ДОРОГОЮ ПОДВИГОВ
ДОРОГОЮ ПОДВИГОВ
Первая — тибетская — часть путешествия была закончена. Вторую его часть Пржевальский решил посвятить исследованию северной горной ограды Тибета.
Этот громадный горный барьер, именуемый Куэнь-лунем, протянулся по долготе на 43?° (4350 километров). Один географ назвал его «позвоночным столбом Азии». Многочисленные хребты, его составляющие, не только продолжают друг друга с запада на восток, но и образуют параллельные горные гряды, которые встают одна за другой перед путешественником, переваливающим через Куэнь-лунь с севера на юг.
Предшествующие исследования Пржевальского в центральной части Куэнь-луня увенчались открытием хребтов Гумбольдта, Риттера, Марко Поло, Южно-кукунорского, Южно- и Северо-тэтунгского и других. В результате этих исследований впервые была создана ясная картина обширной горной области от северных склонов Нань-шаня на севере до южных склонов Тан-ла на юге — на протяжении 8° (или 800 километров по широте) и от восточной окраины Нань-шаня близ города Дацзин на востоке до перевала через Тан-ла близ реки Тан-чю на западе — на протяжении 10° (или 1000 километров по долготе).
Теперь Пржевальский решил исследовать неведомую западную часть Куэнь-луня на всем ее громадном протяжении (17° по долготе). Двигаясь вдоль северных склонов тех горных хребтов, которые составляют Западный Куэнь-лунь, Пржевальский хотел пересечь Цайдам, Лоб-нор, Восточный Туркестан!
26 августа экспедиция выступила из Барун-засака. Караван шел на запад.
Через безводную глинистую пустыню, где лишь изредка попадаются кустики белолозника и бударганы, где бродят одни дикие верблюды да залетают иногда вороны и грифы, — путешественники 20 октября пришли к озеру Гас.
С севера и с юга озеро обступили горы, неведомые до Пржевальского.
Ближайший из северных хребтов, для обозначения которого у местных жителей не было особого имени, Пржевальский так и назвал Безыменным. За ним, еще севернее, второй, более высокой грядой вставал Алтын-таг — «детище» другого путешествия Пржевальского. Тогда, в первый раз, Пржевальский подошел к горам Алтын-тага со стороны Лоб-нора, а впереди за горами лежал Тибет. Теперь путешественник видел Алтын-таг со стороны Тибета, а дальше за горами лежал Лоб-нор.
К югу от озера Гас высились еще три гряды неизвестных гор — окраина Тибетского нагорья. Туда и направился Пржевальский.
Факсимиле маршрутной съемки Пржевальского. Путь через горы Северного Тибета. (Фотоснимок с планшета, хранящегося в Географическом обществе СССР.)
Оставив в 40 километрах от озера, в урочище Чон-яр, большую часть каравана под охраной семи казаков, Пржевальский с остальными людьми двинулся на юг.
По долине, в которой постоянно бушуют ветры и бури, путешественники подошли к подножью гор. Долину эту Пржевальский назвал Долиной ветров.
Отсюда, ущельем реки Зайсан-сайту, караван стал подниматься на горную окраину Тибета.
Это ущелье перерезает пополам обширную гряду гор. Хребет, который тянется от Зайсан-сайту на восток — к Цайдаму, — Пржевальский назвал Цайдамским.
Вечно-снеговой, сплошь покрытый ледниками хребет, идущий от Зайсан-сайту на запад, Пржевальский назвал в честь великого русского города — Московским, а высший пик его — горою Кремль.
Дальше к югу встал перед путешественниками новый громадный хребет, параллельный Цайдамскому. Пржевальский назвал его именем Колумба.
Вся эта местность была совершенно бесплодна, дичи почти не попадалось. Люди недоедали, караванные животные страдали от бескормицы. Съемку приходилось делать под леденящим встречным ветром, от которого болели глаза, ломило голову.
Наконец путешественники перевалили на нагорье Тибета. Посреди обширной голой равнины перед ними раскинулось озеро. Хотя морозы достигали 34°, озеро, к удивлению путешественников, не было покрыто льдом. Его назвали Hезамерзающим. Вода в нем оказалась чрезвычайно соленой. Вероятно поэтому оно и не замерзало.
Более чем в ста километрах к юго-западу от озера высилась обширная вечно-снеговая гряда. Этот хребет Пржевальский назвал первоначально «Загадочным», потому что видел его лишь издали и нанес на карту только приблизительно. Но после возвращения Николая Михайловича из путешествия, решением Русского географического общества этот хребет был назван именем Пржевальского. Самую высокую гору хребта, которая своей формой напоминает большую меховую шапку, Пржевальский назвал Шапкой Мономаха.
