Глава 13 СТАНОВЛЕНИЕ ФИНСКОГО ГОСУДАРСТВА

Глава 13

СТАНОВЛЕНИЕ ФИНСКОГО ГОСУДАРСТВА

Генерал от кавалерии барон Маннергейм, потерпев поражение на выборах и оставшись без государственного поста, 17 сентября 1919 года в качестве частного лица отправляется в Париж.

Положение у Маннергейма было сложное. Он снова был вытеснен из большой политики. Семья распалась еще в 1903 году. После разрыва жена с двумя дочерьми проживала в Париже. Старшая дочь Анастасия в 1915 году стала затворницей монастыря сестер-кармелиток в Англии, где пробыла почти 20 лет, правда, впоследствии отказалась от монастырской жизни. Младшая, Софья, не умела заботиться о себе, пьянствовала и вела нездоровый образ жизни, ютясь в одной из подвальных квартир Парижа, загаженной сворой собак и кошек.

У Маннергейма были теплые отношения со своими братьями и сестрами. Старшая сестра Софья была не только душой близка Густаву, но и до дня ее смерти в 1928 году их объединяла общая работа в Союзе защиты детей и финском Красном Кресте. Вторая сестра, Ева, была его постоянным корреспондентом. Они оба были гурманами и знатоками поварского искусства. С самой младшей сводной сестрой Маргерит и ее мужем Микаэлем Грипенбергом Густав тоже был дружен.

Париж, куда приехал Маннергейм, стал на время центром мировой политики — здесь проходила мирная конференция, созванная странами — победительницами в Первой мировой войне.

В первый день пребывания генерала в городе ему позвонил бывший русский посол во Франции Александр Петрович Извольский и попросил приехать к нему. Маннергейм эту просьбу отклонил. Тогда Извольский неожиданно явился в гостиницу к генералу и предложил свои услуги в качестве представителя Финляндии на мирной конференции.

Маннергейм твердо отказал ему в этом, вспомнив его слова в день объявления Первой мировой войны: «Это самый счастливый день в моей жизни». Генерал не хотел таких новых «счастливых дней» для своей родины.

Встречами с премьер-министром Жоржем Клемансо и маршалом Фердинандом Фошем Маннергейм был разочарован. Надежды на поддержку Финляндии со стороны Франции пропали. Ситуация выглядела крайне мрачной.

В понедельник 3 ноября 1919 года генерал из Парижа отправляет открытое письмо президенту Финляндии Стольбергу. В нем он писал, что в компетентных кругах Парижа и Лондона не сомневаются, что гибель Советской власти — вопрос времени. По мнению Европы, судьба Петрограда — в руках Финляндии и этот вопрос имеет мировое значение. Если Петроград будет взят без помощи Финляндии, возникнут непреодолимые трудности в урегулировании отношений с новой Россией…

Мир с большевиками дал бы обманчивую безопасность — они потом использовали бы свое превосходство в силах. Поэтому надо действовать быстро. Взоры всего мира направлены на Финляндию, и от ее решения будет зависеть, не обвинят ли современники и потомки финский народ в малодушном уклонении от действия, которого требовали и интересы человечества, и его собственного будущего…

В ответ на письмо Маннергейма от 5 ноября 1919 года финское правительство официально заявило, что армия Финляндии не будет наступать на Петроград, и 14 декабря 1919 года в Тарту подписало мирный договор с РСФСР.

Узнав, что барон в Париже, его стали одолевать многочисленные русские знакомые — от генерала Миллера, бежавшего из Архангельска, до генерала Головина. Видя, что отбоя от посетителей и просителей не будет, Маннергейм бежит на Лазурный Берег, в Ниццу, где встречается со своим старым другом Павлом Демидовым, который только что купил виллу «Ла Перл», продав жемчужные украшения своей жены. Неприятный осадок оставила у генерала встреча с балериной Тамарой Карсавиной, которую ни на шаг не отпускал от себя ее партнер и очередной любовник Петр Владимиров.

