Эпилог Один ребенок, один учитель, один учебник, одна ручка…

Эпилог

Один ребенок, один учитель, один учебник, одна ручка…

Бирмингем, август 2013 года

В марте наша семья переехала из квартиры в центре Бирмингема в арендованный для нас особняк на тихой зеленой улице. Но все мы чувствуем, что это наше временное пристанище. Наш дом по-прежнему в долине Сват, там осталось все наше имущество. А здесь повсюду громоздятся картонные коробки с письмами и открытками, которые прислали мне добрые люди. В одной из комнат стоит пианино, на котором никто из нас не умеет играть. С потолка смотрят лепные херувимы, на стенах висят картины, изображающие греческих богов. Мама постоянно жалуется, что ей неуютно под их взглядами.

Наше нынешнее жилище кажется очень пустым и просторным. Дом стоит за высокой оградой с электрическими железными воротами. Иногда у меня возникает ощущение, что мы находимся под домашним арестом – в Пакистане такую меру применяют довольно часто. За домом раскинулся большой сад, где есть ровная зеленая лужайка для игры в крикет. Но у этого дома нет плоской крыши, на которой так здорово играть, по улицам не носятся дети со змеями, соседи не заглядывают к нам, чтобы попросить стакан рису или три помидора. Соседний дом совсем близко, но кажется, нас отделяет от него расстояние в несколько километров.

Мама большую часть времени проводит в саду. И сейчас она там, я вижу в окно, как она кормит птиц. Голова у нее, как всегда, покрыта платком. Похоже, она поет. Может быть, она поет свою любимую тапу:

Никогда не убивай голубей в саду.

Если ты убьешь одного, другие никогда не прилетят.

Мама скармливает птицам остатки нашего обеда, и на глаза у нее наворачиваются слезы. Здесь мы едим то же самое, что и дома, – мясо с рисом на обед и ужин, а на завтрак – яичницу, хлеб чапати и иногда тосты с медом. Обычай намазывать хлеб медом завел мой младший брат Атал, хотя больше всего ему нравятся бутерброды с ореховой пастой «Нутелла», которую он впервые попробовал в Англии. Каждый раз у нас остается лишняя еда, и это очень расстраивает маму. Я знаю, она вспоминает о бедных детях, которых мы подкармливали в Мингоре, и думает о том, как они обходятся без нас.

В Мингоре, когда я возвращалась из школы, дом всегда был полон людей. Сейчас я с удивлением вспоминаю, что сердилась на постоянную толчею и шум, мечтала о нескольких часах тишины и уединения, чтобы спокойно сделать уроки. Здесь тишину нарушает только пение птиц и звуки компьютера, когда Хушаль играет в очередную стрелялку. Я сижу в своей комнате в полном одиночестве, складываю пазл и мечтаю о приходе гостей.

Наша семья никогда не жила богато. О том, что такое голод, родители знали не понаслышке. Тем не менее мама никому не отказывала в помощи. Однажды к нашим дверям подошла бедная женщина, голодная, измученная жарой и умирающая от жажды. Мама впустила ее в дом, напоила и накормила. Женщина была ей очень благодарна.

– Я стучалась во все двери в махалле, и только твоя дверь распахнулась передо мной, – сказала она. – Наверное, Бог научил тебя радушно принимать всех, кто постучит в твой дом.

Я знаю, мама чувствует себя в Англии очень одинокой. Она такая общительная – в Мингоре все соседки, переделав дневные дела, собирались на заднем крыльце нашего дома, чтобы отдохнуть и поболтать. Здесь маме не с кем поговорить, кроме нас, ведь она не знает ни слова по-английски. Домашняя работа занимает у нее намного меньше времени, чем прежде, – наше нынешнее жилище снабжено всеми современными удобствами и приспособлениями. Когда мы поселились здесь, мама смотрела на электрическую плиту и на посудомоечную машину, как на великое чудо, и долго не решалась ими пользоваться.