В горах путешественники встретили новый 1885 год. Встретили скромно, но зато «с радостным сердцем, ввиду уже исполненного за год истекший и с лучшими надеждами на успехи в году наступающем».
Исследовав и нанеся на карту один из самых неведомых районов Центральной Азии, Пржевальский и его спутники 11 января 1885 года вернулись в урочище Чон-яр.
Чон-яр лежит почти на меридиане озера Лоб-нор. Если бы удалось отыскать прямой путь отсюда к Лоб-нору через Алтын-таг, то этот кратчайший путь из Западного Китая в Восточный Туркестан явился бы немаловажным открытием. Первыми выиграли бы от нового открытия сами путешественники — сберегли бы время и силы в пути на Лоб-нор.
Пржевальский снарядил разъезд на север — в горы Алтын-тага. «Верный мой сподвижник урядник Иринчинов и казак Хлебников, — говорит Пржевальский, — назначены были на такое важное для нашей экспедиции дело».
Иринчинов и Хлебников отправились на верблюдах, продовольствия они взяли с собой на две недели. Ночевать казаки должны были под открытым небом…
Прошло двенадцать суток. Вернулись, наконец, из дальнего разъезда Иринчинов и Хлебников. Они принесли радостную весть: путь к Лоб-нору найден!
Немало потрудились казаки, чтобы отыскать этот путь. На протяжении более 50 километров по гребню Алтын-тага они излазили все ущелья. Сколько раз, уже перевалив на другую сторону хребта, они натыкались на непреодолимые препятствия и опять возвращались обратно. Наконец-то напали на истинный путь и прошли его до самого выхода из гор Алтын-тага…
«Счастье вновь послужило нам как нельзя лучше, — говорит Пржевальский. — Найденная тропа через Алтын-таг отворяла теперь для нас двери в бассейн Тарима, да притом в ту его часть, где еще не бывали европейцы от времени знаменитого Марко Поло».
Перевалив через Алтын-таг по тропе, которую отыскал Иринчинов, Пржевальский 28 января 1885 года вышел к южному берегу озера, открытого им восемь лет назад.
Лобнорцы узнали Пржевальского, Иринчинова, Юсупова, обрадовались старым знакомым и вынесли им только что испеченный хлеб.
На Лоб-норе Пржевальский провел всю раннюю весну 1885 года. Русский ученый подробнее, чем раньше, исследовал теперь этот мир, который он открыл.
Картина быта и нравов лобнорцев, нарисованная Пржевальским в его книге о четвертом путешествии, проникнута большой симпатией к миролюбивому, гостеприимному племени и глубоким сочувствием к вечной его нужде, к его постоянной тяжелой борьбе за существование.
Может быть, наиболее яркое представление о нищете лобнорцев дает песня, прославляющая необыкновенное «богатство» величайшего лобнорского «богатея» — племенного старшины лобнорцев Кунчикан-бека, так же порабощенного и так же разоряемого богдоханскими властями, как и все они. Эту песню Пржевальский сам записал и снабдил примечаниями, полными сочувственного юмора:
«Кунчикан-бек, восходящее солнце, солнце наш господин! Облагодетельствовал ты весь мир. Как голос ласточки, ты лелеешь слух всех. Запер ты в своем загоне тридцать лошадей-меринов (налицо всего одна кляча). Во дворе твои бараны, — что может сравниться с ними! Когда работники пашут твои пашни, никто проехать не может (смысл — так обширны пашни, в которых всего несколько десятин). Живешь ты в большом богатстве (все имущество Кунчикан-бека в 1885 году состояло, кроме нескольких сетей и лодок, из десятка баранов, 1 лошади, 2 коров и 3 ослов; наличными деньгами было 1? лана — 4? рубля, но и те пришлось отдать в уплату податей)» и т. д.
На месте стоянки Пржевальский дважды произвел астрономическое определение широты и долготы этого пункта, наблюдал весенний пролет птиц, охотился, изучал климат, растительный и животный мир Лоб-нора. Тем временем Роборовский сделал множество фотографических снимков, на которых запечатлел жителей и природу страны.
20 марта 1885 года экспедиция выступила из Лоб-нора на юго-запад. Все население ближайших деревень собралось проститься с русскими, а Кунчикан-бек отправился проводить их до ближайшего поселения.
Двигаясь то по голым бесплодным равнинам, то по зарослям густого кустарника, то по сыпучим пескам, путешественники в середине апреля пришли в Черченский оазис.
Отсюда путешественники повернули прямо на юг — к видневшемуся впереди неизвестному горному хребту.
