26 Предсказанная Моникой лихорадка пересекает океан и охватывает читателей во Франции, Австралии и Соединенных Штатах

26

Предсказанная Моникой лихорадка пересекает океан и охватывает читателей во Франции, Австралии и Соединенных Штатах

Не исключено, что уничтожив рукопись книги, заряженной отрицательной энергией, Пауло сумел избавить себя в будущем от каких-то метафизических разочарований. Однако книга-то была практически готова, и теперь перед автором и издателем возник вопрос: что издавать в 1991 году, чтобы не потерять мощный импульс, приданный этому проекту фантастическим успехом трех бестселлеров? Пока решения не находилось, Пауло предложил Рокко перевести на португальский небольшую книжку — скорее даже брошюру — содержавшую проповедь, в 1890 году прочитанную в Англии молодым протестантом-миссионером Генри Друммондом. В ней автор развивал темы из Первого послания апостола Павла коринфянам, рассуждал о таких добродетелях, как терпение, доброта, смирение, невинность и искренность, обо всех духовных ценностях, увенчиваемых любовью, «но любовь из них наибольшая». Книжица, в переводе озаглавленная «Высший дар», полностью проигнорированная СМИ и выпущенная на рынок практически безо всякой рекламы, всего за несколько недель вошла в список бестселлеров, где первые строчки прочно занимали «Дневник мага», «Алхимик» и «Брида».

Тем не менее Пауло не чувствовал полного удовлетворения: все же это была не оригинальная работа, а всего лишь перевод, призванный заполнить брешь, пробитую так и не вышедшими воспоминаниями о «сатанинском периоде». И в поисках темы для нового произведения Пауло вспомнил историю, которую вынашивал с 1988 года, когда вместе с Кристиной побывал в Соединенных Штатах. Его Наставник Жан дал ему тогда конкретное поручение — они с женой должны были подвергнуться своего рода «духовному карантину» в пустыне Мохаве, одном из крупнейших в Америке национальных парков. Пустыня славится тяжким климатом и уникальными геологическими особенностями: например, реки и озера Долины Смерти исчезают на полгода, оставляя на виду лишь пересохшие, засоленные русла. Во исполнение ордалии, предписанной Наставником — найти своего ангела-хранителя — Пауло должен был отыскать проводника, который помог бы ему ориентироваться в этом бескрайнем песчаном пространстве, раскинувшемся по штатам Калифорния, Невада, Юта и Аризона. Человек, указанный Жаном, был существом из плоти и крови и звался Туком.

Пауло и Кристина во время паломничества по пустыне Мохаве (США)

Оставив до своего возвращения проблемы с Эрнесто Мандарино и его издательством «Эко», супруги Коэльо 5 сентября 1988 года приземлились в аэропорту Лос-Анджелеса, взяли напрокат машину и двинулись на юг, в сторону «Солтон-Си», соленого озера в 50 км длиной и 20 км шириной. Через несколько часов пути доехали до одной из тех полузаброшенных заправочных станций, что так часто встречаются в фильмах про американский Дальний Запад. «Далеко ли до пустыни?» — осведомились они у девушки на бензоколонке. Та — не бензоколонка, разумеется, а девушка — отвечала, что нет, недалеко: в тридцати километрах отсюда расположен городок Борреро-Спрингз, за которым и начинается пустыня. Она же — опять же не пустыня, а девушка — дала им несколько ценных советов: не включать кондиционер не на ходу, иначе мотор может перегреться, положить в багажник запас воды галлона на четыре и в случае чего-то непредвиденного — не покидать автомобиль. Услышав, что пустыня рядом, Пауло встревожился:

— Вокруг меня все так пышно и благодатно зеленело, что трудно было поверить, что через 15 минут пути все неузнаваемо изменится, однако так и вышло: едва мы перевалили через горную цепь, дорога пошла вниз и вскоре привела нас к безмолвию необозримой Мохаве.

