19. МОИ ЗАДАЧИ КАК ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ВОЕННО-МОРСКИМИ СИЛАМИ В 1943-1945 ГОДАХ

19. МОИ ЗАДАЧИ КАК ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ВОЕННО-МОРСКИМИ СИЛАМИ В 1943-1945 ГОДАХ

Проблемы перевооружения флота. – Наша роль в обороне. – Потребности флота в стали и рабочей силе. – Судостроительная программа 1943 года. – Подлодки Вальтера и типа XXI. – Массовое производство. – Немецкие подводные лодки в Средиземном море. – Помощь итальянскому флоту. – Признаки развала итальянских вооруженных сил. – Перевозка немецких войск с Сицилии на материк. – Командиры флота и легких сил. – Проблемы больших военных кораблей. – Гибель «Шарнхорста» и «Тирпитца». – Черноморский театр военных действий. – Вторжение в Нормандию. – Превосходство противника в воздухе. – Балтийский театр военных действий

Проблемы строительства флота

После моего назначения на пост главнокомандующего ВМС никаких фундаментальных изменений в стоящих перед флотом задачах не произошло.

Жизнь англичан напрямую зависела от морского сообщения. Им нужно было доставить морем людей и материалы туда, где все это было необходимо. Именно это и являлось краеугольным камнем их военной стратегии. Наша задача в войне на море заключалась в том, чтобы помешать им это сделать, используя для этой цели все имеющиеся в нашем распоряжении средства ВМС и ВВС. Иными словами, война против торгового судоходства, как и прежде, оставалась принципиальной задачей, стоящей перед командованием ВМС Германии, а подводный флот – самым эффективным оружием для ее выполнения. Всемерная интенсификация подводной войны являлась насущной проблемой.

Взгляды наших противников на расстановку сил в основном совпадали с нашими. На конференции, прошедшей в январе 1943 года в Касабланке, было объявлено, что поражение немецких подводных лодок является первоочередной целью союзников, а верфи, где они строятся, и их базы должны стать самой гажной целью для авиации.

В феврале британская пресса «освятила» решения Касаб-ланкской конференции. Немецкие подводные лодки были названы «врагом.-юмер один», постоянно звучали требования и призывы сконцентрировать все силы и выиграть битву за Атлантику Причем усилия не следует ограничивать только атаками vа подлодки, а также направить их против строящегося TОI нажа Германии.

В феврале 194-3 года мы считали, что начиная с декабря 1942 года англичане и американцы строят тоннажа больше, чем мы можем потопить. Тогда мы не сомневались, что только за два месяца (декабрь 1942 года и январь 1943 года) их торговый флот пополнился 500 000 тонн нового тоннажа.

Сегодня мы знаем, что все было не так. До июля 1943 года тоннаж флота союзников продолжал уменьшаться, что явилось прямым результатом наших операций, и только во второй половине года новый тоннаж стал превосходить тоннаж потопленный.

«Если бы не эта победа промышленного производства, все наши жертвы – корабли и самолеты эскорта, торговый флот – оказались бы напрасными. Пока враг топил судов больше, чем мы строили, будущее оставалось неясным, и немцы это прекрасно понимали» (Роскилл. Война на море. Т. 2. С. 379).

Поскольку мы исходили из того, что англичане и американцы строят больше судов, чем мы топим, то уже в феврале 1943 года пришли к выводу: победа над величайшими морскими державами в войне против торгового судоходства достигнута быть не может. После трех с половиной лет войны на эту победу уже не оставалось надежд. Немецкое правительство не сумело бросить в сражение за Атлантику все свои силы сразу же после начала войны, не смогло оно и обеспечить нас необходимыми средствами, с помощью которых мы могли эту битву вести, я имею виду требуемое количество подводных лодок. Однако, даже понимая, что у нас нет возможности перерезать морские коммуникации противника, войну против торгового судоходства мы все равно должны были продолжать. Только таким способом мы могли и дальше наносить противнику серьезный урон.

Что касается военной ситуации в целом, к февралю 1943 года мы уже занимали только оборонительные позиции – и против сокрушительного наступления русских на Восточном фронте, и на тунисском плацдарме, и против англо-американского наступления в Средиземноморье. Именно на флот была возложена обязанность поддерживать эти оборонительные кампании, ведь подкрепление в Северную Африку, а также гигантское количество всевозможных военных грузов в Россию доставлялись именно морем.

Существовал и еще один фактор. Даже если противник укрепит силы, участвующие в битве за Атлантику до такой степени, что мы не сможем надеяться нанести ему более или менее серьезный ущерб, атаки на вражеские коммуникации в северной части Атлантики все равно следовало продолжать. Было чрезвычайно важно, чтобы враг чувствовал угрозу, которую несли наши подводные лодки, и был вынужден постоянно держать в Атлантике крупные силы. Штаб командования ВМС оценивал влияние войны против торгового тоннажа на военную ситуацию в целом следующим образом:

«Еще более важным следствием является большое число людских и материальных ресурсов, которые противник затрачивает на организацию отпора нашим подводным лодкам с моря и с воздуха. Если угроза наших атак на торговый флот будет устранена, для военных действий в других регионах будет высвобожден военный потенциал, силу которого даже трудно оценить».

