Чечения — битва за свободу

Чечения — битва за свободу

Постановление размножалось и расклеивалось по всей республике, как и Указ Президента РСФСР. Писались и расклеивались листовки, воззвания, обращения, несмотря на попытки милиции пресечь всё это. В этот же день в штаб ОКЧН явилась делегация ингушских демократических сил и обе стороны договорились о согласованном действии. В штаб являлись люди самых разных профессий и возрастов, простые труженики и интеллигенты, студенты и учёные, выражающие свою солидарность с ОКЧН и изъявлявшие желание участвовать в конкретном деле. Начали поступать коллективные заявления о поддержке от трудовых коллективов и учреждений. 20 августа даже старшие офицеры заявили о готовности выступить на стороне ОКЧН. Большую работу среди личного состава МВД по привлечению их на сторону офицеров проводил Умар Дендиев. У него был свой актив среди офицеров. Штаб, как было сказано, работал круглосуточно: до 12 ночи в полном составе, а после этого до утра дежурил кто-нибудь из президиума с боевой группой. В ночь с 19 на 20 дежурил я. Это была первая ночь двоевластия в здании горкома КПСС. Но и они не знали, что делать, ибо такой решительности от ОКЧН не ожидал никто. Да и в республике тоже было двоевластие. На второй день утром председатель горсовета и 1-й секретарь ГК КПСС Куценко попытался пресечь доступ в штаб ОКЧН своей властью: был выставлен усиленный милицейский пост. Но гвардейцы ОКЧН быстро привели их в чувство. Договорились на том, что пост будет совместный. 20 августа ОКЧН наращивает активность. По районным центрам тоже возникают митинги. Все войсковые части предупреждены: в случае подозрения об агрессивных намерениях с их стороны к ним будет применена сила. Получено заверение в их лояльности ОКЧН. Несколько сот грузовых машин, завезённых в республику из Новосибирска, якобы, для уборки урожая, заблокированы в местах скрытного дислоцирования. Через несколько дней около двадцати единиц из них национальные гвардейцы перегонят на площадь Свободы по моему предписанию. А для чего они предназначались командованием ГКЧП — остаётся только догадываться, так же, как о госпиталях и больницах, буквально за несколько дней до объявления ЧП, по приказу из Москвы, подготовленных к приёму раненых. Было много и других приготовлений, сделанных накануне переворота. Намерения были более чем явные… 20 августа в Заводском народном суде прошла формальность по так называемому «административному делу» за вчерашний митинг ВДП. Примечательно, что нарсудья Тарамова С. Х. оказалась на высоте и действовала намного мужественнее в той обстановке, в которой терялись некоторые мужчины. Я был оштрафован на 100 рублей.

Вечером, опять же по приказу Куценко, КГБ и МВД совместно попытались освободить здание горкома от ОКЧН. Руководил операцией полковник Исаев, отрядом милиции командовал майор Тибаев. Первая стычка состоялась в коридоре пятого этажа, когда непрошеные гости попытались войти в штаб ОКЧН. Помню, что одному из офицеров, одетому в штатское, Нураев проехался по физиономии. Но после небольшой потасовки в потёмках, пришельцев удалось оттеснить на лестничную клетку. Я вышел к ним, чтобы посоветовать не провоцировать осложнения. Но получилась только очередная перепалка, перешедшая в схватку, в которой шесть-семь милиционеров, в конце концов, стащили меня до коридора первого этажа. Здесь их оказалось в несколько раз больше, чем мы ожидали. Но к тому времени подоспела группа национальных гвардейцев, возвращавшихся с задания, и ещё вызванные по телефону на подмогу штабу. План Куценко сорвался. Было уже около двенадцати. Полковник Исаев со своим сопровождением сидел в штабе с Дудаевым и несколькими членами Исполкома, когда по телевидению передали, что Язов и ещё кто-то подали в отставку. Настроение визитёров из КГБ явно упало, резко сменилась тема разговора.

21 августа продолжалось наращивание активности демократических сил. Митинг, начавшийся непосредственно у входа в здание Верховного Совета, продолжили на площади Шейха Мансура. В этот день, впервые с 19 августа 1991 года, «прорезался голос» и у так называемой Чеченской партии Справедливости, руководство которой потом, задним числом, будет сочинять небылицы. Активность стали проявлять и другие неформальные группы. В этот же день ожидалось заседание Президиума ВС ЧИР, который, по требованию общественности, должен был рассмотреть вопрос о ЧП на территории ЧИР. Заседание пройдёт, но решение будет обнародовано только на второй день, под стать соответственно изменившейся в центре ситуации. А ситуация в Москве менялась стремительно. Власти ЧИР усиленно пытались определить, в каком русле им действовать. Но время было упущено — значит, и инициатива. Народ назвал руководство республики ненавистным в те дни словом «гэкачеписты». Насколько это соответствовало действительности, было ясно не всем, но все знали, что они подчинились ГКЧП. К тому же, появилась информация о том, что 18 августа, по приезде в Москву, Завгаев Д. Г. направился в ЦК КПСС и провёл там весь день. Значит, он находился в штабе путча. С этим сообразовывались и действия местных органов правопорядка.

Когда Завгаев возвратился из Москвы, сейчас не помню: кажется, 21 августа. Ясно одно — расширенный Президиум ВС принял решение: в связи с тем, что обстановка в ЧИР остаётся нормальной, просить ГКЧП не вводить на её территории режим ЧП. И это они сочли за подвиг — посмели просить! Хотя режим ЧП был ввёден в ЧИР с утра 19 августа: действие властей — яркое тому свидетельство.

