. Тысячи военных строителей были брошены на сооружение объекта, который не принес счастья президенту СССР.

И все-таки главной стройкой была его новая резиденция в Подмосковье. Кроме строителей, службы охраны, мало кто может сказать о ней что-то вразумительное, но то, что я слышал о ней от специалистов, и то, что рассказывал сам Горбачев, давало богатое представление об этом гнезде. Там имелось все необходимое для обеспечения руководства страной, вооруженными силами в любое время.

Полагаю, что для руководителя такого государства необходимы резиденции, но решения об их сооружении все-таки должны приниматься Верховными Советами и народными депутатами, так как стоимость подобных объектов составляет сотни миллионов, а по нынешним меркам сотни миллиардов рублей. Наверное, и строительство летних резиденций должно находиться под контролем народа, дабы не переходить рамки разумных ассигнований на подобные цели. Партийные лидеры — это все-таки не арабские шейхи, и царские замашки, неизвестно, правда, как возникшие, не должны оплачиваться за счет средств народа. Даже цари использовали личное состояние, чтобы купить землю и выстроить особняк.

К сожалению, архитектурно-строительные пристрастия не ограничивались только загородными резиденциями.

Как-то в один из летних дней 1986 года позвонил по телефону Н. Е. Кручина и спросил: чай пить будем? Мое знакомство с ним относится к 1972 году, когда группа журналистов из «Правды» приехала в Целиноград. На целинных землях зрел неплохой урожай, и это было в тот год, когда на Украине, Белоруссии, в России хлеба погорели и во многих районах собирали не больше, чем сеяли по весне зерна. По совету Николая Ефимовича в ту пору мы объездили Целиноградскую область, посмотрели хлебные районы, были в Кокчетаве. В то время «Правда» много писала об уборке урожая, стараясь поддержать целинников в их стремлении убрать все выращенное. С тех пор мы часто встречались и обсуждали многие аграрные вопросы. Вот и теперь, позвонив мне, он напомнил, что есть необходимость встретиться, и я ответил, что рад буду его видеть. Через несколько минут мы встретились.

— Меня приглашал Михаил Сергеевич и дал на размышление несколько дней, чтобы можно было доложить ему в предварительном порядке о том, где лучше построить новый дом, в котором мог бы жить генеральный секретарь ЦК КПСС, — наконец промолвил Николай Ефимович.  — Я поручил искать место, но в этом, как чувствую, вроде нужда отпадает. Мне велено строить его на Ленинских горах, недалеко от университета.

Я молча слушал Николая Ефимовича, пораженный, как и он, подобным решением. Еще никогда ни один генеральный секретарь не решался строить для себя какой-то особый дом. До сих пор лидеры партии и государства селились там, где были свободными квартиры и где жили десятки и сотни семей. Разумеется, это были квартиры в хороших домах, но даже если чем-то они не устраивали в планировке, то это было легко поправимым делом и не вызвало бы ни у кого никаких нареканий. Теперь Михаил Сергеевич делал нечто необычное, то ли не понимая всей деликатности вопроса и тех сложностей, которые могут появиться в связи с этим, то ли под каким-то сильным давлением, которое он не мог преодолеть.

Я размышлял, несколько обескураженный сообщением Кручины. Теперь к тем многочисленным слухам, которые витали вокруг пристрастий генсека к строительству вилл и дач, добавится еще один, и не без причины.

Осторожно спрашиваю Николая Ефимовича:

— А что же на улице Щусева? Там отличные квартиры.

— Ведь Горбачевы и сейчас живут в этом доме, но чем-то он им не нравится, — говорит Кручина.  — Я предлагал Михаилу Сергеевичу занять один из государственных особняков на Ленинских горах, где в свое время жили Хрущев, некоторые другие руководители партии и государства, или построить в глубинке этой территории новый особняк, благо коммуникации есть, но он не принял это предложение.

Я высказываю Кручине свои соображения искренне и с долей горячности: нельзя строить подобный дом в таком месте — сколько будет слухов, сколько генсек потеряет в глазах людей и вряд ли какие-то заслуги могут утихомирить этот ропот. Кручина вздыхает и говорит: непременное условие — чтобы из окон была видна их альма-матер — Московский университет — здание и округа, где прошла студенческая юность.