Помимо пагубного влияния на военную ситуацию на суше и в особенности в воздухе прекращение военных действий в Атлантике повлекло бы за собой негативные последствия и на море. Боевые соединения легких кораблей противника оказались бы свободными и готовыми к нападению на наши собственные морские торговые пути. С превосходством противника в наших прибрежных водах, которое стало бы неминуемым следствием этого, и без того скудные оборонительные силы Германии ни при каких условиях не смогли бы справиться. Норвегия, к примеру, где наши войска полностью зависели от морского транспорта, могла попасть в руки противника без малейших усилий: союзникам даже не потребовалось бы организовывать вторжение, достаточно было лишить нас возможности снабжать войска морем.

Таким образом, войну против торгового судоходства в Северной Атлантике следовало продолжать.

«Даже если подводный флот (расчеты ведутся) будет признан неспособным полностью преодолеть текущие трудности и достичь результатов, сравнимых с прошлыми, ему все равно придется продолжать сражение, используя для этой цели все возможные средства. Дело в том, что подводные лодки уничтожают или связывают силы противника, многократно превышающие собственные».

Помимо перечисленных наступательных, у флота имелись и оборонительные функции. Он должен был осуществлять патрулирование и оказывать противодействие высадкам противника с моря на подконтрольных Германии территориях, а также защищать существующие морские коммуникации во «внутренней морской зоне» – территории, прилегающей к прибрежным водам.

В Норвегии нам следовало защищать 1400 миль береговой линии – от финской границы восточнее мыса Нордкап до шведских территориальных вод в Скагерраке. Протяженность береговых линий Дании, Бельгии, Голландии, а также Западной и Северной Франции была еще больше. Мы также несли ответственность за береговую оборону Балтийских стран, Южной Франции, Далмации и Греции на Средиземноморье, а также некоторых участков Черноморского побережья. Прежде всего флот отвечал за оборону портов. Участки берега между портами находились в ведении армии, к которой при необходимости подключалась корабельная дальнобойная артиллерия. Но в целом береговая оборона была сосредоточена в руках армии.

Очень большое значение имел контроль «внутренней морской зоны» нашими военными кораблями. Без этого наши лодки не смогли бы ни выйти в открытое море, ни вернуться обратно на базу. Кроме того, ведение наступательных операций во многом зависело от безопасности морских путей, проходящих через внутреннюю зону, от того, свободна ли она от мин, защищена ли от атак с воздуха и из-под воды.

Немецкие подлодки на пути к оперативным зонам сопровождались минными тральщиками, патрульными кораблями и специальными судами, предназначенными для проникновения сквозь барражи. Корабли эскорта покидали своих подопечных при выходе в открытое море. Точно так же по окончании операции корабли встречали подлодки в заранее обусловленной точке и проводили по мелководью и опасным участкам внутренней зоны в порт. В 1942 году, к примеру, у Атлантического побережья было выполнено 1024 операции по сопровождению подводных лодок. Эскорт при следовании по внутренней зоне обеспечивался и другим кораблям ВМС, а также судам, прорвавшим блокаду и доставившим ценные военные грузы для нашей промышленности.

Сложные задачи стояли и перед легкими кораблями ВМС, защищавшими соединявшие Германию и оккупированные территории морские пути, по которым осуществлялась перевозка подкрепления для вооруженных сил и обычных коммерческих грузов. Суда с железной рудой из Киркенеса и Нарвика, а также с никелем, медью и алюминием из Петсамо шли в Германию вдоль побережья Норвегии. То же самое относилось и к судам с грузом рыбы, которой в 1943 году мы импортировали из Норвегии 500 тысяч тонн.

В 1942 году для нужд вооруженных сил в Норвегии нашими легкими кораблями было перевезено: людей – 231 197 человек, транспортных средств – 8974 единицы, лошадей – 7192, разного рода грузов – 907 822 тонны.

Всевозможные запасы и подкрепление везли также вооруженным силам в Финляндию и страны Балтики, из Швеции в Германию шел очень важный для нашей страны грузопоток железной руды, нельзя было забывать и о судах, совершавших обычные коммерческие рейсы, – все это требовалось защищать.

Суда, идущие по Северному морю, в основном везли импортную железную руду из Скандинавии в порты северо-востока Германии и Голландии, откуда ее отправляли также водным путем в промышленные районы на Рейне в Вестфалии. В обратном направлении из Германии в страны Северной Европы везли уголь и кокс.

Аналогичные функции по защите судоходства лежали на военно-морских силах и в Средиземном море. Из-за постоянной опасности нападения противника следовало защищать суда, везущие подкрепление в Тунис и на Крит, а также судоходство вдоль побережья оккупированной Франции и Греции. В Черном море для немецких кораблей тоже нашлась работа по защите конвоев.

Выполнение всех перечисленных обязанностей зависело от количества и качества кораблей, находящихся в распоряжении военно-морских сил.

Насколько мощной должна была быть промышленность, обеспечивающая постройку и оборудование этих кораблей? В начале 1943 года в Германии никто не занимался централизованным управлением производства оружия и боеприпасов для вооруженных сил. Запросами армии занимался министр вооружений и боеприпасов Шпеер.

На флоте имелся ряд судостроительных верфей и заводов. Промышленные мощности, выделенные для трех частей вооруженных сил, включая квоты на квалифицированную рабочую силу, были точно определены. Сталь, наиболее важное сырье для всех видов оружия, находилась в руках Центрального комитета по планированию – специального органа, созданного министерством вооружений, в котором председательствовал министр Шпеер и в котором имелся представитель ВВС – фельдмаршал Мильх.