Вечером 21 августа с ГКЧП, практически, было покончено. Ночь на 22 августа окачеэновцы провели на площади Шейха Мансура — праздновали победу танцами и готовились к бессрочному митингу. До глубокой ночи разрабатывали план действий. С утра открыли митинг. В 12 часов выступил Джохар. Народ прибывал. Представители ВС ЧИР тоже выступали, но в качестве оправдывающихся. Слушать их никто не хотел, тем более верить их речам. Тем не менее, им давали слово и они выступали. Митинг решил, что Дудаев должен выступить по телевидению. Группа участников (человек сто) направились к телецентру. Через некоторое время прибежал гонец с сообщением, что у телецентра идёт драка с милицией, требуется помощь. Этого было достаточно.

Несколько сот человек устремились на помощь товарищам. Когда я прибыл туда, телевидение было в руках повстанцев. Милиция не знала, что делать. Там же крутились люди из ВС и Совмина. Они попросили успокоить людей. Я предъявил наши требования: немедленно представить Дудаеву возможность выступить по телевидению, сместить с поста председателя Гостелерадио Мареченкова и так далее. Руководители ЧИР, в частности, Г. Эльмурзаев, пытались внести некоторые коррективы в наши требования: пусть вместе с Джохаром выступят и представители ВС ЧИР. Но это был вчерашний день. Сегодня мы не могли пойти на такие уступки. Я категорически отверг такую возможность, сказав, что Джохар выступит один и столько, сколько ему нужно будет, и непременно сегодня. В это время, оказывается, персонал телевидения был распущен через чёрный ход. Нас хотели поставить перед фактом, что, мол, некому обеспечить телеэфир. Но не все работники выполнили это предательское указание. Несколько человек остались на рабочих местах. Они-то и предупредили нас о подвохе.

Руководство не осмелилось долго испытывать терпение народа. Необходимые специалисты были вызваны и телеэфир состоялся с 20 часов до 21 часа 05 минут. Народ увидел своего лидера воочию и принял его. Выступление Дудаева было одним из основных событий в обеспечении победы над местным ГКЧП. А победа окрылила повстанцев. Для народа это выступление было своего рода реваншем за коварство, проявленное в отношении Дудаева в мае, на сессии Верховного Совета: тогда, по требованию пикитирующих здание Дома политпроса, где проходила сессия, он был вызван на заседание с обещанием предоставить слово для выступления, но слово так и предоставлено не было. В тот день впервые члены ВДП расчистили Дудаеву путь к месту заседания ВС, прорвав два милицейских заслона: машина подъехала к самой лестнице здания. Под гимн Чеченской Республики генерал вошёл в зал заседания. Но тогда власть ВС республики была ещё крепка. И когда председательствующий Завгаев поставил вопрос о предоставлении слова председателю ОКЧН (сделано это было специально), сессия отклонила предложение. Дудаев покинул зал. На второй день он нашел в себе силы духа, чтобы придти к тому же Завгаеву с предложением назначить президентские выборы в ЧИР, где Исполком ОКЧН приложит максимум усилий, чтобы избрали президентом именно Докку Гапуровича. Таким образом, он намеревался сделать реальный шаг к реализации Декларации о государственном суверенитете ЧИР. По замыслу, избрание президента ЧИР должно было означать выход республики из состава России и образование независимого государства. Но Завгаев оказался неспособным осмыслить ситуацию. Видимо, он уже считал, что Декларация о суверенитете останется бумажкой и не собирался вытаскивать её из-под сукна. Более того, через несколько дней, выступая в университете, он исказил суть предложения Дудаева, пытаясь изобразить дело таким образом, будто генерал, как он выразился, выгнанный из армии, хотел добиться у него поста министра обороны ЧИР.

22 августа, и тем более позже, народ вспомнил это вероломство. Вспомнил и то, как предательски действовал Верховный Совет ЧИР во время референдумов СССР и РСФСР, при выборах Президента России и до этого, во время первого съезда народных депутатов РСФСР. Всё это было свежо в памяти и свидетельствовало о неспособности тогдашней высшей власти вести народ к независимости. Двадцать третьего августа уже власти поняли шаткость своего положения. Исполком ОКЧН к тому времени разместился в кабинетах бывшего горкома КПСС и частично в помещениях горсовета народных депутатов. Митинг стоял непрерывно на площади Шейха Мансура. Требования ещё были очень либеральные.

Резолюция от 23. 08. 91 г. гласила:

«Многотысячный митинг, созванный демократическими организациями республики, обсудив общественно-политическую ситуацию и признав её критической, требует от Верховного Совета ЧИР:

1. Созвать экстренную сессию ВС с трансляцией по телевидению и радиовещанию до исхода понедельника 26. 08. 91 г.

2. В связи с тем, что было предложено к 23. 08. 91 г. решить вопрос о передаче телевидения и радио под контроль Исполкома ОКЧН и смещении с занимаемых должностей председателя Госкомитета по телевидению и радиовещанию Мареченкова Ю. В. и его заместителя Мальсагова А., дать ответ по данному вопросу митингу (на площади имении Шейха Мансура).

3. В случае невыполнения требований настоящей резолюции, митинг оставляет за собой право принять соответствующие ситуации меры».

И меры были приняты буквально на второй день. Сначала свалили памятник «вождя» мирового пролетариата. Зрелище было многолюдным и захватывающим. Желание быть причастным к этому историческому моменту было у всего митинга. Но были и противники, в том числе, и группа народных депутатов ЧИАССР, которые заявили, что памятник будет снесён только через их трупы.