На протяжении тех сорока дней, которые Пауло и Кристина жили в палатке или, если удавалось — в отелях, они повсюду сталкивались со следами исторического прошлого, составлявшего легенду озера, — видели заброшенные золотые копи, обломки телег, на которых когда-то двигались пионеры, городки-призраки, подобия скитов, где поселялись те, кто хотел удалиться от мира и людей, коммуны хиппи, проводивших дни в молчаливых медитациях. Помимо хиппи, обитателями пустыни были лишь гремучие змеи, койоты и зайцы, которые, спасаясь от зноя, появлялись только по ночам.

По требованию Наставника первые две недели супруги Коэльо обязаны были хранить абсолютное молчание: нельзя было даже сказать друг другу «Доброе утро». Этот период был полностью посвящен духовным упражнениям, разработанным Святым Игнатием Лойолой. Одобренные и принятые Ватиканом в 1548 году, эти упражнения — плоды личного опыта основателя «Общества Иисуса» — базировались на вере в то, что духовность достигается не путем напряженной молитвы или интеллектуального осмысления, но исключительно экспериментом, личным опытом. «Только через опыт тайна Бога неповторимо и индивидуально открывается каждому человеку, — объясняют изданные иезуитами учебники, — с тем, чтобы преобразить его бытие». Главная цель Лойолы заключалась в том, чтобы каждый упражняющийся превращался в активного созерцателя, «что означает — видеть во всем и во всех фигуру Бога, присутствие Святой Троицы, созидающей и преобразующей мир» …Однажды вечером, через неделю после приезда, когда супруги Коэльо, погруженные в атмосферу духовности, сидели на песчаной дюне под небом, усыпанном мириадами звезд, безмятежную тишину нарушил первый громовой раскат, за которым последовали второй и третий, а за ними еще и еще. Оглушительный грохот, доносившийся из поднебесья, производили огромные огненные шары, которые разлетались на тысячи фрагментов, на несколько секунд озаряя пустыню всеми цветами радуги. Пауло и Кристине потребовалось несколько минут, чтобы понять — это не Армагеддон.

— Мы со страхом наблюдали, — вспоминал впоследствии писатель, — ослепительные сполохи, медленно скользившие по небосклону. Вокруг нас было светло как днем. Потом послышался гром — это фантасмагорически освещенные боевые самолеты, пройдя звуковой барьер, сбрасывали где-то у линии горизонта зажигательные бомбы. Только потом мы узнали, что в пустыне проводились военные учения. Жуткое зрелище… Мороз по коже.

Когда позади остались первые две недели духовных упражнений, Пауло с Кристиной, неукоснительно выполняя инструкции Жана, пришли к старому трейлеру, поставленному на прикол в окрестностях Боррего-Спрингз, — там и жил проводник Тук. И оба очень удивились, что могущественный экстрасенс, о котором говорил им Жан, оказался пареньком не старше двадцати. Вместе с ним Пауло пройдет через несколько десятков городков на мексиканской границе, покуда не встретит группу, известную в округе под именем «Валькирии». Так назвались восемь молодых красивых женщин, возглавляемые самой старшей из них, бывшей сотрудницей «Чейз Манхэттен банк», которые оделись в черную кожу, оседлали мощные мотоциклы и кружили по окрестным селениям. Встреча с нею — она тоже была посвященной — и привела Пауло на 38-й день путешествия туда, где он увидел голубую бабочку и услышал некий голос, который — по его словам — говорил с ним. Затем, рассказывает писатель, ему предстал его ангел — или, по крайней мере, его материализовавшаяся рука, блиставшая в воздухе. Там прозвучали библейские слова, и Пауло, дрожа в священном трепете, записал их на клочке бумаги.

Объятый волнением, он поспешил к Кристине рассказать о случившемся с ним и о том, что «увидеть ангела гораздо проще, чем говорить с ним».

— Достаточно лишь поверить, что ангелы существуют, достаточно лишь почувствовать, что нуждаешься в них, — и они появятся, сияя, как утренняя заря.

И чтобы отпраздновать это событие, Пауло вместе с Кристиной и Туком перед окончанием путешествия проехали по пустыне и, оказавшись в местечке под названием Глориета-Кэньон, остановились перед маленькой пещерой. Пауло достал из багажника мешки с цементом и песком, бутыль воды и стал замешивать раствор. Когда тот достаточно загустел, но еще не успел схватиться, Пауло укрепил у подножия маленький образ Носса-Сеньора-Апаресиды, чернокожей покровительницы Бразилии, и палочкой вывел внизу по-английски:

Это Пресвятая Дева Апаресида из Бразилии. Помолись о чуде и возвращайся сюда.

