Возвышение

Возвышение

Внешне положение Горбачева ни в чем не изменилось. Он по-прежнему курировал вопросы агропромышленного комплекса. Но истинное влияние его на решение вопросов поменялось существенно. Более того, стало заметно, что Горбачев медленно, но все увереннее становился влиятельнейшим членом Политбюро ЦК, тесня К. У. Черненко — второго человека в партии, ведущего Секретариат. Я замечал это по частым телефонным разговорам его с Андроповым, их характеру, по долгим доверительным встречам его с Юрием Владимировичем, выполнению поручений генсека, выходящих за официальную компетенцию Горбачева. Теперь он все чаще привлекался к решению широких экономических проблем, вопросов организационно-партийной, кадровой работы. И это осложняло отношения Горбачева с Черненко, которого Андропов недолюбливал, но считался с теми, кто стоял за его спиной, и выдвигал Константина Устиновича на передний план. Однако работать предпочитал с новыми людьми, все больше доверяя им сложные социально-экономические вопросы развития общества.

Надо сказать, что организационные и кадровые проблемы, пожалуй, меньше всего были знакомы и понятны Андропову. Но и Горбачев плохо знал кадры промышленников, экономистов и вынужден был все чаще обращаться за советами к разным, подчас случайным людям. Однако вопросы надо было решать, обстановка требовала обновления кадрового состава, и Ю. В. Андропов все больше доверял М. С. Горбачеву, все сильнее опирался на его помощь.

Как-то в начале весны 1983 года М. С. Горбачев спросил меня, знаю ли я Е. К. Лигачева, первого секретаря Томского обкома КПСС. Лично с Лигачевым я не был знаком, мне приходилось его видеть только в начале 60-х годов, но слышал о нем многое.

Какое-то время он работал в аппарате ЦК, занимаясь организационными и идеологическими вопросами в созданном в те годы бюро ЦК по Российской Федерации. Тогда агитпроповцы говорили о нем как о человеке решительном и въедливом. После избрания первым секретарем Томского обкома мои томские друзья рассказывали о больших переменах в области, которые произошли в значительной мере благодаря энергии Лигачева. Он много внимания уделял не только хозяйственным проблемам, но и развитию культуры, образования и науки.

Все это я и сказал Горбачеву.

— Я его знаю давно, — ответил Михаил Сергеевич.

— Мы с ним вместе были в Чехословакии.

В ту пору разговор о партийных работниках, экономистах, хозяйственниках происходил довольно часто. Горбачев спрашивал о людях неожиданно, видимо желая сверить свое мнение, узнать что-то новое. Поначалу я не придавал особого значения подобным вопросам. Однако скоро понял, что они не случайны. Где-то в апреле состоялось решение Политбюро ЦК о назначении Е. К. Лигачева заведующим отделом организационно-партийной работы. Это был важнейший участок всей работы ЦК КПСС, так как в его ведении были практически все кадры, назначение людей на должности не только в партии, но и во многих других организациях.

Теперь Горбачев вместе с Лигачевым занялись укреплением партийных структур новыми людьми, давали рекомендации Андропову по новым назначениям. Перед ними открывалась огромная возможность подтянуть на ключевые посты в партаппарате нужных, доверенных специалистов, хотя Горбачев не раз говорил, что выбирать не из кого. Кадровый вопрос в среднем звене партийных работников был запущен, вторые должности занимали люди менее компетентные и даже более старые, чем первые секретари обкомов, горкомов и райкомов КПСС.

— Да, на Ставрополье секретари райкомов партии сильнее многих, кто возглавляет сейчас областные и краевые комитеты, — нередко говорил Михаил Сергеевич, с удовлетворением вспоминая тех работников райкомов и райисполкомов, которых он успел подобрать для совместной работы.

А заменил он многих, сказав как-то, что за полтора года полностью обновил состав секретарей райкомов КПСС. Конечно, он и на посту секретаря ЦК опирался на ставропольцев. Те, с кем мне пришлось столкнуться, были, как правило, энергичные, грамотные и достойные люди.

Когда я пришел в ЦК на работу к М. С. Горбачеву, у меня вновь наладилась и укрепилась связь с А. Н. Яковлевым, которая прервалась с его отъездом в Канаду. Мы были знакомы с начала 60-х годов. Тогда он работал инструктором в отделе агитации и пропаганды ЦК, а я пришел на работу в аппарат секретаря ЦК Л. Ф. Ильичева. Нам часто приходилось с ним контактировать, решать некоторые вопросы. Л. Ф. Ильичев с уважением относился к А. Н. Яковлеву и всячески его выделял, доверяя наиболее деликатные поручения.

