Раздел IV Катастрофа самолета «Либерейтор»

Раздел IV

Катастрофа самолета «Либерейтор»

На солдатском кладбище городка Ньюарк, что в средней Англии, среди погибших летчиков похоронен человек, жизнь и смерть которого затронули сердца миллионов людей во Второй мировой войне, — генерал Владислав Сикорски.[14]

До своей гибели он был премьер-министром и главнокомандующим польскими вооруженными силами в эмиграции.

Случилось так, что в ночь с 4 на 5 июля 1943 года английский бомбардировщик, на борту которого находился Сикорски, рухнул в море почти сразу же после взлета. Несмотря на расследования многочисленных комиссий и привлечение авиаэкспертов, а также проверку показаний многочисленных свидетелей, причину этого мистического происшествия установить так и не удалось, в результате чего до сих пор имеют хождение многочисленные версии и измышления.

Польское эмиграционное правительство было создано в Париже в конце сентября 1939 года. Премьер-министром и министром обороны назначен генерал Владислав Сикорски, старый боевой соратник маршала Пилсудского[15] В 1920 году он остановил на подступах к Варшаве рвавшиеся на запад части Красной армии под командованием Тухачевского, а затем разбил Конную армию Буденного.[16] Позднее стал премьер-министром. От государственных дел отошел в 1926 году, когда к власти пришел Пилсудский, установивший диктаторский режим. С тех пор он перешел в ряды противников Пилсудского.

Когда Гитлер в сентябре 1939 годна напал на Польшу — Пилсудский к тому времени уже умер — Сикорски предложил польскому правительству свои услуги и знания, но ответа не получил. Тогда Сикорски покидает страну и оказывается в Париже за два дня до капитуляции Варшавы.

Уже через неделю он назначается премьер-министром эмиграционного правительства и главнокомандующим начавшей формироваться во Франции польской армии.

Летом 1940 года после поражения Франции около 30000 польских солдат и офицеров сумели оказаться в Англии, образовав ядро реорганизующейся армии. Эмиграционное правительство также благополучно перебралось в Лондон.

После окончания битвы за Англию осенью 1940 года — в которой та устояла — Сикорски создает польскую авиационную часть, внесшую немалый вклад в победу союзников. Сформированные польские пехотные подразделения и части были сосредоточены в Шотландии для отражения намечавшегося немецкого вторжения. Авторитет Сикорского в связи с этим сильно возрос. Вскоре он становится активным соратником Черчилля, часто навещая вместе с тем короля Георга VI и королеву Елизавету. Польские солдаты и офицеры представляли собой крупнейший резерв для управления специальных операций. Пройдя соответствующую подготовку, эти люди возвращались на родину, где становились инструкторами и руководителями растущего движения Сопротивления. Основная часть создаваемых с английской помощью отрядов вливалась в ряды Армии крайовой, которая по сути дела стала армией, подчинявшейся польскому эмиграционному правительству в Лондоне и считавшей генерала Сикорского своим верховным главнокомандующим.

Однако кажущееся полное единство эмиграционного правительства с вооруженными силами было на деле обманчивым. У генерала Сикорского были не только друзья, но и враги, большей частью из числа бывших приверженцев Пилсудского, а также высшие офицеры, позорно покинувшие войска в сентябрьских боях 1939 года, которых он намеревался привлечь к ответственности. Именно они занимались интригантством и вели подковерную борьбу против него, в результате чего Сикорски терял уверенность в своих политических решениях, имея к тому же в своем окружении советников, преследовавших исключительно личные интересы.

Рабочий кабинет Сикорского находился в лондонской гостинице «Рубенс», расположенной напротив Бкингемского дворца. Шестидесятилетний генерал имел твердый характер и обладал высокими амбициями. Личный его авторитет и реализм оценивались весьма высоко.

Когда Гитлер 22 июня 1941 года напал на Советский Союз, Сикорски вместе с другими союзниками становится на сторону Сталина.[17] Тем самым он оказался в начале пути, возврата с которого уже не было.