Потом зажег свечу, сотворил краткую молитву и уехал. Вернувшись в Бразилию, он еще три года вынашивал этот замысел и лишь в конце 1991 года, осознав, что книгу, уничтоженную измельчителем мусоровоза, надо чем-то заменить, решил написать «Валькирии». Судя по зафиксированным его компьютером «свойствам», текст был начат в 23:30, в понедельник 6 января 1992 года. Через семнадцать дней непрерывных — как уже вошло у него в обычай — трудов он набрал заключительную фразу на 239-й и последней странице:

(…) И лишь тогда обретаем мы дар понимания звезд, ангелов и чудес.

Место, где Пауло поставил образ Пречистой Девы Апаресиды, впоследствии похищенный

21 апреля, когда книга уже была готова уйти в типографию, Пауло отправил факс в издательство Рокко, сообщая, что Жан не «предложил», но «приказал» и «потребовал» произвести в рукописи изменения:

Дорогой Рокко,

Полчаса назад мне позвонил Жан (Наставник), приказав исключить (или полностью переписать) две страницы текста. В описании сцены ритуала я, по его мнению, должен применять аллегорические средства описания либо вообще прервать повествование.

Я склоняюсь ко второму варианту, но это потребует дополнительной литературной правки, которую я собираюсь внести в течение субботы и воскресенья, но тороплюсь сообщить тебе об этом незамедлительно. (…)

Пауло Коэльо

Кроме Жана, самого автора и Пауло Рокко, никто никогда не узнал содержания исключенных из окончательного текста отрывков. Впрочем, вмешательство Наставника не повлияло на успех книги. Менее чем за сутки после выхода около половины 120-тысячного тиража было распродано — да-да, почти 60 тысяч экземпляров исчезли с полок книжных магазинов в тот самый день, когда «Валькирии» поступили в продажу. Спустя две недели новинка вытеснила с первого места в рейтинге «Алхимика», продержавшегося там 159 недель кряду. Автор бил рекорд за рекордом. После выхода «Валькирий» Коэльо стал единственным бразильским автором, все пять книг которого значились в списках бестселлеров: «Алхимик» (159 недель), «Брида» (109), «Дневник Мага» (68), «Высший дар» (19). Пауло уступал только американцу Сидни Шелдону.

После первых ошеломительных известий о масштабе продаж пресса опомнилась, но внимание ее привлекло не содержание новой книги, а подробности договора Коэльо и Рокко. Одна газета уверяла своих читателей, будто автор получает 15 процентов с продажной цены каждого экземпляра (тогда как повсеместно принято было 10); другая — что поставил условием выплату 400 тысяч долларов премии, если объем продаж превысит 600 тысяч экземпляров. Третья распространялась об Астрономических суммах, пущенных издательством на рекламу, и о том, что автор, опасаясь инфляции, потребовал производить выплаты каждые две недели. «Жорнал до Бразил» клялась, что на волне успеха «Валькирий» рынок будет наводнен пластиковыми мешками с надписью «Я верю в ангелов», плакатами «Ангелы среди нас», керамическими бюстиками автора и шестью сотнями футболок с изображением архангела Михаила. Колумнист из Рио-де-Жанейро возвещал, что Коэльо отказался от 45 тысяч долларов, предложенных одной страховой компанией за появление в рекламном ролике с единственной фразой: «Я верю в жизнь после смерти, но на всякий случай советую застраховаться». Абсолютным новшеством было и то, что Пауло с этих пор стал требовать, чтобы издательство согласовывало с ним продажную цену книги — прежде авторы в эту сферу, считавшуюся прерогативой издательства, не вмешивались. Коэльо, желая, чтобы его произведения были доступны людям «с низкой покупательной способностью», отныне особо оговаривал в контрактах «потолок» стоимости — для «Алхимика» он был определен в 11 долларов (равных 16 долларам 2008 года).