Когда я стал главнокомандующим ВМС, у флота не было представителя в упомянутом комитете, хотя моряки, как и авиаторы, производили оружие для себя. До сей поры заявки военно-морского флота на выделение, к примеру, стали передавались в комитет в письменной форме и никогда полностью не удовлетворялись. На наших заводах, работавших только на нужды флота, не существовало гибкой системы, позволявшей расширить или перераспределить задания между предприятиями. Если что-то по какой бы то ни было причине вдруг остановилось (например, в результате воздушного налета), следствием этого неизбежно становился спад производства подлодок, кораблей эскорта или чего-то еще или, в лучшем случае, длительные задержки поставок.

Департаменты обеспечения армии (во главе со Шпее-ром) и военно-воздушных сил постоянно воевали друг с другом за наиболее выгодное распределение промышленных мощностей в интересах своих родов войск. Министр и главнокомандующий ВВС успешно делили средства между своими подразделениями, а флоту всегда не хватало.

Приступив 30 января 1943 года к исполнению обязанностей главнокомандующего военно-морскими силами, я выяснил, что на февраль на нужды флота потребуется, как минимум, на 40 тысяч тонн стали больше выделенного количества, и это только для обеспечения самых острых потребностей в вооружении. А так как Шпеер не мог изменить февральское распределение без согласования с Гитлером, я направил свою дополнительную заявку на февраль непосредственно Гитлеру, который ее подписал. Таким образом мы были обеспечены сталью на февраль, но будущее оставалось весьма неопределенным. Не мог же я и дальше, месяц за месяцем, обращаться к Гитлеру, чтобы удовлетворять нужды флота. Поэтому я приказал произвести расчеты потребности флота в стали на перспективу и представил их Гитлеру.

Наши исследования показали, что в начале войны флот в среднем получал 160 тысяч тонн стали в месяц, в 1941 году – 177 тысяч тонн, в 1942 году, хотя производство стали в стране увеличилось, флоту ежемесячно выделялось только 119 тысяч тонн. В результате вместо запланированных 22,5 подлодки-ежемесячно строилось только 19,8. Еще хуже это сказалось на постройке новых легких кораблей – эсминцев, тральщиков, патрульных и десантных кораблей, объем которой снизился на 46%.

Только для выполнения судостроительной программы 1943 года, не говоря уже о ее расширении, что я намеревался сделать (но на этом я остановлюсь чуть позже), объем выделяемой нам стали следовало увеличить на 60 тысяч тонн в месяц, доведя ежемесячный объем до 181 тысячи тонн. И при этом флоту будет выделяться всего лишь 6,4% от общего объема производимой в стране стали.

Посредством этого «стального» меморандума мне удалось заручиться долгосрочным указанием Гитлера. 6 марта 1943 года он приказал, чтобы впредь флоту ежемесячно выделялось дополнительно 45 тысяч стали. Это означало, что выделенных объемов хватит, по крайней мере, для первоочередных нужд.

Еще одним «узким местом», негативно влиявшим на количество новых кораблей и длительность ремонта поврежденных, было выделение флоту недостаточного количества квалифицированной рабочей силы. Время, проводимое подлодками в доке, постоянно увеличивалось, в море, соответственно, выходило меньше лодок, которые топили меньше вражеского тоннажа. Если в 1941-м – начале 1942 года отношение числа дней в море к числу дней в порту в среднем составляло 60 к 40, то к концу 1942 года оно уже было 40 к 60. В 1942 году все мои попытки сократить ремонтное время окончились неудачей, поскольку командование ВМС тоже не могло оказать помощи в обеспечении квалифицированной рабочей силой.

Недостаток рабочей силы был вызван в основном тем, что квалифицированных рабочих призывали в армию. Я считал это абсурдом. Опытные профессионалы были поставлены под ружье, а на их место пришли зеленые новички, которых требовалось долго и упорно учить.

8 февраля 1943 года я обратил внимание Гитлера на сей вопиющий факт и его отрицательные последствия и попросил, чтобы рабочие, необходимые для работы на судостроительных и судоремонтных заводах, были освобождены от военной службы. Я даже приложил к своей записке проект приказа, составленный мною заранее. 9 февраля, проконсультировавшись со Шпеером и Кейтелем, Гитлер его подписал.

Увеличение объема выделенной нам стали и освобождение квалифицированных рабочих от призыва на военную службу давали нам возможность выполнить судостроительную программу 1943 года. Вместе с тем было ясно, что оборонительные и наступательные силы противника тоже увеличиваются, иными словами, судостроительная программа 1943 года уже не обеспечивает наших потребностей, причем это касалось как подводного флота, так и сил эскорта. Более всего нам было необходимо укреплять наступательные силы, чтобы хоть немного приблизиться к былым стандартам эффективности. В сравнении с началом войны результативность действий подлодок намного снизилась, и теперь, чтобы достичь таких же успехов, как и раньше, в море следовало отправлять все больше и больше подлодок. Поэтому нам было крайне необходимо строить как можно больше подлодок и как можно быстрее.

То же самое относилось и к торпедным катерам. В нашем распоряжении все еще оставались стратегически важные порты Северной Франции. А с другой стороны пролива, под английским берегом, непрерывной чередой шли конвои, на которые распадались атлантические конвои, следуя к разным портам. Нашей целью было атаковать эти конвои как можно чаще, используя для этого как можно больше торпедных катеров. Пока в нашем распоряжении таких кораблей было всего несколько единиц, поскольку их производство было настолько мало, что не восполняло потери.