Судьба исполнения одного из них и сегодня находится в центре внимания общественности. В 1963 году к Н. С. Хрущеву обратились родственники чекиста, участвовавшего в охране, а затем и расстреле семьи Николая Второго. Умирая, он завещал передать руководству страны два револьвера, из которых были расстреляны Романовы. Один наган предназначался Н. С. Хрущеву, второй — для Фиделя Кастро.

Хрущев не придумал ничего лучшего, как поручил рассмотреть этот вопрос агитпропу ЦК. Наверное, было бы правильнее, чтобы этим вопросом занялся КГБ, владеющий большей информацией и имеющий навыки рассмотрения таких дел. Может быть, Н. С. Хрущев хотел знать идеологическую подоплеку всей этой истории и ее последствия? Как бы то ни было, поручение есть поручение, и Л. Ф. Ильичев пригласил А. Н. Яковлева и дал задание разобраться во всей этой истории.

А. Н. Яковлев добросовестно взялся за работу и провел глубокое изучение вопроса. Он собрал всех оставшихся в живых участников и свидетелей тех драматических событий, происшедших на Урале. В ту пору их было еще немало. Попросил подробно рассказать, как все было, и записал их воспоминания на магнитную ленту. Александр Николаевич провел тщательный анализ действий участников расстрела и захоронения царской семьи, выяснил роль каждого, достоверность событий. Записку о выводах и предложениях он направил Л. Ф. Ильичеву.

Револьверы, как он сказал мне уже в 1988 году, были сданы им в КГБ, а все остальные документы, магнитная запись и ее расшифровка находились у Л. Ф. Ильичева. Я видел папку этих документов, читал стенограмму. В материалах говорилось о жизни и быте царской семьи во время заключения, характере и нравах каждого из них, причинах расстрела, его участниках, месте захоронения и многом другом. Правда, роковые события, как мне тогда запомнилось, происходили не в Екатеринбурге, а где-то в Перми. Но я мог и ошибиться.

Все материалы расследования А. Н. Яковлева были доложены Н. С. Хрущеву, но его они, видимо, не заинтересовали или было такое время, когда уделять внимание подобному вопросу первый секретарь ЦК не мог, а может быть, не хотел прикасаться к старой истории.

В 1988 году я поинтересовался в архиве этими документами, так как чувствовал, что некоторые факты стали известны авторам ряда работ и опубликованы в книгах. Ни магнитных записей, ни стенограммы их расшифровки я не нашел. Может быть, они хранились в другом месте или с ними произошло что-то еще, сказать трудно.

А. Н. Яковлеву приходилось в те годы выполнять и другие задания, не всегда относящиеся к его прямым служебным обязанностям. Впрочем, и служебные обязанности для него в ту пору были сначала малопонятными. Его назначили заведующим сектором радио и телевидения идеологического отдела ЦК. По этому поводу А. Н. Яковлев зашел ко мне и, показывая на громкоговоритель, стоявший у меня на столе, сказал откровенно, но, видимо, не без преувеличения:

— Кроме того, что это радиоприемник, я ничего ни в радио, ни в телевидении не понимаю.

Мы посмеялись, но пришли к выводу, что это не главное. Ему предстоит заниматься политической, содержательной стороной деятельности этой организации. Так и случилось. Он овладел новым делом, а с приходом Л. И. Брежнева был возведен в ранг первого заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК и возглавлял идеологическое направление в работе партии до 1972 года, пока его не отправили послом в Канаду.

И вот теперь, во время одного из отпусков, когда Александр Николаевич приехал отдохнуть из Оттавы, мы встретились. Разговор шел о многих переменах, происходивших в стране, развитии сельского хозяйства.

A. Н. Яковлев просил уговорить М. С. Горбачева съездить и посмотреть сельское хозяйство в Канаде, которое Яковлев считал весьма эффективным, а методы труда — приемлемыми для нас. Я тоже полагал, что знакомство с агропромышленным сектором этой страны будет полезным для Горбачева. Скоро М. С. Горбачев принял Яковлева. После встречи было условлено, что Александр Николаевич договорится с канадским правительством и от его имени направит шифротелеграмму с приглашением М. С. Горбачеву посетить Канаду. Такая телеграмма вскоре пришла, и Ю. В. Андропов не без сомнений, но под напором Горбачева согласился отпустить Михаила Сергеевича на короткое время за океан.