Накануне отъезда в Париж Маннергейм получил приглашение великого князя Николая Николаевича посетить его в Шуаньи. Прием был устроен очень радушный. Великий князь изменился, стал любезным и тактичным, забыв свой любимый русский мат. Внимательно выслушав подробный рассказ Маннергейма о событиях в Финляндии и его отношениях с генералами Юденичем, Родзянко и Артемьевым, Николай Николаевич обнял Густава, поцеловал и сказал: «Поздравляю вас, барон, с тем, что вы выполнили свой долг офицера российской армии, чего не могли сделать в России ни Колчак, ни Деникин, ни Юденич. Еще в прошлом столетии я говорил императору, что таких офицеров, как вы, у нас в России единицы. Вы, Густав Карлович, оправдали мое доверие». Великий князь рассказал Маннергейму, что к нему постоянно обращаются разные эмигрантские организации с просьбой возглавить национальное антибольшевистское движение. «Однако я всякий раз отказываюсь, — сказал великий князь. — Я считаю, что после всех революционных событий члены императорской фамилии должны воздерживаться от политической деятельности». Николай Николаевич попросил генерала аккредитовать в Финляндии его представителя Николая Бунакова.

После встречи с великим князем барон решил отправиться на Лазурный Берег и побывать в Монако — узкой полоске земли, прижатой предгорьями Альп к Средиземному морю. Остановившись в «Отель де Пари» и дотронувшись, по традиции игроков казино, до правого колена старинной бронзовой статуи Людовика XIV, чтобы повезло в игре, генерал подземным ходом отправился в салон казино, где ставки были неограниченны…

Азартный игрок, он не менее азартен был в любви.

Живя в Хельсинки, Маннергейм тщательно скрывал свою личную жизнь. Ни одна женщина, кроме пожилой служанки, не переступала порог его дома. Правда, Григорий Павлов, владелец старейшего в городе ресторана «Беллевю», что в районе Катаянокки, неподалеку от православного Успенского собора, мог бы немало рассказать о том, с кем, скрываясь от любопытных взглядов, любил ужинать у него господин барон в двадцатые и тридцатые годы. Но Павлов умел хранить тайны своих клиентов, он умер в 1957-м, не назвав журналистам ни одного женского имени.

Совершенно иным был Густав в своем любимом Париже. Здесь, во всемирной столице женской красоты, Маннергейма часто видели со многими красавицами — Аллой Назимовой, Виргинией Хериот, графиней Жанной де Сальверт… Опытный донжуан, еще с юности впитавший изысканный аристократизм российской знати, он без труда покорял женские сердца. А думал он о других победах.

Мысль о создании единого широкого фронта против большевиков не покидала во Франции Маннергейма. Особенно его вдохновило успешное наступление поляков на Украине и в Белоруссии. Он принимает решение ехать в Варшаву, встретиться с «начальником государства» Юзефом Пилсудским и точно выяснить военную ситуацию в России. Кроме того, генерал хотел узнать, что осталось от его вещей, когда в 1914 году его дом на Черняковской улице, 35, был снесен. (Символично, что на фундаменте дома генерала сейчас стоит красивый костел.) Приехав в Варшаву, Маннергейм остановился в гостинице «Бристоль», где его встретили журналисты. Пришлось отвечать на их вопросы. На другой день буквально с восьми утра начались телефонные звонки. Друг Густава Александр Велепольский рассказал, как удалось спасти вещи генерала, которые немцы нашли с пометкой «барон Маннергейм» и хотели конфисковать как собственность русского офицера. Пришлось долго доказывать и писать разные бумаги, что это вещи главнокомандующего финской армией. В 1920 году вещи и мебель Маннергейма были отправлены в Гельсингфорс. Мария Потоцкая сообщила, что княгиня Любомирская в Висбадене. Попросил о встрече генерал Карницкий.

Утром 4 декабря 1919 года Маннергейму позвонил адъютант Пилсудского и сообщил, что «начальник государства» ждет его в 12 часов в Бельведерском дворце.