Пока составлялись планы интенсификации создания нашего основного наступательного оружия, командование вплотную занималось вопросом, соответствует ли программа замены эскортных и других кораблей, выполнявших оборонительную функцию, действительным потребностям. Хватит ли того флота, что строится сейчас, чтобы возместить наши потери? И сохранится ли это положение в будущем, когда, судя по всему, наши потери возрастут? Достаточно ли тех кораблей, которые существуют и которые будут построены, чтобы удовлетворить потребность в них в будущем?

Расчеты показали, что по многим типам кораблей потери уже давно превосходят производство и что, придерживаясь существующей судостроительной программы, мы не сможем заменить новыми кораблями те, что потоплены. Поэтому я приказал разработать новую судостроительную программу. В ней предусматривалось во второй половине 1943 года ежемесячно спускать на воду 30 подводных лодок вместо 22,5, как было запланировано ранее. Число торпедных катеров должно было возрасти с 24 до 72 единиц. Программой также предусматривалось построить в 1943 году 18 эсминцев, 74 крупных минных тральщика, 72 небольших тральщика, 300 патрульных и эскортных кораблей, 38 тральщиков для магнитных мин и 900 десантных кораблей, причем потребности флота были органично увязаны с техническим и промышленным потенциалом. Но предварительным условием ее выполнения было получение флотом ежемесячно дополнительных 30 тысяч тонн стали и выделение 55 тысяч квалифицированных рабочих, а также соответствующих промышленных мощностей. Но даже при этом доля флота в потреблении производимой в стране стали не превысила бы 8,3%. 11 апреля 1943 года я передал программу на рассмотрение Гитлеру. Он сказал, что полностью со мной согласен, но не считает возможным в настоящее время изъять такое количество рабочей силы с других предприятий. Кроме того, он решил, что на выделение дополнительных объемов стали следует получить согласие министра вооружений и боеприпасов Шпеера, который лучше знает потребности других ведомств. По совету фюрера я должен был попробовать вместе со Шпеером найти способ выполнения этой программы, не отвлекая людей от выполняемой ими сегодня работы. Он обещал обсудить со Шпеером, Рёхлингом и Дуйсбергом возможность увеличения производства стали в стране.

Решение Гитлера подтолкнуло меня к рассмотрению другого вопроса: правильно ли это, что военно-морской флот, являясь составной частью вооруженных сил, в военное время сам занимается постройкой военных кораблей и оборудования для них, тогда как основная часть промышленности страны находится в ведении министра вооружений и боеприпасов. Прежде чем обращаться к министру, я должен был прояснить этот вопрос для себя.

Министр вооружений и боеприпасов ведал 83,3% общего промышленного производства Германии. Остальные 16,7% оставались у военно-морского флота и авиации. Если один завод останавливался, министр мог передать его заказ другому. Флот же целиком зависел от определенных судостроительных верфей и заводов, и, если какие-то из них останавливались, производство военно-морского вооружения прекращалось. Более того, при решении вопроса о восстановлении промышленных объектов, разрушенных бомбежкой, министр отдавал предпочтение тем, за которые отвечал лично. Последнее стало неизбежной причиной столкновений упомянутого министра и командования флота.

Изучив вопрос, я пришел к выводу, что подобное положение дел совершенно неудовлетворительное и может повлиять только отрицательно как на производство необходимого флоту вооружения, так и на выполнение флотом поставленных задач. Во время войны вооруженные силы должны выполнять свою основную задачу – сражаться. А вооружение для них обязан обеспечивать министр вооружений и боеприпасов, который, если, конечно, требования всех частей вооруженных сил одобрены правительством, несет ответственность за их выполнение. Если министр примет на себя эту ответственность, он будет вынужден выделить для нужд флота необходимые материальные и трудовые ресурсы. Если же какой-то из заводов вдруг будет выведен из строя, министр, в распоряжении которого имеются достаточно большие промышленные ресурсы, сможет обеспечить выполнение работы на другом предприятии.

Я спросил Шпеера, готов ли он принять ответственность за выполнение расширенной военно-морской программы. Внимательно изучив представленные мною материалы, он ответил, что сделает это, если только Гитлер санкционирует частичное сокращение промышленного производства для гражданских нужд. Он объяснил, что без этого обойтись невозможно, поскольку увеличение потребностей флота не должно отразиться на выполнении заказов армии и авиации.

Гитлер дал необходимую санкцию, после чего я немедленно заключил договор со Шпеером, по которому он принимал на себя ответственность за постройку военных кораблей, необходимых военно-морскому флоту. Чтобы иметь уверенность, что конструкционные особенности разных типов кораблей соответствуют потенциальным возможностям нашей военной промышленности, была создана судостроительная комиссия, в которую вошли офицеры командования ВМС и корабельные конструкторы, а также представители промышленности и министерства вооружений. Председателем комиссии стал главнокомандующий ВМС. Задачей комиссии было утверждение, в соответствии со стратегическими требованиями, типов судов, которые будут построены, а также подготовка необходимых планов и спецификаций. В случае появления разногласий между представителями командования ВМС и министерства право окончательного решения предоставлялось главнокомандующему ВМС. Так мы могли быть уверены, что сами будем решать, какие корабли надо строить.

Судостроительная комиссия, работавшая под непосредственным руководством контр-адмирала Топпа, впоследствии стала чрезвычайно важным и полезным звеном в выполнении судостроительной программы. Комиссия сочла целесообразным уже на первых этапах постройки привлечь к сотрудничеству представителей тех отраслей промышленности, которые позже будут поставлять силовые установки и вооружение для кораблей. Эти промышленные эксперты нередко предлагали новые, оригинальные решения, позволявшие впоследствии сэкономить время, деньги и улучшить конечный результат.