Но их быстро утихомирили, и они не стали испытывать свои тела на прочность и быстро удалились подальше от падающей махины памятника. Самое интересное в том, что они были из той группы делегатов ОКЧН, панически покинувших зал заседания второго этапа съезда чеченского народа 08. 06. 91 г., обвинив Дудаева и ВДП во всех смертных грехах. Бронзу бывшего памятника протащили по улицам города и сбросили в Сунжу. Раньше туда сбрасывали, образно говоря, историю чеченского народа, а теперь судьба воздавала должное тем, кто творил эту ленинскую национальную политику. Но не ради мести, а для очищения себя, своего насквозь пропитанного коммунистическим духом сознания. Для политического раскрепощения своего духа.

Как и предполагалось, факт сноса памятника Ленину имел эффект разорвавшейся бомбы. Народ разбушевался. Рассчитавшись с ним, часть митинга двинулась к Верховному Совету, чтобы потребовать ответа на свои требования. Были призывы штурмовать здание. Что и случилось. Когда я подбежал к дверям, передние ряды уже брали первые этажи. Шум стоял оглушительный, еле удавалось различить свой голос в мощном милицейском мегафоне. Председатель Совета Министров и некоторые члены были зажаты в плотном кольце. Я еле пробился к ним, срывая голос, немного успокоил разгоряченных людей.

Бекова и нескольких лиц из руководства Совмина и ВС собрали в зале заседания на третьем этаже здания Совмина, ныне Парламента ЧР. Чувствовалось, что они осознают свою вину за причастность к ГКЧП, если не соучастием, то безоговорочным подчинением их требованиям. Эта вина в те дни довлела над правоохранительными органами республики, как и всего Союза, что позволило укрепиться демократическим силам, а в Чечении — национально-освободительным, которых российское руководство вначале приняло, как часть общедемократических сил, действующих в русле сопротивления попытке возврата к тоталитарной системе.

В частности, здесь и кроется загадка терпеливого отношения российского руководства к процессам в ЧИР даже тогда, когда они выходили за рамки, как им казалось, общепринятых норм демократизации. К тому же, видимо, были иллюзии насчёт влияния союзных и федеративных депутатов от ЧИР на республику. Причин было ещё много. Но главное было в том, что мало кто в союзном и российском руководствах предполагал, что в Чечении есть политические силы, способные оторвать республику от чудовищного механизма власти двуглавого монстра союзно-российской империи. А таковыми оказались ВДП и ОКЧН.

Народ, за три четверти века пропитавшийся ненавистью к империи, планомерно убивавшей в нём всё родное, узрел шанс стать полноценной нацией и использовал его со свойственной чеченской натуре горячностью, как говорится, на одном дыхании. Более драматичные события после падения ГКЧП развивались лишь после разгона народом так называемого Верховного Совета ЧИР, который произошёл б сентября 1991 года. А до этого, после взятия здания ВС, 24 августа, народ чуть было не разогнал КГБ. Нет, это даже было до взятия здания Совета Министров, ещё памятник не был свален, а национальные гвардейцы уже осадили здание КГБ и руководство попросило, чтобы кто-то из руководителей ОКЧН согласился с ними переговорить. Я направился туда.

Картина, представшая перед глазами, была абсолютно неадекватной той, что была 19 августа, когда меня вводили в это здание в качестве арестанта. Тогда КГБ чувствовал себя хозяином республики. Сейчас же он представлял совсем иной вид и выглядел не только не хозяином республики, но и своего ведомства. Когда мы вошли в здание КГБ, то увидели картину, схожую с немой сценой «Ревизора». Эта аналогия осенила меня мгновенно. Всё фойе первого этажа было заполнено напряжённо застывшими сотрудниками, которые растерянно взирали на своего вчерашнего арестанта, как на спасение. От тех, кто требовал призвать их к ответу за все грехи ЧК, НКВД, НКГБ и КГБ. В свете роли КГБ и ГКЧП не трудно было вменить им в вину не только это…

Нас быстро провели в кабинет председателя, где, кроме самого Кочубея, находилось ещё несколько старших офицеров ведомства. Кочубей попытался сразу же выложить своё алиби непричастности к ГКЧП, заявив, что в те дни он действовал согласованно с Хасбулатовым, и это делалось через депутата ЧИР Чёрного — одного из помощников Хасбулатова в ЧИР. Это, мягко говоря, я не мог принять на веру, о чём и сказал. Но суть встречи была в просьбе снять осаду здания и в заверении, что КГБ ЧИР не будет участвовать в происходящих политических процессах, на основании приказа Москвы. После недолгих дискуссий Кочубей предложил мне поговорить по телефону с Баранниковым, председателем КГБ РСФСР, чтобы убедиться в справедливости его слов. Что и было сделано незамедлительно. Баранников в достаточной мере владел информацией из Чечении. Он тоже заверил, что КГБ дано чёткое указание в политические процессы не вмешиваться. Единственная просьба была — не разгонять ведомство. Согласие было достигнуто на том, что внутри здания КГБ будет наш постоянный пост, архивы будут немедленно опечатаны, деятельность КГБ прекращается до особых распоряжений, но в здании они остаются. Вывески на здании уже успели разбить. Затем последовало снесение памятника Ленину и взятие здания СМ, на котором водрузили знамя Чеченской Республики. Митинг сразу же перенесли к зданию Совмина. Вскоре выяснилось, что Завгаев тоже находится в здании. Начались переговоры. Всю ночь пытались найти формулу выхода из кризиса власти. Народ полностью контролировал здание. Площадь Свободы была заполнена тысячами и тысячами людей, которые непрерывно прибывали. Порой казалось, что компромисс будет найден. Главное требование народа — немедленная отставка Председателя и Президиума ВС ЧИР — было ультимативным, его не хотел принять Завгаев. Но без выполнения этого условия и народ не хотел слушать о компромиссе. Параллельно с разработкой соответствующего документа шла подготовка к завтрашней сессии ВС: вызывались депутаты. Оказывается, не только депутаты, но и их родственники: якобы, для защиты своих депутатов. Готовилась провокация, которую удалось предотвратить с трудом. Прибывшим родственникам объяснили, что их депутаты находятся под защитой народа. Ночь прошла в чередовании переговоров за столом с отдельными консультациями, в подготовке и переписывании документов. Был момент, когда всем нам, работающим над соглашением показалось, что компромисс найден. Завгаев и его команда принимали условия, о досрочном сложении полномочий и ещё целый пакет условий. И когда эти уже сформулированные и согласованные условия были представлены Джохару, он сказал мне: «Делай, что хочешь, но этот документ не должен быть принят!» Он, оказывается, увидел в «уступчивости завгаевшины коварный замысел — успокоить народ, заставить их уйти с плошади Свободы, чтобы потом, когда люди разойдутся, удовлетворенные кажущейся победой, просто переиграть ситуацию.

