Ученье — свет, а неученых — тьма

Ученье — свет, а неученых — тьма

В начале 1950-х годов вместо всесильного академика Христиановича на Олимп ЦАГИ стал подниматься молодой бог Владимир Струминский. Он упорно отрабатывал в аэродинамических трубах модели самолетов со стреловидными крыльями, постепенно переходя от углов 35 градусов к углам стреловидности 45 градусов, 55 градусов и, наконец, к 60-градусной стреловидности. Эти разработки гуляли в качестве официальных рекомендаций ЦАГИ по всем ОКБ, служа руководством при постройке истребителей и других самолетов.

Однако монополии Струминского была альтернатива. Известный аэродинамик Петр Красильщиков разрабатывал концепцию РК — ромбовидного крыла. РК представляло собой крыло малого удлинения в форме ромба неправильной конфигурации в плане: передняя кромка имела стреловидность 60 градусов при обратной стреловидности задней кромки всего 11 градусов. Толщина профиля не превышала 6 процентов.

Предоставив Микояну возможность строить очередной МиГ-19 с крылом 55-градусной стреловидности, Яковлев решил пойти дальше: сразу перескочить в неведомую область больших сверхзвуковых скоростей, приняв предложение Красильщикова.

Остро ощущая в своей повседневной работе недостаток необходимых знаний, особенно в области газодинамики, с которой пришлось столкнуться на практике, я с жадностью набросился на учебу.[20] Преподавал газодинамику известный ученый ЦАГИ Яков Серебрийский, который не только великолепно знал предмет, но и умел толково его преподнести. Пока мои новые товарищи усердно писали свои конспекты, я, пожалуй единственный из всей группы, навострил уши и глядел ему в рот. Он это заметил и стал следить за мной. Если видел, что трудное место мне непонятно, спасибо ему, снова возвращался назад и повторял сказанное иными словами, добиваясь понимания.

Известный технолог С. А. Вигдорчик являлся руководителем практики нашей группы и тоже очень много дал слушателям.

С аэродинамиком нам явно не повезло: он ничего не знал наизусть, свой предмет бубнил по бумажкам, записывая формулы на доске, а затем поспешно их стирал, видимо, опасаясь наших вопросов. Зато с руководителем дипломной работы нашей группе крупно повезло: им был назначен А. М. Черемухин — бывший летчик, прекрасно прочитавший курс аэродинамического подобия.

Время летело быстро, но я старался хотя бы издалека все же следить за жизнью ОКБ и веяниями в авиации. Одновременно, по возможности, я следил за работой над экспериментальным самолетом Як-1000, как претенциозно был назван этот самолет с ромбовидным крылом. У него было нормальное оперение, тоже с очертаниями в стиле РК, и велосипедное шасси с подкрыльными опорами. Такое сочетание сыграло с конструктором и разработчиком РК злую шутку. Самолет выписывал на аэродроме круги и восьмерки, но при всем старании летчика никак не желал разбегаться по прямой.

Як-1000

Вместо того, чтобы спокойно разобраться с этим феноменом и найти причину такого поведения самолета, Яковлев занервничал, потерял присущую ему былую самоуверенность и сгоряча решил спихнуть ответственность за неудачу на Красильщикова.

В результате прекратили попытки отправить самолет в воздух, а попросту списали всю эту тему как неудавшийся эксперимент.

Узнав обо всем этом с запозданием, я позвонил Яковлеву с собственной версией причины такого поведения самолета перед взлетом.

— Вы только посмотрите на вертикальное оперение самолета. Оно настолько высокое, что соразмерно с полуразмахом крыла. Стоит только отклонить руль поворота, к примеру влево, для парирования непроизвольного правого разворота, как попутно возникает момент правого крена, который нагружает правую подкрыльевую опору шасси, а та, в свою очередь, своим тормозящим действием создает добавочный импульс вправо, равный моменту, созданному рулем поворота влево или превосходящий его. Таким образом, нужно понизить вертикальное оперение или заменить велосипедное шасси на обычное, трехколесное (а то и еще проще: снабдить подкрыльные опоры колесиками), не связываясь со сложной перекомпоновкой шасси. Предлагаю, во вторую очередь, разделить вертикальное оперение пополам и каждую часть установить на концах стабилизатора. Это понизит высоту вертикального оперения и избавит самолет от неуправляемых разворотов.

— Нет, — ответил мне Яковлев, — мы уже закрыли эту тему и возвращаться к ней поздно. Спасибо за совет.

Так окончилась последняя попытка Александра Яковлева вернуть себе лидерство в истребительной авиации ВВС.

Приписывая свои неудачи исключительно неладам с командованием ВВС, он решил переключиться на тематику ПВО, ставшего в то время, с приходом Евгения Савицкого к руководству, более независимым от ВВС.

Оправившись от шока, вызванного неудачами, Яковлев вспомнил о своем последнем приличном истребителе — Як-50. Назвав его «нашим достижением», он решил танцевать от него, как от «печки».

— Примем его за основу, — сказал он Шехтеру. — Крыло, шасси, оперение себя оправдали, их стоит сохранить. А фюзеляж сделаем заново.