Мы разговариваем с Николаем Ефимовичем, пьем чай. Он вытирает бисер пота, выступающего на лбу, — свидетельство его душевного волнения, а я думаю о его нелегкой доле и наступившем времени расплачиваться за назначение. В 1984 году, когда еще был жив Ю. В. Андропов, возник вопрос о подборе нового управляющего делами ЦК КПСС. Прежний был в возрасте, тесно связан с прошлой командой, в том числе и методами ее работы. И хотя он добросовестно выполнял волю Политбюро и Секретариата ЦК, немало сделал на своем месте, времена изменились. Требовался на это место свой, доверенный человек. М. С. Горбачев настоятельно рекомендовал Ю. В. Андропову назначить Кручину. Николая Ефимовича он знал еще по работе в комсомоле, наслышан о его делах в Целиноградской области и видел в деле, когда тот работал в сельхозотделе ЦК. Наверное, все это и определило выбор Горбачева.

Мне известно о колебаниях Ю. В. Андропова по поводу утверждения нового управляющего делами ЦК, тем более что против его кандидатуры рьяно выступал Черненко и кое-кто из его окружения. Они доказывали отсутствие опыта подобной деятельности, незнание Кручиной вопросов экономики, финансов. Но роль управляющего делами в ЦК была в ту пору ключевой. Именно Управление делами и его службы определяли весь бюджет партии, являлись хранителями собственности КПСС, финансов, резервов. В ведении Управления находились партийные здания и сооружения, издательства, больницы, поликлиники, санатории, гаражи, значительный жилой фонд и другие материально-технические ресурсы. Все это определяло ключевую роль Управления делами. Не было практически ни одного первого секретаря ЦК компартии республики, крайкома или обкома, который не искал бы встречи с управляющим делами для решения тех или иных местных хозяйственных задач — строительство жилья, административных зданий, детских садов, пополнения автопарка и т.  д.

Несмотря на упорство М. С. Горбачева, Ю. В. Андропов медлил с ответом, хотя, присутствуя при одном из телефонных разговоров Горбачева и Андропова, я слышал, как Юрий Владимирович, слабым голосом давая принципиальное согласие, просил повременить с назначением. То ли действительно было сильным сопротивление К. У. Черненко, то ли сам Ю. В. Андропов сомневался, то ли хотел посоветоваться с членами Политбюро ЦК. Николая Ефимовича Кручину он практически не знал и хорошо понимал, что назначение выдвиженца Горбачева целиком отдает Управление делами в руки Михаила Сергеевича. А, по сложившейся в ЦК традиции, куратором управления делами всегда был генсек.

И только в последний момент, когда Андропов уже не вставал и лишь изредка мог говорить, когда силы возвращались к нему, Юрий Владимирович дал согласие М. С. Горбачеву на назначение Кручины и сказал, что передал это распоряжение К. У. Черненко. Сразу же после этого разговора Горбачев пригласил меня, и, когда чуть позже подошел Кручина, он пересказал свой разговор с Андроповым.

Было это уже вечером, текущие дела отошли в сторону, Михаил Сергеевич имел возможность обсуждать проблему и много говорил о задачах Управления делами, о необходимости упорядочить его деятельность, избежать прошлых ошибок, не идти на поводу желаний отдельных руководителей партии, советоваться. Я понял, что он достаточно хорошо знает о деятельности Управления делами, и почувствовал его глубокую неудовлетворенность работой предшественников Кручины. Позже я узнал от того же Кручины, что все просьбы членов Политбюро и секретарей ЦК исполнялись после того, как докладывались генсеку и на то давалось его «добро».

Прошло еще немало дней, прежде чем из чрева аппарата Черненко вышло решение о назначении Н. Е. Кручины управляющим делами ЦК КПСС. Нельзя сказать, что это известие сильно обрадовало его. Он действительно не знал многих вопросов и, несмотря на новые обязанности, по-прежнему страстно интересовался сельским хозяйством, многим, от чего зависит урожай. Новые обязанности требовали от него огромных усилий, и первые серьезные задачи ставил перед ним Черненко, который вскоре стал генеральным секретарем. Н. Е. Кручина часто приходил ко мне и рассказывал о все более невероятных личных заданиях, которые давал ему Черненко. Не знаю, кто в его семье больше всего настоял на том, чтобы занять квартиру, подготовленную в свое время для Брежнева в доме на улице Щусева, но вскоре ее, как я уже говорил, стали готовить для Константина Устиновича.