Так сделали руководство КБАССР и других мест. И я, откровенно говоря, организовал неприятие народом этого проекта соглашения. Были еще попытки Завгаева навязать свой вариант, в чуть изменном, приукрашенном виде. Но к утру стало ясно, что соглашение не состоится: Президиум ВС не принимал основного требования народа, а народ не желал слышать об ином компромиссе.

Надо отдать должное завгаевскому чутью: он сразу уловил, кто организовал провал своего плана. Завгаеву ничего другого не оставалось, кроме созыва внеочередной сессии ВС ЧИР. Экстренная сессия ВС ЧИР началась на второй день после обеда в зале заседания, на третьем этаже здания СМ. Несмотря на то, что зал был плотно заставлен стульями, мест явно не хватало. Официально присутствовала и делегация ОКЧН, возглавлять которую было поручено мне.

Сразу стало ясно, что депутаты решили сорвать работу сессии. Высказывалась масса претензий в организации сессии. Нам заявили о категорической неприемлемости диктата ОКЧН и ВДП. Многие, оказывается, были «очень смелыми и независимыми людьми» всю свою жизнь (что до сих пор было мало заметно) и не «боятся толпы», которая собралась перед зданием. Запальчивости депутатам хватало, хотя в большей степени она исходила от растерянности и неспособности сориентироваться.

Очень пикантным выглядело выступление «несгибаемого» коммуниста Караева Руслана, который за короткую депутатскую деятельность сумел прослыть принципиальным чисто на препирательствах во время работы сессии в процедурных вопросах. На сей раз он заявил, что считает неприемлемым для народных депутатов ЧИР начать работу сессии в здании, где вывешен флаг самозванной Чеченской Республики, требует немедленно снять незаконный флаг и восстановить законный красный флаг. Его поддержало несколько человек. Но заявить такое было нетрудно, труднее было осуществить это. Вернее, такое невозможно было сделать. Что и показал дальнейший ход событий.

В зале было невозможно работать из-за крайней духоты. Несмотря на то, что работа транслировалась на улицу, желающих присутствовать на сессии было чрезмерно много. И ВС потребовал от ОКЧН, чтобы им позволили перейти в здание Дома политпроса. Согласие было достигну-то. Проводить депутатов на новое рабочее место удалось не совсем без ЧП. Работа сессии началась только на следующий день: не хватило кворума. По дороге, оказалось, «растеряли» часть депутатов. И итог её не только не смягчил противостояние народу, а, наоборот, возмутил народ.

Вопреки ультиматуму народа, депутаты проголосовали против отставки Завгаева и Президиума ВС. На заседании сессии с обоснованием требования отставки ВС по поручению ИК ОКЧН выступил я. Позиция народа ожесточилась: теперь в отставку должен был уйти весь Верховный Совет. Чего тот не собирался делать. Зато ВС начал организовывать сопротивление. К Дому политпроса были стянуты силы милиции, дежурившие круглосуточно. У здания бывшего обкома КПСС был организован альтернативный митинг в защиту Завгаева и ВС, который, правда, продержался только до обеда следующего дня. Натиск народа рос ежечасно. Вся округа была обклеена транспарантами демократов, которые писались в Исполкоме ОКЧН при участии молодых художников Ш. и С. Ахмадовых, Басханова, Ясаева. Милиция начала делать манёвры, появилась угроза применения вооруженной силы. Исполком был забит бутылками с зажигательной смесью, каждый вооружался, чем мог. Но у большинства, по-прежнему, были только палки. Появились и ребята с боевым оружием. Это были московские. Некоторых я знал ещё по неформальному движению. Например, Д. Мараева. С ним были его брат Лерса, Султан Хасаев и другие.

Митинг тем временем стал всенародным. Движение по мосту через Сунжу было надолго перекрыто. Люди не просто участвовали в митинге, а жили им. Со всех концов республики везли скот для забоя, хлеб; политические речи менялись зикрами и мовладами. Помощь начала поступать даже из-за пределов республики. Развернулось формирование вооружённых отрядов. Это было поручено И. Арсанукаеву. Люди начали самоорганизовываться. В это время телевидение опять попало под контроль агонизирующей власти, развернувшей ярую пропаганду против ВДП, ОКЧН. Кем только не называли их: хулиганы, отщепенцы, тунеядцы, уголовники, авантюристы… Подавляющая часть интеллигенции ещё держалась линии ОКЧН, хотя уже наметилось размежевание. Не все оказались подготовленными к действию. А ситуация требовала именно действия. В этих условиях решили провести третий этап общенационального съезда. Подготовили за несколько дней. К тому времени уже сессия ВС приняла решение о необходимости ввести институт президентства с внесением поправки в Конституцию. Это была очередная попытка спасти положение. Но народ не принял и такой шаг. По просьбе религиозных деятелей, Дом политического просвещения КПСС (главштаб атеизма республики) был передан Исполкомом ОКЧН под Исламский институт, а здание бывшего Андреевского банка, где вновь готовилась осесть КПСС, передали Республиканскому музею.