Пилсудский встретил Маннергейма у дверей своего кабинета. Он стоял величаво, но слегка сгорбившись, как бы придавленный тяжестью возложенных на него задач. Он был чисто выбрит и аккуратно подстрижен. На нем был военный френч и парадный пояс, который он надевал при приеме важных гостей. Начав разговор по-французски, Пилсудский пригласил генерала к столу и предложил сесть. Маннергейм, высокий и элегантный, в великолепном итальянском костюме и лакированных ботинках, источал запах дорогого английского одеколона, чем немного смутил главу польского государства.

Пилсудский, лукаво взглянув на генерала, сказал, что хорошо знает о его службе, восхищен его действиями в Финляндии. Маннергейм не остался в долгу, вспомнив подавление варшавского мятежа в январе 1919 года. Заговорив по-русски, вспомнили Антона Ивановича Деникина и его отношение к независимости Польши. Маннергейм сказал, что сходные события произошли и в Финляндии. Пилсудский рассказал о своем плане решительного наступления на Украину и предложил генералу быть его союзником. Маннергейм одобрил идею, но конкретного ответа не дал.

Видя, что Пилсудский устал, Густав прекратил разговор и попросил назначить еще одну встречу. Она состоялась через восемь дней.

За это время у Маннергейма состоялась другая, на этот раз неприятная беседа. Утром 7 декабря без предупреждения в номер к генералу явился генерал Карницкий с двумя русскими офицерами. Один из них назвал себя председателем Союза русских офицеров в Польше и начал бесцеремонно требовать от Маннергейма, чтобы он совершил государственный переворот в Финляндии. Поведение офицеров было столь наглым, что генерал указал им на дверь. Настроение у Маннергейма было основательно испорчено, правда, в последующие дни друзья, подруги и театры немного разрядили обстановку.

Вторую встречу Маннергейма и Пилсудского довольно точно охарактеризовал граф Пржездецкий: «Оба государственных деятеля на этой встрече своим внешним видом и беседой делали честь народам, которых они представляли».

На этой встрече генерал Маннергейм сразу отметил одну черту в поведении Пилсудского. Все свои действия тот проводил в зависимости от того, как развивались события, не дорабатывая свой план до конца. Его идеи выглядели странными и загадочными, причем единственной концепцией для них был он сам, другие для него не существовали.

В конце беседы Пилсудский попросил генерала помочь в проведении в Гельсингфорсе 15–22 января 1920 года встречи представителей прибалтийских стран, Польши и Финляндии. Конференция состоялась, но ничего не принесла, кроме больших расходов для финской казны.

В день отъезда генерала Маннергейма в Париж состоялись торжественные проводы. На вокзал приехали премьер-министр Падеревский и военный министр.

Вернувшись в начале 1920 года в Финляндию, генерал Маннергейм получил народный подарок — денежный фонд его имени в 7,5 миллиарда марок, процентами от которого он мог пользоваться в личных целях. К подарку был приложен адрес, который подписали сотни тысяч финнов, представляющие все классы общества.

4 апреля 1920 года в первый день Пасхи в Тампере состоялся парад шюцкоровцев, во главе их отрядов ехал генерал Маннергейм. В толпе любопытных на Хяменкату находились восемь боевиков, только что приехавших из Петрограда с заданием убить барона. Посланы они были Петроградским ЧК и военной интернациональной школой, где получили деньги и оружие. Застрелить Маннергейма предполагалось во время парада, но выстрелы не прозвучали. Когда генерал на коне поравнялся с главным киллером Карлом Сало, он, как выяснилось позже, струсил. Прикрывающие его Векман и Суокас, потеряв в толпе главаря, упустили удобный случай. В конце апреля 1920 года все трое террористов были арестованы в Финляндии и приговорены судом к разным срокам тюремного заключения.

Маннергейм становится председателем Союза защиты детей, а через два года — председателем финского Красного Креста.

В начале 1923 года он совершает поездку в Алжир и Марокко. За границей для генерала были другой мир и другая жизнь, о которой на родине он мог только мечтать. В Алжире автомобиль, которым управлял Густав, свалился в пятиметровое ущелье. Барон отделался переломом бедра и парой ребер. Перелом бедра сделал ногу Густава короче на два сантиметра. До конца жизни он ходил с вкладышем, чтобы походка не выдавала дефекта.