Это была решающая поездка для понимания будущим автором «Перестройки и нового мышления» процессов, происходящих в западном мире, знакомства с иными точками зрения на развитие нашей страны, вопросами демократизации, свободы и гласности. Именно там, как делился в беседе со мной М. С. Горбачев, А. Н. Яковлев изложил свое видение развития СССР и мира, изложил пути, которые могут привести к оздоровлению нашего общества. Большое значение имела эта поездка и для дальнейшей судьбы А. Н. Яковлева, которого до поездки Горбачева не очень-то спешили вернуть в Россию.

А вернуться на Родину он стремился давно и предпринимал для этого немало усилий. Однако поездка Горбачева в Канаду не сразу привела к возвращению Яковлева. Нужно было, чтобы на это согласился Андропов. А Юрий Владимирович почему-то не спешил. И однажды, отвечая на доводы Горбачева о необходимости возвращения Яковлева и похвалы в его адрес, Ю. В. Андропов сказал:

— Это верно, голова у него есть, и даже не одна. Поэтому надо все взвешивать и не спешить.

Что хотел сказать этим Юрий Владимирович, можно только догадываться. Лишь спустя десятилетие B. А. Крючков, работавший тогда в разведке, раскрыл некоторые факты, вызывавшие у Ю. В. Андропова сомнения в необходимости скорого возвращения Александра Николаевича на Родину.

Однако Горбачев был настойчив. И Яковлев готовился к переезду в Москву. В этом ему помогали и старые друзья, особенно академик Г. А. Арбатов, хотя отношения с ним складывались у Александра Николаевича на редкость неровно. Причины тому надо было искать в начале далеких 70-х годов.

Многим предложенным должностям А. Н. Яковлев предпочел тогда директорское кресло в Институте мировой экономики и международных отношений. Эта должность была в ученом мире международников всегда престижным местом. Директор института в последние годы входил в состав ЦК КПСС.

Помощь Горбачева, а также Черненко и К. М. Боголюбова, возглавлявшего в ту пору общий отдел ЦК КПСС, к которым заходил Александр Николаевич, формально довершила его переезд в Москву и назначение на новую работу, а Академия наук СССР, учитывая заслуги, а также пост директора института, вскоре избрала его своим членом-корреспондентом. У А. Н. Яковлева начался новый этап жизни.

Так в тот период подтягивались силы, возглавившие впоследствии перестройку, заложившие ее идеологическое обоснование и практическую реализацию.

Мало кто знал, но состояние здоровья Ю. В. Андропова было критическим. Он все чаще ложился в больницу, быстро слабел, все тише становился его голос. Однажды я увидел Юрия Владимировича после нескольких недель его отсутствия и был огорчен его внешним видом. Лицо его было серым, щеки и глаза запали, а главное — во всем облике была усталость и обреченность. Лет пятнадцать назад мне приходилось с ним довольно часто встречаться, когда он заходил к Л. Ф. Ильичеву, выполнять его некоторые просьбы. Сейчас он не узнал меня или не мог разговаривать. Он шел из своего кабинета к лифту, и два адъютанта поддерживали его с боков. Он печально посмотрел на меня и скрылся в лифте. В таком состоянии, я понимал, ему трудно было работать, да и не уверен, что новые обязанности и огромная ответственность, выпавшие на долю Ю. В. Андропова, не сказались на состоянии здоровья.

Если в его планы входили серьезные изменения в экономике нашей страны, то сформулировать, выстроить в строгую логическую цепь свою концепцию он, полагаю, уже не мог. М. С. Горбачев не раз говорил мне, что рекомендовал генсеку опираться на Н. И. Рыжкова, избранного на ноябрьском Пленуме секретарем ЦК и назначенного заведующим вновь образованного экономического отдела в аппарате ЦК КПСС. Первые меры по наведению порядка в стране касались главным образом общего укрепления дисциплины, борьбы с коррупцией и правонарушениями. В те дни по кинотеатрам, музеям, магазинам шли облавы, которые выявляли чиновников, занимающихся в рабочее время личными делами. И это дало пусть не долговременный, но действенный эффект. Началось рассмотрение ряда крупных дел по коррупции и взяточничеству; отстранили от работы, а затем и исключили из состава ЦК первого секретаря Краснодарского крайкома партии Медунова и министра внутренних дел СССР Щелокова, сместили с постов многих других партийных и хозяйственных руководителей.