Когда же было утолено первоначальное любопытство к цифрам, суммам и числам, критики завели свои старые песни, отрепетированные на предыдущих книгах: «Сомнительные литературные достоинства „Валькирий“ могут в конце концов возыметь неожиданный положительный эффект. Чтобы походить на бред, она слишком банальна. И, стало быть, ее легче читать» («Фолья де Сан-Пауло»). «Если рассуждать в категориях литературы, понимаемых прежде всего как писательское мастерство, „Валькирии“ в изрядных дозах обнаруживают те же качества прозы, что характерны и для других книг, вышедших из-под этого пера — то есть, никаких качеств не обнаруживают» («Вежа»). «Книги Пауло Коэльо — и „Валькирии“ здесь не исключение — не блещут стилистической виртуозностью. Помимо фабульной невнятицы, обращают на себя внимание неуклюже слепленные фразы, которые кажутся взятыми из школьного сочинения» («Эстадо де Сан-Пауло»).

В громе этой пальбы незамеченным осталось скромное сообщение о том, что Управление образования Рио-де-Жанейро намеревается использовать книги Пауло Коэльо для того, чтобы прививать учащимся привычку к чтению. Впрочем, два отзыва на эту инициативу, напечатанные в «Жорнал до Бразил», оказались еще более неприязненно-язвительными, нежели критические разборы. В первом, подписанном журналистом Роберто Мариньо де Азеведо и озаглавленном «Глупость», автор сообщал, что ошеломлен известием, и обвинял Управление в том, что «оно намерено засорять головы бедных детей мистицизмом восьмого разведения, изложенным к тому же весьма корявым языком». Похлеще самого текста была сопровождавшая его иллюстрация: карикатура изображала школьника с ослиными ушами и «Дневником мага» в руке.

Карикатура, напечатанная в «Журнал до Бразил», привела Пауло в негодование: по мнению критика, изучать книги Коэльо в школах — значит превращать детей в ослов

А писатель, достигший четырьмя своими книгами беспримерного для Бразилии успеха, мог по пальцам одной руки сосчитать положительные отзывы, напечатанные у него на родине на любую из них. Журналисты, которые не в силах были предоставить читателям внятное объяснение того, почему автор, записанный ими в безнадежные посредственности, имеет такой феноменальный успех, продолжали искать ответы наугад. Одни относили целиком и полностью на счет умелой рекламы рекорды, которые один за другим продолжал бить Коэльо, — но тотчас возникал резонный вопрос: если рецепт успеха так элементарен, почему им не воспользовались другие писатели, другие издатели? К Монике Антунес, после выхода «Валькирий» ненадолго оказавшейся в Бразилии, «Жорнал до Бразил» тоже обратился с неизбежным вопросом: «Чем вы объясняете успех Пауло Коэльо?» Моника в ответ произнесла пророческие слова:

— То, что мы наблюдаем сейчас, — только начальная стадия лихорадки.

Другой неизменный аргумент — ссылка на низкий культурный уровень бразильцев, не приученных к чтению, — опровергался тем обстоятельством, что книги Пауло стали завоевывать себе место на книжном рынке Франции и Соединенных Штатов — стран, законодателей литературной моды. Издания в Америке стали появляться в конце 1990 года. Пауло в ту пору жил в гостинице «Холидей-Инн» в Кампинасе, городке, отстоящем на сто километров от Сан-Пауло, и готовился к дискуссии со студентами местного университета по поводу «Бриды», когда в его номере раздался телефонный звонок. На другом конце провода был 50-летний Алан Кларк, владелец «Джентльмен’з Фармер», маленького (всего на пять номеров) отеля, работающего по системе «bed and breakfast» из Вест-Барнстейбл, городишки в штате Массачусетс. Кларк, бегло говоривший по-португальски, объяснил, что на досуге подрабатывает переводчиком в суде, а прежде провел несколько лет в Бразилии по контракту с транснациональной корпорацией ITT (International Telephone&Telegraph), до конца 1980-х годов доминировавшей в сфере мировых телекоммуникаций по всей планете. И сообщил, что прочел «Дневник мага» и книга ему понравилась до такой степени, что он задумал ее перевести. Пауло хоть и понимал, что американский книжный рынок может предоставить ему огромные возможности, не пришел от этого предложения в восторг:

— Спасибо вам за ваш интерес, но в Соединенных Штатах мне нужен не переводчик, а издатель.

