X. ТАКИЕ ЛЮДИ НУЖНЫ, КАК СОЛНЦЕ
X. ТАКИЕ ЛЮДИ НУЖНЫ, КАК СОЛНЦЕ
Характеризуя создавшуюся после убийства народовольцами Александра II обстановку, В. И. Ленин писал:
«…Революционеры исчерпали себя 1-ым марта, в рабочем классе не было ни широкого движения, ни твердой организации, либеральное общество оказалось и на этот раз настолько еще политически неразвитым, что оно ограничилось и после убийства Александра II одними ходатайствами […]. Все эти осторожные ходатайства и хитроумные выдумки оказались, разумеется, без революционной силы — нолем, и партия самодержавия победила…
Второй раз, после освобождения крестьян, волна революционного прибоя была отбита…»[16]
На престол вступил грузный, похожий на городового, тупой и жестокий Александр III.
Все силы реакции, во главе с обер-прокурором Победоносцевым, группа «очень могущественной, сплоченной и неразборчивой в средствах, партии непреклонных сторонников самодержавия»[17], как их называл Ленин, обрушилась на предшествующую политику уступок.
Правительство издает целый ряд контрреформ, отменяя и те немногие свободы, которые были введены Александром II. Правительство властно и беспощадно подавляет все, что может иметь хотя бы намек на свободомыслие. Прогрессивные журналы подвергаются репрессиям. В 1884 году царские чиновники закрывают «Отечественные записки». Неистовствуют карандаши царских цензоров. В своем рвении цензоры доходят порой до курьезов. В журнале запрещается употреблять слово «кокарда», так как это может якобы задеть честь армии. Цензоры вычеркивают из статей слово «лысый», видя в нем намек на царя (Александр III был лысым). Юмористическим журналам разрешается только самое безобидное зубоскальство о пьяных дебошах купцов, о дачных мужьях, о сварливых тещах, о непослушных детях.
Тяжело обрушивается реакция на народное образование. Самодержавие видит в университетах рассадники революционного брожения. Победоносцев и Катков, вожди реакции, прямо требуют покончить с университетской автономией. Победоносцев в письме к Александру III пишет, что власть, к сожалению, почти повсюду сосредоточена в руках «худших профессоров». Ясно, каких профессоров считал худшими ярый реакционер Победоносцев.
«Надобно сосредоточить власть в твердых руках и прекратить сходки, — писал Победоносцев. — К несчастью, гимназия рассчитана на то, чтобы приводить массы дальше и дальше, к университетам».
Страшную, крепостническую программу стал проводить в жизнь назначенный министром народного просвещения известный реакционер Делянов. Эта политика нашла яркое выражение в университетском уставе 1884 года.
«Министру народного просвещения, — говорилось в записке о проекте устава, — должно принадлежать право назначения профессоров на открывшиеся вакансии во всякое время собственной властью. Министр несет личную ответственность за свой выбор перед государем-императором и Россией.
Выборное начало, внедрившееся в наших университетах, не оправдало, к сожалению, возлагавшихся на него надежд. В университетах, ставших ареной периодических беспорядков, водворилось полное безначалие. Было бы более чем неосторожно упустить представляющийся ныне благоприятный случай к искоренению этих печальных явлений, лишить министра народного просвещения одного из самых могущественных средств к устроению университетского быта».
Такие мотивы были положены в основу издания нового устава. Университеты были лишены права учреждать ученые общества без разрешения министра. Министр получил право вмешиваться во все детали внутренней жизни университета.
Устав 1884 года необыкновенно усиливал власть попечителя учебных округов. Попечитель был обязан наблюдать за ходом университетского преподавания и точным исполнением всеми студентами, служащими университета и должностными лицами предписанных законом правил или распоряжений правительства. Назначение профессоров должно было производиться по представлению попечителя. Попечителю давалось право немедленно же прекратить чтение лекций, если он усмотрит в них распространение между слушателями вредных воззрений. Ему было разрешено даже принимать чрезвычайные, необходимые для охраны порядка меры, хотя бы они и превышали его власть.
Для слежки за студентами и профессорами попечителю выделялся целый штат лиц — инспекторы, педели.
Новый устав делал положение студентов совершенно бесправным. В изданных в 1885 году правилах подробно регламентировалось поведение студентов. Для того чтобы поступить в университет, требовались обязательно отзывы от полицейских властей. Никаких совместных действий, собраний и выступлений студентам не разрешалось. Все студенты подвергались строгому надзору со стороны полиции.
Снова, как и в пятидесятые годы, в коридорах университета стали раздаваться тяжелые шаги жандармов и городовых. Мундиры полицейских стали мелькать даже в университетских аудиториях. Представители полиции приходили слушать лекции — не проповедует ли профессор что-нибудь крамольное.
В восьмидесятые годы студенческое движение в Московском университете становится особенно бурным. Протестуя против жесточайшего режима, студенты начинают активно бороться против самодержавия. Аудитории превращаются в место бурных собраний и демонстраций. Многие студенты были в те годы отправлены на каторгу, в тюрьмы.
Издаются все новые и новые правила, ограничивающие права студентов и профессоров, повышается плата за обучение. В 1887 году правительство предписывает, чтобы начальство средних учебных заведений сообщало университетам подробные и обстоятельные сведения об образе мыслей и направлении желающих поступить в них молодых людей. В том же году еще раз повышается плата за обучение. Правительство делает все, чтобы не допустить в университеты представителей неимущих классов.