Сделав по жаре безводный переход в 90 километров, с подъемом в 1500 метров, экспедиция 27 апреля достигла подножья гор.
«Новый хребет, — говорит Пржевальский, — тянется отсюда на 400 слишком верст (более 425 километров) к западу — юго-западу до прорыва Кэрийской реки.
Пользуясь правом первого исследователя, я назвал вновь открытую цепь гор — Русским хребтом.
На всем своем протяжении этот хребет служит оградою высокого Тибетского плато к стороне котловины Тарима. Наиболее высокая, вечно-снеговая часть хребта лежит в западной его окраине между реками Чижган и Кэрийской. Вблизи последней высится громадная покрытая ледниками вершина, поднимающаяся выше 20000 футов» (выше 6000 метров).
Караван Пржевальского шел теперь на запад, вдоль подножья новооткрытого Русского хребта, по ущельям рек, берущих начало в его горах, по склонам самих гор.
Придя в конце мая в оазис Ясулгун, путешественники отпраздновали здесь шестую тысячу верст (6400 километров) пути от Кяхты.
Ясулгун — прекрасный островок среди дикой пустыни. Селение расположено на берегу пруда, обсаженного ивами и тополями. При саклях разведены небольшие сады, в которых растут абрикосовые и шелковичные деревья.
«Деревенская жизнь, — пишет Пржевальский, — шла при нас обычным чередом. Женщины хлопотали по хозяйству, мужчины осматривали поля, исправляли арыки, копались в садах, ребятишки бегали нагишом, валялись, играли (замечательно, что ребятишки в Восточном Туркестане играют, устраивая маленькие арыки, примерные пашни и водяные мельницы, — словом, будущий земледелец виден уже в ребенке), иногда же и дрались между собою, притом словно обезьяны лазили по сучьям шелковицы, доставая ягоды. Возле сакель резвились ласточки, чирикали воробьи, ворковали голуби, пели петухи, клокотали наседки с цыплятами. Словом, сельская жизнь здесь та же, что и у нас».
Четвертое путешествие в Центральной Азии в 1883–1885 гг.
В Ясулгуне путешественники пробыли пять суток и за это время успели подружиться с местными жителями — добродушными, приветливыми мачинцами. По вечерам казаки пели песни и играли на гармони. Игра эта везде очень нравилась жителям Восточного Туркестана. Слух об удивительном музыкальном инструменте шел далеко впереди путешественников, и выезжавшие навстречу местные власти прежде всего просили дать им «послушать музыку».
От зоркого сочувственного взгляда Пржевальского не укрылась горькая нужда обитателей красивого оазиса.
«Как ни очаровательны с виду все вообще оазисы, в особенности при резком контрасте с соседней пустыней, но в б?льшей части из них бедность и нужда царят на каждом шагу», — говорит Пржевальский. «На семью в 5–6 душ едва ли придется 1?—2 десятины земли; обыкновенно земельный надел еще меньше. Множество семейств принуждено бывает перебиваться изо дня в день с весны до новой жатвы. К столь незавидной доле следует еще прибавить полную деспотию всех власть имущих, огромные подати, эксплоатацию кулаков, — чтобы понять, как несладко существование большей части жителей оазисов даже среди сплошных садов их родного уголка. И еще нужно удивляться, как при подобной обстановке, лишь немного видоизменяемой в течение долгих веков, не привились к населению крупные пороки, — например, воровство, убийство и т. п.»
1 июня экспедиция вышла из Ясулгуна. Двигаясь на запад по предгорью Русского хребта, экспедиция 16 июня достигла того места, где горы прорывает река Кэрия.
Участники четвертой Центральноазиатской экспедиции Пржевальского.
Бивуак Пржевальского на Лоб-норе. Фото Роборовского.
Здесь кончается Русский хребет и начинается новый. Крутой неприступной стеной, покрытой вечными ледниками и снегом, поднимается он до высоты 5000–6000 метров. Пржевальский назвал этот хребет — Кэрийским.
В деревне Полу, расположенной в предгорьях Кэрийского хребта, Пржевальский провел несколько дней. Еще до его прихода власти, как уже случалось не раз, постарались запугать жителей слухами о чинимых русскими грабежах и насилиях. Полусцы так встревожились, что поспешили спрятать своих женщин и лучшие вещи в горах. Но приветливое, дружеское обращение путешественников разогнало все их страхи. Русские сразу расположили полусцев к себе.