Кларка такой ответ нисколько не обескуражил:

— Я могу попробовать найти вам издателя.

Пауло, убежденный, что все это — не более чем пустые слова, согласился. Алан Кларк же, никогда прежде не имевший дела с художественной литературой, перевел 240 страниц «Дневника мага» и с рукописью подмышкой вышел, что называется, в «чисто поле». И лишь пройдя через бесчисленные и нескончаемые мытарства, двадцать два раза услышав слово «нет», наткнулся наконец на тех, кто заинтересовался. Овчинка стоила выделки, ибо переводом заинтересовалось ни больше ни меньше как издательство «Харпер Коллинз», крупнейшее в ту пору в США. Но лишь в 1992 году, когда в Бразилии вышли «Валькирии», оно выпустило в свет «Дневник мага», много позднее переименованный в «Паломничество». Проходили дни и недели, но становилось ясно: книга событием не стала. «Честно говоря, — признавался позднее сам автор, — книга не состоялась. Она прошла незамеченной критикой и не удостоилась внимания прессы».

Пауло с Аланом Кларком, своим переводчиком и первым литературным агентом в Соединенных Штатах

Неуспех, однако, не охладил пыл Кларка, агента и переводчика. Спустя несколько месяцев он доставил в издательство перевод «Алхимика» — и книга покорила всех экспертов, призванных дать свое заключение относительно того, выпускать ее на американский рынок или нет. Воодушевление «Харпер Коллинз» может быть оценено точными цифрами первого издания, составившего 50 тысяч экземпляров (за книгу в твердой обложке). Чутье не подвело руководителей издательства: через несколько недель «Алхимик» появился в списках бестселлеров, публикуемых крупнейшими газетами — «Лос-Анджелес таймс», «Сан-Франсиско кроникл» и «Чикаго трибьюн». Издание было дорогим, но имело такой успех, что уже два года спустя на рынке появилась книга в мягкой обложке.

Выход американского «Алхимика» открыл автору рынки, о которых он прежде и не мечтал, «Сидней морнинг геральд» объявил опубликованный в Австралии роман «книгой года» и назвал его «увлекательным повествованием, исполненным бесконечной философской прелести». Читатели, вероятно, были согласны с газетой, потому что всего через несколько недель после выхода «Алхимик» вошел в самый престижный список бестселлеров, составленный «Сидней морнинг геральд». Пауло, однако, метил еще выше. Он знал, что подлинное писательское признание приходит не из Нью-Йорка и Сиднея, а с другой стороны Атлантики. Как девять из десяти писателей, он мечтал, чтобы его издавали — и главное, читали — во Франции, на родине Виктора Гюго, Флобера и Бальзака.

В начале 1993 года, во время краткого пребывания в Испании, до Пауло докатилось первое эхо американского успеха: свои услуги ему предложила знаменитая Кармен Бальселльс. Владелица самого престижного литературного агентства в Европе, каталанская родоначальница этого бизнеса числила среди своих авторов Марио Варгаса Льосу и лауреата Нобелевской премии 1982 года Габриэля Гарсию Маркеса. Более того — в отличие от большинства литературных агентов (и Моники Антунес в их числе), бравших 15 процентов с итоговой суммы сделки, Кармен соглашалась работать всего за 10 процентов гонорара.

Предложение запало Пауло в душу. Его давно беспокоило, что и он, и Моника — люди неопытные в мировом книжном бизнесе. Они не знали ни издателей, ни книжных журналистов, и едва ли в обозримом будущем ситуация могла перемениться. Кроме того, Пауло опасался, что Моника загубит свою молодость на этой авантюре, длившейся уже четыре года без видимых результатов. «Я был просто обязан сказать ей, что она не сможет жить только тем, что будет зарабатывать в качестве моего международного литературного агента, — вспоминал писатель впоследствии. — Для этого за границей мои книги должны издаваться миллионными тиражами, а пока этого что-то не происходило». Наилучшим способом разрешить этот внутренний конфликт было открыть ей карты.