Глухое и страшное время рождает в русском обществе растерянность, апатию и безразличие. Все больше появляется людей в футлярах, желающих укрыться от общественной жизни, от политики в скорлупе личного благополучия. Вера в перемену к лучшему, которой жили многие русские интеллигенты в шестидесятые и семидесятые годы, уступает место растерянности и унынию. Иные из людей, считавших себя социалистами, становятся ренегатами. Народоволец Лев Тихомиров пишет покаянное письмо Александру III и превращается в ультрамонархиста.
Некоторые из лучших представителей интеллигенции под ужасающим гнетом действительности сдаются. Отчаявшийся Гаршин в припадке безумия бросается в пролет лестницы. Художник Левитан покушается на самоубийство. Все больше интеллигентов погружается в тину обывательщины, мещанства.
Были и такие, которые пытались уйти от ужасов действительности в мистику.
Проповедь Толстого о непротивлении злу находит отклик у многих русских людей. Жизнь беспросветна, выход можно найти только в нравственном самосовершенствовании. Эта реакционная философия на время увлекает даже Чехова.
Но под поверхностью этой, казалось бы, сонной и неподвижной эпохи шли скрытые процессы, подготавливавшие грядущие революционные взрывы. «Старый крот» истории, по выражению К. Маркса, вел свою малозаметную, но верную работу. Уже слышались подземные толчки, которые были предвестниками великого переворота, навсегда положившего конец дворянско-помещичьей России.
Знаменитая морозовская стачка, вспыхнувшая в 1885 году, имела огромное значение для роста политического сознания рабочего класса. После того как на суде над рабочими выяснилась чудовищная картина притеснения рабочих на морозовской фабрике, присяжные на 101 вопрос о виновности подсудимых дали 101 отрицательный ответ. «Вчера, в старом богоспасаемом граде Владимире раздался 101 салютационный выстрел в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса», — со злобной досадой писал Катков в «Московских ведомостях».
Восьмидесятые годы — годы создания первой в России марксистской группы: «Освобождение труда», годы появления работ Плеханова: «Социализм и политическая борьба» и «Наши разногласия», имевшие большое значение для идейной борьбы с народниками.
Характеризуя эпоху Александра III, В. И. Ленин в 1906 году, в статье «Победа кадетов и задачи рабочей партии»[18] отмечал, что в России не было эпохи, про которую до такой степени можно было бы сказать: «наступила очередь мысли и разума…» Поясняя свою мысль, В. И. Ленин писал:
«Именно в эту эпоху всего интенсивнее работала русская революционная мысль, создав основы социал-демократического миросозерцания».
«Да, мы, революционеры, — подчеркивал В. И. Ленин, — далеки от мысли отрицать революционную роль реакционных периодов. Мы знаем, что форма общественного движения меняется, что периоды непосредственного политического творчества народных масс сменяются в истории периодами, когда царит внешнее спокойствие, когда молчат или спят (повидимому, спят) забитые и задавленные каторжной работой и нуждой массы, когда революционизируются особенно быстро способы производства, когда мысль передовых представителей человеческого разума подводит итоги прошлому, строит новые системы и новые методы исследования».
В восьмидесятые-девяностые годы создавались великие произведения русской науки и искусства. Над пустотой обывательской жизни зазвенела серебряная музыка «Спящей красавицы» и «Пиковой дамы». Появляются «Шехерезада» и «Испанское каприччио» Римского-Корсакова — светлый праздник русской музыки. Репин, Суриков, Серов пишут свои гениальные картины.
Открытия, сделанные русскими учеными в эти годы, вошли в сокровищницу мировой науки. Мечников создает свою знаменитую теорию фагоцитоза, начинает свою научную деятельность великий Павлов, Николай Егорович Жуковский закладывает научные основы вековой мечты человечества — управляемого полета. Докучаев публикует свои труды, от которых ведет начало новая наука — почвоведение. Гениальные работы пишут великие русские математики: Ляпунов, Софья Ковалевская. Менделеев заканчивает работу по теории растворов, создает идею подземной газификации.
Когда умер знаменитый русский путешественник Пржевальский, Чехов, откликнувшись на его смерть взволнованной статьей, писал, что «такие люди, воодушевленные высокой идеей, благородной, упорной, способной побеждать все ложное, готовые отказываться от личного счастья, богатые знанием, трудолюбием, обладающие непоколебимой верой в науку — особенно ценны в эти тяжелые времена». «Такие люди, — писал Чехов, противопоставляя их изверившимся, размагниченным интеллигентам, — нужны, как солнце».
Одним из таких людей был и Столетов. В ту пору, когда символами времени были чеховские унтеры Пришибеевы — порождение той полицейщины, которая господствовала в русском обществе, и учитель Беликов со своим «как бы чего не вышло», Столетов и его друзья продолжали бороться за честь науки, продолжали работать во имя больших и высоких целей.
Реакция посягала и на свободу преподавания и на свободу научного исследования. В университете снова начинается острая общественная борьба. Жизнь прогрессивных профессоров, таких, как Тимирязев, Столетов, Сеченов, протекала в повседневных и непрерывных столкновениях с университетским начальством. Передовые ученые горячо отстаивали право на свободное творчество.
Именно восьмидесятые годы отмечены в жизни Столетова работами огромного масштаба. Деятельность его в это время становится особенно многообразной.