А люди на площади Свободы укрепляли свои позиции и морально-политически, и военно-тактически. Там уже появились свои поэты, культурные программы. Ежедневно прибывали представители кавказских республик с поддержкой. Подступы к площади были забаррикадированы троллейбусами, машинами, разными механизмами и собственными сооружениями. Площадь Свободы чутко прислушивалась не только к тому, что творилось в Доме политпроса, но и в республике. Постоянные ведущие митинга Юнади Гелагаев и другие члены ВДП и ОКЧН не знали отдыха.

Площадь Свободы как бы перекликалась и с Нальчиком, где так же бурно шли процессы, и с Москвой, где уже начали проявлять беспокойство по поводу Чечении. Эмиссары метрополии постоянно «дежурили» в республике. Работала и комиссия по расследованию причастности высших должностных лиц к ГКЧП. Пытались они заполучить материалы по обвинению конкретных лиц и от руководства ОКЧН. Но позиция наша была едина: со своими «гэкачепистами» мы разберёмся сами, как выразился Дудаев, — тем самым дав понять, что московская власть здесь кончается.

Третий этап общенационального съезда чеченского народа начался 1 сентября 1991 года в помещении кинотеатра «Юбилейный». Съезд одобрил действия Исполкома и наметил провести выборы президента и парламента республики 27 октября 1991 года, образовал Республиканский комитет, координирующий демократические силы, на который возложил обязанность принять основные законы для проведения выборов в высшие органы власти. Контроль за деятельностью Республиканского комитета съезд возложил на ИК ОКЧН. В образованный комитет входили депутаты всех уровней, представители абсолютно всех общественно-политических движений, партий, независимой интеллигенции, юристы. От Исполкома ОКЧН в него включались только 5–6 человек, тогда как общее число его достигало около семидесяти человек. Возглавить его поручили Л. Магомадову. Но через одно заседание РК разбежалось. Остались лишь приверженцы идеи национальной независимости: Эльза Шерипова, Заурбек Акбулатов, Салман Бетрахмадов, Кати Чокаев, Сулейман Юнусов и ещё несколько человек с группой из числа ОКЧН, которые разработали необходимые законопроекты.

В эти дни уже некоторые демократы, испугавшиеся решительных действий народа, ВДП и ОКЧН, начали спекулировать понятиями «революция», «эволюция», проявляя полное невежество в понимании происходящего. Тем самым, они пытались принять «страусиную позу», что порой удавалось.

В начале сентября состоялась ещё одна попытка самораспустить ВС ЧИР, провалившаяся так же бесплодно и сделавшая существование ВС весьма проблематичным, что уже осознавали и сами депутаты. Одним из них был А. Бугаев, сделавший отчаянную попытку спасти положение, организовать «уход» Завгаева, если будет гарантия, что он возглавит оставшийся депутатский корпус до новых выборов. Такое предложение лично мне, а затем и Дудаеву было сделано братьями Бугаевыми. Таких гарантий дать мы, естественно, не могли. А телевидение тем временем усиливало антидемократическую пропаганду. Завгаев попытался даже поставить туда директором своего человека. Исполкому ОКЧН ничего не оставалось, как взять её вновь под свой контроль. Это было сделано буквально за несколько дней до разгона Верховного Совета ЧИР.

Нужно отметить и усилия Верховного Совета РСФСР перевести роспуск ВС ЧИР на более приемлемые для России рельсы, принудив самораспуститься, ибо это сохраняло возможность держать процесс под контролем Москвы. Одна из таких попыток была сделана Р. Хасбулатовым посредством телеграммы, присланной прямо на сессию ВС ЧИР, в которой делались очередные потуги демонстрировать оставшийся каркас верховной власти. Я заканчивал своё выступление на трибуне с обоснованием необходимости самороспуска ВС, когда Мовлади Удугов положил передо мной эту телеграмму. И я её зачитал, с комментарием: «Вот и результат вашего упрямства. Дожили: Москва грозится вас распустить. Что может быть позорнее?». Телеграмма больше всех задела Дудаева. Он сразу же выступил и сказал, что мы не должны допустить вмешательства в наши дела Москвы. И делегация ОКЧН покинула зал сессии.

Но ВС ЧИР не хотел сдаваться. В ночь с 3 на 4 сентября была сделана попытка ввести в республике Чрезвычайное положение. А некоторые депутаты были командированы в Москву, чтобы выпросить войска для подавления повстанцев. Им даже была обещана помощь со стороны Ельцина и других руководителей России. Это только подлило масла в огонь. Площадь Свободы уже невозможно было удержать. И 6 сентября 1991 года очередной волной разъяренной народной стихии вымыло из Дома политпроса обломки советской власти в Чечении. Этот день стал Днём независимости Чечении.

Помню, в этот день мы находились в кабинете на втором этаже здания Исполкома ОКЧН. Дудаев принимал заместителей генерального прокурора РСФСР и министра ВД РСФСР, находящихся в республике, якобы, для расследования причастности руководства ЧИР к ГКЧП. С площади Свободы пришла весть, что народ двинулся на штурм здания Дома политпроса. Несколько человек из руководства ИК ОКЧН направились к народу, чтобы, не дай Бог, ситуация не вышла из-под контроля. Попросив меня остаться с представителями России, Джохар также направился к Дому политпроса. Но, оказалось, всё было предрешено.