По моему убеждению, такие объединенные комиссии были бы полезны не только в военное время.

31 марта 1943 года Гитлер одобрил мое соглашение со Шпеером, и последний принял ответственность за постройку 40 подводных лодок в месяц, а также уже упомянутого количества торпедных катеров и эскортных кораблей.

Позднее, 22 июля 1943 года, Шпеер и я составили совместный договор, регулирующий административные детали нашего соглашения по выполнению «судостроительной программы на 1943 год». После уже не было необходимости в отделе подводного флота в штабе ВМС. Пока флот сам производил для себя вооружение, этот отдел, возглавляемый контр-адмиралами Ланге и Кратценбергом, занимался ускорением выполнения судостроительной программы.

Чтобы разъяснить причины, которыми мы руководствовались при выборе типов подлодок для постройки, я должен вернуться к 15-й главе. Там я перечислил преимущества субмарины, способной развивать высокую скорость под водой и, учитывая высокую опасность обнаружения радарами противника, имеющей возможность выполнять практически все задачи, оставаясь под водой. Еще в 1937 году мы считали, что всем нашим требованиям отвечает подводная лодка конструкции Вальтера. Поэтому командование подводного флота постоянно настаивало на ее скорейшей доработке, постройке и вводе в эксплуатацию.

В ноябре 1942 года, желая точно установить, когда можно ожидать появления подводной лодки Вальтера в море, я собрал в своем парижском штабе совещание, на котором присутствовали сам профессор Вальтер и ряд технических экспертов.

На совещании я с большим сожалением узнал, что до ввода в эксплуатацию подводной лодки Вальтера еще очень далеко. В первые годы войны, когда все судостроительные мощности были отданы для постройки уже проверенных типов кораблей, работы по созданию этой подлодки были приостановлены. Поэтому в ноябре 1942 года мы не смогли взять на себя ответственность рекомендовать эту лодку к немедленному массовому производству, а именно это и следовало сделать, если мы хотели получить такие лодки быстро и в большом количестве.

На парижском совещании эксперты Шерер и Брёкинг предложили, что, если принять уже испытанную обтекаемую форму подлодки Вальтера и удвоить число батарей, мы можем модифицировать существующие типы подводных лодок в корабли с высокой подводной скоростью. Они считали, что такие лодки, конечно, не достигнут подводной скорости, доступной для подлодки Вальтера, однако их скорость все же заметно увеличится. А если принять во внимание среднюю скорость движения конвоев противника, такого увеличения будет достаточно, чтобы обеспечить возможность атаки из подводного положения. Одновременно профессор Вальтер предложил, чтобы строящиеся подлодки оснащались специальными вентиляционными аппаратами, с помощью которых во время движения под водой с поверхности всасывался воздух, необходимый для работы дизелей, и выводились выхлопные газы. Оборудованная таким образом подлодка сможет больше не всплывать для подзарядки батарей. Модифицировав существующие типы подлодок, можно создать «стопроцентно подводный корабль» с высокой или, по крайней мере, достаточно высокой подводной скоростью для его тактического использования. А поскольку двигатели остаются прежними и давно испытанными, такую лодку можно создать достаточно быстро.

Это предложение я счел очень ценным. Немедленно начались эксперименты с аппаратурой, предложенной профессором Вальтером. В видоизмененном и доработанном виде она получила название «шноркель».

В июне 1943 года, вскоре после назначения на пост главнокомандующего ВМС, я получил чертежи подлодки нового типа. Чтобы вместить дополнительные батареи, размеры лодки слегка увеличились, теперь она имела водоизмещение 1600 тонн. В течение полутора часов такая лодка могла поддерживать подводную скорость 18 узлов, а со скоростью 10- 12 узлов могла идти под водой 10 часов и более. Существующие типы подлодок не могли поддерживать подводную скорость больше 5-6 узлов, да и то только в течение 45 минут, поэтому шаг вперед был очевиден. Новые возможности позволяли подлодкам атаковать вражеские конвои с перископной глубины, поскольку представлялось маловероятным, что враг в обозримом будущем сможет увеличить среднюю скорость конвоев более чем до 10 узлов. Кроме того, более высокая подводная скорость оставляла подлодкам больше шансов уйти от преследования. При скорости 6 узлов такая подлодка могла идти под водой в течение 60 часов. В дополнение ко всему модифицированная лодка была рассчитана на погружение на большие глубины, чем раньше, имела усовершенствованные гидрофоны и приборы обнаружения. К этому времени шноркель также был усовершенствован, испытан и объявлен готовым к использованию, так что новые лодки могли заряжать батареи, не всплывая.

Я принял решение в пользу этого «стопроцентно подводного корабля», потому что отлично понимал: он будет готов к эксплуатации намного раньше, чем подводная лодка Вальтера, но тем не менее я следил, чтобы работы над последней тоже не прекращались. Именно подводная лодка Вальтера, способная развить под водой скорость до 25 узлов, могла произвести революцию в войне на море.

Работы над тремя подлодками Вальтера, которые уже находились в процессе постройки, продолжались, а в судостроительной программе на 1943 год было запланировано создание еще 26 таких лодок.