Столетов не был революционером, он не был активным борцом за свержение самодержавия, но он принимал горячее участие в борьбе против сил реакции. Он боролся против реакции, строя физическую лабораторию, ратуя за создание подлинно научной системы преподавания. Он боролся против реакции, работая как исследователь, создавая и двигая вперед русскую науку. Он боролся, воспитывая и выращивая молодых русских ученых, радушно встречая каждого, кто хочет посвятить себя науке. Боролся Столетов с темными силами, грозящими подавить все передовое, все новое, и выступая в залах Политехнического музея перед широкой аудиторией.
Вскоре после возвращения Столетова с конгресса, в 1882 году, на физико-математическом факультете университета происходят крупные изменения. Любимов уходит в отставку. Место профессора экспериментальной физики освобождается, и на это место назначают Столетова. Наконец-то Столетов получил возможность читать ту научную дисциплину, в область которой он, преподавая теоретическую физику, мог делать только незаконные набеги. Столетов давно уже мечтал о том, чтобы начать читать студентам экспериментальную физику.
Кафедру теоретической физики Столетов в 1883 году передает своему ученику, молодому магистру Алексею Петровичу Соколову. Ему же он передал заведование физической лабораторией. Но Столетов не порывал связи с лабораторией. Каждое новое начинание Соколов предпринимал, обязательно посоветовавшись со своим другом и учителем.
Столетов считает, что лаборатория — место, где студент сам непосредственно учится исследовать, — пожалуй, даже важнее, чем физический кабинет — хранилище приборов для демонстраций на лекциях. Главную часть сумм, отпускаемых на кафедру физики, он использует для пополнения оборудования физической лаборатории.
Столетов вносит коренные реформы в преподавание экспериментальной физики. Раньше экспериментальная физика читалась одновременно студентам физико-математического и медицинского факультетов. Ясно, что лектор должен был равняться на тех слушателей, для которых физика не была главным предметом. Читая лекции, профессора обращались к студентам-медикам. Курс читался очень элементарно, новейшие физические теории оставались за пределами этого курса. Элементарными были и демонстрации, которыми сопровождались лекции.
Столетов сделал чтение лекций по экспериментальной физике раздельным для медиков и студентов физико-математического факультета. Молодым физикам он читал курс особенно углубленно. Студенты получали от лекций Столетова отчетливое представление о современном уровне развития физики.
В своей деятельности Столетов нашел себе замечательного помощника в лице своего нового сотрудника — препаратора физического кабинета Ивана Филипповича Усагина (1855–1919).
Биография Усагина была во многом похожа на биографию Брюсова.
Выходец из крестьян, Усагин работал мальчиком в лавке своего отчима. Но торговля не увлекала его, ему хотелось заняться наукой. Мальчик на свои деньги покупает различные приборы и в маленькой каморке хлебного лабаза пробует сам делать физические опыты. Ему страшно хочется выбраться из лавки, попасть в такое место, где бы он мог заниматься наукой. Юноша посещает Любимова. Любимов заинтересовался талантливым самородком и стал хлопотать о том, чтобы его приняли учеником лаборанта в лицей. Отчим долгое время не соглашался отпустить своего пасынка, и только после того, как Любимов явился лично в лавку, надев все свои ордена, чтобы произвести больше впечатления на несговорчивого отчима, тот сдался, и Ваня Усагин начал свою деятельность в лабораториях лицея.
Усагин — необыкновенный экспериментатор. Этот могучий человек, с большими и, казалось бы, такими неуклюжими руками, мог делать поистине ювелирные вещи. Столетов сразу же понял, какой клад он получил в лице Ивана Филипповича. Усагин не только великолепно владел экспериментом, он был еще и крупный изобретатель, человек творческого, горячего ума.
В 1882 году Иван Филиппович сделал крупнейшее изобретение: он создал трансформатор — устройство, с помощью которого можно переменный ток низкого напряжения превращать в ток высокого напряжения и наоборот.
Это свое изобретение Усагин применил для освещения Всероссийской промышленно-художественной выставки в Москве. Председатель жюри выставки К. А. Тимирязев подписал Усагину особый диплом: «За успешные опыты электрического освещения через посредство отдельной индукции и в поощрение дальнейшей разработки этого метода».
Позже Усагин получил и еще один диплом — «За открытие трансформации токов».
Возглавив кафедру общей физики, Столетов немедленно возбудил вопрос о необходимости перестройки старой, темной, низкой физической аудитории. Продолжал он хлопотать и о расширении физической лаборатории.
Борясь за русскую физику, Столетов пускал в дело не только свое красноречие, но и свой талант журналиста. В 1881 году он пишет свою знаменитую статью «Физические лаборатории у нас и за границей». В этой статье он предъявляет правительству счет не только от московских физиков. Он говорит от имени всех русских университетов. Счет этот подтвержден неопровержимыми сведениями. Столетов отлично осведомлен о состоянии физики в других университетах. Вот два письма, показывающие, как детально сообщали о своих делах Столетову иногородние физики. В одном из них физик В. В. Лермантов рассказывает Столетову о своей лаборатории, сетуя на то, что его физический кабинет «может служить только «спартанским» примером».
В другом М. П. Авенариус дает подробное описание своей лаборатории.