Не без легкого нажима Черчилля и в его присутствии Сикорски подписал так называемый пакт Сикорского-Сталина, который был в свою очередь подписан Иваном Майским, тогдашним советским послом в Лондоне. Противники Сикорского не простили ему этот акт, хотя в результате его были спасены жизни многим сотням тысяч поляков, попавшим осенью 1939 года из районов восточной Польши в Сибирь. Кроме того, поляки получили возможность формирования в России своей армии под командованием генерала Владислава Андерса.

В начале декабря 1941 года Сикорски посетил Москву и представил Сталину список на 14000 пропавших без вести польских офицеров. Сталин ответил ему, что они, скорее всего, бежали в Манчжурию.

Во время этого визита было подписано соглашение о совместной борьбе России и Польши против Гитлера.

В конце марта 1942 года Сикорски вылетел в Соединенные Штаты, опасаясь тайного соглашения Черчилля и Рузвельта[18] со Сталиным за счет территории Польши. Черчилль выделил ему для этой цели бомбардировщик типа «Либерейтор». На полпути, над Атлантикой, под одним из спальных мешков была обнаружены мощная зажигательная бомба. Как оказалось, это было типовое взрывное устройство, выдаваемое пилотам для уничтожения самолета в случае вынужденной посадки на территории противника. После посадки в США самолет был тщательно осмотрен. Офицер, обнаруживший бомбу, полковник польской армии, был несколько раз допрошен и, в конце концов, неожиданно показал, что сам же ее и подложил, чтобы предупредить общественность о возможности реального покушения на жизнь генерала. Его объявили душевно больным, а через некоторое время в Эдинбурге, уже после возвращения из США, он попал под колеса грузовика и скончался.

В дальнейшем, наряду с многочисленными инспекциями войск, во время которых он говорил не только о славном прошлом, но и обещал счастливое будущее Польши, наряду с напряженными и продолжительными заседаниями эмиграционного правительства, он не упускал ни малейшей возможности направлять ноты и меморандумы ведущим политикам Англии и Соединенных Штатов, в которых выражал свое беспокойство о будущем Польши, в особенности ее восточных территорий. Ведь одновременно со своими первыми военными успехами Сталин начал и политическое наступление, которое должно было подготовить позднейшую аннексию Восточной Польши, признанную Гитлером в 1939 году. Сикорски, естественно, не знал, что карты, образно говоря, были уже розданы.

Генералу очень редко удавалось проводить время в кругу своей семьи. Его единственная дочь София, занимавшаяся до войны конным спортом и снискавшая в Польше широкую известность, вышла замуж за польского офицера Лежневского, угодившего в немецкий плен, являлась в те годы начальником польского женского вспомогательного корпуса.

В ноябре 1942 года Сикорски в третий раз отправляется в Соединенные Штаты. Он намеревался обсудить с Рузвельтом новые советские территориальные претензии, наложившие негативный отпечаток на взаимоотношения Польши с союзниками.

Его маршрут в Вашингтон пролегал через Монреаль. Королевские военно-воздушные силы Великобритании предоставили на этот раз в его распоряжение двухмоторный «Локхид Хадсон», у которого сразу же после взлета в Монреале на высоте не более 30 метров еще над взлетной полосой отказали оба двигателя. Пилот однако не растерялся и совершил удачную вынужденную посадку. И все же самолет, как говорится, перепахал около 200 метров приаэродромной территории, прежде чем остановился, получив серьезные повреждения.

На удивление, все пассажиры получили лишь легкие травмы. Происшествие держалось в строгой тайне.

Через некоторое время Сикорскому было сообщено, что, вполне вероятно, это был диверсионный акт немцев.

По прибытию в Вашингтон, Сикорски был сердечно встречен Рузвельтом, который изложил ему в том числе и в письменной форме свои обязательства в отношении Польши. Предстояли президентские выборы — и кто отказался бы от нескольких миллионов голосов американцев польского происхождения. Документ этот нашел свое место рядом с меморандумом Черчилля в черной кожаной папке, которую генерал всегда носил с собой.

Тем не менее, по возвращении в Лондон Сикорски продолжал подвергаться нападкам своих внутриполитических врагов, которые обвиняли его в политике уступок Сталину.