— Верно, — подхватил Шехтер, — я уже прикидывал, что можно сделать, идя навстречу требованиям ПВО. Если освободить фюзеляж от двигателя и громоздких всасывающих и выхлопных труб, то спереди можно разместить антенну мощного радиолокатора, за ним — кабину экипажа, а остальное пространство освободить для топливных баков.

— Согласен. Кстати, на днях был у меня Микулин, очень расхваливал свои новые двигатели АМ-5. Они имеют осевой компрессор, малогабаритны и получились довольно легкими. Так и просятся, чтобы их подвесили под крыльями.

— Сделаем, — проговорил Лева, прикалывая свежий лист кальки.

Проворно спроектированный истребитель-перехватчик ПВО,

способный длительно находиться в воздухе как днем, так и ночью, обнаруживать воздушные цели на большом удалении и поражать их самонаводящимися ракетами или огнем двух крупнокалиберных пушек, был также быстро построен и вышел на совместные испытания, превзойдя своих конкурентов — самолеты И-320 и Ла-200, которые сначала отстали в испытаниях, а затем уступили скромно названному на этот раз самолету Як-25 по своим данным и, покорившись судьбе, заняли роковое место у забора.

Як-25

Успеху Як-25 способствовало оперативное руководство его постройкой и испытаниями прекрасного ведущего конструктора Михаила Леонова, а также талант летчика-испытателя Валентина Волкова, рекомендованного Яковлеву Сергеем Анохиным.

Своей простотой пилотирования Як-25 очаровал Командующего ПВО Е. Я. Савицкого, который долго летал сам на нем, инспектируя разбросанные по всей стране части ПВО.

— Что ж, проживем и с ПВО, — сказал Яковлев, комментируя свою победу, — свет не сошелся клином на ВВС.

А победа действительно оказалась внушительной. Як-25 был запущен в крупносерийное производство, стал поступать на вооружение авиации ПВО страны и быстро заслужил признание летного состава и наземного персонала.

Тем временем, окончив Академию, я предвкушал удовольствие возвращения к любимой и интересной работе, невольно размышляя о роли и значении Александра Яковлева в моей жизни.

Придя к нему восемнадцатилетним юношей, я с восхищением наблюдал за его работой и поведением, принимая его за идеал не только конструктора, но и человека. Он тогда заканчивал постройку седьмого самолета своей конструкции, АИР-7, не считая планеров. Да и по возрасту он был старше меня на восемь лет, не говоря уже о жизненном опыте и превосходстве в образовании.

Однако время шло, менялся Яковлев, незаметно для себя менялся и я. Привыкнув со временем к его одаренности конструктора, практичности в решении, как казалось, неразрешимых вопросов, к его безошибочному вкусу в области цвета и формы, к простоте и изяществу при решении сложных технических вопросов, приводившими меня в восхищение, я все чаще стал замечать прорывавшиеся у него порой грубость, бестактность, а также неблаговидные поступки. Все же, испытывая большое удовольствие от близкого общения с ним, я старался не смотреть серьезно на эти недостатки, считая благодушно, что и на Солнце есть пятна.

Совокупность его способностей ставила его в ряд не столько, как ни странно, выдающихся авиаконструкторов, а скорее дизайнеров: к чему бы ни прикасались его руки, будь то авиация, архитектура или литература, везде оставался след его незаурядной личности. Когда началось его восхождение по житейской лестнице и он впервые приобрел уже изрядно подержанный легковой автомобиль «Форд», он сразу же принялся его переделывать, смастерив сзади кузова входивший в моду обтекаемый багажник. Даже участок парка, выходящий к Ленинградскому проспекту на противоположной от завода стороне, не остался вне его творческого внимания: край парка был окаймлен каменным парапетом с углублением, где к его 75-летию установили его бюст и устроили уютный скверик.

Долго ли, коротко ли, мое учение в 1952 году стало подходить к концу. Дипломный проект я задумал как оригинальное конструкторское предложение. Усвоив противоречивую сущность двух наук — аэродинамики и газодинамики, я попытался в одном самолете удовлетворить требования обеих: снабдить самолет крестообразным крылом, способным поворачиваться в полете. На дозвуковых скоростях самолет с таким крылом летает по законам аэродинамики, подставляя встречному потоку прямое крыло больших площади и размаха, спрофилированное относительно толстыми поперечными сечениями, а выходя на сверхзвуковой режим, переходит к использованию меньшего крыла с тонкими профилями и небольшим размахом.

Чтобы удостовериться в правильности этого предложения, я попросил своего учителя Я. М. Серебрийского проконсультировать проект, но он попытался уклониться от этого, опасаясь возможных последствий. Я уговорил его посмотреть чертежи без свидетелей и пообещал на него не ссылаться. Встретившись в лесочке возле ЦАГИ, мы обсудили с ним это предложение, которое он, в принципе, одобрил. Руководитель дипломного проекта Черемухин также его подписал. Защита прошла успешно, и вот я стал выпускником Академии с отличием.