В статье «Физические лаборатории у нас и за границей» Столетов с горечью пишет о том ужасном положении, в котором находятся русские университеты:
«В старейшем русском университете аудитория лишена солнечного света, почти лишена и дневного, имеет 150 мест, приблизительно для четверти наличного числа слушателей, и представляет, как бы по особому заказу, всевозможные неудобства. Коллекция бедная, и нужно много тысяч, чтобы ее пополнить и благообразить».
Столетов настаивает на том, чтобы университетское начальство отпустило средства на переустройство аудитории, он энергично выступает на заседании университетского совета, и, наконец, его хлопоты увенчиваются успехом.
«Благодаря познаниям, труду и настойчивости Александра Григорьевича, — писал А. П. Соколов, — физическая аудитория преобразовывается, делается скоро совсем неузнаваемой, образцовой… Вместо полутемного, неуклюжего помещения мы имеем обширную высокую и светлую залу, вмещающую в себя около 400 человек слушателей. Аудитория снабжена всеми необходимыми лекционными приспособлениями: газом, водою из городского водопровода, прекрасным электрическим освещением. Имеются большой гелиостат для солнечного света, газовый двигатель и динамомашина для постоянных и переменных токов, большой экспериментальный стол, хорошо действующая система затемнения аудитории, экраны, доски и пр. Достаточно сказать, что во время последнего IX съезда естествоиспытателей и врачей в Москве в 1893–1894 году съехавшиеся к нам со всех концов России ученые гости выражали единодушно свое удивление и восторг от нашей аудитории, а проф. Петербургского университета И. И. Боргман охарактеризовал ее одним словом — «чудная» аудитория».
В 1884 году Столетов добился расширения лаборатории. Ей был отведен весь верхний этаж ректорского дома.
Столетов начинает пропагандировать мысль о необходимости постройки специального физического института. Лаборатория, которую он основал в 1872 году, это еще не то, о чем он мечтает. Он хочет создать настоящий дворец науки, где было бы все приспособлено для работы исследователя.
С помощью Усагина Столетов поднимает преподавание физики в университете на невиданную дотоле высоту.
Усагин создает новые замечательные приборы, с помощью которых можно показывать тончайшие физические явления. Так же как и профессор, его ассистент внимательно следит за всем, что делается в физике. Как только появляется известие об опытах Герца, Усагин налаживает установку, с которой можно показывать электромагнитные волны. Французский физик Липпман изобретает цветную фотографию. Усагин немедленно воспроизводит опыты Липпмана, и воспроизводит так удачно, что Липпман сам дивится тем цветным фотографиям, которые снимает Усагин: у Липпмана фотографии получались хуже.
Лекции Столетова, сопровождаемые демонстрациями Усагина, привлекают всеобщее внимание слушателей. Демонстрации гак богаты, так убедительны и так интересны, что поистине спорят с лекциями Александра Григорьевича.
В восьмидесятые годы стала особенно широкой деятельность Столетова вне стен университета.
Физическое отделение Общества любителей естествознания и Политехнический музей по тому месту, которое они заняли в эти годы в жизни Столетова, стали соперничать даже с университетом.
Взяв в свои руки управление физическим отделением, Столетов уверенно и властно направил работу отделения по новому курсу.
Новый председатель делает все, чтобы превратить отделение в центр творческой, боевой, беспокойной мысли, в место, где бы созидалась наука.
С целью расширения сферы деятельности отделения Столетов на одном из первых же после своего избрания заседаний предлагает учредить особую физико-математическую комиссию, наряду с существующей комиссией прикладной физики.
«Новая комиссия имела бы целью следить за успехами физико-математических знаний и содействовать разработке текущих вопросов в этой области преимущественно со стороны чисто научной. Занятия такой комиссии, — говорит Столетов, — доставят новый материал для рефератов, предлагаемых на заседаниях Отделения».
Предложение Столетова было единогласно принято.
А через некоторое время учреждается и еще одна комиссия — физико-химическая. Эта комиссия, превратившаяся впоследствии в химическое отделение общества, была учреждена по предложению Марковникова, горячо поддержанного Столетовым.
Столетов расширяет и состав отделения.
После прихода Столетова на пост председателя в протоколах отделения начали то и дело появляться записи:
«По предложению Председателя единогласно избраны в члены Отделения следующие лица…»
Членами отделения становятся Жуковский, Соколов, Шапошников, Брюсов, Щегляев, Преображенский. В отделение вступают Гольдгаммер, Усагин, Михельсон, Скржинский.
И скоро физический кружок Столетова прекратил существование — в полном составе он влился в отделение.
Столетовская когорта немедленно принялась за работу. Алексей Петрович Соколов в тот же самый день, когда он был принят в отделение, выступил на заседании с докладом об опытном исследовании гальванической поляризации.
Все новые силы вербует Столетов.
Подыскивая людей для отделения, он не обращает внимания на дипломы, ученые титулы, звания и степени. Для него важно другое — чтобы у человека была светлая голова и желание работать для науки, для родины.
Столетов был убежденным и последовательным противником кастовости во всех ее проявлениях. Отношение учёного к ней проявилось, например, в его уходе из Московского общества испытателей природы.
В восьмидесятых годах там сложилась ненормальная обстановка: некоторые представители естественных наук — физиологи, зоологи, ботаники, медики, — составлявшие большинство в этом обществе, считая его, очевидно, «своим», начали в нем хозяйничать, притесняя представителей точных наук.
Выдающемуся астроному Церасскому было отказано в приеме в члены общества, а великого Бредихина во время баллотировки его на пост президента естественники провалили.