Отец в Англии не изменил своим привычкам и никогда не заходит в кухню. Иногда я его поддразниваю:

– Аба, ты борешься за права женщин, а в своей собственной семье откровенно их попираешь. Ты никогда не вымоешь за собой даже чашку!

По городу ходят автобусы, но мы побаиваемся на них ездить. Мама скучает по Китайскому базару, куда она так любила ходить за покупками. С тех пор как с нами поселился мой двоюродный брат Шах, ей стало немного веселее. У него есть машина, на которой он возит маму по магазинам. Но обновки не доставляют ей такой радости, как дома, ведь она не может похвастаться ими перед подругами и соседками.

Стоит двери громко хлопнуть, мама вздрагивает. Теперь она вздрагивает при каждом резком звуке. Она часто плачет, сжимая меня в объятиях.

– Какое счастье, что Малала жива, – повторяет она.

Она относится ко мне так, словно я – самая младшая из ее детей.

Отец тоже иногда плачет. Плачет, когда я зачесываю волосы набок и он видит шрам на моей голове. На глаза его наворачиваются слезы, когда, выйдя в сад, он слышит голоса своих детей и понимает, что один из этих голосов – мой. Некоторые люди обвиняют отца в том, что случилось со мной, и это ему хорошо известно. Он заставлял ребенка заниматься недетским делом, говорят недоброжелатели. Превратил девочку в общественную деятельницу, подставив ее под удар. Действовал в точности так, как родители, которые мечтают любой ценой вырастить из своих отпрысков спортсменов-чемпионов и не думают о том, хочется ли этого детям. Ради своих амбиций они лишают детей детства. Я знаю, как больно отцу слышать подобные упреки. Главное дело его жизни – школа, где учились более тысячи детей и работали семьдесят педагогов, – осталось на родине. Эту школу он, мальчик из глухой деревеньки в горном ущелье, создал фактически на пустом месте, положив на нее двадцать лет упорного труда. Конечно, он гордится тем, что добился успеха.

– Если ты посадил дерево и вырастил его, ты имеешь право отдохнуть в его тени, – часто говорит он.

Отец по-прежнему мечтает о том, что в нашей стране воцарятся мир и демократия, что в долине Сват откроется множество школ, где всякий сможет получить качественное образование. В Свате отец завоевал уважение и почет благодаря своей правозащитной деятельности и помощи, которую он оказывал людям. Он и не думал, что когда-нибудь окажется за границей. Есть люди, которые считают, что наша семья давно хотела переселиться в Великобританию. Но это неправда, и отец очень расстраивается, когда слышит это.

– Человека, который учился восемнадцать лет, человека, у которого было все – семья, любимое дело, положение в обществе, – выхватывают, как рыбу из воды, и бросают на другой берег! При этом единственная его вина – в том, что он отстаивал право девочек на образование! По-вашему, такой человек должен считать, что ему повезло? – возмущается он.

Отец говорит, что из внутренне перемещенных лиц мы превратились во внешне перемещенных. За обедом и ужином мы часто говорим о доме, вспоминаем всякие мелочи. Мы скучаем по всему, даже по вонючей реке.

– Если бы я знал, что расстаюсь с домом так надолго, я постарался бы унести в своем сердце все, как Пророк, да пребудет с ним мир, когда он покидал Мекку, направляясь в Медину. Он много раз оглядывался, не в силах насмотреться вдоволь, – говорит отец.

Постепенно некоторые воспоминания о нашей жизни в долине Сват становятся далекими, словно истории, вычитанные в книгах.

Отец постоянно принимает участие в конференциях и симпозиумах, посвященных проблемам образования. Конечно, ему странно, что люди проявляют к нему интерес в первую очередь потому, что он мой отец. В Пакистане все было наоборот: я пользовалась известностью потому, что была его дочерью. Когда во Франции отец получал присужденную мне премию, он сказал в своем выступлении:

– В той части света, где я живу, отцам обычно приносят славу сыновья. Я – счастливое исключение, так как получил славу благодаря своей дочери.