Не могу описывать, как проходил разгон ВС, ибо не был очевидцем, но по свидетельству участников, всё произошло очень быстро и чудом удалось избежать жертв. Руководители Исполкома ОКЧН сумели, всё-таки, взять ситуацию в свои руки, успокоить разгоряченных людей и тех, кто провоцировал их на насильственные действия. Хотя одна жертва всё же была принесена на алтарь народного гнева. Тяжёло травмированный депутат Куценко, один из главных идеологов имперской политики в ЧИР, был доставлен в больницу. ИК ОКЧН приложил максимум усилий, чтобы спасти ему жизнь: были вызваны лучшие хирурги, но пострадавший наотрез отказался оперироваться у чеченца-хирурга. Это его желание было удовлетворено. Несмотря на усилия врачей, через несколько дней он умер.

Была попытка превратить похороны Куценко в политический демарш пророссийских сил республики. Провоцировали Исполком ОКЧН и на ограничения в процедурах похорон, на что мы не пошли, предоставив родственникам погибшего полную свободу действий. Из этого случая российская пресса не смогла организовать пропагандистскую кампанию, хотя и муссировала его на все лады. И Россия уже окончательно убедилась, что Чечения «уходит». А ситуация была настолько неординарна, что привыкшие к стандартным действиям политики и идеологи российские, явно не могли скоординировать свои действия. Это было видно и по реакции на события 6 сентября заместителей генпрокурора и министра ВД РСФСР, которые были шокированы взятием народом Дома политпроса. Через несколько минут после того, как поступило известие о том, что площадь Свободы двинулась на штурм Дома политпроса и руководство Исполкома ОКЧН направилось к месту событий, а мы втроём оставались в кабинете, зазвонил телефон. Беков был в панике. Просил Дудаева. Узнав, что он направился туда, начал просить, чтобы мы приняли срочные меры против людей, прорывающихся в здание. Мне оставалось ответить только, что это уже не в моих силах. А на вопрос, что им делать, они уже прорвались, я посоветовал им не оказывать противодействия, ибо… Представители Москвы моментально удалились, видимо, чтобы не подвергать себя опасности из-за столь непредсказуемых действий повстанцев. И это было благоразумно с их стороны. Да и миссия их была слишком сомнительной, а гнев разбушевавшегося народа явным. Наших показаний по ГКЧП они больше не искали.

ГКЧП для них был отцом родным по сравнению с чеченским народом. Советская власть в Чечении была ликвидирована самим народом, «от имени и во имя» которого она правила более семидесяти лет. Завгаев публично перед народом отрёкся от «престола». И все грехи были ему прощены. Руководство ИК ОКЧН тоже сделало джентльменский жест, не потребовав письменного заявления об отставке. И так было ясно: возврата не будет. Но оказалось, что в политике джентльменство способны понять не все. Через день председатель ВС ЧИР опомнился, точнее, его «камарилья» возмутилась: мол, он проявил слабость, притом непростительную, которую незамедлительно надо исправлять. И Доку Гапурович попытался отречься от своего отречения. Что только понизило его рейтинг. Площадь Свободы была разочарована.

Но сторонники ушедшей власти решили хотя бы одной рукой уцепиться за уходящий поезд. Они начали организовывать сопротивление. Появились альтернативные митинги, отряды боевиков, новые лидеры и идеологи. Главным козырем стала «ингушская карта», которую противники ОКЧН и ВДП начали разыгрывать без всякого зазрения совести. И больше всех «радели» за братьев-ингушей те, кто в Верховном Совете ЧИР кричал об «ингушской проблеме», как главной в возрождении чеченского народа, ибо все беды, если послушать их, были следствием происков ингушей, «оккупировавших» Чечению. Они даже название Вайнахской демократической партии толковали как преступное потакание ингушской политике. И вот, в одночасье, все ингушефобы превратились в их благодетелей. Народу, конечно, ясно было, кто есть кто: ведь, «ингушская карта» была удобная для Москвы. Сразу стал вопрос: на чьей стороне орстхойцы. Делалась ставка на этнический сепаратизм с их стороны, что не удалось осуществить.

По-институтски занервничала и так называемая «интеллигентская элита», вдруг заговорившая от имени чеченской общественности, хотя лицензию на это ей никто не давал. Непонятен был и сам принцип определения «интеллигентскости». Хотя один критерий всё же прослеживался в их поведении явно и, кажется, он был доминирующим: неприемлемость позиции ВДП и ОКЧН. Все, кто на стороне этих организаций, — будь они хоть «семи пядей во лбу», с академическим интеллектом и дипломом Кембриджского университета — не могли быть интеллигентней их, но а кто против ВДП и ОКЧН — даже с купленным дипломом ЧИГПИ, а то и вовсе без него, но в галстуке и шляпе — принимался в свой «орден». Да, болезнь советизированной «духовности» давала свои жёлтые плоды.

Выпекались наспех всякие союзы и ассоциации интеллигенции, отраслевые группки и тому подобное. Профсоюзы тоже поняли, что они должны кого-то защищать, но явно ошиблись в выборе объекта или сказалась их суть, изначальная гниль: «школа коммунизма». Во всяком случае, фронт против национально-освободительного движения открылся. Москва знала, на кого ставить — ей было не впервые. Но осень была слишком близка (она уже стояла на дворе) и итоги были явно не в пользу метрополии. Это была «судьба», «фатум», как любит бравировать словесами «галстучно-шляпная интеллигенция», не будь это сказано в обиду другим.