Увидев, что в обществе испытателей природы свила себе гнездо кастовость, Столетов демонстративно порвал с ним связи, опубликовав в печати резкое осуждающее письмо. Тимирязев, человек по своей специальности родственный тем людям, которые установили режим кастовости в обществе, также вышел из его состава в виде протеста против действий большинства.
Деятельность Столетова в физическом отделении была еще одним проявлением его непримиримого отношения к какой-либо кастовости.
Одним из первых людей, принятых в общество при Столетове, был Усагин, человек, не имевший никаких дипломов об образовании, но сделавший в науке больше, чем иные академики.
Много тогда еще безвестных людей было принято в общество по рекомендации Столетова. Членом общества стал увлекавшийся электротехникой механик мастерской Московского университета Василий Иванович Ребиков. Этот человек был потом одним из пионеров устройства электрического освещения в Москве и одним из активнейших членов отделения.
Столетов привлек в отделение и провинциального священника Аристарха Израилева. Этого священника интересовало не богослужение, а наука. Живя в захолустье, он долгие годы разрабатывал сложные вопросы акустики. Столетов извлек Израилева из безвестности и познакомил с его открытиями научный мир.
По предложению Столетова членом физического отделения стал человек со специальностью, очень далекой от физики, — профессор государственного права Б. Н. Чичерин.
В конце восьмидесятых годов Чичерин написал сочинение на тему, неожиданную для юриста: «Системы химических элементов». Удивительные, необычайно смелые утверждения, предвосхищавшие то, к чему наука пришла лишь много лет спустя, содержались в сочинениях Чичерина.
Подвергнув математическому анализу периодическую систему химических элементов Менделеева, Чичерин пришел к убеждению, что атомы не есть нечто неделимое, как считала тогда наука, что атомы состоят из каких-то более мелких, заряженных электричеством частиц, взаимодействующих между собой.
Чичерин утверждал, что каждый атом подобен крошечной солнечной системе. Вокруг его центральной массы, заряженной положительно, вращаются частицы, несущие на себе отрицательный заряд.
В законе Менделеева Чичерин первым увидел замечательный ключ к познанию строения атома. Этот ключ дал ему возможность в те годы, когда не были известны ни радиоактивность, ни электроны, создать планетарную модель атома.
Менделеев, познакомившись с работой Чичерина, дал ей высокую оценку и сделал о ней доклад в Русском физико-химическом обществе.
Приехав в Москву, ученый немедленно отправился к Столетову рассказать ему об исследованиях Чичерина.
Смелость утверждений Чичерина не смутила и Столетова, который понимал и любил творческие дерзания.
Столетов предложил избрать Чичерина непременным членом общества. Узнав о своем избрании уже после того, как оно совершилось, Чичерин был крайне растроган таким знаком внимания к нему. Позже Чичерин сделал на заседании физического отделения подробный доклад о своем исследовании.
Состав отделения во время председательства Столетова продолжал непрерывно расти.
Членами общества стали астрономы А. А. Белопольский и В. К. Церасский, химик А. А. Колли, математик В. В. Бобынин, электрик В. А. Тихомиров, физик Н. П. Слугинов, инженеры П. К. Энгельмейер, Р. Н. Савельев.
Столетов окружает себя людьми талантливыми и деятельными.
«При Столетове Физическое общество, — писал К. А. Тимирязев, — сделалось сборным местом для всего молодого, живого, интересующегося точным естествознанием в области механики и математики, физики и астрономии, химии и физиологии».
Поражает уже одно количество сообщений — насколько их стало больше, чем в прошлые времена!
В 1882 году, например, только на закрытых заседаниях в физико-математической комиссии было прочитано 38 сообщений, а в комиссиях прикладной физики — 19!
Поражает и разнообразие тем рефератов и докладов. Исследование химического состава комет и передача электроэнергии на дальнее расстояние, полярное сияние и теория диференциальных уравнений, реакция вытекающей жидкости и проект электрической дороги, основания общей алгебры пространства n измерений и устройство электрических ламп накаливания — какие только вопросы не обсуждались на заседаниях физического отделения!
Многие доклады были первыми сообщениями об исследованиях и изобретениях, сделанных самими докладчиками, о работах, только что вышедших из-под пера, об аппаратах и приборах, даже еще не построенных до конца. Членам отделения было чем поделиться друг с другом — почти каждый над чем-то работал, что-то изобретал, что-то исследовал.
Здесь Жуковский докладывал о своих работах, легших в основу авиационной науки. Здесь выступал Тимирязев, рассказывая об открытом им удивительном свойстве хлорофилла накапливать энергию солнечного света. Здесь Бредихин сообщал о своих астрофизических исследованиях. На заседаниях отделения в начале девяностых годов молодой Лебедев, замысливший «взвесить свет», измерить световое давление, рассказывал своим сочленам об экспериментах, явившихся преддверием его гениальных опытов.
Множество докладов на разнообразнейшие темы прочитал руководитель отделения. Столетов рассказывал и о своих научных работах, и об элементарном изложении учения о центробежных силах, и о 55-ступенной гамме Израилева, и о программе Венской электрической выставки, и о распределении энергии с помощью электричества.
Творческая деятельность ключом забила в физическом отделении. «Собирались сюда, — писал К. А. Тимирязев, — для обмена мыслей, для сообщения о своих текущих трудах или для того, чтобы доставлять московскому обществу возможность знакомиться в общедоступном изложении с теми завоеваниями человеческой мысли, которые привлекали в данный момент внимание ученых».