В моем шкафу висит новая школьная форма. Она бутылочно-зеленого цвета и совсем не похожа на ту ярко-синюю, что я носила в Мингоре. Школа, в которую я хожу, тоже не походит на мою прежнюю школу. Здесь никто не боится, что школьное здание взлетит на воздух. Никто не боится схлопотать пулю в лоб лишь за то, что он хочет получить образование. К занятиям я приступила в апреле, когда достаточно окрепла. Это очень здорово – ходить в школу, ничего не опасаясь, не оглядываясь по сторонам, ожидая нападения талибов.

Школа очень хорошая. Некоторые предметы я изучала дома. Правда, здесь учителя пользуются на уроках компьютерами и Power Point, а не грифельными досками и мелом, как у нас. Среди школьных предметов есть такие, которые в моей прежней школе не изучали, – музыка, изобразительное искусство, информатика, труд (урок, на котором мы учимся готовить). Мы часто ставим опыты в лаборатории, что тоже для меня внове. Хотя на последнем экзамене по физике я набрала всего 40 баллов, физика по-прежнему остается моим любимым предметом. Мне нравится изучать законы и принципы, на которых зиждется мироздание.

Но как и моя мама, я чувствую себя одинокой. Для того чтобы найти хороших друзей, таких, какие были у меня дома, требуется время. К тому же девочки в этой школе относятся ко мне не так, как к другим. «О, это та самая Малала!» – говорят они. Они видят во мне «Малалу, борца за права девочек». В школе Хушаль я была просто Малалой, обычной девчонкой, которая любила рисовать, рассказывать смешные истории и разъяснять одноклассницам то, что они не поняли на уроках. Наверняка в моем новом классе, как и в любом другом, есть самая красивая девочка, самая умная или даже гениальная девочка, самая богатая девочка, самая шумная девочка, самая застенчивая девочка… Но я пока держусь особняком и не слишком хорошо понимаю, кто есть кто.

Здесь мне не с кем обмениваться шутками, и я приберегаю их для разговоров с Монибой по скайпу. Первым делом я всегда задаю вопрос:

– Что новенького в школе?

Мне интересно, кто с кем подрался, кого учитель похвалил, кого отругал. По результатам последних экзаменов Мониба стала первой ученицей в классе. Мое место за школьным столом по-прежнему не занято. Над входом в школу для мальчиков господин Амджад повесил большой плакат с моим портретом. Он говорит, что здоровается со мной каждое утро.

Я рассказываю Монибе о жизни в Англии. Рассказываю про улицы, вдоль которых стоят одинаковые дома – совсем не так, как у нас, где каждый дом совершенно не похож на другой и глинобитная лачуга может притулиться под боком у настоящего дворца. Дома здесь надежные и крепкие, они наверняка могут выдержать и землетрясение, и наводнение, рассказываю я. Жаль только, что крыши у них не плоские и играть в крикет на них нельзя. Англия мне нравится, потому что люди здесь вежливые и соблюдают правила поведения, говорю я; они уважительно относятся к полиции и не мусорят на улицах. Все здесь совершается точно в назначенное время, без опозданий. Правительство выполняет свои обязанности, и мало кто из жителей страны знает имя командующего армией. Все женщины, которые хотят работать, работают, причем занимаются такими профессиями, о которых в Свате и помыслить нельзя. Здесь есть женщины-полисмены и женщины-охранники, женщины, которые руководят крупными компаниями и корпорациями. Все они одеваются так, как им нравится.

Я стараюсь поменьше думать о покушении, хотя каждый раз, глядя в зеркало, невольно вспоминаю о нем. Операция по восстановлению нерва помогла, но все же лицо мое теперь не совсем такое, как раньше. Я не могу как следует подмигнуть левым глазом, а когда говорю, он слегка закрывается. Хидаятулла, друг моего отца, говорит, что я должна гордиться следами, которые оставил талибский выстрел.