Снова и снова обдумав предложение, Пауло пригласил Монику выпить кофе в маленьком баре и сразу перешел к делу. Их диалог больше походил на раунд армрестлинга:

— Ты знаешь, кто такая Кармен Бальселльс?

— Знаю.

— Она прислала мне письмо, предлагая представлять мои интересы. Я вкладываюсь только в тех, в кого верю, но давай будем реалистами: если пойдем вместе, мы никуда не придем. Это дело требует опыта и навыка, а на кону стоит очень многое.

Моника не верила, казалось, своим ушам, но Пауло продолжал:

— Давай признаем — наша работа не принесла тех плодов, на которые мы рассчитывали. Ставка в этой игре — моя жизнь, однако я не хочу, чтобы и ты жертвовала своей ради достижения мечты — судя по всему, несбыточной…

Моника не перебивая, слушала его слова:

— Итак, как ты, здраво и реалистично оценив положение, отнесешься к тому, чтобы прекратить наше сотрудничество? Если отправляться к Кармен, делать это надо немедля. Я заплачу тебе за все эти годы работы… Но последнее слово — за тобой. Ты положила на меня четыре года собственной жизни, и я не могу просто так прогнать тебя. Ты должна понять: и для тебя, и для меня будет лучше, если мы расстанемся. Ты согласна?

— Нет.

— Как «нет»? Я заплачу тебе за все то время, что ты мне посвятила, за все твои усилия и старания… Ведь мы с тобой даже не подписывали контракт, Моника.

— Это неважно. Если хочешь прогнать меня — твое право, но сама я просить отставку не собираюсь.

— Ты ведь сказала, что знаешь, кто такая Кармен Бальселльс. Что же, ты хочешь, чтобы я ответил ей отказом? Она собирается объявить о начале нашего сотрудничества во Франкфурте, развесив повсюду плакаты с моими книгами, а ты хочешь, чтобы я сказал ей «нет»?

— Нет. Я всего лишь говорю: хочешь уволить меня — увольняй. Ты вправе делать все, что захочешь. Но ты еще не договорился с Аланом Паркером насчет американских изданий. Я уверена, что справлюсь лучше, чем он.

Убежденность, звучавшая в ее словах, заставила Пауло отступить. В долю секунды развеялись мечты о постерах, украшающих павильоны Франкфуртской ярмарки, о каталогах, где его имя будет значиться рядом с именами Варгаса Льосы и Гарсии Маркеса. Он только что променял просторные, элегантно обставленные кабинеты агентства Кармен, на проспекте Диагональ в центре Барселоны, — на агентство «Сан-Джорди Асосиадос», которое пока что целиком умещалось на деревянном стеллаже с несколькими бумажными папками в скромной квартирке Моники. В сентябре она набралась храбрости и приготовилась достойно принять первый грандиозный вызов — попытаться продать авторские права Пауло Коэльо на важнейшем ежегодном сборе книгоиздателей и литературных агентов, проходящем во Франкфурте.

Пауло дает интервью на Франкфуртской книжной ярмарке. Рядом с ним — Шико Буарке, один из немногих бразильцев, уделивших внимание этому мероприятию

25-летней Монике, не имевшей никакого опыта в этой сфере, было страшно принимать вызов в одиночку, и потому она взяла с собой подругу и тезку — Монику Морейра, дочь поэтессы Марли де Оливейра. Первым неприятным сюрпризом, ожидавшим ее во Франкфурте, было то, что в отелях не было ни единого свободного номера. Поскольку бразильянки не озаботились тем, чтобы забронировать номера заранее, ночевать им пришлось в молодежном пансионате, находившемся в соседнем городке. Те четверо суток, что продолжалась Франкфуртская ярмарка, Моника трудилась с истинно муравьиным усердием. Ни постеров, ни баннеров, обещанных Кармен, у нее не было — ее снаряжение состояло из скромного каталога, содержавшего краткую биографию Коэльо и список его изданий в Бразилии и за границей. С каталогом в руках она обходила стенд за стендом, стараясь назначить максимально возможное число встреч. Изнурительные усилия Моники были вознаграждены сторицей: к концу года она продала права на издание книг Пауло не менее чем на шестнадцати иностранных языках.