Душой отделения был Столетов, вдохновлявший всех своим неугасимым творческим горением, подававший пример своей неутомимой энергией, заботливо приходивший на помощь каждому из своих сочленов, ободрявший одних и строго поправлявший других.
Отделение при Столетове стало одним из форпостов русской науки.
Борьба за русский приоритет на многие открытия и изобретения в науке и технике была одной из ведущих идей для бойцов этого форпоста. Замечательный пример того, как надо защищать русское первенство от всевозможных посягательств, подавал сам руководитель.
В 1882 году Столетов выступает с рассказом об «электромагнитном наборщике», изобретенном студентом-медиком П. П. Княгининским. Столетов утверждает приоритет скончавшегося в нищете, не оцененного самодержавием Княгининского по созданию первой в мире автоматической наборной машины. Изобретением этой машины Княгининский намного опередил создание монотипов и линотипов. Приоритет Княгининского, за который ратовал Столетов, был похоронен потом официальной наукой. Он воскрешен только в наши дни.
Столетов подробно рассказывал слушателям о системе деления электрического света, созданной Авенариусом, подчеркивая преимущество ее перед системами, созданными западными изобретателями. Впоследствии в знак уважения к плодотворной многолетней деятельности Авенариуса — крупного исследователя и замечательного воспитателя молодежи — отделение по предложению Столетова избрало киевского ученого своим непременным членом.
Торжеством русской науки был устроенный в 1882 году Столетовым «электрический вечер». Много русских изобретений с гордостью показал Столетов слушателям — лампы Лодыгина и Яблочкова, лампу Доброхотова-Майкова, электрическую свечу Тихомирова.
Все созданное русскими людьми пользовалось особым вниманием Столетова. Целый вечер он не поскупился посвятить тому, чтобы рассказать слушателям о работах безвестного любителя науки Израилева.
Он нашел то ценное, что было в этих работах, он высоко оценил то упорство, с каким этот старый человек работал над захватившими его проблемами акустики.
«Все вместе взятое, — говорил Столетов, — представляет нам картину многолетней деятельности лица, которое, помимо должностных своих занятий и при самой скромной и невыгодной обстановке, десятки лет трудилось над изучением излюбленного предмета и сумело достичь в нем солидных познаний и высокой степени опытности».
Забота Столетова о людях русской науки и техники проявилась и в деятельности его при учреждении премии имени В. П. Мошнина.
В 1887 году вдова покойного члена отделения В. П. Мошнина пожертвовала отделению крупный капитал. А. П. Соколов писал, что этот дар был непосредственно вызван «неустанной деятельностью Столетова в физическом отделении».
На проценты с пожертвованного Мошниной капитала была учреждена ежегодная премия за лучшие работы начинающих ученых. Правила присуждения этой премии были выработаны под руководством Столетова. Многим молодым русским физикам и химикам помог потом этой премией Столетов, являвшийся непременным участником жюри, присуждавшего ее.
Многообразной была жизнь физического отделения. Но одна тема главенствовала над всеми остальными: наука об электричестве, электротехника была поставлена Столетовым в центр всей деятельности отделения.
Электротехника — ясно видел Столетов — была самой многообещающей областью техники.
Выступая 30 ноября 1882 года на праздновании десятилетия Политехнического музея, Столетов говорил: «До недавнего времени наука об электричестве давала практике лишь телеграф и гальванопластику (что, конечно, не мало); в последние десять лет появились — и электрическое освещение в практической форме, и электрическая передача работы через расстояние, и электрическая передача живого слова телефоном. И не видно конца той благодарной деятельности, которая закипела в этой отрасли прикладной физики».
Электротехника наиболее полно отвечала и патриотическим чувствам Столетова. Выступая на том же заседании, он сказал: «Эта отрасль физики вдвойне дорога музею, как дело науки и как дело, на котором наше Отечество заявило свою интеллектуальную силу пред целым светом». Рассказывая об электротехнике, Столетов с гордостью говорил: «Известно всем, с каким блеском заявили себя на этом поприще многие русские имена».
Не было почти ни одного заседания физического отделения, на котором не произносилось бы слово об электричестве.
Разбирались вопросы и теоретические и имеющие прикладной характер.
Членов отделения занимали и «теория нестационарного электрического тока в газах», и вопрос «о наивыгоднейшем размещении ламп накаливания», и «принцип сохранения электричества», и конструкция «динамоэлектрического снаряда без железа», и «задача о проводниках тока», и вопрос, «чем руководствоваться при выборе динамомашин».
С докладом на электротехнические темы выступали почти все без исключения ученики Столетова: Гольдгаммер, Брюсов, Михельсон, Соколов, Колли, Станкевич, Щегляев, Скржинский.
Деятельно работали над изучением проблем электротехники и другие сотрудники, привлеченные Столетовым в отделение.
Механик Ребиков стал самым деятельным докладчиком по вопросам прикладной электротехники.
Об электротехнике много, с увлечением, говорил на заседаниях и сам глава школы русских физиков.
Необычайно интересны стали заседания отделения, где речь шла о самых животрепещущих вопросах электротехники, где нередко сами авторы важных открытий и изобретений в первый раз рассказывали о своих работах.