15 апреля 1943 года радио Берлина объявило о находке по Катынью нескольких захоронений с польскими офицерами. Генерал Сикорски, которого это заявление очень обеспокоило, обратился к Черчиллю за советом, как быть. Черчилль, хотя и догадывавшийся о совершенном злодеянии, ответил, что мертвых все равно уже не поднимешь, и дал понять, что не хотел бы вмешиваться в эту аферу. Тогда Сикорски обратился в международный Красный крест с просьбой разобраться в данном вопросе. Гитлеровский министр пропаганды Геббельс[19] немедленно усмотрел в этом исключительно благоприятный шанс посеять раздор в лагере союзников. А Сталин, воспользовавшись возможностью появления комиссии Красного креста, отреагировал немедленно. Его орган — газеты «Правда» обвинила в злодеянии немцев и заклеймила генерала Сикорского как союзника Гитлера. На этом основании Советский Союз порвал политические отношения с эмигрантским польским правительством.

Когда в Лондоне прошли слухи о недовольстве генералом Сикорским в частях и подразделениях армии генерала Андерса, ушедшей после окончания формирования из Советского Союза на Ближний Восток, Сикорски посчитал необходимым вылететь туда, чтобы разобраться в происходившем.

Британский министр иностранных дел Иден,[20] с которым Сикорски должен был лететь вместе, проинформировал советского посла Майского об этом и заверил, что в польском эмигрантском правительстве в ближайшее время произойдут изменения, на которых настаивал Сталин, постоянно напоминая о их необходимости Черчиллю.

1 мая 1943 года Сикорски получил послание от двух своих министров, которые умоляли его отказаться от поездки на Ближний Восток. Вот что они писали:

«Лично — строго секретно.

Господин генерал!

В течение уже довольно продолжительного времени вы намереваетесь совершить поездку на ближний Восток. Желание это несомненно вызвано вашей заботой о государственных интересах и положением польских частей и подразделений, дислоцирующихся там…

… Вполне очевидно, что часть польских беженцев на Ближнем Востоке возбуждена преступной агитацией определенных кругов, в результате чего эта поездка становится для вас опасной, господин генерал. Не исключена и возможность провокационных действий со стороны вражеских сил.

Обращаемся к вам как члены правительства и преданные от всей души люди с просьбой отказаться в сложившихся обстоятельствах от запланированной вами, господин генерал, поездки на Ближний Восток.»

На это письмо Сикорски не ответил.

Через десять дней, 25 мая 1943 года — после совместного завтрака с ближайшими сотрудниками в гостинице «Дорчестер-отель» и встречи с министром иностранных дел Иденом — небольшая группа польских политиков направилась на железнодорожную станцию Паддингтон, чтобы выехать на один из аэродромов королевских военно-воздушных сил, расположенный вблизи Бристоля.

Кроме Сикорского, его личного адъютанта и дочери в этой группе находились несколько высших офицеров, а также полковник Виктор Казалет — офицер связи английского правительства с польским эмиграционным правительством.

На аэродроме их уже ожидал служебный самолет Идена. Это был переоборудованный американский дальний бомбардировщик «Либерейтор», наиболее массовый самолет Второй мировой войны. У него был номер АЛ-523. Вылет был назначен в полночь. В качестве пилота должен был лететь чешский летчик — лейтенант авиации Эдвард Макс Прхаль, считавшийся одним лучших пилотов транспортной авиации и бывший одним из пяти летчиков союзников, которым разрешалась ночная посадка в Гибралтаре.

Рано утром следующего дня машина совершила промежуточную посадку в Гибралтаре, после чего продолжила путь в Каир.

В тот же день во многих польских министерствах в Лондоне раздались телефонные звонки. На неплохом польском языке им было передано сообщение:

— Вы еще не слышали последнюю новость? Самолет генерала Сикорского потерпел в Гибралтаре катастрофу. Все пассажиры погибли.

Господа министры успокоились только тогда, когда услышали официальные заверения сотрудников британского правительства, что все в порядке, а телефонные звонки были просто чьей-то злой и неуместной шуткой.

Тем временем «Либерейтор» прибыл в Каир без происшествий. Сикорскик провел несколько дней в разговорах с генералом Андерсом, а самолет возвратился в Англию. Затем в течение нескольких недель генерал объезжал польские части в Иране, Ираке и Палестине, проводя, несмотря на нестерпимую жару, инспекции, принимая парады и беседуя с офицерами и солдатами. О его здоровье все это время беспокоилась его дочь София, находившаяся постоянно с ним. 29 июня Сикорски возвратился в Каир, где вместе с дочерью и адъютантом, лейтенантом Поникевским провел несколько дней отдыха. Его было даже уговорили провести в Египте несколько недель отпуска, но тут он получил телеграмму от Черчилля и стал собираться в обратный путь.