Однако этого заряда энергии хватило ненадолго. А главное — не затрагивало внутренних пружин, ведущих к стагнации экономики. Ю. В. Андропов готовил более серьезные меры на этот счет, но дни его были сочтены. Все понимали, что время работает против Юрия Владимировича.

— С коллективной помощью он выработал правильный подход в решении первоочередных задач, — говорил М. С. Горбачев, — но ведь генсек совсем не знает ни производства, ни финансов, не разбирается в должной степени в вопросах экономики. А ведь все упирается именно в это.

Тем временем секретарь ЦК КПСС Н. И. Рыжков еще только осваивал свою новую должность, как говорится, «набирал обороты».

В конце 1983 года должен был состояться Пленум ЦК. По традиции, установившейся еще при Л. И. Брежневе, предстояло подвести итоги работы за год, наметить пути решения проблем в будущем. Ю. В. Андропов активно готовился к выступлению. В больницу к нему все чаще приезжали помощники и консультанты. Это должна была быть его важнейшая речь, но состояние здоровья не позволило выступить, хотя ему так хотелось подвести итоги года, поставить задачи на будущее. Лишь за сутки он понял это окончательно и сказал Горбачеву, что обратится с письмом к Пленуму, а Михаил Сергеевич пусть произнесет короткую речь.

Тот факт, что Ю. В. Андропов поручал М. С. Горбачеву произнести по существу вместо него речь на Пленуме, говорил членам ЦК, партийным работникам очень о многом. Фактически тяжелобольной генсек передавал эстафету власти своему молодому и энергичному воспитаннику. И это поняли все, знающие кухню высшего органа партийной и государственной власти. Но борьба за власть тогда только начиналась.

Декабрьским утром 1983 года М. С. Горбачев срочно пригласил меня, а позже и Яковлева к себе и поручил готовить выступление на Пленуме. Мы быстро набросали, как говорится, «болванку» и отшлифовали ее. Текст получился неплохой, но это был период, когда Горбачев еще не овладел в полной мере проблематикой, был неуверен и сильно нервничал. Он прочитал выступление и остался недоволен. Мы внесли поправки, сделали вставки, но Михаил Сергеевич отвергал вариант за вариантом, совсем, кстати, на наш взгляд, неплохие. Нервозность возрастала, М. С. Горбачев потерял уверенность, пытался править и писать сам, пока не понял, что выступление становится все хуже и хуже. И поздно ночью отправил нас дорабатывать выступление, сказав, чтобы к утру все было готово. Это стоило ночи, но речь была написана. М. С. Горбачев произнес ее, выпятив те вопросы, которые и в последующем играли большую роль в перестройке страны. После этого Пленума число его сторонников и противников возросло. Многие считали Горбачева выскочкой, не имевшим опыта работы и знания жизни, другие как могли поддерживали.

Как ни печально, но дни Ю. В. Андропова были сочтены. Практически он уже не мог вставать и все больше находился на постельном режиме.

В феврале 1983 года у него почти полностью отказали почки, и Юрий Владимирович находился на гемодиализе. Но искусственная почка давала возможность работать два-три дня в неделю. К нему приглашали лучших советских и зарубежных специалистов, но процесс был, уже необратим. В конце января 1984 года состояние резко ухудшилось, нарастали побочные болезни.

М. С. Горбачев ходил пасмурный. Он чувствовал, что конец Ю. В. Андропова близок, и понимал, что приход всякого нового лидера может стать крахом всех его надежд и планов. В эти минуты он бывал откровенен. Часто вспоминал начало своей комсомольской работы в Ставрополье, товарищей, с которыми вместе трудился. Говорил о том, что сделал для края, особенно в области специализации и концентрации сельскохозяйственного производства.

— Начал даже писать кандидатскую диссертацию на эту тему, — признался он однажды, — публикации в печати уже имелись. В то время какая-то неуверенность была во всем, трудности в стране возрастали…

Я помнил, что это был период, когда партийные руководители, видя состояние здоровья Брежнева, неопределенность своего будущего, сами или с помощью доброхотов засели за научные диссертации, чтобы не утонуть в тех возможных волнах, которые захлестнули бы страну с приходом нового требовательного начальства.

Все эти мысли всплывали в памяти Горбачева опять, и было от чего. Вряд ли кто в Политбюро ЦК знал о подлинном состоянии здоровья Андропова так досконально, как он. Горбачев, по его словам, был одним из немногих, кого Ю. В. Андропов тогда принял и беседовал по текущим и перспективным вопросам развития страны. Он часто вспоминал эту поездку вместе с Лигачевым к генсеку, и члены Политбюро, старые соратники Андропова, не понимали, почему Юрий Владимирович предпочел им двух новичков. Это все подливало, как говорится, масла в огонь и делало отношения Горбачева с другими натянутыми.