Обеспокоенность российского центра развитием событий в Чечении проявилась приездом делегации ВС РСФСР во главе с Г. Бурбулисом, в составе которой были Полторанин, Медведев и другие. Как выяснилось, перед ними стояла задача: разобраться в процессах и подготовить почву для прибытия в республику Р. Хасбулатова. Отношения между московскими посланцами и патриотическими силами завязались достаточно конструктивные. Многочисленные встречи, беседы, анализ правовой базы действий ИК ОКЧН показали правомерность действий Исполкома Чеченского конгресса. Желание москвичей удержать развитие событий в пророссийском русле было понятно, но не принято чеченской стороной. Попытка опереться на оппонентов Исполкома тоже не принесла для Бурбулиса и его команды желаемого результата.

А события тем временем развертывались поистине драматические. В нежелании распущенного народом ВС ЧИР уйти с политической арены была явная угроза делу национального освобождения, и мы предпринимали разного рода действия, вплоть до переговоров и посреднических усилий между сторонами. Противостояние нарастало.

Активизировали свою деятельность и службы КГБ. Провокационные слухи непрерывно будоражили повстанцев и МВД из-за нерешительности руководства, фактически самоустранившегося не только от политических процессов в республике, но и от исполнения своих прямых обязанностей. Более того, откровенными провокациями и шантажом со стороны высшего руководства она (милиция) вскоре была поставлена в прямую оппозицию к площади Свободы.

Нависла угроза столкновения милиции с национальной гвардией, что настойчиво провоцировалось спецслужбами. В этих условиях и совершили свой гражданский подвиг Разита Эсенбаева и Абдулхамид из Дуба-Юрта, объявившие сухую голодовку до выполнения депутатами ВС ЧИР требования сложить депутатские мандаты. Через три дня добровольно сданных мандатов набралось более шестидесяти, что, по существу, делало ВС недееспособным. Сданные мандаты голодающими были вручены к концу четвёртого дня лично Председателю Исполкома ОКЧН Дудаеву, и только после этого они согласились сделать глоток воды. Ситуация была разряжена. Хасбулатов прибыл в республику 14 сентября прямо из Японии. После коротких консультаций, на второй день назначили сбор уже несуществующего ВС ЧИР. Было достигнуто соглашение, что Хасбулатову предоставлена возможность организовать самороспуск, чтобы не создавать прецедента для других республик, чего опасался председатель ВС РСФСР. Формальная сессия состоялась 15 сентября. Хотя и там не обошлось без перегибов и политиканствующей клоунады. Однако, разум депутатов победил.

Вечером на площади Свободы перед народом выступил Хасбулатов. Поприветствовав земляков, он рассказал о своих действиях в событиях 19 августа 1991 года, не забыв подчеркнуть растерянность в те дни Бориса Ельцина и что он лично писал текст Указа Президента РСФСР. Затем он рассказал о проделанной ими работе по самороспуску ВС ЧИР, что было согласовано с Дудаевым, и образовании так называемого «Временного Высшего Совета» из числа тридцати двух депутатов. Когда было оглашено последнее сообщение, народ, до этого спокойно внимавший словам Хасбулатова, заволновался. Люди не видели возможности отобрать из состава бывшего ВС ЧИР достойных 32. И тут же было оговорено, что число членов ВВС будет доведено до пятнадцати, но и это не было принято. Народ потребовал передать микрофон Джохару, который уточнил, какая договорённость предварительно была достигнута по поводу так называемого «Временного Высшего Совета», указав, что оговоренное число членов не превышало пяти человек. В своём слове мне также пришлось сделать акцент на неприемлемости варианта из пятнадцати депутатов. После перечисления фамилий вошедших туда людей и этот вариант был категорически отвергнут. Исполкому ОКЧН было поручено дополнительно согласовать кандидатуры и сократить их до семи человек. Но московская делегация упросила включить хотя бы девять человек. На этом и договорились. Председателем был избран Хусейм Ахмадов.

Но через несколько дней выяснилось, что не все члены Временного Совета (именно так он теперь назывался) намерены принять конструктивное участие в этом органе. Под разными предлогами они начали уклоняться от выполнения возложенных на них обязанностей. Честнее поступил Б. Бахмадов, официально вышедший из состава Совета. Правда, в последующих действиях он оказался явно не на уровне: и не только плотно примкнув, а возглавив пророссийское крыло оппонентов ОКЧН и ВДП, он чуть было не ввёрг республику в кровавое столкновение общественно-политических сил.

В начале октября в республику прибыл Руцкой в сопровождении Баранникова и Дунаева. Встреча и переговоры делегации ОКЧН с ними состоялись в бывшей гостинице Совета Министров ЧИР, что по улице Чехова. Дудаев и Руцкой говорили наедине, на втором этаже: на нижнем этаже члены ОКЧН и АГНК встречались с остальной делегацией российского руководства. Дунаев поначалу решил было оказать давление, но был быстро приведён в чувство логичным и аргументированным ответом: если Россия пойдёт на силовые методы против волеизъявления чеченского народа, то она будет иметь дело не только с Чеченией, а со всем Кавказом. Что подтвердил и Шанибов, участвовавший во встрече.

Прощались, согласившись, что гости не будут встречаться с оппозиционными ОКЧН силами, которые уже часами околачивались у ворот гостиницы, добиваясь встречи с вице-президентом России. Но Руцкой в ту же ночь не только нарушил договорённость, но и подготовил, оказывается, подрывную акцию, что обнаружилось уже через день: сначала была выпущена группа заключённых из СИЗО (тридцать с лишним человек), инсценировав побег, при котором погиб один и было ранено двое. Вина за «побег», конечно, была приписана Дудаеву.