Каждую осень Маннергейм отправлялся на охоту в Тироль стрелять серн и благородных оленей, которые отличались красотой рогов. Камердинер-австриец Густава Ханс Кёпф вспоминал, что барон был суеверен, требователен к еде, чаевых в ресторанах не давал, требуя русские или французские меню. Из вин предпочитал красное вино «Ле Кардинал». После обеда всегда пил хороший кофе. В торжественные дни на столе стоял коньяк «Хеннесси» и венгерский ликер «Баракк Палинка».

Крепкие напитки Маннергейм не только умел пить из рюмки, наполненной до краев, но и держал в секрете состав любимой водки с джином и вермутом.

В 1924 году генерал Маннергейм переезжает в двухэтажный дом в Кайвопуйсто на Каллиолиннатие, прожив до этого многие годы на разных временных квартирах. Этот дом, который называли по первому владельцу «дачей Баумана», был построен в 1873 году, с 1913 года принадлежал Карлу Фазеру, который сдал его Маннергейму. В год переезда в доме был сделан большой ремонт, чтобы он соответствовал потребностям нового жильца и его хозяйства. Маннергейм также арендовал небольшой полуостров в восточной части городка Ханко с постройками, а через несколько лет купил его. В 1941 году вилла Маннергейма была разрушена. После войны ее восстановили, и сейчас там элегантный летний ресторан. Генерал также приобрел соседний островок с популярным кафе, которое назвал «Изба четырех ветров». В нем он принимал своих именитых гостей. В 1931 году Маннергейм продал остров, часто потом сожалея об этом.

В 1924 году по предложению барона для организации армии в Финляндию приехал английский генерал Кирк, ставший одной из закулисных фигур в финской политике. Маннергейм поддерживал с ним долгие дружеские отношения.

1 марта 1925 года президентом Финляндии стал Лаури Кристиан Реландер — человек, который боялся недовольства сильных мира сего или раздражения финского общества. Из-за этого Маннергейм не стал фельдмаршалом и председателем Совета обороны. Реландер постоянно ориентировался на мнение советской газеты «Правда», особенно после ее угрожающей статьи 10 апреля 1925 года, которая гласила: «Генерал Маннергейм не должен забывать, что дорога из Хельсинки в Ленинград может оказаться гораздо длиннее, чем дорога из Ленинграда в Хельсинки».

Слабость президента Реландера и упущения правительства Финляндии стали причиной появления движения, возникшего в северо-западной Финляндии и получившего название «лапуаское движение». Главным пунктом его программы было искоренение в стране коммунизма (хотя компартия была запрещена) и в конечном счете — государственный переворот.

В диктаторы лапуасцы прочили Маннергейма, хотя некоторые руководители движения считали его старым и малоэффективным — им больше нравился генерал Вальден.

В 1926 году барон совершил свое первое путешествие в Индию, но здесь охотничье счастье не сопутствовало ему, хотя он имел разрешение на охоту. Ни одного тигра он не видел. Днем генерал неудачно охотился, а вечером в столице округа весело проводил время, поражая своим аристократизмом местное английское общество.

1930 год чуть не стал роковым для Финляндии, когда огромная масса лапуасцев маршем вошла в Хельсинки. Парламент был распущен, а правительство отправлено в отставку. Финны воочию убедились в слабости государственной власти. И действительно, начиная с 1919 года Финляндия почти 14 лет находилась в состоянии внутриполитического кризиса. В эти годы сменилось множество правительств — от Лаури Ингмана до Кюэсти Каллио.

1 марта 1931 года президентом становится жесткий и решительный Пер Эвинд Свинхувуд. Он через год ликвидировал назревающее восстание лапуасцев и свел на нет их движение. Маннергейм же уклонился от диктатуры и тем самым сберег свое доброе имя.

Утонченный аристократ Густав Маннергейм был полной противоположностью грубоватому, а иногда и хамоватому Свинхувуду, но они оба боролись за независимость Финляндии. Свинхувуд назначает генерала председателем Совета обороны, и Маннергейм согласился в военное время командовать финскими войсками.