Разумеется, об отношениях Горбачева и Андропова я сужу прежде всего по словам Михаила Сергеевича и по тем фактам, свидетелем которых был лично. Позже до меня доходили суждения людей, которые работали в аппарате Юрия Владимировича, были его доверенными или близкими товарищами. Их мнения расходятся с тем, что говорил о своих взаимоотношениях с Андроповым Горбачев. Прежде всего, как говорили, Юрий Владимирович ничем не выделял ставропольского агрария, но старался максимально использовать его возможности в решении тех или иных сложных проблем. Точно так же он доверял и поручал осуществлять многие свои замыслы другим секретарям ЦК. В этом соратники Андропова видели опыт и прозорливость способного лидера и хорошего организатора. Не меньше, чем с Горбачевым, генсек встречался и обсуждал проблемы с другими руководителями партии и государства. В этом отношении я хотел бы опереться на свидетельства Евгения Ивановича Калгина, много лет знавшего Ю. В. Андропова. В своих воспоминаниях в июньском номере «Независимой газеты» за 1994 год он отмечал: «Действительно ли именно Андропов способствовал восхождению на политический олимп Михаила Сергеевича Горбачева и правда ли, что незадолго до кончины в своем политическом завещании он назвал его своим преемником? Об этом я могу сказать следующее. То, что выделявшийся в то время из общей массы партийных руководителей областного звена Горбачев обратил на себя внимание Андропова, часто отдыхавшего в Кисловодске, это факт. Но я бы не стал упрощать. Процедура отбора кадров для высшего партийного руководства была сложной и многоступенчатой, и от мнения одного человека, даже Андропова, не зависела. Хотя надо сказать, что Горбачев, имея хорошее образование и природные данные, умел произвести впечатление.

Сторонников версии о наличии какого-либо политического завещания Андропова я бы хотел разочаровать. Ни мне, ни другим членам «команды» Юрия Владимировича, в том числе Лаптеву, Крючкову и Шарапову, которым он на протяжении многих лет особенно доверял, о таком устном или письменном завещании ничего не известно. Хотя они и общались с ним буквально до последних минут его жизни.

В прессе также упоминалось о разочаровании Андропова в Горбачеве незадолго до кончины. Но я никогда не чувствовал какой-то особой близости между Юрием Владимировичем и Горбачевым. Знаю, что он строго спрашивал с него, «снимал стружку», как и с других руководителей, за упущения в работе. Могу привести такой факт: на последней незадолго до кончины встрече Андропова в больнице с членами Политбюро Горбачева не было».

К этому я могу добавить, что мне также ничего не известно о каком-то завещании Андропова, и этот слух появился либо по недоразумению, либо «запущен» с целью оказать моральную поддержку жаждущему власти Горбачеву. Была ли эта утка доморощенной или выпестована где-то еще, сказать трудно. В те годы начала великой смуты, активной борьбы за власть разных политических сил рождались и умирали многие подчас фантастические мифы, будоража умы людей, сбивая их с толку. О том, что завещание всего лишь неловкая выдумка, свидетельствует и поведение Горбачева, который, оказавшись на вершине пирамиды власти, постарался принизить роль Андропова.

А тогда время Андропова истекало.

9 февраля 1983 года в 16 часов 50 минут Ю. В. Андропов скончался. Он ушел из жизни, оставив о себе в целом положительное, хотя и противоречивое мнение. Его не критиковали, но говорить о том, что он добился каких-то позитивных результатов, было трудно. Скорее можно сказать, что у Андропова имелись добрые намерения, намечены вехи перестройки, но изменениям осуществиться не суждено было.

И еще. Скорая смерть генсека потрясла страну, всех коммунистов. Кончина еще одного старого и больного лидера КПСС поставила под сомнение многие авторитеты в партии. Члены ЦК, заходя ко мне, с недоумением говорили:

— Ну разве не видно было, что Ю. В. Андропов болен. Зачем же Политбюро предлагало его ЦК? Так мы все доверие людей растеряем…

Что я мог сказать? Смотрели бы лучше, когда голосовали. Но все ли знали и знали ли вообще члены ЦК о здоровье своих лидеров? Конечно нет. Это была самая большая тайна, которую охраняли и медики, и спецслужбы. Тем более никто не ведал, что Пленум, партию, страну ждет еще одно испытание, и испытание это будет роковым.