Сикорски попросил выслать за ним самолет и выразил желание вновь лететь с пилотом Прхалем. Его желание было исполнено. Генерал купил тогда серебряный портсигар для летчика и попросил выгравировать на нем дарственную надпись с выражением восхищения его летными качествами, который и вручил тому при его прилете в Каир.

Непосредственно перед вылетом 2 июля 1943 года Сикорского попросили взять с собой трех пассажиров, которым надо было срочно попасть в Лондон, а других оказий пока не было. Ими были бригадный генерал военной полиции Джон Уайтли и два агента секретной службы. Сикорски не возражал.

«Либерейтор» взлетел с аэродрома Каира, как и было запланировано. Генерал был в прекрасном настроении и занял даже место в кабине летчика. Дочь сфотографировала его и пилота Прхаля на память.

Примерно в три часа пополудни начальник польской миссии в Гибралтаре граф Людвиг Лубенски, бывший до войны секретарем тогдашнего польского министра иностранных дел Иосифа Бека, был вызван во дворец губернатора.

Из воспоминаний графа Лубенского:

«Когда я пришел к губернатору, он сказал мне:

— Я только что получил радиограмму из Каира, в которой генерал Сикорски, возвращающийся в Лондон, просит разрешения сделать промежуточную остановку в Гибралтаре с ночевкой в связи с усталостью.

Губернатор Мейзон-Макфарлейн испытывал искреннее уважение к Польше и был другом генерала Сикорского. После того как мы обсудили подробности пребывания генерала Сикорского в Гибралтаре, я возвратился к себе. Но не успел усесться за письменный стол, как меня снова вызвали к губернатору.

Я поспешил во дворец, и губернатор рассказал мне о возникновении довольно сложной ситуации. Вслед за радиограммой Сикорского он получил шифровку господина Майского, советского посла в Лондоне, в котором он сообщал, что вызван Сталиным в Москву и нынче же совершит посадку в Гибралтаре, переночует и вылетит в Москву через Каир.

— Естественно, я не могу принять одновременно этих двух гостей у себя, — сказал губернатор.

Дело в том, что к этому времени из-за резни в Катыне отношения между Советским Союзом и Польшей были фактически прерваны. И я ответил ему:

— Решайте сами, господин губернатор, кого из этих гостей вы предпочитаете.

— Конечно же, Сикорски для меня — на первом месте, но мне придется объясняться с Лондоном, — возразил с улыбкой губернатор.

Тогда я предложил ему сказать, что у него уже есть гости и к тому же из соображений безопасности будет лучше, если господин Майский прибудет в Гибралтар ранним утром, вылетев из Лондона ночью. Ведь идет война и следует считаться с немецкими истребителями. После нескольких часов отдыха, завтрака и принятия ванны господин Майский мог бы вылететь далее. Генерал Сикорски в это время будет находиться в отведенных ему апартаментах.

Так и было сделано.

Через несколько часов «Либерейтор» с Сикорским на борту приземлился на аэродроме в Гибралтаре и был встречен губернатором, мною и одним из английских офицеров. Спустившись с самолета, Сикорски поприветствовал всех, после чего мы поехали на автомашине во дворец губернатора. После ужина генерал пригласил меня к себе. Убедившись, что моя работа в Гибралтаре уже потеряла былую важность и может быть спокойно поручена кому-либо другому, он предложил, чтобы я уточнил у пилота Прхаля, есть ли еще свободные места в самолете, и вылетел вместе с ним в Лондон. Прхаль ответил, что еще одно местечко найдется, но брать с собой багаж не разрешил из-за опасности перегрузки. Тогда Сикорски распорядился, чтобы я летел вместе с ним. Однако ночью прибыл курьер от руководства польского движения Сопротивления, привезший с собою много сообщений, в том числе и зашифрованных. Поскольку у генерала не было кодовой книги, он решил взять с собой этого курьера, а мне приказал прибыть в Лондон с первой же оказией. После отлета посла Майского в Каир, вся польская группа могла передвигаться по Гибралтару свободно.»