А. И. Доброхотов-Майков знакомил отделение с изобретенной им электрической лампой. Ф. С. Буткевич демонстрировал созданные им электрические часы. П. М. Голубицкий целый вечер рассказывал отделению о любимой им области электротехники — телефонии. Увлекательно рассказав о прошлом и о сегодняшнем дне телефонии, Голубицкий познакомил аудиторию и со своими изобретениями. Он рассказал, каким образом ему удалось осуществить дальнюю телефонную связь. Он показал и сконструированные им большие громкоговорящие телефоны, предшественники современных громкоговорителей.
С необычайным интересом слушала аудитория вырывавшиеся из громкоговорящих телефонных трубок звуки музыки военного оркестра, передававшиеся по проводам из подвала, где играл оркестр.
Широчайший размах получила при Столетове и проводимая отделением пропаганда среди широкой публики достижений науки.
Вот как выглядела аудитория Политехнического музея во время открытых заседаний отделения:
«Я так ясно вижу переполненную публикой обширную аудиторию Политехнического музея, точно все это происходило лишь вчера, — вспоминал профессор К. Д. Покровский. — Публика разношерстная. Целое волнующееся море голов, преимущественно учащейся молодежи, среди которой попадаются и почтенные старцы, и солидные дамы, и даже блестящие военные. Уже 8 часов вечера. Сейчас начнется интересная лекция. Взоры всех обращены на обтянутый полотном экран и на эстраду, где с минуты на минуту должен появиться популярный лектор, имя которого успело прогреметь не только в России, но и за границей…»
Огромным успехом пользовались организуемые отделением общедоступные лекции. Еще бы, ведь на этих лекциях выступали такие светила науки и великолепные мастера популярного и увлекательного рассказа о ней, как Бредихин, Тимирязев, Марковников, Жуковский, Лебедев. Вспоминая о лекциях Тимирязева, сын В. И. Танеева профессор П. В. Танеев пишет: «Каждый раз билеты можно было получить только после долгих ожиданий из-за большого количества желающих попасть на эти лекции. Оба раза аудитория была так переполнена, что, как говорят, негде было упасть яблоку».
Часто с общедоступными лекциями выступал и Столетов.
Физическое отделение при Столетове распространило свою деятельность и за стены общества.
Члены отделения приняли участие во многих практических мероприятиях.
В 1882 году члены общества помогли организовывать Всероссийскую промышленно-художественную выставку. Эта выставка стала смотром достижений русской техники. На ней был показан в действии трансформатор — замечательное изобретение Усагина. На этой же выставке жители Москвы увидели первую электрическую железную дорогу — предшественницу трамвая.
В 1883 году член отделения Ребиков принялся за устройство электрического освещения на площади около Пречистинских ворот. Столетов принял в этой работе самое живое участие. Он обсуждал с Ребиковым все детали проектируемой установки, помогал ему делать расчеты и составлять схемы электрической магистрали.
С гордостью докладывал Столетов о победе Ребикова, сделавшего то, чего не смогли сделать подрядчики разных фирм, провалившие заказ на электрическое освещение этой площади. Ярко засиял созданный Ребиковым островок света среди моря сумрака, заполнявшего московские улицы.
Физическое отделение занялось и выработкой правил безопасности, которые надо соблюдать при устройстве электрических сетей.
«На заседании Комиссии прикладной физики в январе 1884 года В. К. Скржинский, — говорится в протоколе отделения, — обратил внимание Комиссии на факт канализации в Москве электрического тока весьма значительного напряжения (более 1000 вольт), при чем ток посылается через улицы и крыши жилых зданий по неизолированным проводам на протяжении нескольких сот сажен. Так как последнее обстоятельство указывает на недостаточность компетентного надзора за установкою и может поэтому служить причиною серьезных несчастий для публики, то г. Скржинский внес в Комиссию предложение рассмотреть вопрос: дозволительно ли лицам некомпетентным канализовать электрическую энергию из центральных станций, вне их помещений, по городу? Комиссия отнеслась к сообщению г. Скржинского с большим интересом, вследствие чего г. Председатель нашел необходимым собрать членов Отделения в особое заседание, которое можно было бы посвятить всестороннему рассмотрению предложенного вопроса, в интересах более правильного и беспрепятственного развития электротехники».
Под руководством Столетова был разработан проект правил, «имеющих целью оградить безопасность публики в случаях, аналогичных с тем, какой был указан Скржинским».
Примечателен один из пунктов этих правил, дополняющий пункт, в котором говорилось о том, что прокладка электрических линий должна разрешаться только фирмам, имеющим в своем составе, «по крайней мере, одно компетентное лицо в качестве электротехника».
«Иностранные электротехники, — говорилось в правилах, — получают разрешения на производство электрической канализации по выдержании в России соответственных испытаний по означенной специальности». Это было сказано в те годы, когда русские предприниматели готовы были предоставить подряд любому малограмотному дельцу, лишь бы он был иностранцем.
Отделение настойчиво и усиленно боролось за то, чтобы разработанный им проект правил был принят к исполнению.
«В закрытом заседании, — записано в одном из протоколов отделения, — Председатель А. Г. Столетов сообщил, что выработанный Отделением проект постановлений относительно канализации электрического тока представлен им, по поручению Совета Общества, г. Московскому Генерал-Губернатору; проект принят вполне сочувственно, и делу обещан дальнейший ход».