В начале августа 1931 года барон принимает решение лично обследовать состояние обороноспособности Карельского перешейка.

В четверг 14 августа он с тремя генералами и двумя полковниками в условиях секретности впервые посетил Териоки, где провел один день у своей родственницы Мари Прокопе на «Вилла Бьянка». Он жил на втором этаже в «синем салоне». Этот дом сохранился и находится в Зеленогорске на 2-й Пляжной улице, 7/9.

Вернувшись в Хельсинки, генерал Маннергейм рассказал министру обороны Оксала о результатах своей поездки. Он считал, что надо срочно заняться оборонительной линией, дорогами и аэродромами.

С 1933 года президент Свинхувуд расширил полномочия и права Маннергейма и в пятницу 19 мая 1933 года, в связи с 15-летием победы в Национально-освободительной войне, генералу присваивают звание фельдмаршала.

Период с 1931 по 1939 год Маннергейм в своих «Мемуарах» назвал «наперегонки с бурей». Фельдмаршал прекрасно знал, что происходит на Западе. Его иллюзии в отношении Германии и национал-социалистов быстро рассеялись. Маннергейм считал, что Гитлер собирается превратить народы Европы в белых негров для службы Третьему рейху. Но главная опасность для его родины, по его мнению, была все же с Востока. Надо было срочно вооружаться. Отношения Маннергейма с правительством были сложными из-за того, что оно постоянно урезало военный бюджет. А состояние оборонительных сил Финляндии находилось на крайне низком уровне. Начиная с 1929 года боевые учения по причине экономии средств не проводились. Оружие устарело и износилось до предела. Современные самолеты и танки отсутствовали. Сотрудничество между армией и шюцкором было недостаточным. Мобилизационный план четыре года лежал на рассмотрении.

Маннергейм лично начал углубленно изучать технические проблемы армии, наводя смятение в рядах военных инженеров. Фельдмаршала до мелких деталей интересовала каждая иностранная новинка в области вооружения. Бывая на авиасалонах в Англии и Франции, он осматривал каждый самолет глазами квалифицированного практика, учитывая финские условия посадочной скорости машин. Его интересовало, как тяжелые самолеты убирают шасси, удобство работы экипажа, броневая защита кабин летчиков от пуль.

5 июля 1934 года фельдмаршал получил сообщение, что княгиня Мария Любомирская находится при смерти и хочет в последний раз увидеть своего старого друга. Маннергейм, чтобы не вступать в конфликт с мужем Марии, от поездки отказался. До последнего момента, когда 12 июля 1934 года Мария навечно закрыла глаза, она спрашивала медицинскую сестру, есть ли письмо или телеграмма от Маннергейма.

Так печально закончилось их почти 30-летнее знакомство, ставшее частью большой биографии Маннергейма.

В декабре 1934 года фельдмаршал на две недели отправляется в Германию, чтобы познакомиться с новыми самолетами фирм «Юнкерс», «Дорнье» и «Хейнкель». В Берлине его ожидала торжественная встреча, на которой он получил приглашение от командующего Военно-воздушными силами Германии Германа Геринга провести переговоры с германской стороной. В процессе разговора с Маннергеймом Геринг, хитро улыбаясь, хвалил охотничьи успехи фельдмаршала в Тироле. Затем, извинившись, снял телефонную трубку и приказал показать Маннергейму новые боевые самолеты, подготовить документы на их покупку и отвезти барона в Шлайссхайме, где шло обучение будущих военных летчиков. Затем совсем по-дружески предложил фельдмаршалу пообедать и отдохнуть у него в Щорфхайде. Утром состоялась совместная охота. Они долго бродили по лесу, видели много животных, но не стреляли. Вечером Маннергейм уехал в Берлин, где практически начал решать свои авиационные дела.