Наступил прекрасный воскресный день. Польская группа сделала запись в гостевой книге губернатора и отправилась в город для покупки сувениров. В это время самолет был тщательно осмотрен и подготовлен для дальнейшего полета.

В час дня Сикорски побывал в британской роте почетного караула, а после официального обеда, данного Макфарлейном в прохладной тени своего дворца, направился в сад для инспекции роты польских солдат, дислоцирующейся в Гибралтаре. У генерала была прекрасное настроение: он хорошо отдохнул, находился среди друзей и всего через несколько часов должен оказаться в Лондоне.

Затем Сикорски решил осмотреть подземные укрытия и оборонительные сооружения знаменитой скалы, работа над которыми продолжалась и далее. Несмотря на выходной день, там трудились канадские саперы. На галереях в память о прошлых временах стояли несколько старинных пушек.

Граф Лубенски продолжает свой рассказ:

«Как только пилот Прхаль доложил генералу Сикорскому, что самолет готов к вылету, началось прощание. Поскольку Сикорски, как обычно, садился в самолет последним, лица его сопровождавшие — дочь, генерал Климецки и другие поляки поспешили к самолету и заняли свои места. Но вот генерал попрощался с губернатором. Затем я проводил его до трапа самолета, который находился в хвостовой части фюзеляжа. Протянув на прощание руку, он обратился ко мне со словами:

— Увидимся через несколько дней в Лондоне, господин капитан!

Он исчез в самолете, дверца была закрыта, и мы отошли немного назад, ожидая взлета. Запустив двигатели, пилот некоторое время проверял, как это предписано, их работу, затем вырулил на старт. Получив доклады от членов экипажа, что у них все в порядке, запросил разрешение на взлет.

После дачи такого разрешения, все огни были погашены. Остались только зеленые лампочки, обозначавшие взлетную полосу. Моторы взревели, и самолет тронулся. Провожавшие еще не расходились. Мы стояли у края взлетной полосы, примерно у ее половины, когда мимо нас промчался самолет, набиравший скорость. Хотя и было уже темно, мы увидели силуэт машины, оторвавшейся от взлетной полосы. Самолет сразу же стал набирать высоту и, поднявшись метров на двести, лег на прямой курс. Были отчетливо видны его бортовые огни.»

За взлетом самолета наблюдал и радист управления специальных операций Дуглас Мартин, сидевший на скале со своей рацией, метрах в четырехстах от пролетавшей машины. И он, по сути дела, оказался единственным свидетелем падения самолета в море.

Вот его показание:

«Я услышал шум моторов, и вот в поле моего зрения показался самолет, взлетевший с аэродрома и направившийся в сторону моря. Это был довольно большой самолет, не набравший еще большой высоты. По моим расчетам, он поднялся метров на сто над уровнем моря. Продолжая набирать высоту, он вдруг стал падать со все возраставшей скоростью вниз. Буквально через несколько секунд самолет сел на воду как при вынужденной посадке, имея большую скорость. Двигатели продолжали работать, насколько мне помнится, а сам самолет поплыл на брюхе.

Было уже довольно темно, и я подумал, что следовало бы проинформировать аэродромное начальство о случившемся. Однако когда я сделал несколько шагов к своему радиопередатчику, то мне пришла в голову мысль, что я не знаю точно место падения. В это время увидел, что самолет стал погружаться в воду, а на плоскости, обращенной ко мне, появилось нечто, напоминавшее фигуру человека. Не имею никакого представления, каким образом он выбрался туда из самолета. Но он шел уверенно в сторону от фюзеляжа, выпрямившись во весь рост.»

Снова предоставляем слово графу Лубенскому:

«Самолет находился на поверхности воды целых 7 минут, а потом затонул. За минуту до того, как самолет скрылся под водой, к месту катастрофы подошел моторный катер, за ним еще один, а потом и гребная шлюпка. Был обнаружен пилот, плававший без сознания в спасательном жилете, и еще три человека. Один из них еще дышал, как нам было доложено по радио. Мы сразу же спросили, кто эти люди. Ответ гласил:

— Опознать пока не можем, но один из них в форме.

