Глава 21. Где трупы? Версия Юровского

Глава 21. Где трупы? Версия Юровского

Однако в предоставлении трупов членов Царской семьи мировой общественности нуждалось не только белогвардейское следствие, но и советская власть. У советской власти был и дополнительный стимул. Если обнаружится, что Николай Кровавый не был расстрелян в Екатеринбурге, а был вывезен из него живым, то окажется, что советская власть, власть рабочих и солдат, обманула этих самых рабочих и солдат. А к чему это может привести во время Гражданской войны, можно было думать только с ужасом. Так что хитрые маневры Ленина, Юровского, Свикке привели к прямо противоположным результатам.

Если свидетелей расстрела было немного больше десятка, то число свидетелей продолжения этой «секретной» операции, захоронения трупов, исчисляется несколькими десятками. Сохранились воспоминания об этой операции Я.М.Юровского, Петра Ермакова, И.И. Родзинского, Г.И. Сухорукова.

Из так называемой «Записки Юровского»: «Кому-то было поручено только привести в исполнение приговор, удаление трупов и т. д. лежало на обязанности т. Ермакова (рабочий Верх-Исетского завода, партийный тов., б. каторжанин). Он должен был приехать с автомобилем, и был впущен по условному паролю «трубочист». Опоздание автомобиля внушило коменданту сомнение в аккуратности Е-ва, и ком. решил проверить сам лично всю операцию до конца. Около 3 часов утра выехали на место, которое должен был приготовить Е-в (за Верх-Исетским заводом). Сначала предполагалось везти в автомобиле, а от известного пункта на лошадях, т. к. автомобиль дальше пройти не мог. Местом выбранным была брошенная шахта. Проехав Верхне-Исетский завод, верстах в 5, наткнулись на целый табор — человек 25, верховых, в пролетках и т. д. Это были рабочие (члены совета, исполкома и т. д.), которых приготовил Е-в. Первое, что они закричали: «Что же вы нам их не живыми привезли?!». Они думали, что казнь Романовых будет поручена им. Начали перегружать трупы на пролетки — тогда как нужны были телеги. Это было очень неудобно. Сейчас же начали очищать карманы — пришлось и тут пригрозить расстрелом и поставить часовых. Тут обнаружилось, что на Татьяне, Ольге и Анастасии были одеты надеты какие-то особые корсеты. Решено было раздеть трупы догола, но не здесь, а на месте погребения. Но выяснилось, что никто не знает, где намеченная для этого шахта. Светало. Комендант послал верховых разыскивать место, но никто ничего не нашел. Выяснилось, что вообще ничего приготовлено не было, не было лопат и т. под. Так как машина застряла между 2 деревьев, то ее бросили и двинулись поездом на пролетках, закрыв трупы сукном. Отвезли от Екатеринбурга на 16? верст и остановились в 1? верстах от деревни Коптяки; это было в 6–7 часов утра. В лесу отыскали заброшенную старательскую шахту (добывали когда-то золото), глубиной аршин 3?. В шахте было на аршин воды. Ком. распорядился раздеть трупы и разложить костры, чтобы все сжечь. Кругом были расставлены верховые, чтобы отгонять всех проезжающих. Когда стали раздевать одну из девиц, увидели корсет, местами разорванный пулями — в отверстие видны были бриллианты. У публики явно разгорелись глаза. Ком. решил сейчас же распустить всю артель, оставив на охране несколько верховых и 5 человек команды. Остальные разъехались. Команда приступила к раздеванию и сжиганию. На А.Ф. оказался целый жемчужный пояс, сделанный из нескольких ожерелий, зашитых в полотно. Бриллианты тут же выпарывались. Их набралось (т. е. бриллиантовых вещей) около Уг пуда. Это было похоронено на Алапаевском заводе, в одном из домиков в подполье, в 19 г. откопано и привезено в Москву. Сложив все ценное в сумки, остальное, найденное на трупах, сожгли, а самые трупы опустили в шахту. При этом кое-что из ценных вещей (чья-то брошь, вставлен, челюсть Боткина) было оборонено, а при попытке завалить шахту при помощи ручных гранат, очевидно, трупы были повреждены и от них оторваны некоторые части — этим комендант объясняет нахождение на этом месте белыми (которые потом его открыли) оторванного пальца и т. под. Р [омано] вых не предполагалось оставлять здесь — шахта заранее была предназначена стать лишь временным местом их погребения. Кончив операцию и оставив охрану, ком. часов в 10–11 утра (17-го уже июля) поехал с докладом в Уралис-полком, где нашел Софарова и Белобородова. Ком. рассказал, что найдено и высказал им сожаление, что ему не позволили в свое время у Р[омано]вых обыск. От Чуцкаева (преде. Горисполкома) ком. узнал, что на 9-й версте по Московскому тракту имеются очень глубокие, заброшенные шахты, подходящие для погребения Р[омано] вых. Ком. отправился туда, но до места не сразу из-за поломки машины; добрался до шахт уже пешком — нашел действительно три шахты очень глубоких, заполненных водой, где и решил утопить трупы, привязав к ним камни. Так как там были сторожа, являвшиеся неудобными свидетелями, то решено было, что одновременно с грузовиком, который привезет трупы, приедет автомобиль с чекистами, которые под предлогом обыска арестуют всю публику. Обратно ком. пришлось добраться на случайно захваченной по дороге паре. Задерживавшие случайности продолжались и дальше — отправившись с одним из чекистов на место верхом, чтобы организовать все дело, ком. упал с лошади и сильно расшибся (а после также упал чекист). На случай, если б не удался план с шахтами, решено было трупы сжечь или похоронить в глинистых ямах, наполненных водой, предварительно обезобразив трупы до неузнаваемости серной кислотой. Вернувшись наконец в город уже к 8 час. вечера (17-го) — начали добывать все необходимое — керосин, серную кислоту. Телеги с лошадьми без кучеров были взяты из тюрьмы. Рассчитывали выехать в 11 ч. вечера но инцидент с чекистом задержал, и к шахте, с веревками, чтобы вытаскивать трупы и т. д., отправились только в 12 И ч., ночью с 17 на 18-е. Чтобы изолировать шахту (первую, старательскую) на время операции, объявили в деревне Коптяки, что в лесу скрываются чехи, лес будут обыскивать, чтобы никто из деревни не выезжал ни под каким видом. Было приказано, если кто ворвется в район оцепления, расстрелять на месте. Между тем рассвело (это был уже третий день, 18-го). Возникла мысль часть трупов похоронить тут же у шахты, стали копать яму и почти выкопали. Но тут к Ермакову подъехал его знакомый крестьянин — выяснилось, что он мог видеть яму. Пришлось бросить дело. Решено было везти трупы на глубокие шахты. Так как телеги оказались непрочными, развалились, ком. отправился в город за машинами (грузовик и две легких, для чекистов). Смогли отправиться в путь только в девять час. вечера. Пересекли линию жел. дор., в полуверсте перегрузили трупы на грузовик. Ехали с трудом, вымащивая опасные места шпалами, и все-таки застревали несколько раз. Около 4 1А утра 19-го машина застряла окончательно; осталось, не доезжая шахт, хоронить или жечь. Последнее обещал взять на себя один товарищ, фамилию ком. забыл, но он уехал, не исполнив обещания.