В 1888 году Столетов принял участие в экспертизе проекта централизованного электроснабжения Москвы с помощью трансформаторов. В том же году ученый стал председателем комиссии, ведавшей устройством электрического освещения в Московском университете.
Бурную деятельность развернул Столетов и в подведомственном физическому отделению отделе прикладной физики Политехнического музея. Став директором этого отдела, он тотчас же поставил перед правлением музея вопрос о необходимости коренной перестройки и демонстрационного кабинета и лаборатории физического отдела.
«Всероссийская Выставка, столь существенно обогатившая многие отделы Музея, — говорил Столетов, вспоминая об основании Политехнического музея, — не могла, уже по самому характеру своему, слишком заметно отразиться на физическом отделе. После же 1872 года Отдел получал лишь случайные приращения».
Вспоминая о широкой программе, какую ставили перед собой организаторы физического отдела, предполагавшие создать богатые коллекции, которые «могли бы представлять методы и результаты физических наук в их приложении к различным потребностям жизни», и мечтавшие создать лабораторию прикладной физики, Столетов с горечью говорил: «Эти планы, к сожалению, не могли доселе осуществиться в полной мере по недостатку средств. Потребно новое и неослабное внимание общества, — требовал Столетов, — к полезным целям учреждения».
Говоря о том, что музей отстал от сегодняшнего дня электротехники, Столетов указывал правлению на необходимость «пополнить преимущественно эту часть Отдела».
Свою программу Столетову приходилось проводить, встречая постоянное противодействие со стороны купцов и заводчиков, которых было немало в правлении музея. Они вовсе не были склонны раскошеливаться на приобретение каких-то невзрачных с виду приборов, нужных для исследовательской работы и демонстрации опытов. Они предпочитали такие экспонаты, которые бросались бы в глаза, были бы приманкой для посетителей. Сущность этих Тит Титычей, изменивших свое внешнее обличие, сменивших поддевки и сапоги бутылками на визитки и лаковые ботинки, осталась прежней.
Разными были интересы Столетова и этих людей, любивших поиграть в меценатов в науке и заинтересованных только в том, как бы побольше собрать денег с посетителей.
Сколько выматывающих нервы сражений пришлось выдержать Столетову с этой прижимистой публикой!
Но усилия Столетова дали замечательные успехи: физический отдел стал одним из лучших в музее.
Богатейшую коллекцию собрал Столетов в демонстрационном кабинете. Ему удалось создать при музее постоянную, крупную по тем временам, электротехническую лабораторию.
Эта лаборатория стала превосходной экспериментальной базой для физического отделения Общества любителей естествознания.
Для музея Столетов сумел раздобыть две динамо-машины и газовый двигатель для них. Используя эти динамомашины, он устроил электрическое освещение в большой аудитории музея. Появление в музее источников электрического тока дало возможность наладить показ многих интереснейших опытов в физическом кабинете и на открытых заседаниях отделения в Большой аудитории. Электрический ток мог подаваться также и в электротехническую лабораторию, где его использовали в своих экспериментах работавшие там ученые.
Неутомимой деятельностью в физическом отделении музея Столетов завоевал себе глубочайшее уважение всего общества любителей естествознания. В 1884 году ему была присуждена Большая золотая медаль общества, в 1886 году Общество избрало его своим почетным членом.
Особенно ценило Столетова физическое отделение. По уставу председатели отделений выбирались сроком на два года. Но Столетова физическое отделение неизменно избирало снова. И только много лет спустя после вступления Столетова на пост председателя отделение, идя навстречу ученому, желавшему получить больше времени на исследовательскую работу, освободило его от этих обязанностей.
Физическое отделение Общества любителей естествознания жило при Столетове большой жизнью.
Отделение при Столетове стало одним из штабов всей русской электротехники.
Столетов установил тесную связь между отделением и другим штабом русских электриков — VI отделом Русского технического общества в Петербурге. Для упрочения этой связи председатель VI отдела Ф. Величко был избран по предложению Столетова непременным членом физического отделения.
В 1883 году Столетов выступил как организатор электротехнической общественности и в еще более широких масштабах. В этом году во время своей поездки в Париж Столетов принял живое участие в учреждении Международного союза электриков. В восьмидесятые годы деятельность Столетова все шире распространялась за пределы России — русский ученый участвовал во многих международных научных съездах и конференциях, стал членом многих научных обществ: французского общества физиков, английского общества инженеров-электриков и других.
Знакомясь с жизнью Столетова, невольно диву даешься: как успевал этот человек делать все то, что он делал! Приходишь в изумление — как его хватало на все. Каким-то неукротимым, непрерывающимся потоком энергии, работой великолепно выверенного механизма представляется деятельность этого великого труженика.
Работа, работа и работа — в этом была вся жизнь Столетова.
«Столетова никогда нельзя было застать праздным», — вспоминал А. П. Соколов. Правильно организовав свои труд, умно чередуя занятия различного характера, Столетов, казалось, не знал усталости. Отдыхом у Столетова служили переходы от одной работы к другой.
Занятый самыми разнообразными делами, Столетов тщательно следил за тем, что происходит в физике.
В это время в физике началось течение против теории о критическом состоянии тел, основы которой заложил Д. И. Менделеев.
Он первый указал, что когда жидкость превращается в пар, то она проходит через некое критическое состояние, при котором уже исчезает разница между паром и жидкостью; исчезновение разницы между жидкостью и паром показывают в лабораториях с помощью простого, изящного опыта.