В дополнение к 1600-тонным «стопроцентно подводным кораблям», получившим обозначение тип XXI и имеющим большое количество электрооборудования, мы строили 300-тонные подлодки аналогичной конструкции – тип XXIII. Эти имели подводную скорость 12 узлов и были предназначены специально для операций на мелководных участках Северного моря, у побережья Великобритании и в Средиземном море.

Конструкторскому отделению штаба ВМС под руководством адмирала Фукса, инициатора и энтузиаста разработок новых видов вооружения для военно-морского флота, было поручено составить план, в котором указать, когда и какими средствами (материалы, технический персонал, рабочая сила) новые типы подлодок могут быть построены и введены в эксплуатацию в большом количестве.

Планом предусматривалось в первую очередь построить две экспериментальные подлодки типа XXI, на что отводилось 18 месяцев. Только после прохождения испытаний они будут рекомендованы для массового производства. Наши конструкторы не считали себя вправе брать на себя ответственность рекомендовать к массовому производству неиспытанные типы подводных лодок.

В соответствии с планом постройка двух экспериментальных подводных лодок должна была завершиться к концу 1944 года. Значит, в массовое производство подлодки типа XXI поступят не раньше 1945 года и будут готовы к эксплуатации в лучшем случае в конце 1946 года. При этом план строился на предположении, что согласно приказу Гитлера постройка подводных лодок будет иметь приоритет по сравнению с другим вооружением и что будут выделены все необходимые для этого материальные и людские ресурсы, причем в полном объеме. Не было сделано скидок на возможные задержки из-за, к примеру, воздушных налетов.

Ждать так долго не было никакой возможности. Поэтому я обратился к Шпееру с просьбой разработать альтернативную судостроительную программу.

Во главе центральной судостроительной комиссии, отвечающей за практическую сторону нашего договора, Шпеер поставил Меркера, директора завода «Магирус». Этот человек никогда не имел ничего общего с судостроением. Выбор Шпеера пал на этого выдающегося промышленника по той причине, что он считал судостроительные заводы предприятиями отсталыми, не использующими современные методы, такие, как сборочные линии. Меркер предложил, чтобы подлодки строились не на слипах от начала до конца, как раньше, а отдельными секциями на других подходящих для этой цели промышленных предприятиях, а затем поступали на судоверфь для окончательной сборки. (Этот метод уже успешно применялся американцами для постройки торговых судов.) Метод имел одно несомненное преимущество, заключавшееся в большой экономии времени. Позже выяснилось, что с использованием методов массового производства на постройку подлодки типа XXI уходит 260-300 тысяч че-ловекочасов, а обычными методами – 460 тысяч человеко-часов. По плану Меркера первая лодка типа XXI должна была сойти со стапелей уже весной 1944 года. Меркер также был готов принять на себя заботу о немедленном налаживании массового производства. Это означало, что к осени 1944 года мы уже будем иметь большое количество столь необходимых стране подводных лодок.

Я оказался перед нелегкой проблемой. С одной стороны, время постройки, предусмотренное нашими конструкторами, было абсолютно неприемлемым, учитывая общую военную ситуацию. С другой стороны, метод массового производства, предложенный Меркером, до сих пор в постройке подлодок не применялся. Начать немедленное массовое производство новых подлодок в общем-то было довольно рискованно, хотя и основные принципы конструкции, и типы силовых установок были уже проверены.

Я спросил Шерера, что он думает по поводу секционного метода сборки, памятуя о больших нагрузках, которые должен выдерживать корпус лодки на глубине, к примеру, при атаках глубинными бомбами. Шерер ответил, что не может выдвинуть никаких возражений. Поэтому я, больше не раздумывая, принял план Меркера и 8 июля 1943 года передал его на утверждение Гитлеру.

Новыми планами предусматривалось создание главным образом подводных лодок типов XXI и ХХШ. Отмечалось, что «программа строительства подводных лодок должна обеспечить среднемесячный выпуск 40 единиц».

Отныне ответственность за выполнение программы лежала на министерстве вооружений. Со стороны флота было сделано все возможное для обеспечения постройки новых кораблей.

Каковы же были результаты?

Судостроительная программа была разработана в период, когда воздушные атаки на немецкие промышленные предприятия были сравнительно редкими. А уже выполнять ее приходилось под градом бомб, который начиная с осени 1943 года сыпался на наши промышленные предприятия с удручающей регулярностью. Долгосрочное планирование стало невозможным. Уничтожение заводов и разрушение дорог привели к бесконечным переводам заказов с одного предприятия на другое. Программы строительства отдельных секций, находившиеся во взаимной зависимости, приходилось беспрерывно менять и увязывать с имеющимися возможностями.

Несмотря на тяжелейшие условия, нарушившие первоначальные планы и графики, мы все-таки сумели увеличить мощь военно-морского флота Германии, хотя, конечно, первоначальных целей и не достигли.

89 подлодок типов XXI и XXIII были построены во второй половине 1944 года и еще 83 – в первые три месяца 1945 года. В январе-марте 1945 года среднемесячное производство достигло 26 подлодок (28 632 тонны). В предыдущие годы картина была следующая:

Что касается надводных кораблей, нам удалось увеличить производство минных тральщиков и торпедных катеров. В 1944 году было построено 87 минных тральщиков и 62 торпедных катера. (Для сравнения: в 1943 году было построено 52 тральщика и 41 торпедный катер, в 1942 году – и того меньше.)

В других классах кораблей роста производства не произошло, а кое-где наблюдалось даже снижение, если речь шла о кораблях, которые были бесполезны для войны.