– Ты принесла себя в жертву, и потому лицо твое стало даже прекраснее, – говорит он.

До сих пор неизвестно, кто в меня стрелял, хотя человек по имени Атаулла Хан взял на себя ответственность за покушение. Полиция до сих пор не сумела его найти. Нам сообщают, что ведется следствие, которое нуждается в моих показаниях.

События того дня стерлись в моей памяти, но иногда воспоминания вспыхивают в моем сознании, словно кадры кинохроники. Происходит это всегда неожиданно. В июне этого года в Абу-Даби я испытала острый приступ паники. Мы приехали в Саудовскую Аравию, чтобы совершить умра, малое паломничество. Вместе с мамой мы отправились в торговый центр – она хотела купить паранджу для посещения Мекки. Я заявила, что обойдусь без паранджи и ограничусь хиджабом, мусульманским головным платком. В шариате отсутствует закон, согласно которому женщина должна непременно носить паранджу. Мы шли по торговому центру, когда мне вдруг показалось, что меня окружили боевики с пистолетами. Я похолодела от ужаса и едва удержалась от крика. «Малала, ты уже смотрела в лицо смерти, – сказала я себе. – Бог даровал тебе вторую жизнь. Ничего не бойся. Страх мешает двигаться вперед».

Мы верим, что Аллах исполнит заветные желания всякого, кто попросит об этом, стоя у Кааба[2] черного куба – главной святыни мусульманского мира. Молясь у Кааба, я просила Бога установить в Пакистане мир и дать всем девочкам возможность учиться. К собственному удивлению, я заметила, что по моему лицу текут слезы. Когда мы посещали другие святые места в пустыне вокруг Мекки, места, где жил и молился Пророк, да пребудет с ним мир, я была поражена, увидев множество мусора – бумажек, пустых бутылок, пакетов. Жаль, что люди относятся к своей истории так пренебрежительно. Полагаю, они забыли, что Пророк, да пребудет с ним мир, учил нас: чистота – это половина веры.

Теперь мой мир стал иным. Границы его раздвинулись. На полках в гостиной нашего дома в Англии стоят премии, присужденные мне в разных странах мира – в Америке, Индии, Франции, Испании, Италии, Австрии и многих других. Я даже стала самым молодым в истории номинантом на Нобелевскую премию мира. Я всегда радовалась, когда получала призы за отличную учебу. К этим премиям я отношусь иначе. Конечно, я очень признательна, что мне их присудили. Но они напоминают о том, как много еще предстоит сделать, чтобы все дети на планете имели возможность учиться. Я не хочу, чтобы меня считали «девочкой, которая была ранена талибами». Намного лучше быть «девочкой, которая борется за право детей на образование». Именно этой цели я хочу посвятить свою жизнь.

В свой шестнадцатый день рождения я выступала в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. Говорить перед большой аудиторией в огромном зале, где выступали многие мировые лидеры, было страшновато, но я знала, что должна это сделать. «Это твой шанс, Малала», – сказала я себе. В зале сидело около 400 человек, но я представила, что меня слушают миллионы. Когда я писала свою речь, я думала не только о политиках, которым предстояло меня слушать; я обращалась ко всем людям, способным изменить этот мир. Я хотела помочь тем, кто живет в бедности, тем, кто с ранних лет вынужден зарабатывать себе на пропитание, тем, кто страдает от невежества и терроризма. В глубине души я надеялась вселить мужество в детей, лишенных права на образование, доказать им, что борьба способна принести результаты.

Я надела наш национальный костюм шальвар-камиз своего любимого розового цвета и покрыла голову белой шалью Беназир Бхутто. Стоя перед мировыми лидерами, я призвала их обеспечить всем детям на земле возможность учиться.

– Дайте детям книги и ручки, – сказала я. – Это самое могущественное оружие на свете. Один ребенок, один учитель, один учебник и одна ручка способны изменить мир.