В мае 1935 года произошло некоторое сближение баронессы Маннергейм и ее бывшего мужа барона Густава Маннергейма. Миротворческую роль в этом сыграл муж сестры Анастасии граф Дмитрий Менгден, обладавший большой силой внушения. Маннергейм писал: «Через многие годы мы нашли друг друга, все поняли и стали настоящими друзьями…» Как-то незаметно, как бывает в жизни, к баронессе Маннергейм подкралась страшная болезнь — рак, на симптомы которой она не обращала внимания. Шли дни, и лекарства перестали помогать. Фельдмаршал делал все возможное, что было в его силах, чтобы облегчить страдания жены, хотя по мнению лечащего врача, доктора Мартели, надежды на выздоровление было мало.

Доктор обещал барону сделать все, чтобы Анастасия верила в свое выздоровление и лишить ее предчувствия близкой кончины.

В середине декабря 1936 года профессор И. П. Алексинский, приглашенный как консультант, сказал дочери Софье: «Молитесь, только чудо может помочь вашей матери». Чуда не произошло, и за два часа до нового 1937 года баронесса Анастасия Николаевна Маннергейм (Арапова) скончалась. Отпевал ее в верхнем храме церкви Александра Невского в Париже митрополит Евлогий (Василий Семенович Георгиевский) в присутствии всего высшего эмигрантского света Парижа. На отпевании была и «разлучница» — графиня Шувалова.

Анастасия Маннергейм была похоронена на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, получив вечный номер 299. На скромной, забытой всеми могиле Анастасии белый крест несет в будущее, как связь с далекой родиной, великолепную палехскую икону.

В день смерти Анастасии фельдмаршал находился в Индии, где и получил скорбную телеграмму. Он сразу дал согласие на включение своего имени в газетный некролог. Смерть матери нанесла большой душевный удар Софье. Она оказалась человечнее своей старшей сестры-монахини, которая, приехав в Париж на другой день после смерти матери, ничем не помогла Софье в сложных переговорах с храмом и похоронах.

Построенная в 1827 году старейшая русская православная церковь Святой Троицы на Унионкату в Хельсинки помнит заупокойную службу по Анастасии Маннергейм, во время которой фельдмаршал Маннергейм долго стоял на коленях, пока свеча не догорела в его руке.

22 января 1935 года Маннергейм просил президента Свинхувуда наградить финскими орденами группу офицеров германской армии, которые были связаны с осуществлением его визита в Германию. Это, считал фельдмаршал, «усилит в дальнейшем интерес и расположение Германии по отношению к Финляндии».

В 1935 году фельдмаршал совершил летом поездку в Англию, а осенью — во Францию. Он стремился соблюдать баланс в своем подходе к закупке новейшего вооружения у стран Запада, чтобы не вызывать недовольство, например у Англии и Франции, приобретением самолетов у Германии. Однако Маннергейм активизировал роль финского военного представительства в Берлине.

В сентябре 1935 года Геринг официально приглашает фельдмаршала посетить Восточную Пруссию, где в Роминтене (сейчас Калининградская область) находились его охотничьи угодья. Этот район с давних времен был королевским охотничьим хозяйством, а когда в 1933 году Герман Геринг вошел во власть, он взял себе эти земли с самыми большими в Западной Европе лосиными стойбищами, получившими название «Лосиный лес». Здесь по приказу Геринга выращивали и сохраняли разную дичь и животных, было много охотничьих домиков.

Так как «Каринхалле» был превращен в заповедник, Геринг начал использовать для охоты поместье Роминтен.

Когда Маннергейм прилетел в Берлин, его на аэродроме встретил Геринг, пересадил на свой «Юнкерс-52» и доставил в Восточную Пруссию. Здесь их приезда уже ожидали старый знакомый Маннергейма шведский граф Эрик фон Розен и сын Геринга от первого брака с Карин фон Кантцов, большой поклонник Маннергейма Томас фон Кантцов. (Впоследствии, во время Зимней войны, он сражался в Финляндии в рядах шведских добровольцев.)

На охоту выходили раздельно. Первые дни были неудачными, но все быстро забывалось в столовой, где стояли огромные бочки с темным и светлым пивом, а столы прогибались под горами жареного картофеля, кислой капусты, свинины, сосисок и дичи. На третий день Маннергейм уложил 14-рогого старого оленя.