Тот факт, что воздушные налеты на промышленные предприятия Германии с осени 1943 года стали регулярными, показал, насколько правильным было решение доверить постройку флота министерству вооружений. Только министр вооружений имел возможность снова и снова перераспределять промышленные ресурсы при выходе из строя отдельных заводов. Если бы эта проблема осталась в ведении флота, учитывая ограниченные производственные мощности, мы не смогли бы найти альтернативы для подвергшихся бомбежке предприятий и производство очень скоро остановилось бы.-

Средиземноморский театр военных действий

Кроме строительства флота, у главнокомандующего военно-морскими силами было и множество других проблем. О них я буду рассказывать, только основываясь на надежной информации, в настоящее время доступной для меня, или на собственных записях, который я вел во время войны. Поскольку они, к сожалению, являются далеко не полными, некоторые вопросы я буду обрисовывать лишь в общих чертах, поскольку не желаю полагаться только на память.

В результате читателю наверняка покажется, что подводной войне в этой книге уделено намного больше внимания, чем всем остальным событиям, происходившим, пока я командовал военно-морскими силами страны. Это, безусловно, мое упущение, которое я рассчитываю со временем исправить.

В конце 1942 года союзники высадились в Северной Африке. Перед ними стояла цель – завоевание североафриканских стран, открытие морских путей через Средиземное море (чтобы не приходилось больше посылать корабли кружным путем мимо мыса Доброй Надежды), а также, что самое важное, нанести удар по слабо защищенному южному флангу наших войск в Европе.

В качестве контрудара мы 10 ноября 1942 года заняли Тунис, и, пока этот плацдарм оставался в руках немцев и итальянцев, морской путь через Средиземноморье был для союзников чрезвычайно опасным. Сделать следующий шаг – перебраться из Северной Африки в Европу – было для них также затруднительно. Пока мы оставались в Тунисе, противник не мог достичь своих стратегических целей в этом регионе.

Боевая мощь немецких и итальянских подразделений в Тунисе в первую очередь зависела от подвоза запасов и подкрепления морем из Италии. Перед итальянским флотом стояла задача – защитить от атак с моря и с воздуха конвои, идущие в Тунис. Чем большее число судов с военными грузами благополучно прибывало в Тунис, тем выше были наши шансы удержать тунисский плацдарм и тем меньше была вероятность, что противник рискнет пойти на высадку на юге Европы.

В начале 1943 года единственным способом, позволявшим итальянскому флоту внести эффективный вклад в оборону своей страны, было обеспечение охраны тунисских конвоев. Следует отметить, что в то время оценка противником стратегической ситуации полностью совпадала с нашей. Командующий войсками союзников в Северной Африке генерал Эйзенхауэр утверждал, что, «если численность итало-германских войск в Тунисе не удастся сократить, положение и американской армии, и 8-й британской армии в Северной Африке непременно изменится не в лучшую сторону».

Я намеревался оказать итальянскому флоту любую посильную помощь в живой силе и технике, чтобы обеспечить выполнение им основной стратегической задачи. Я изложил свои взгляды на этот вопрос Гитлеру и сказал, что хотел бы полететь в Рим и провести совещание с главнокомандующим итальянским военно-морским флотом адмиралом Риккарди. Гитлер согласился и даже написал письмо Муссолини, объясняя цель моего визита.

17 марта я прибыл в Рим и в сопровождении адмирала Риккарди посетил Муссолини в его резиденции. Мы говорили по-немецки. Муссолини с готовностью согласился на участие немецкого флота в охране тунисских конвоев.

На последующих совещаниях с участием адмирала Риккарди и старших офицеров итальянского штаба ВМС я первым делом столкнулся с недоверием и оскорбленным самолюбием наших союзников, которые сочли мое предложение помощи вмешательством в дела своей страны. Со стороны Риккарди недоверие, насколько я понял, многократно усилилось после моей беседы с Муссолини, поскольку адмирал не знал немецкого и не мог следить за ходом разговора. Только после того как мне удалось убедить Риккарди и его офицеров, что моим единственным желанием является помочь им в их же интересах обеспечить беспрерывное поступление грузов в Тунис, они согласились на прибытие кораблей и прикомандирование к итальянскому штабу немецкого адмирала, имеющего опыт организации охраны конвоев. Кроме того, было решено, что немецкий флот обеспечит поставку орудий ПВО и опытных орудийных расчетов для защиты судов в конвоях. Итальянцы, в свою очередь, должны были передать немецкому флоту 6 бывших французских эсминцев для использования в качестве кораблей эскорта. Соглашение предусматривало, что общее командование оставалось в руках итальянцев. Поскольку обеспечить полную защиту конвоев на всем пути следования немецкими кораблями не представлялось возможным, ни на что большее мы не могли рассчитывать.

Представителем немецкого флота в штабе итальянцев был назначен вице-адмирал Руге. После оккупации Франции в 1940 году он занимался защитой побережья Северной и Западной Франции. Он блестяще проявил себя и приобрел большой опыт в деле охраны прибрежных вод и конвоев. Его деятельность в штабе итальянцев быстро принесла плоды, и уже в апреле процент судов, благополучно прибывших в Тунис, был выше, чем во все предыдущие месяцы.