Я не знала, какой отклик находят мои слова у слушателей, до тех пор, пока они не встали и не устроили мне овацию. Мама при этом расплакалась, а отец сказал, что я стала дочерью всего мира.

В тот день произошло еще одно событие. Мама впервые позволила сфотографировать себя с открытым лицом. Для того чтобы на это решиться, ей пришлось сделать над собой большое усилие.

На следующий день, когда мы завтракали в отеле, мой младший брат Атал спросил:

– Малала, я не понимаю, почему ты такая знаменитая? Что ты такого особенного сделала?

Брату было не до моих выступлений – все его внимание поглощали статуя Свободы, Центральный парк и его любимая компьютерная игра «Beyblade».

После выступления в ООН я получила множество писем с выражением благодарности и поддержки. Письма приходили со всего мира, за исключением моей родной страны, Пакистана. Благодаря «Твиттеру» и «Фейсбуку» мы знали, что многие наши братья и сестры в Пакистане настроены против меня. Меня называли «девчонкой, жаждущей славы». «Она уже не думает ни об учебе, ни о чести родной страны, – утверждалось в одном из комментариев. – Все, что она хочет, – жить в роскоши за границей».

Я не хочу с этим спорить. Я знаю, жители нашей страны стали недоверчивыми и подозрительными, потому что они слишком часто сталкивались с политиками, не выполняющими свои обещания. Несмотря на все заверения государственных деятелей, жизнь в Пакистане день ото дня становится хуже. Беспрестанные атаки террористов держат всю нацию в страхе. Люди привыкли никому не верить. Я надеюсь, со временем все жители моей страны убедятся в том, что я не ищу для себя никаких благ и искренне переживаю за дело мира и образования.

Самое поразительное письмо я получила от талибского полевого командира, недавно бежавшего из тюрьмы. Его зовут Аднан Рашид, прежде он служил в ВВС Пакистана. С 2003 года он находился в тюрьме за попытку покушения на президента Мушаррафа. В письме говорилось, что движение Талибан приговорило меня к смерти вовсе не потому, что я боролась за право девочек учиться. Оказывается, я «препятствовала внедрению исламских законов», и поэтому меня решили уничтожить. Тем не менее автор письма признавался, что был потрясен, узнав о покушении, и сожалел о том, что не успел меня предупредить. Он сообщал, что правоверные мусульмане простят меня, если я вернусь в Пакистан, буду носить паранджу и учиться в медресе.

Журналисты уговаривали меня ответить ему. Но я подумала: «Кто дал этому человеку право говорить от лица всех правоверных мусульман?» Талибы – это преступники, а не правители нашей страны. Я сама способна решить, как мне поступать, и не собираюсь отчитываться перед Талибаном. Впоследствии журналист по имени Мухаммед Ханиф написал статью, в которой указал, что письмо талиба положительно повлияло на мою репутацию в Пакистане: благодаря признаниям боевика люди, считавшие, что никакого покушения не было, убедились в своей ошибке.

Я не сомневаюсь, что непременно вернусь на родину. Но всякий раз, когда я заговариваю об этом с отцом, он находит предлог, чтобы отложить возвращение:

– Тебе надо продолжать лечение, джани, – говорит он.

Или же:

– Здесь такие хорошие школы. Если ты действительно хочешь стать политиком, ты должна остаться здесь и получить образование.

Он прав. Я знаю, что знание – это самое могущественное оружие. Я хочу быть хорошо вооружена. Тогда я смогу сражаться и побеждать.

Сегодня все понимают, что право на образование относится к числу основных прав человека. И не только на Западе; это право признает ислам. Согласно исламу, все дети, и мальчики, и девочки, должны ходить в школу. В Коране говорится, Бог хочет, чтобы люди обладали знаниями. Бог хочет, чтобы люди знали, почему небо голубое, откуда берется вода в океане и почему сияют звезды. Но для того, чтобы всеобщее право на образование стало реальностью, нужно многое сделать: в мире 57 миллионов детей школьного возраста, которые не ходят в школу, 32 миллиона из них – девочки. Как это ни печально, моя родная страна, Пакистан, занимает одно из последних мест по уровню образования. Более пяти миллионов пакистанских детей не посещают даже начальную школу, хотя право на образование гарантировано нашей конституцией. В Пакистане 50 миллионов неграмотных взрослых, две трети из них – женщины, такие как моя мама.