«Дружба наша с жителями Полу, — рассказывает Пржевальский, — вскоре возросла до того, что они дважды устроили для казаков танцовальный вечер с музыкой и скоморохами. На одном из таких балов присутствовал и я со своими помощниками. Местом для залы избран был просторный двор сакли и устлан войлоками. Музыка состояла из инструмента вроде гитары, бубна и простого русского подноса, в который колотили по временам. Все гости сидели по бокам помещения; для нас были отведены почетные места. На середину выходили танцующие — мужчина и женщина. Последняя приглашается кавалером вежливо, с поклоном. Наши казаки также принимали участие в общем веселье и лихо отплясывали по-своему под звуки гармони; инструмент этот приводил слушающих в восторг. В антрактах танцев появлялись скоморохи: один наряженный обезьяною, другой козлом, третий, изображавший женщину верхом на лошади: выделывали они очень искусные штуки. Сначала наше присутствие немного стесняло туземцев, которые даже извинялись, что их женщины не могли хорошо нарядиться, ибо лучшее платье, вследствие наветов, далеко спрятано в горах; потом все освоились и веселились от души».
Дальнейший путь экспедиции пролегал в верхнем поясе предгорий — по крутым увалам, через глубокие пади.
Непрерывно лили дожди. Вода в реках прибывала. Опасно было переходить через стремительные горные потоки, с грохотом мчавшиеся по дну ущелий. Намокшие вьюки становились еще тяжелее, отсыревший аргал не горел. Не раз лошади оступались на скользких узких тропинках и скатывались в пропасть. Одна из них при падении разбилась насмерть.
В палатках постоянно было мокро, одежда путешественников никогда не просыхала, ночью часовые промокали до костей, а по утрам стояли заморозки, шел снег и приходилось кутаться в шубы.
23 июля экспедиция достигла западной оконечности Кэрийского хребта — урочища Улуг-ачик. Отсюда, круто повернув, Пржевальский двинулся через пустыни и оазисы Восточного Туркестана прямо на север — к горам Тянь-шаня. Это был путь на родину.
Вечером 28 октября 1885 года, ущельем Уй-тал, путешественники вышли к подножью гор, по гребню которых проходит русско-китайская граница.
Позади остались 7500 километров пути через пустыни Центральной Азии. В ящиках и вьюках верблюды везли драгоценную научную добычу: планшеты, на которые был нанесен маршрут через неведомые прежде страны, путевые дневники, фотографии, громадные коллекции животных и растений.
Почетное место в этих коллекциях занимали новые виды птиц, ящериц, млекопитающих, открытые Пржевальским и его помощниками, — «песчанка Пржевальского», «геккончик Пржевальского», «вьюрок Роборовского», «круглоголовка Роборовского», «завирушка Козлова», «жаворонок Телешова», «аргали далай-ламы»; новые виды рыб — расщепохвостов, губачей, маринок, гольцов, лобнорский «тазек-балык», «гольян Пржевальского»; новые виды растений — «камнеломка Пржевальского», «кашгарская реамюрия Пржевальского», «очиток Роборовского», «тибетская осока», «тибетский твердочашечник», «монгольский козелец», новые виды хохлатки, анемона, горечавки и много других.
Утром 29 октября путешественники начали свое восхождение на Бедель. Перевал лежит на высоте 4100 метров. Подъем и спуск продолжались семь часов. Спускаться приходилось по глубокому снегу, покрытому ледяной корой. Двое казаков сводили поодиночке каждого верблюда, поддерживая его веревками.
Наконец последний верблюд спустился.
Путешественники были на родине, в нескольких десятках километров от города Каракола. Четвертое путешествие Пржевальского в Центральной Азии закончилось.
В тот же день Пржевальский отдал по экспедиционному отряду следующий, прощальный приказ:
«Сегодня для нас знаменательный день: мы перешли китайскую границу и вступили на родную землю. Более двух лет минуло с тех — пор, как мы начали из Кяхты свое путешествие. Мы пускались тогда вглубь азиатских пустынь, имея с собою одного лишь союзника — отвагу; все остальное стояло против нас: и природа и люди. Вспомните — мы ходили то по сыпучим пескам Ала-шаня и Тарима, то по болотам Цайдама и Тибета, то по громадным горным хребтам, перевалы через которые лежат на заоблачной высоте. Мы жили два года, как дикари, под открытым небом, в палатках или юртах, и переносили то 40-градусные морозы, то еще большие жары, то ужасные бури пустыни. Вспомните, как на нас дважды нападали тангуты в Тибете. Но ничто не могло остановить нас. Мы выполнили свою задачу до конца — прошли и исследовали те местности Центральной Азии, в большей части которых еще не ступала нога европейцев. Честь и слава вам, товарищи! О ваших подвигах я поведаю всему свету. Теперь же обнимаю каждого из вас и благодарю за службу верную — от имени науки, которой мы служили, и от имени Родины, которую мы прославили».