Но даже этот успех не смог спасти немецкие и итальянские армии в Тунисе. Военно-воздушные силы союзников, обеспечив для себя посадочные площадки в непосредственной близости от нашего плацдарма, полностью остановили поток грузов в Тунис. Информируя Гитлера об итогах моих переговоров с итальянцами 18 марта 1943 года, я сказал, что «конвоям крайне необходимо воздушное прикрытие» и что «военно-морские силы не могут отбивать атаки с воздуха уже сейчас, и тем более не смогут в будущем».

Что касается воздушных атак, Гитлер со мной согласился, но продолжал упорно верить, что меры, принятые немецким флотом, позволят улучшить защиту конвоев, по крайней мере, от низко летящих бомбардировщиков.

Впоследствии итальянские транспорты были потоплены возле африканского побережья бомбардировкой с большой высоты, причем уже после того, как все предыдущие атаки авиации и подводного флота были отбиты кораблями эскорта. Дело в том, что у нас почти не было истребителей, поэтому мы просто ничего не могли противопоставить сокрушительной мощи атак на тунисские конвои в непосредственной близости от побережья Африки.

После потери в мае 1943 года тунисского плацдарма мы оказались перед фактом, что в ближайшем будущем последует атака на итальянские острова. Мы потеряли Тунис, потому что в результате трудностей с доставкой снабжения морем у Африканского корпуса кончились боеприпасы и была выведена из строя тяжелая артиллерия.

Теперь мы должны были сосредоточить все силы, чтобы не допустить повторения чего-то подобного при атаке на Сардинию или Сицилию. Поэтому я счел необходимым, пока еще было время, создать на островах, в первую очередь на Сицилии, которая, на мой взгляд, была более вероятной целью союзников, склады с запасами.

12 мая 1943 года я снова вылетел в Рим, чтобы обсудить стратегическую ситуацию с итальянскими моряками и снова предложить свою помощь. Как явствует из стенограммы совещания, адмирал Риккарди по вопросу организации снабжения Сицилии и Сардинии высказался следующим образом:

«Воздушные налеты нанесли большой ущерб Мессинско-му проливу. Снабжение Сицилии – дело трудное и небезопасное. Железнодорожное сообщение с Сицилией полностью прекратилось, поэтому грузы необходимо отправлять морем из Неаполя. Единственный способ наладить транспорт на острове – отправить туда больше грузовиков. Перед войной на Сицилии постоянно имелись запасы на 40 суток, сейчас – не более чем на 8. Ситуация с продовольствием постоянно ухудшается, поскольку вражеские атаки с воздуха становятся все более интенсивными. Аналогичная ситуация на Сардинии. Береговые сооружения в Кальяри разрушены, Порто-Торрес большого значения не имеет. Остается только Ольбия. Железнодорожные ветки на Сардинии повреждены. Необходимо много грузового автотранспорта».

Итальянцы считали, что нападение будет предпринято на Сардинию, а уже потом на Сицилию.

Наш ответ итальянцам также приведен в стенограмме совещания:

«Главнокомандующий ВМС Германии считает, что вскоре последуют атаки противника. Он указывает на то, что наши силы слишком слабы, чтобы помешать противнику, уничтожив либо порты высадки, либо вышедший в море флот вторжения. Он отправит больше немецких подводных лодок в Средиземное море, хотя и убежден, что они не смогут, предотвратить вторжение. Они могут только постараться помешать ему. Наша проблема – организация обороны на суше.

Хотя подготовка к морским сражениям является необходимой, они не будут иметь решающего влияния на исход. Жизненно важным станет сражение на суше. Таким образом, задача флота – обеспечить условия для боя на суше. Сюда входит в первую очередь защита морских коммуникаций. Поскольку все имеющиеся в нашем распоряжении средства ограничены, эта задача, безусловно, является приоритетной. Хорошо бы нанести ущерб противнику еще в пути, но такие попытки можно предпринимать только не в ущерб главной задаче – защите системы снабжения островов морем. Проблема снабжения, которая уже сейчас стоит достаточно серьезно, со временем еще более усложнится. В Тунисе мы видели, насколько возросли трудности, когда противник получил возможность разместить свою авиацию вблизи наших морских путей. Даже если противнику удастся занять лишь небольшую часть Сардинии, но достаточную, чтобы разместить там аэродром, это станет смертельно опасной угрозой.

Североафриканская кампания дала нам наглядный урок: пока условия еще благоприятны и в запасе есть время, следует сосредоточиться на накоплении запасов. Это, в свою очередь, зависит от транспорта, безопасности и разгрузочных мощностей. Эти факторы являются решающими, и, чтобы справиться с поставленной задачей, необходима четкая организация. Если система снабжения даст сбой, острова удержать не удастся. С другой стороны, поражение в море решающим не станет. Поэтому следует использовать все имеющиеся средства, чтобы завести как можно больше грузов на острова. Для этого необходимо использовать все, даже маленькие суденышки – их можно разгружать в мелководных бухтах и на необорудованном берегу. Проблему развоза грузов по островам можно решить и позднее.

Если количество малотоннажных судов недостаточно, можно использовать подводные лодки. Для быстрой доставки грузов подойдут и крейсера. Главнокомандующий твердо убежден, что, поскольку трудности будут возрастать с каждым днем, мы должны целиком сконцентрироваться на проблеме снабжения. Портовые мощности следует использовать с максимальной эффективностью. Ответственным итальянским офицерам следует дать право привлекать для работы гражданских лиц. Нельзя повторять ошибки североафриканской кампании, где мы потерпели поражение только потому, что не смогли обеспечить снабжение войск. Главнокомандующий ВМС Германии сделает все от него зависящее, чтобы помочь итальянскому флоту.