А с 5 на б октября была совершена попытка сместить председателя Временного Совета Х. Ахмадова. 6 октября члены ВДП, собравшиеся на свою партконференцию в зале филармонии, узнали об этом факте и двинулись к Дому союзов. Но заговорщики успели разойтись. Были сведения, что в ночном заговоре участвовали и министр ВД, и и. о. председателя КГБ Крайнев. Оттеснив охрану МВД, пытавшуюся остановить возмущённых людей, мы прорвались к министру Алсултанову. Он находился в кабинете и пояснил, что был приглашён на полуночное совещание и ушёл оттуда. Узнав об истинных намерениях заговорщиков, люди двинулись на площадь Свободы, объявили о возобновлении митинга, прерванного два дня назад. Мы обратились по радио к народу, разъяснив ситуацию, назвали имена заговорщиков. И митинг возобновил работу. В этот же день, где-то в два часа дня, национальной гвардией было взято здание КГБ. Сотрудники были распущены по домам. Было ликвидировано гнездо подрывной деятельности против повстанческой Чечении. Во главе сил пророссийской ориентации стал Бахмадов. Гвардия новых путчистов осела в Доме союзов. Штаб «бахмадовцев» развернули в МВД. В полуночном совещании министр ВД Алсултанов был отстранён от должности и старшим офицерам МВД было предложено, кто хочет быть министром внутренних дел ЧИР. Выбор, как на рекомендованного МВД РСФСР, выпал на Ибрагимова. И заработала канцелярия нового «спасителя нации».

Деятельность этих антинародных сил была достаточно активной. Были назначены новые сроки выборов (на ноябрь), создана параллельная Центральная избирательная комиссия, «отменены» все законодательные акты, принятые Временным Советом за подписью Х. Ахмадова. Возобновился и альтернативный митинг на площади Ленина. Хотя площадь и была переименована, народ не хотел связывать антинародный митинг с именем национального героя и поэтому называл её именем коммунистического вождя, за реанимацию идей которого, по сути, и стояли его участники. Кстати, многие не бескорыстно: приходя ежедневно, как на работу, к десяти часам утра, чтобы отстоять до сумерек.

Чем ближе мы подходили к выборам 27 октября 1991 года, тем ожесточённее становилось сопротивление пророссийских сил. Прибыла ещё одна делегация Москвы, возглавляемая депутатом Тимировым и при участии генпрокурора РСФСР Степанкова, состоящая из депутатов РСФСР и СССР. Два дня консультаций позволили выработать документ, удовлетворяющий обе стороны. Но подписать его решено было на следующее утро, обдумав ещё раз последний пункт, который москвичи хотели согласовать с центром. Степанков признал законность действий ОКЧН, хотя затем, по прибытии в Москву, заявил обратное. Впрочем, изменять своё мнение относительно событий в Чечении сразу же по возвращении в Москву было отличительной чертой всех московских делегаций и отдельных визитёров, якобы, приезжавших устанавливать истину об общественно-политических процессах в республике. То же самое произошло и с членами объединённой парламентской делегации СССР и РСФСР, которые перед подписанием протокола соглашения изъявили желание «проконсультироваться» с Москвой.

Как мы и полагали, к назначенному времени, 10 часам утра, на подписание они (члены делегации во главе с Тимировым) не явились. Мы прождали до одиннадцати, а их не было. Однако мы получили неофициальное уведомление, что делегация находится в МВД ЧИР на совместном заседании с так называемым «Высшим Временным Советом», возглавляемым Бахмадовым. Оказалось, в ночном разговоре Москва категорически запретила подписывать выработанный документ. Тайно от ИК ОКЧН убыл в метрополию и генпрокурор Степанков: сбежал, что называется, и остался верен клеветнической традиции московских визитёров. Основная делегация так же почти скопировала манёвр генерального прокурора. Так закончился очередной контакт лидеров мятежной Чечении с метрополией.

Тем временем, внутренние силы противодействия за независимость наращивали сопротивление. Противостояние на двух площадях приобрело устойчивый характер. С площади Свободы люди на ночь не расходились, как с площади Ленина. Больше всех на ленинской площади склоняли Дудаева и Яндарбиева, с именами которых ассоциировались события, через имена персонифицировались действия ОКЧН и ВДП. Идеологическими рупорами коммунистического пророссийского митинга стали почти все издания (газеты) республики, кроме «Свободы». Тогда же, в основном, они перешли на московскую подкормку, которая затем переросла в щедрое финансирование через тайные спецслужбы России. Более или менее верными ИК ОКЧН оставались радио и часть телевидения. Мы трезво оценивали ситуацию и поэтому основной акцент в пропагандистской работе делали на непосредственные живые контакты с населением.

Практически ежедневно проходили встречи в сёлах. Люди активно приобщались к политическим процессам, твёрдо становились на сторону ОКЧН и ВДП, то есть независимости Чечении.

Вплоть до выборов Президента и Парламента мы, единомышленники, со своими друзьями и помощниками проводили интенсивную работу по поддержке кандидатуры Дудаева на пост президента. День и ночь со мной находились Мацаев Саид-Али, Ваха и Шайхи Ибрагимовы, Алу и Ваха, Саламу и другие, которые с доброй совестью посвятили свою энергию народному делу. Стабильно работал штаб ВДП, где трудились, в основном, старые партийцы — С. Нураев, М. Абубакаров, Ю. Гелагаев, З. Исаев, А. Ибаев, И. Абзотов и многие другие, которых, к сожалению, сегодня я не помню по фамилиям, но о которых будет написано в своё время, ибо без освещения их деятельности история нашей борьбы будет неполной. Были активны и не члены ВДП, которые внесли неоценимый вклад в дело независимости. Большинство народа на площади Свободы не принадлежало ни к какой политической организации. Они представляли народ. И это была основная сила и гарантия нашего успеха.