Гром среди ясного неба
Гром среди ясного неба
Много лет спустя после мая 1945 года Александр Сергеевич услышал по радио песню, которая вдруг отдалась в сердце. Там были такие слова: «Только несколько минут, только несколько минут/ Между нами длилась та беседа./ Как, спросил, тебя зовут? Как, спросил, тебя зовут?/ И она ответила: «Победа!».
Он тогда подумал, что для них послевоенное ликование длилось всего несколько минут.
Да уж, Яковлев, как и все сотрудники наркомата, ликовали. С радостного победного небосвода на работников отрасли посыпались награды – директора заводов, инженеры, рабочие, конструкторы, ученые – почувствовали, что и их вклад в Победу увиден и оценен. Получили высокие награды и руководители наркомата – и центрального аппарата, и подведомственных предприятий.
Но, действительно, только несколько минут длилась неомрачаемая радость от Великой победы. Уже в августе 45-го в пламени неведомой бомбы, взорвавшейся над Хиросимой, в Москве увидели зарево новых войн.
При встречах в кабинете вождя Александр Сергеевич увидел ранее не виданное им – тревогу Сталина. Верховный Главнокомандующий умел держать удар, это его окружение знало хорошо, но сейчас, несмотря на внешнюю невозмутимость при обсуждении вопроса об атомных бомбах, которыми американцы повернули ход войны на Тихом океане, раздражение Сталина накрывало всех присутствовавших на совещании. Он был в ярости не от того, что кто-то, в данном случае американцы, придумали какое-то оружие, а потому что ни в каком из подчиненных ему ведомств и научных учреждений не имели понятия, что это за оружие, как его делать, из чего и каким образом. Проспали (это он ученым), проглядели (это он разведчикам) появление атомной бомбы. Не поняли, не сумели сделать реактивных самолетов, крылатых ракет, баллистического оружия (это он авиационным конструкторам), поставив, таким образом, страну в роль догоняющего, причем догоняющего неизвестно кого. Атомная бомба – вот, что занимало сейчас Сталина, и решать эту проблему он поручил, наверное, самому энергичному и деловому из всех своих помощников – Лаврентию Павловичу Берии.
В Наркомате авиационной промышленности шла напряженная работа по составлению перспективных планов, которые предусматривали и создание стратегических бомбардировщиков, которым придется нести эту самую бомбу, и реактивных самолетов, и срок сдачи этих планов был 1 января 1946 года.
Сам Шахурин совместно с командующим ВВС А.А. Новиковым направили на имя Сталина детально проработанный план развития военной авиации.
Однако в том же январе 1946 года на ясном небосводе победного настроения появилось темное облачко: Алексей Иванович Шахурин, несгибаемый нарком, всю войну стоявший у руля отрасли, был смещен с должности и назначен заместителем председателя Совета Народных Комиссаров РСФСР.
Да, только несколько минут длилось ликование. Пришла пора задуматься, что же означает перемещение Шахурина – начало нового витка на его пути к вершинам власти или же это начало конца. Советская действительность позволяла предполагать оба варианта. Всем памятно было смещение с поста наркома внутренних дел Николая Ивановича Ежова, которого сделали на какое-то время наркомом водного транспорта, а потом отправили в подвалы его недавнего ведомства на Лубянке. Да и предшественника Шахурина Михаила Моисеевича Кагановича из наркомовского кабинета пересадили на время в кресло директора завода, и в него тот больше не захотел возвращаться…
Однако для людей, знавших о событиях 3 июня 1943 года, это смещение не было неожиданностью – Сталин не забывал таких вещей.
Встал вопрос о новом руководителе отрасли. Судя по воспоминаниям А.С. Яковлева, Сталин именно с ним решил посоветоваться по поводу кандидатуры нового наркома. Значит, так: председатель Совета Народных Комиссаров СССР советуется с первым заместителем наркома авиационной промышленности кого поставить на пост наркома.
Вообще-то это крайне редко практикуемая вещь, чтобы с подчиненным советовались, какого ему начальника подобрать, но то, что написано – написано. Услышав вопрос вождя, Александр Сергеевич, судя по его воспоминаниям, мгновенно перебрал все возможные кандидатуры и назвал имя своего недавнего коллеги, 45-летнего Михаила Васильевича Хруничева.
Вождь с некоторым удивлением посмотрел на Яковлева. Хруничев с 1942 года работал первым заместителем наркома боеприпасов СССР, куда был переведен после недолгой работы в аппарате НКАП. Да, Хруничев с 1939 года работал заместителем наркома (у Кагановича и у Шахурина) по снабжению. А до того работал в милиции, учился в Украинской промышленной академии, работал директором завода.