Губернатор распорядился доставить потерпевших в порт на одном из катеров. Другому же продолжить поиски трупов и оставшихся в живых. Мы все еще надеялись, что кто-нибудь из пассажиров и экипажа спасся.

Затем мы сразу же выехали в порт. Одновременно с нами туда пришел и катер. Губернатор послал меня на него для опознания доставленных людей. Приподняв брезент, сразу же увидел генерала Сикорского с большой раной на голове. На нем были только брюки и рубашка, все остальное снято. Другим был труп генерала Климецкого в полной военной форме без явно видимых травм и повреждений. Третьим оказался британский офицер Уайтли. Четвертой жертвой был пилот уже без спасательного жилета, но еще живой.»

Прхаля тут же отправили в больницу: он был в шоковом состоянии с глубокой раной на лице и сломанной рукой. На следующее утро поисковый самолет определили точное место падения «Либерейтора», сбросил на это место маркировочный буй с красным флажком. Потерпевший катастрофу самолет лежал в пятистах метрах от конца взлетной полосы на глубине около 9 метров и был хорошо виден в чистой воде. Фюзеляж развалился на несколько частей, колеса торчали кверху. Плоскости казались целыми, хвостовое же оперение лежало на удалении нескольких метров.

Подразделение водолазов, находившееся в то время в Гибралтаре в ходе подготовки к операции в Сицилии, получило задание заняться поисками потерпевших. Губернатор сам прибыл на моторном катере к месту падения самолета и отдавал распоряжения. Его особо интересовала черная кожаная папка генерала Сикорского. В конце концов, она была найдена, вручена губернатору, и с тех пор ее более никто не видел.

Одни из водолазов был довольно известный Лионель Крабб. Через 13 лет, в 1956 году, он получил задание обследовать корпус советского корабля, прибывшего тогда с официальным визитом в Англию, да так и пропал. Человеком, который выдал его Советам, был в 1943 году начальником британской секретной службы по Пиренейскому полуострову и Гибралтару Ким Филби,[21] один из лучших секретных агентов Сталина. В его распоряжении в то время имелось значительное число готовых на любые действия агентов, сыгравших немаловажную роль в скрытой войне противоборствующих сторон в этой части Европы.

В утренние часы 5 июля в фюзеляже самолета был обнаружен китель генерала Сикорского.

Тем временем из воды были выужены десятки мешков с почтой и различный багаж. Среди прочего в нем были несколько чемоданов с одеждой и мехами, ящики с виски, вино, сигареты, кофе и другие продукты, строго нормированные в Англии. А в одном из чемоданов находились новенькие фотоаппараты «Лейка». Были извлечены кипы дипломатической корреспонденции, часть которой имела гриф «строго секретно». На водной поверхности плавали сотни банкнот английских фунтов стерлингов. Водолазы нашли в обломках самолета даже серебряный портсигар, подаренный пилоту генералом.

Труп дочери генерала Сикорокого Софии найден не был. Не были обнаружены и тела по крайней мере еще трех пассажиров.

В завершение водолазных работ к месту происшествия подошло специальное спасательное судно, которое должно было извлечь из воды обломки самолета, для чего водолазы стали подводить цепи под его фюзеляж. Однако оказалось, что кран этого судна был слабоват для такой работы. Поэтому было решено просто подтянуть обломки самолета ближе к берегу волоком.

Капитан Лубенски заложил прах генерала Сикорского в двойной гроб. Вскрытие и расследование причин его смерти производиться не стали — как ему было объяснено, по политическим мотивам.

Польское правительство направило в Гибралтар находившийся в его распоряжении эсминец «Оркан», чтобы с почестями доставить в Лондон прах погибших.

Поскольку, однако, по морскому суеверию перевозка трупа означала несчастье для корабля и его команды, то капитан согласился взять на борт только гроб генерала Сикорского.

8 июля после отпевания в соборе гроб генерала Сикорского был торжественно доставлен на эсминец. Во главе процессии, двигавшейся по всему Гибралтару, шли губернатор Мейзон-Макфарлейн и граф Лубенски.

Через несколько дней в порту Плимута корабельный кран перенес гроб с борта эсминца на береговой причал, где его ожидали друзья, провожавшие генерала в полет всего шесть недель тому назад.