Девочек, которые хотят учиться, по-прежнему убивают, школы взрывают. В марте этого года было совершено нападение на школу для девочек в Карачи, которую в свое время посещали мы с отцом. Перед началом церемонии вручения призов на школьную игровую площадку бросили несколько гранат. Был убит директор школы Абдур Рашид, ранено восемь детей в возрасте от пяти до десяти лет. Одна восьмилетняя девочка в результате ранений была полностью парализована. Когда моя мама услышала об этом, она разрыдалась.

– Когда наши дети спят, мы боимся коснуться даже волоска на их голове, – говорила она. – Но находятся люди, которые стреляют в детей и бросают в них гранаты. Люди, которым все равно, кого убивать, – детей или взрослых.

Один из самых кровавых терактов произошел в июне 2013 года в городе Кветта. Террорист-смертник взорвал школьный автобус, в котором ехали сорок детей. Четырнадцать из них были убиты. Боевики застрелили нескольких медсестер в госпитале, куда поместили раненых.

Детей убивают не только талибы. Дети погибают в результате войн и воздушных атак. Иногда детей убивает голод. Иногда – их собственные родственники. В июне в Гилгите были убиты две девочки моего возраста. Они выложили в Интернете видеоролик, в котором танцевали под дождем в традиционных длинных платьях и платках. Убийцей оказался их сводный брат.

Сегодня жизнь в долине Сват стала более спокойной, чем в других районах страны. Но хотя считается, что операция по очистке долины от талибов успешно завершилась четыре года назад, в Свате по-прежнему сохраняется полувоенный режим. Лидер Талибана Фазлулла разгуливает на свободе, а наш школьный водитель по-прежнему находится под домашним арестом. Долина Сват, прежде бывшая раем для туристов, ныне вызывает у них страх. Для того чтобы попасть в Сват, иностранцам необходимо получить в Исламабаде специальный сертификат. Отели и магазины сувениров пустуют. Думаю, пройдет много времени, прежде чем туристы вновь появятся в Свате.

За последний год я повидала много красивых мест, но моя долина остается для меня самым прекрасным местом на земле. Не знаю, когда я увижу ее вновь, но не сомневаюсь в том, что это произойдет. Мне очень хочется узнать, выросло ли деревце из семечка манго, которое я посадила в нашем саду в Рамадан. Хорошо, если кто-то взял на себя труд поливать это деревце. Тогда будущие поколения детей смогут лакомиться его плодами.

Сегодня я взглянула на собственное отражение в зеркале и на секунду задумалась. Раньше я просила Аллаха прибавить мне хотя бы пять сантиметров роста. И я действительно выросла, хотя рост, который даровал мне Бог, невозможно измерить в сантиметрах. Я обещала, что, если подрасту хоть немного, сто раз вознесу раакат нафт, дополнительные молитвы. Настало время выполнить свое обещание.

Я люблю Аллаха. Я благодарна Ему за все. Я говорю с Ним каждый день. Его величие не знает границ. Но, сделав меня такой высокой, что я смогла дотянуться до людей, живущих в разных странах, Он возложил на меня особую ответственность. Мир в каждом доме, на каждой улице, в каждой деревне, в каждой стране – вот самая главная моя мечта. Еще я мечтаю о том, чтобы все мальчики и девочки в мире имели возможность учиться. Ходить в школу и читать книги – мое неотъемлемое право. Видеть на всех лицах всех людей счастливые улыбки – мое самое заветное желание.

Я – Малала. Мир, в котором я живу, изменился, но я осталась прежней.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.