Геринг предложил фельдмаршалу перенести их охоты в заказник «Каринхалле», но погода нарушила все планы.

Кураторская роль рейхсмаршала Геринга в отношении Финляндии начинает приобретать активный характер после слов фельдмаршала Маннергейма о том, что новые германские руководители умело и быстро создают вооруженные силы. И все же барон не торопился занимать явно прогерманскую, а значит, откровенно антисоветскую позицию.

Маннергейм хорошо знал русских и с уважением относился к Красной армии, солдаты которой все схватывают на лету, легко подчиняются дисциплине, отличаются мужеством и жертвенностью. Он заявлял, что Россию и русских нельзя оскорблять, вызывать подозрительность, испытывать терпение, поэтому, чтобы не раздражать Советский Союз, Маннергейм отказался от участия во всемирном конгрессе Красного Креста в Японии. Отношения между Советским Союзом и Японией были очень плохими, шла подготовка к войне. Она началась в мае 1939 года, когда японские войска вторглись в Монголию в районе реки Халхин-Гол.

В январе 1936 года Маннергейм на похоронах английского короля Георга V представлял народ и президента Финляндии Свинхувуда. Он два часа шел пешком в очень утомительном похоронном шествии. Западные газеты в этот день писали: «На похоронах короля Финляндию представлял бывший офицер русской гвардии Конного полка фельдмаршал Маннергейм».

Через несколько дней после похорон Маннергейм на поминках беседовал с новым королем Эдуардом VIII, который в декабре отрекся от престола в пользу своего брата Георга VI. Затем были встречи с министром иностранных дел Антони Иденом, военным министром Д. Купером и начальником Генерального штаба маршалом А. Монтгомери. Осенью 1936 года фельдмаршал вновь посетил Англию, где встретился с Черчиллем и заставил его исключить из своей книги «История Первой мировой войны» фразу о том, что «Финляндия самостоятельности добилась благодаря Германии», заменив «благодаря Германии» словом «самостоятельно».

Понимая, что фельдмаршал Маннергейм в Финляндии занимает ведущее положение, английское и французское правительства всячески заигрывали с ним.

1 марта 1937 года новым президентом Финляндии стал 64-летний Кюёсти Каллио. Советское руководство считало, что он оздоровит финско-советские отношения. Министром иностранных дел остался Рудольф Холсти, который не любил Маннергейма, питая неприязнь и злобу к нему до конца своей жизни.

Накануне своего юбилея в мае 1937 года Маннергейм побывал в Париже. Он посетил могилу жены на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, оплатил на 50 лет место захоронения и заказал панихиду в русском храме Александра Невского. Вернувшись в Хельсинки, он заказал еще одну панихиду в русской Троицкой церкви.

В пятницу 4 июня 1937 года в Хельсинки с большой помпой было отпраздновано 70-летие фельдмаршала барона Маннергейма. После торжеств целый месяц во все страны мира отправлялись благодарственные письма со словами, лично относящимися к каждому адресату. Юбилей Маннергейма вылился в мощную демонстрацию против большевизма.

Одновременно продолжалось сближение Финляндии с гитлеровской Германией. В августе 1937 года в порт Хельсинки вошли 11 немецких подводных лодок.

А осенью фельдмаршал Маннергейм третий раз приехал в Германию. Совместных охот с Герингом из-за дождливой погоды было немного, и время проходило в беседах. Геринг поделился своими наблюдениями за маневрами Красной армии, на которых он побывал. Особенно ему понравились массовые парашютные десанты, которые он взял за основу при создании немецких парашютных войск. В процессе разговора Геринг вдруг неожиданно вспомнил город Липецк на реке Воронеж, где он учился в четвертом авиаотряде «товарища Томсона»; жизнь в бывшей конторе винного завода и свою любовь — 18-летнюю Надю Горячеву, дочь станционного смотрителя. Покинув Липецк в 1926 году, он обещал Наде вернуться и увезти ее в Германию, но там у него появилась жена, дочь шведского барона Карин фон Кантцов. Рейхсминистр с большим интересом слушал рассказы Маннергейма об его охотах в Индии и Непале, где он уложил четырех тигров, один из которых был длиной 3,23 метра.