(А через три месяца эсминец «Оркан» затонул вместе со всем экипажем.)

15 июля 1943 года в Вестминстерском соборе Лондона состоялось торжественное отпевание генерала Сикорского. Вместе с почти всеми английскими министрами и представителями союзных правительств в этой церемонии принял участие Уинстон Черчилль со своей супругой. Многие видели на глазах Черчилля слезы.

На следующий день гроб генерала был доставлен на солдатское кладбище в Ньюарк. Вдова покойного положила горстку польской земли в его гроб. Сокровенным желанием генерала было дождаться вместе со своими солдатами возвращения на освобожденную родину.

Но он остался с некоторой частью солдат навеки в Англии.

7 июля в Гибралтар прибыл самолет со специальной комиссией королевских военно-воздушных сил. Вначале было произведено несколько взлетов самолетов при таких же условиях, как и тогдашнего взлета «Либерейтора». Комиссия выясняла и все рутинные вопросы. Было установлено, что погода в тот день была нормальной, дул слабый восточный ветер, небо было безоблачным, видимость составляла порядка 15 километров, покрытие взлетной полосы, западная часть которой выдвинута в море, было в безукоризненном состоянии.

Одновременно следственная группа комиссии произвела допрос более 30 свидетелей происшествия. Прхаль, еще не оправившийся от шокового состояния, был допрошен одним из первых прямо в больнице. Он показал, что, как и всегда, после подъема в воздух произвел скользящее движение вниз метров на 50 для подъемного разгона на скорость в 260 километров в час. Когда же он попытался перейти на подъем, машина не послушалась. Руль управления оказался заблокированным. Может быть, это сделал его второй пилот по недосмотру. Тогда он крикнул в бортовое переговорное устройство: «Вынужденная посадка» и выключил двигатели, чтобы избежать взрыва при ударе об воду. Топливные баки ведь были полны. Как прошла посадка, он уже не помнит.

Хотя он был обнаружен в воде в спасательном жилете, застегнутом как положено, на вопрос, одевал ли он спасательный жилет, он отвечал: «Нет».

Радист управления специальных операций Дуглас Мартин, являвшийся единственным свидетелем падения самолета, на допрос почему-то не вызывался.

Тем временем из воды были извлечены обломки «Либерейтора», но никаких дефектов управления обнаружено не было. Конструктора и технические эксперты фирмы «Консолидейтид эйркрафт корпорейшн» США, построившей этот самолет, решительно отрицали возможность блокировки рулевого управления.

В ходе допроса персонала аэродрома Гибралтара было установлено, что вопросу охраны «Либерейтора» во время его стоянки никакого особого внимания не уделялось. В самолет даже поднимались два человека, якобы, за своими вещами.

Точных данных о числе пассажиров и нагрузке самолета не было, так как документация машин, перевозящих особо важных лиц, обычно не проверяется.

На том месте, где пилот проверял работу двигателей на взлетной полосе, на следующее утро был обнаружен какой-то предмет из багажа «Либерейтора».

Офицер, ответственный за регистрацию пассажиров, доложил, что только двое из предположительно одиннадцати пассажиров «Либерейтора» у него отметились. Это были двое сотрудников секретной службы из Каира, которые намеревались лететь и далее на самолете в Лондон.

Комиссия, проработав три недели, не выяснила доказуемых причин катастрофы самолета. Свой доклад о проделанной работе она закончила следующим выводом:

«Предполагаем, что речь о каком-либо акте диверсии, приведшей к катастрофе «Либерейтора» AЛ-523, в данном случае не идет».

И вторая комиссия, созданная через две недели по указанию Черчилля, не нашла ничего вразумительного, отметив лишь, что лейтенант авиации Прхаль ответственности за происшедшее не несет.

Известно только, что самолет был перегружен, за что вообще-то отвечает пилот, и что, вполне вероятно, именно поэтому машина не отреагировала надлежащим образом на маневр летчика.

Поскольку, однако, обе комиссии исходили из предположения, что никакого акта диверсии не было, и рассматривали только версию Прхаля о причине падения самолета, целый ряд важнейших вопросов о катастрофе «Либерейтора» АЛ-523 так и остались до сих пор невыясненными.