Что двигало Яковлевым при выдвижении этой кандидатуры, нам знать не дано, хотя можно постараться догадаться. Разумеется, он был уверен, что организаторский талант сталинского выдвиженца, к каковым, несомненно, относился М.В. Хруничев, придаст новый импульс работе авиационного ведомства, которому предстояли качественно новые рубежи. Но кандидатура Хруничева могла возникнуть у Яковлева потому, что он был уже «чужой». С 1942 года он уже не работал в НКАП, и врастать в новые проблемы – один реактивный двигатель чего стоит – ему будет трудно, и возможный отказ Сталина от этой кандидатуры не смотрелся бы чем-то противоестественным.
В беседе с писателем Ф.И. Чуевым А.С. Яковлев несколько по-иному описывает ситуацию:
«В конце войны я написал письмо Сталину, что у нас не хотят самостоятельно заниматься вопросами развития авиации, а это толкает нас на копирование немецкого реактивного истребителя «Мессершмитт-262» и конкретно предлагают в Саратове производство этого самолета.
Сталин вызвал нас вдвоем с Шахуриным и говорит ему: «Это вы предлагаете ставить «Мессершмитт» вместо тех работ, которыми сейчас занимаются по развитию реактивной авиации?».
Шахурин что-то пробормотал, и это решило его судьбу. А товарищ Сталин сказал: «Ставить «Мессершмитт» – это заранее обрекать себя на отставание на многие годы. Мы с этим не согласны, и вы зря проводите работу в этом направлении».
Тут любые комментарии излишни.
Хотя надо сказать, что, метив в Шахурина, Яковлев попал и в Дементьева, уже не первого заместителя, каковым он был до 15 января 1946 года, того дня, когда этот пост занял Яковлев. Дело в том, что Дементьев был сторонником идеи копирования Ме-262, он даже ездил с этим предложением к Г.М. Маленкову. Копирование, конечно, звучит непатриотично, но это был принятый у нас прием еще с довоенных лет (практически все двигатели были скопированы с зарубежных образцов), да и позднее Сталин лично приказал Туполеву скопировать Б-29. Такой перевод стрелок вряд ли понравился Дементьеву.
4 апреля 1946 года А.И. Шахурин был арестован.
А.С. Яковлев продолжает рассказ Ф.И. Чуеву:
«Потом Сталин вызвал меня одного: «Ну, что же, Шахурин не способен двигать это дело. Давайте нового министра. Кого вы порекомендуете?». Я сказал – Хруничева. Тогда его и назначили министром вместо Шахурина. Официально Шахурина, главкома Новикова и главного инженера ВВС Репина сняли и посадили за снабжение Красной Армии некачественными самолетами. Но, думаю, гнев Сталина был вызван еще и нашим отставанием в реактивной авиации».
Все-таки Сталин, значит, советуется с подчиненным, какой министр ему подходит. И подчиненный называет кандидатуру кандидата «со стороны». К тому же, как он отмечал, и не причастного к грехам Шахурина. Шахурин выпускал некачественную технику, а его заместитель по серийному производству безгрешен? Шахурин не увидел будущего в реактивной технике, а его зам по опытному самолетостроению увидел (см. газету «Правда» от 28.06. 1944).
Да, бывшему наркому А.И. Шахурину инкриминировалось то, что в течение войны он поставлял на фронт некачественные самолеты, с малым ресурсом, тяжелыми в обслуживании, неремонтопригодные и т. д. Пока бывшему наркому зажимают пальцы в дверном косяке («колись, сука, рассказывай, чем вредил советской власти, вражина!»), все его заместители – в том числе и он, Яковлев – находились в состоянии постоянного ожидания. Даже и те, кто доносил на своего шефа. Почернел от ожидания Петр Дементьев. Он-то был в то время первым замом, отвечавшим за серийное производство, и ему, по всему, полагалось идти вслед за Шахуриным. Это с курируемых им серийных заводов шли на фронт самолеты («тяжелые, неремонтопригодные» и т. д.). И Василий Баландин не спит ночами, слушает шаги на лестнице в ночной тиши. (Они любят по ночам брать этих интеллигентиков – в белье, шарящих в полумраке в поисках очков, клацающих от страха зубными протезами). Баландин уже бывал там и знает, как все произойдет, суставы расплющенных пальцев болят не переставая. Да и самого Яковлева, любимца вождя, могут (как он допускал) замести за милую душу. Может, надоел, а статью потом найдут («колись, сука, рассказывай, как ты утверждал к производству устаревший самолет уже посаженного врага народа»).
