Глава 6 Монах в «Стране Негодяев»
Глава 6
Монах в «Стране Негодяев»
В Америке его оскорбили, унизили. Раны его болели, уязвленное самолюбие страдало. Есенин не сдавался. Он выработал свою программу борьбы.
Я обманывать себя не стану.
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном?
Отчего прослыл я скандалистом?
Есенин не держал камня за пазухой и не делал попытки ударить исподтишка. Что собирался написать, над чем работал — все было известно друзьям. Человек чести, как истинно русский он заранее объявлял: иду на вы.
Неужели ты не видишь? Не поймешь?
Что такого равенства не надо?
Ваше равенство — обман и ложь.
У поэта было сильное оружие, завещанное великим Н.В. Гоголем, — сатира. «Насмешки боится даже тот, кто уже не боится ничего на свете». Это оружие Есенин использует в своих поэмах «Страна Негодяев» и «Черный человек». Поэма «Страна Негодяев» выросла из ранее написанного «Гуляй-поля». Колоритная фигура благородного разбойника Номаха (производное от Махно) давно привлекала Есенина. Отвергнув всякое государство, Номах вышел на единоборство с теми, «кто на Марксе жиреет, как янки». Награбленное добро Номах раздает нищим, обездоленным крестьянам.
Банды! банды!
По всей стране.
Куда ни вглядись, куда ни пойди ты —
Видишь, как в пространстве,
На конях
И без коней
Скачут и идут закостенелые бандиты.
Это все такие же
Разуверившиеся, как я…
А когда-то, когда-то…
Веселым парнем.
До костей весь пропахший
Степной травой,
Я пришел в этот город с пустыми руками.
Но зато с полным сердцем
И не пустой головой.
Я верил… Я горел…
Я шел с революцией,
Я думал, что братство — не мечта и не сон,
Что все во единое море сольются.
Все сонмы народов
И рас, и племен.
Гражданин Веймарской республики еврей Лейбман, он же Чекистов, прибыл в эту страну как большой специалист — укрощать дураков и зверей. Странный, по его мнению, невежественный народ! Живет в нищете, а строит храмы божии, лучше бы он построил уборные, как это делают культурные европейцы. В этой проклятой голодной стране он. Чекистов, от употребления гнилой, кишащей червями селедки мается животом и страдает кровавым поносом, а потому мечтает храмы божии превратить в места отхожие.
Вождь пролетарской революции, герой гражданской войны, создатель Красной армии Троцкий-Чекистов воюет с «закостенелыми бандитами». Кто же они, бандиты? Это вчерашние «веселые, пропахшие степной травой» крестьянские парни. Они шли в город с думой о революции и были так жестоко обмануты в своих ожиданиях.
Пустая забава,
Одни разговоры.
Ну что же,
Ну что же вы взяли взамен?
Пришли те же жулики.
Те же воры
И законом революции
Всех взяли в плен.
Давно обмануты ожидания и надежды народа, и вместо перманентной революции в стране начинается перманентный голод. За поимку Номаха обещана награда 1000 червонцев, указаны приметы: «Блондин. Среднего роста. 28-ми лет».
Есенин списывает свой портрет с удостоверения, выданного для поездки в Германию. Есенин-Номах о себе:
Я(…)чудак.
Я люблю опасный момент.
Как поэт — часы вдохновенья.
Тогда бродит в моем уме
Изобретательность
До остервененья.
Я ведь не такой.
Каким представляют меня кухарки.
Я весь — кровь.
Мозг, и гнев весь я,
Мой бандитизм особой марки.
Он осознание, а не профессия.
Защитнику коммуны Замарашкину, другу своей юности, Есенин-Номах пытается объяснить, что их поманили высокими словами о Свободе и Равенстве, а на деле превратили в стадо и стригут, как овец.
Все вы носите овечьи шкуры,
И мясник пасет для вас ножи.
Все вы стадо!
Стадо! Стадо!
Неужели ты не видишь?
Не поймешь,
Что такого равенства не надо?
Ваше равенство — обман и ложь.
Старая гнусавая шарманка
Этот мир идейных дел и слов.
Для глущов —
хорошая приманка.
Подлецам — порядочный улов.
Всем, кто мозгами бедней и меньше.
Кто под ветром судьбы не был ниш, и наг,
Оставляю прославлять города и женщин,
А сам буду славить
Преступников и бродяг.
Все эти годы имя Номах объясняли как Махно. Но эти слова вообще к Махно никакого отношения не имеют. Махно грабит по идейным соображениям, но он не поэт (хотя реальный Махно в юности тоже писал стихи). «Буду славить преступников и бродяг» — это есенинская программа, с которой он вернулся домой.
А если прочитать Номах как Монах? Екатерина Александровна Есенина рассказывает, что их по фамилии никто в деревне не звал, а только по кличке — Монах. Так звали деда Никиту Осиповича за то, что он — по крестьянским меркам — очень поздно женился, в 28 лет.
«Я до школы даже не слышала, что мы Есенины. Сергей прозывался Монах, я и Шура — Монашки», — вспоминала сестра.
Так, может быть, все-таки Монах? Это многое меняет…