Первый контракт, заключенный ею во Франкфурте — с норвежской издательской фирмой «ЭксЛибрис», — магически преобразил и ее личную жизнь: спустя четыре года, в 1997-м, владелец компании Ойвинд Хаген и Моника решили пожениться. За несколько месяцев она договорилась о публикации «Дневника мага», «Алхимика» или обеих книг сразу не только с норвежцами, но и с издательствами из Австралии, Японии, Португалии, Мексики, Румынии, Аргентины, Южной Кореи и Нидерландов. В 1993 году Коэльо попал в бразильскую «Книгу рекордов Гиннесса» по случаю того, что «Алхимик» 208 недель подряд оставался в списке бестселлеров, публикуемом журналом «Вежа». Однако из столь вожделенной ему Франции не доносилось ни звука. Моника разослала американскую версию «Алхимика» в несколько французских издательств, но ни одно из них не проявило интереса к безвестному бразильцу. Одним из тех, кто отклонил предложение, был Робер Лаффон, владелец престижного и респектабельного издательства, основанного во время Второй мировой войны. Безразличие, с которым там встретили «Алхимика», простерлось так далеко, что «профессиональное чтение», то есть внутреннюю рецензию — отзыв, от которого зависело, будет книга принята или отвергнута, — поручили некоей секретарше — единственному сотруднику издательства, знавшему португальский язык, и та на свой страх и риск решила ответить отказом.

С Моникой в Японии на презентации своих книг

Впрочем, похоже, судьбе было угодно, чтобы литературная будущность Пауло Коэльо во Франции все же определялась семейством Лаффон. В начале 1993 года дочь Робера, Анна, оставила должность его пресс-секретаря и открыла собственное издательство — маленькое «Эдисьон Анн Каррьер». Нет, это был не способ убить время и не хобби — Анна вместе с мужем Аленом вложили в это предприятие все свои сбережения, взяли кредит в банке, да еще одолжили денег у друзей и родственников. Новому издательству не исполнилось еще и трех месяцев от роду, как Брижитт Грегони, кузина и лучшая подруга Анны (и к тому же — одна из инвесторов, вложивших средства в новый бизнес), позвонила ей из Барселоны, где проводила отпуск, и сообщила, что прочла испанский перевод «очаровательной книжки под названием „Алхимик“, которую сочинил никому не ведомый бразилец». Анна, не знавшая ни слова ни по-испански, ни по-португальски, поверила подруге на слово (благо вообще доверяла ее мнению) и попросила выяснить, принадлежат ли кому-нибудь права на издание этой книги во Франции. Брижитт отыскала Монику и та сообщила: как только в мае «Алхихмик» выйдет в Соединенных Штатах, ей немедленно будет выслан экземпляр.

Пауло и Анна Каррьер, его первая издательница во Франции. Для нее узнать о существовании автора было «бесконечной удачей», позволившей ей выпустить 8 миллионов экземпляров его книг

Прочитав английский перевод и получив представление о содержании романа, Анна тотчас приняла решение устремить всю свою недюжинную энергию на этот проект. Хотя по заключенному в августе договору аванс составлял всего 5 тысяч долларов, в виде некоторой компенсации для перевода «Алхимика» был призван один из виднейших мастеров — Жан Ореччиони, числивший в своем активе все произведения Жоржи Амаду. Крестная мать французского «Алхимика», Брижитт Грегони, к несчастью, не успела увидеть его триумф — в июле, еще до выхода книги, она скончалась от опухоли мозга. Спустя много лет Анна Каррьер посвятит ее памяти книгу воспоминаний «Бесконечный шанс: история одной дружбы», вышедшую в «Едисьон ла Табль Ронд», где рассказывает о своих отношениях с Пауло Коэльо и о скрытых от постороннего взгляда подробностях беспримерного бума, устроенного во Франции латиноамериканским писателем.