Соломону Сандлеру и говорить ничего не надо, признается во всем, в чем требуется.
К удивлению многих, министром авиационной промышленности стал М.В. Хруничев, когда-то работавший в отрасли, но отошедший от ее проблем теперь уже в далеком 1942 году…
Сталинский железный нарком Михаил Васильевич Хруничев проработал в должности министра авиационной промышленности до конца жизни Сталина. В 1953 году его перевели в Министерство среднего машиностроения первым заместителем министра.
Но всего этого сотрудникам аппарата знать не дано, и в коридорах здания на Уланском начали готовиться к переносу папок из кабинета в кабинет – всякий новый руководитель начинал с реорганизаций. Тем более что и сам наркомат уже стал именоваться по другому: с марта 1946 года наркоматы стали называться министерствами, а народные комиссары превратились – страшно произнести – в министров. Ну, и конечно, волновала судьба тех начинаний по перестройке авиапрома, которые предпринял Алексей Иванович Шахурин. Все знали, что совместно с главкомом ВВС маршалом А.А. Новиковым нарком подготовил обширную программу развития авиапромышленности на послевоенные годы. Она предусматривала развитие реактивной авиации, строительство вертолетов, создание стратегической авиации, создание современной радиоэлектронной подотрасли и многое другое.
Но арестовали и маршала Новикова, дважды Героя Советского Союза. По тому же делу, что и Шахурина.
Но – странное дело! Арест этих руководителей, вопреки обыкновению, не повлек за собой массовых репрессий, как это было раньше. За Новиковым пошли на этап еще три человека из ВВС. Были преданы суду два работника аппарата ЦК ВКП(б), курировавшие авиастроение, и Шахурин. Из авиапрома за наркомом не последовал никто.
Это было странно, непостижимо, и могло означать только одно: ни в каких грехах, приписываемых ему, Алексей Иванович не повинен, а загремел он камеру как довесок к какому-то политическому процессу. Ну, а то, что невиновен, кого это волновало – крепче Родину будет любить после выхода из тюрьмы. Если выйдет… А ошибки при строительстве нового общества неизбежны. Недаром вождь любит цитировать русскую пословицу: «Лес рубят – щепки летят».
26 февраля 1946 года СНК СССР утвердил материалы комиссии Г.М. Маленкова, А.А. Жданова, М.В. Хруничева, А.С. Яковлева по приему-сдаче дел НКАП. Из Постановления СНК: «Обязать НКАП – тт. Хруничева и Яковлева в кратчайший срок устранить недостатки в руководстве авиационной промышленности».
С удивительным феноменом столкнулся Яковлев (да и не только он) в те первые дни сорок шестого и последующие годы. Феномен этот заключался в том, что после своего ареста А.И. Шахурин просто исчез из жизни. О нем никто не говорил в коридорах наркомата, ни в курилках. Его имени не произносили на партийных собраниях, даже если на них клеймили «наймитов иностранных служб» и просто врагов народа. Его приказы никогда не всплывали в цитировании каких-то документов. О его «вине» не говорилось и в высших эшелонах власти. И вновь Яковлев вынужден был вспомнить вождя, который очень кратко выразил подобные, возникающие то тут, то там ситуации: «Нет человека – и нет проблем». Но при всем том чувствовалось, что никто не верит и не верил, что Шахурин враг. Большинство из работников наркомата, все директора заводов, ученые, ведущие специалисты работали с ним всю войну, знали, каков это человек, знали его беспредельную преданность стране, делу, да и тому же Сталину. Но никому и в голову не приходило поднять голос в защиту невинно осужденного человека – это даже в страшном сне никому не могло присниться! Просто все играли в какую-то дьявольскую игру, правила которой придумал один человек. Правила были просты: выигрывает всегда тот, кто начинает. А начиналась игра всегда просто: «Колись, вражина! Рассказывай, как и чем ты вредил Советской власти!»
И Яковлев знал того человека, кто придумал эти правила.
Удивительный феномен «исчезновения человека» продолжал работать и много позже. Как мы уже отмечали, Яковлев посоветовал вождю назначить Хруничева наркомом. Вот так, в беседе, был решен ключевой для отрасли вопрос. А о том, куда делся прежний министр, что произошло с Шахуриным, в замечательных мемуарах не говорится. Исчез человек из поля зрения. «Нет человека и нет проблем». Но свои мемуары Яковлев писал много позже смерти Сталина (я оперирую данными из 2-го дополненного издания 1969 года), и о сталинских репрессиях уже писали в советской прессе, но Яковлев обошел эту тему. Может, именно это имел академик Фридляндер, говоря, что главное в книге не то, что написано, а то, о чем не написано.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.