М. С. Горбачев внимательно следил за деятельностью Кручины и нередко в сердцах говорил мне:

— Ну, Микола, по-моему, со всеми потрохами «там», — имея в виду команду Черненко.  — Переметнулся, старается, как может.

Став фактически вторым лицом в партии, Горбачев продолжал делить людей на «лично» преданных и неверных. Все, кто помогал К. У. Черненко как генсеку или был в контакте с другими секретарями ЦК, членами Политбюро ЦК, заместителями Председателя Совмина СССР, не содействовавшими возвышению Михаила Сергеевича, зачислялись в противники. И спустя годы он помнил их колебания и мало кто смог вернуть его признание.

Видимо, с той поры в Горбачеве заложилось внутреннее сомнение и в надежности Кручины, которое усугублялось еще и тем, что он колебался, исполняя многие поручения генсека и его семьи. Все это охлаждало атмосферу взаимоотношений. Хотя финансовые вопросы партии они по-прежнему решали только вдвоем, тем не менее Кручина отодвигался от решения многих вопросов. Николай Ефимович чувствовал охлаждение к нему Горбачева и часто спрашивал меня, что происходит в руководстве. Но я и сам толком не знал, что хочет генсек и почему люди, помогавшие ему упрочить положение, теперь раздражали его.

Особняк на Ленинских горах поднимался до своей проектной отметки, и вскоре генсек въехал туда с семьей. Но прежде чем это случилось, в стране развернулась борьба с привилегиями. Особняк на Ленинских горах стал привлекать все большее внимание населения и депутатов. Гиды туристских автобусов, направлявшихся к смотровой площадке возле Московского университета, обращали внимание экскурсантов на то, что они проезжают мимо дома, в котором живет генеральный секретарь Горбачев. Люди приникали к окнам автобусов, разглядывая архитектурное сооружение, напоминавшее больше школу, выстроенную из блоков в начале 60-х годов. И хотя борьба с привилегиями пока, по мнению Горбачевых, не касалась генсека, на всякий случай он счел целесообразным прописаться в более скромную квартиру этого же дома.

Строительство всех домов ЦК КПСС всегда принималось решением Секретариата или Политбюро. И только документа о возведении особняка и смету на его строительство я никогда не видел. Возможно, это было оформлено, когда общим отделом ЦК заведовал А. И. Лукьянов. Во всех случаях, исполняя поручения генсека, Н. Е. Кручина находился в нелегких условиях, а в последнее время, когда делегаты XXVIII съезда требовали раскрыть полностью партийный бюджет, он переживал и находился на пределе своих физических и моральных сил. Растущие аппетиты генсека висели над Н. Е. Кручиной, как дамоклов меч. Увлечение строительством сохранялось у Михаила Сергеевича до самых последних дней его лидерства. И уже под занавес своей карьеры он начал возводить еще несколько объектов.

Выступления Горбачева требовали привлечения многочисленных пишущих людей. Но на государственных дачах не было достойного помещения, где могли бы разместиться генсек и его супруга, которые на последней стадии работы принимали участие в подготовке наиболее важных речей. Ездить же в Завидово было далеко, а в последнее время небезопасно. Поэтому для работы генсека при окончательной доводке текстов решено было построить особняк в Волынском, рядом с бывшей дачей Сталина. Новое сооружение представляло собой своеобразный дворец с отдельным блоком помещений для супругов Горбачевых и охраны, просторными залами заседаний и совещаний для коллективной и индивидуальной работы. Здесь предусматривались просторные многокомнатные номера для помощников и советников, а также помещения для рядовых исполнителей, машинисток, стенографисток. Просторная и светлая столовая, бильярдная, библиотека, машинописное бюро и помещение для ксерокопирования, современные средства связи — все должно было способствовать труду над духоподъемными речами и выступлениями. Летом 1991 года в особняк уже завозилась мебель, посуда, покупалось различное импортное оборудование и все готовилось для торжественного начала творческой работы в замке нового мышления. Разумеется, отлично спроектированный и хорошо выстроенный особняк не виноват, что его предназначили для подготовки произведений Горбачева. Время повернулось так, что Михаилу Сергеевичу стало не до речей. Да и «спичрайтеры» его разбежались.