Хотели сжечь А[лексе]я и А.Ф., по ошибке вместо последней с А[лексе]ем сожгли фрейлину. Потом похоронили тут же, под костром, останки и снова разложили костер, что совершенно закрыло следы копанья. Тем временем выкопали братскую могилу для остальных. Часам к 7 утра яма, аршина в 2 И глубины, 3 Уч в квадрате, была готова. Трупы сложили в яму, облив лица и вообще все тела серной кислотой, как для неузнаваемости, так и для того, чтобы предотвратить смрад от разложения (яма была неглубока). Забросали землей и хворостом, сверху наложили шпалы и несколько раз проехали — следов ямы и здесь не осталось. Секрет был сохранен вполне — этого места погребения белые не нашли».

В последующих воспоминаниях Юровский приводит подробности, подтверждающие крайнюю неорганизованность операции по захоронению трупов. В операцию были вовлечены десятки случайных свидетелей, рабочих и красноармейцев. В результате, поиск места захоронения трупов занял почти три дня. Окончательное захоронение было произведено утром 19 июля 1918 г. В своих воспоминаниях в апреле — мае 1922 г. Юровский указал координаты места захоронения: «Первоначальное место похорон было, как я уже указал раньше, в 16 верстах от Екатеринбурга и 2 верстах от Коптяков, последнее же место находится приблизительно в 8–8/4 верстах от Екатеринбурга в 1? приблизительно верстах от линии железной дороги».