Неспешный, как и во всем мире, производственный процесс завершился тем, что «Алхимик» вышел в свет в марте 1994 года — как раз в то время, когда Пауло в Бразилии готовил к печати свою пятую книгу «На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала» или просто «Рио-Пьедра», как стали называть ее читатели. Перед Анной стояла проблема двойной сложности — как выпустить книгу неизвестного писателя в никому не ведомом издательстве? Как сделать так, чтобы взгляды книготорговцев задержались на этой книге, как выделить ее из тысяч других, постоянно появляющихся на рынке? Именно эти мысли заставили ее предварить тираж специальным изданием — напечатать за месяц до выхода «Алхимика» пятьсот нумерованных экземпляров и разослать их французским книготорговцам. Четвертая сторонка обложки содержала короткую аннотацию, написанную Анной собственноручно:

Пауло Коэльо — бразильский автор, знаменитый во всей Латинской Америке. «Алхимик» рассказывает историю юного пастуха, который покидает родину и, следуя за своей мечтой, отправляется на поиски сокровищ, спрятанных у пирамид. В пустыне он поймет язык знамений, постигнет смысл жизни и — самое главное — научится слышать свое сердце. Он выполнит то, что ему суждено.

На корешке была напечатана фраза, уже использованная «Харпер Коллинз» в американском издании:

«Алхимик» — это магическая книга. Прочесть ее — то же самое, что проснуться на заре и увидеть восход солнца, покуда весь остальной мир еще спит.

Если успех наполовину был гарантирован добрым отношением книготорговцев, то вторая половина зависела от критиков, и, можно сказать, Анне сказочно повезло. Мнение наиболее влиятельных французских СМИ, среди которых была и респектабельный «Нувель обсерватер» (который спустя несколько лет подвергнет автора суровой критике) было самым благожелательным, о чем свидетельствует в своей книге Анна Карьер:

Пауло Коэльо, придавая сказочную форму своему роману, умиротворяет сердце человеческое и заставляет с уважением относиться к миру вокруг нас. Эта завораживающая книга бросает в душу зерна здравого смысла и открывает сердце.

(Аннет Колетт Симар, «Журналь дю диманш»)

Достоинство ясности, вознесенное Пауло Коэльо на небывалую высоту, придает его книге прелесть свежего родника под сочной зеленью, который несет читателя, иногда даже и не сознающего это, к самому себе, к его таинственной и далекой душе.

(Кристиан Шаррьер, «Фигаро литтерер»)

Это — редкая книга, нежданно обретенное сокровище… Им надо наслаждаться не спеша, смакуя.

(Сильви Женевуа, «Экспресс»)

Эта книга творит добро.

(Даниэль Мазэнгарб, «Мадам Фигаро»)

Написанная простым и очень чистым языком, книга повествует о путешествии посвящаемого через пустыню, где на каждом шагу один знак сменяет другой, где вся тайна мира заключена в изумруде, где при всей ее летучей природе познается «душа мира», где ведется диалог с ветром и солнцем, — все это буквально завораживает.

(Анни Копперман, «Эко»)

(…) Наше предубеждение побеждено весельем этого рассказа. Это — большая редкость и бесценная удача в наше удушливое время, когда удается вдохнуть немного свежего воздуха.

(«Нувель обсерватер»)

Теперь надо было лишь ждать и пожинать плоды — и они не замедлили появиться. Скромные 4 тысяч экземпляров начального тиража исчезли с прилавков в течение нескольких дней, а в конце апреля, когда распродано было и следующее, 18-тысячное издание, «Алхимик» впервые появился в списке бестселлеров, опубликованном в еженедельнике «Ливр эбдо», посвященном издательскому миру. Речь не шла об оглушительном успехе, и место «Алхимика» в рейтинге было двадцатое и последнее, однако Моника оказалась права: это было только начало. В мае «Алхимик» вышел на девятое место в самом значительном списке еженедельника «Экспресс» и пробыл там — трудно поверить! — 13 недель подряд. Книга имела успех во многих странах за пределами Бразилии, однако именно признание в США и во Франции превратило автора из латиноамериканской диковинки в феномен планетарного масштаба.