Еще в бытность Председателя Совмина СССР Н. И. Рыжкова Горбачев делал все возможное, чтобы выселить из дома Правительства в Кремле премьер-министра, всех его заместителей и аппарат Совмина. Это оказалось непростой задачей. Как-то доверительно Н. И. Рыжков сказал, что он не будет тем премьер-министром, которого выставят из Кремля, где традиционно находилось правительство страны. Сыграло ли это какую-то роль в уходе Рыжкова в отставку, говорить трудно, но первое, что сделал Михаил Сергеевич после назначения В. С. Павлова премьер-министром и утверждения его кабинета, — он выселил правительство в одно из зданий на улице Пушкина. Таким образом освободился кабинет на втором этаже, в котором некогда сидел Сталин. Путь к переселению Горбачева был открыт. Он теперь мог занять эти апартаменты.

В конце 1990 года М. С. Горбачев пригласил к себе Ю. С. Плеханова, Н. Е. Кручину и меня и издалека начал разговор, смысл которого сводился к тому, что надо переоборудовать помещение на втором этаже под стать уровню президента СССР. Он рассказывал, как видит свой кабинет, прилегающие к нему помещения. Что следует сохранить, а что переделать. Что касается нынешнего его кабинета на третьем этаже и зала заседаний Политбюро ЦК, то их следует переоборудовать под зал приема иностранных гостей, телестудию, небольшой рабочий кабинет, а в остальной части разместить личную квартиру. Квартира должна включать кухню, столовую, зал, холлы, две спальни, кабинет и некоторые другие помещения.

С Кручиной мы долго обсуждали возникшую проблему. Нас сильно смущало появление еще одной квартиры в Кремле. Как-то было понятно существование в Кремле квартиры Ленина, которая стала мемориальной. Во-первых, в ту пору многие руководители партии и государства жили в Кремле, а во-вторых, они больше нигде не имели квартир, а большинство и дач. Зачем в нынешней ситуации генсеку-президенту квартира в кремлевских стенах, было совершенно неясно. Одно соображение, пришедшее нам в голову, как-то могло оправдать подобное решение. М. С. Горбачев начал испытывать серьезные опасения за свою жизнь. Он пересел в бронированный «ЗИЛ», велел усилить сопровождение. Ю. С. Плеханов принимал и другие меры безопасности. И все-таки желание схорониться за надежными стенами Кремля, где был вдобавок расквартирован специальный полк, было оправданным. Он уже ездил на работу под ненавидящими взорами многих сограждан и не хотел с ними встречаться, даже сидя в броневике.

И если вопросы безопасности были несомненно важны, то не менее серьезной являлась и проблема перестройки уникального Кремлевского здания, представляющего собой памятник архитектуры. Тут от столкновения с Обществом по охране памятников и широкой общественностью было не уйти.

Мы с Николаем Ефимовичем обсуждали эти вопросы, полагая, что остановить проект нам не удастся. Единственное, на что можно было рассчитывать, это на затягивание сроков начала переоборудования этажа под самыми благовидными предлогами. Основания для этого были серьезны. Здание старое, многое в нем держалось, как говорится, на честном слове.

Тем не менее Михаил Сергеевич подгонял с представлением ему проекта новых апартаментов. Готовила его служба безопасности и ее специалисты. Месяца через полтора вариант проекта был передан Горбачеву, и, несмотря на то что всегда было трудно понять, доволен ли он, дает «добро» или колеблется, тем не менее в целом он одобрил проект, поскольку высказал ряд замечаний к нему. Второй вариант был принят без каких-либо серьезных поправок, и служба безопасности и Управление делами начали подготовку к практической реализации проекта. Августовские события, видимо, изменили или поколебали горбачевские планы. Насколько я знаю, были остановлены и проекты переоборудования кабинета генсека в здании ЦК КПСС на Старой площади. Тогда имелось в виду, как уже отмечалось, весь пятый этаж отвести под резиденцию генсека, выселив всех с этажа и оборудовав там зал для приема иностранных гостей и телестудию.

Подобного рода реконструкции и пертурбации были наиболее плодотворной стороной деятельности генсека-президента, и, если бы не столь печально сложившиеся обстоятельства, можно было бы видеть и много других его новаций на строительной стезе.