В этих же воспоминаниях содержится описание драгоценностей, обнаруженных на трупах: «Драгоценности оказались на Татьяне, Ольге и Анастасии. Здесь подтвердилось особое положение Марии в семье, на которой драгоценностей не было. На Александре Федоровне были длинные нитки жемчуга огромное витое золотое кольцо иди вернее обруч, более полуфунта весом. Как и кто носил эту штуку мне показалось очень странным. Все эти ценности я тут же вынимал из искусно приготовленных лифчиков и корсетов. Драгоценностей набралось не менее полпуда. В них находились бриллианты и другие драгоценные камни. Все вещи (платье и т. д.) здесь же на костре сжигались. У всех на шее были одеты подушечки, в которых были зашиты молитвы и напутствия Гришки Распутина. На месте, где были сожжены вещи, находили драгоценные камни, которые, вероятно, были зашиты в отдельных местах и складках платья».

Казалось бы, более надежного доказательства расстрела и похорон именно членов Царской семьи и не найти: мало того, что на дочерях были надеты лифчики с зашитыми в них драгоценностями, о которых потом рассказывали Жильяр и другие свидетели, эти лифчики находились именно на тех дочерях, на которых они и должны были быть. На Марии такого лифчика не могло быть, поскольку они изготавливались в Тобольске, когда ее там уже не было. Нелепостью было бы считать, что эти лифчики были одеты на кого-то другого.

Но еще большей нелепостью выглядит сцена, когда бывшая российская императрица Александра Федоровна, для которой величайшей ценностью была древняя икона Божьей Матери Феодоровской, покидая дом, взяла с собой не эту икону, а намотала на себя копеечную золотую проволоку. Золотое кольцо, или обруч, если бы она и сумела бы надеть их на себя, были бы заметны снаружи. Да и где такое кольцо могло бы находиться, поскольку в ручной клади его не было, а никакого золота достать из багажа ей бы не разрешили. Да и не вяжется подобная сцена с ее образом. Может быть, описанная сцена — просто выдумка Юровского. Тем более что он сознался в том, что уже был знаком с материалами белогвардейского следствия. По крайней мере, об этом свидетельствует упоминание о найденном белогвардейским следствием «оторванном» пальце. Правда, Ермаков также свидетельствует о найденных лифчиках с зашитыми драгоценностями. Но если внимательно прочитать его воспоминания, то оказывается — он просто пересказывает Юровского, приписывая главную организаторскую роль себе. Это противоречит другим свидетельствам. А в описании похорон он вообще сильно «отличился» — рассказал, что все трупы сжег у первой «старательской» шахты. Хотя есть свидетельства, что он участвовал в захоронении под «мостиком». И даже сохранилась фотография, где он стоит на этом мостике. По свидетельству Юровского около «мостика» были сожжены трупы Алексея и Демидовой.

По свидетельству чекиста Г.И.Сухорукова, одного из участников уничтожения трупов Царской семьи, сожжены были Алексей и Анастасия. Из воспоминаний И.И. Родзинского (13 мая 1964 г.): «… Мы привезли гнилых шпал, проложили маятник через самую трясину. Разложили этих шпал в виде мостика такого заброшенного через трясину, а остальных на некотором расстоянии начали сжигать. Но вот, помню, Николай сожжен был, был этот самый Боткин, я сейчас не могу вам точно сказать, вот уже память. Сколько мы сожгли, то ли четырех, то ли пять, то ли шесть человек сожгли. Кого, это уже точно я не помню. Вот Николая точно помню. Боткина и, по-моему, Алексея.»

Но самое интересное в «Записке Юровского» — это то, что в конце ее, от руки, имеется приписка, в которой точно указаны координаты «секретного» захоронения. Для кого они предназначались? Возможно, Юровский предвидел или кто-то его надоумил, что в будущем потребуются доказательства существования останков членов Царской семьи. Как в воду глядел.

Но на этом воспоминания об этом мостике не заканчиваются. Почти через год, 23 мая 1919 г., белогвардейский следователь Соколов вместе с генералом М.К. Дитерихсом, прокурором В.Ф.Иорданским и др. посетил это место. Вот как он описал его: «В расстоянии 414 шагов от переезда на полотне дороги в наиболее низком по уровню дороги месте набросан мостик. Он состоит из нескольких сосновых бревешек, толщиной вершка в 3–4, и старых железнодорожных шпал. Шпалы и бревешки положены прямо на полотно дороги. Нижний снимок на л.д. 46 передает вид этого большего лога, а верхний сцимок на л.д. 47 передает вид этого мостика. У переезда № 184 в момент осмотра лежали остатки шпал, совершенно таких же, как и шпалы, из которых набросан этот мостик».

Более того, Соколов допросил сторожа Я.И. Лобухина, живущего в избушке рядом, и получил следующие показания: «Как-то ночью летом прошлого года (не помню числа и месяца), во время сенокосов, когда я и семейные мои спали, я проснулся от шума автомобиля. Дело это было удивительное, потому что никогда раньше того дела не бывало, чтобы автомобили мимо моей будки, да еще по ночам ходили. Я в окно выглянул: вижу, идет времянкой по дороге к Коптякам грузовой автомобиль. Я не видел, что в нем было. Совсем я этого не заметил. Только заметил я, что сидело в нем человека четыре с винтовками, кажется, в солдатской одежде. Было это на рассвете. Кто из семейных моих видал их еще, я не знаю. Дома у меня были покойная моя жена и двое сыновей — Семен и Василий. Ну мы тут легли.

Спустя несколько времени к нам в дверь начал кто-то стучать. Я вышел к двери, отворил. Там стоит какой-то человек, лет 30 на вид, невысокого роста, не худой и не толстый — «из ровных». Лица его я не помню. Был он в зеленом, кажется, стеганом пиджаке. А больше ничего про него сказать не могу. Этот человек сказал мне: «Дайте мне ведро». Я ему дал два ведра. Баба моя на него за стук осердилась и сказала ему, что он нас напугал. Он на нее за это осерчал и говорит: «Вы тут, как господа, спите. А мы всю ночь маемся. У нас тут автомобиль согрелся. На первый раз простим, а в другой раз так не делайте». Ну, мы испугались и ничего больше его не спрашивали. Тут день настал. Народ, который ехал на Коптяки, возвращался назад и сказывал, что на Коптяки не пропускают. Где у них стояла застава, точно не скажу, а сказывали, что от моего переезда за гатью или на гати. И не было пропуска дня три-четыре. В эти дни приезжало из города еще три автомобиля, и, как мне помнится, все три грузовые. Помню я, что на одном бочка была пудов на 20, а не помню, железная или же деревянная. Не заметил я, что автомобили провозили.

В последний самый день, уже вечером, от Коптяков прошел грузовой автомобиль. Прошел он через переезд и пошел прямо через лог, а не времянкой, как шли все остальные. Были ли за ним коробки, я не заметил. Этот автомобиль в лесу и засел в топком месте. Должно быть, вода им для него понадобилась, потому что скоро к моему колодцу подъезжал коробок. В коробке, как я, была бочка. Какая, деревянная или железная, — не разглядел. Налили они в бочку воды и поехали к логу. Видал я, что двое приезжали за водой. Один был в солдатской одежде (не помню, в какой именно), другой в какой-то вольной. Лиц их я не заприметил. Тут мы все полегли спать. Должно быть, автомобиль у них в логу застрял, потому что лошадь там, как слыхать было, всю ночь ржала, а за ночь они там целый мостик выстроили: из шпал и из тесу от моей городьбы. Это уж я потом тес взял, а там одни шпалы остались. Никого я из тех, кто тогда в эти дни с автомобилем приезжал, указать не могу».

Мало того, что сторож после отъезда чекистов не заметил никакого возвышения мостика над землей, никакой разбросанной земли вокруг, он еще поднял доски с могилы и не заметил под ними свежевскопанной земли.

А, между тем, земли было выкопано около 9 кубометров, и могильный холмик должен быть большим. Мог ли он полностью исчезнуть за десять месяцев, к приезду Соколова или нет, так, чтобы он ничего не заметил? Вопрос для экспертизы. Вопрос крайне серьезный, поскольку в случае отрицательного ответа придется признать, что в то время и в том месте (т. е. под мостиком) никакие трупы не закапывались.

Но история мостика и на этом не закончилась. Если белогвардейское следствие началось с доноса Горшкова, то современное следствие, следствие Соловьева, началось с интервью, данного кинодеятелем Гелием Рябовым, данным газете «Московские новости» от 16 апреля 1989 года. Об этом будет рассказано ниже.