Очарованный приемами, охваченный охотничьим азартом, Маннергейм еще не знал, какие программы готовит Геринг по созданию лагерей смерти и систем принудительного труда граждан тех стран, которые в недалеком будущем оккупирует Германия. Вскоре фельдмаршал все понял и свел контакты с Герингом до необходимого государственного минимума.

7 апреля 1938 года в Москву был срочно вызван резидент НКВД в Финляндии полковник Рыбкин, который официально занимал должность второго секретаря советского посольства. Финны его знали как Бориса Ярцева. Рыбкина принял лично Сталин, который поручил советскому резиденту совершенно секретное задание: подготовить заключение с финнами тайного политического и экономического соглашения.

Во вторник 12 апреля 1938 года Финляндия торжественно праздновала 20-летие Национально-освободительной войны 1918 года. В Хельсинки приехали многочисленные зарубежные делегации, самой большой из которых была немецкая, почти 40 человек, и среди них — граф фон дер Гольц, вице-адмирал Маурер и барон фон Бок. Праздничный парад принимал фельдмаршал Маннергейм. В честь зарубежных гостей президент Каллио дал завтрак.

Утром 14 апреля к министру иностранных дел Рудольфу Холсти неожиданно явился Борис Ярцев (Рыбкин) и заявил, что Германия собирается напасть на Советский Союз, используя как трамплин Финляндию. Советский Союз хочет получить гарантии, что Финляндия не станет помогать Германии. Такой гарантией должен быть военный договор.

Холсти холодно выслушал Ярцева, заявив, что Финляндия, как и другие северные страны, придерживается нейтралитета.

Генерал НКВД П. П. Судоплатов в своих воспоминаниях писал: «Я помню, как в 1938 году Сталин распорядился и поручил Рыбкину передать двести тысяч долларов для политической поддержки финской партии мелких хозяев, чтобы она сыграла роль в формировании позиции правительства по урегулированию пограничных вопросов…» Сталин намечал сделать доверенным лицом в переговорах с финнами генерала графа Игнатьева, который служил вместе с Маннергеймом в Кавалергардском полку в Петербурге. Все встречи Ярцева (Рыбкина) с финскими государственными деятелями ни к чему не привели. Замысел Сталина оказался на грани срыва.

Зондаж Ярцева пришелся на время, когда кризис в Европе обострился. В марте Германия оккупировала и присоединила к себе Австрию, а в начале октября захватила Судетскую область. Поэтому переговоры резидента с напуганными финнами оказались безрезультатными, несмотря на разные аспекты воздействия советской разведки и дипломатии в ходе переговорного процесса.

В конце сентября 1938 года фельдмаршал Маннергейм направил президенту докладную записку, в которой указал, что необходимо принять неотложные меры по усилению вооруженных сил и военной подготовки населения Финляндии, так как страна в настоящее время не готова к обороне. В октябре Маннергейм совершил поездки в Англию и Францию, где провел переговоры по оснащению финской армии новым вооружением.

Здоровье министра иностранных дел Рудольфа Холсти начало сдавать. На дипломатическом обеде в Женеве он допустил оскорбительный выпад в отношении Гитлера и Третьего рейха. Германия выразила Финляндии резкий протест, и Холсти отстранили от должности.

12 декабря 1938 года на пост министра иностранных дел Финляндии назначается 43-летний владелец газеты «Хельсинген Саномат», англофил, сторонник скандинавской ориентации Эльяс Эркко.

Новый 1939 год стал для Финляндии очень сложным. Нужно было искать пути, чтобы не попасть в пучину разрастающегося мирового конфликта.

Сталин, внимательно следивший за положением в Финляндии, несмотря на то что финская пресса активно поднимала вопрос о слабости Советского Союза, 7 марта направляет в Хельсинки Бориса Штейна, который в 1932–1934 годах был полпредом СССР в Финляндии. Штейн привез в Финляндию прежние советские предложения, но, как и прежде, ответ получил отрицательный. Настойчивость советского руководства вызвала у финнов подозрение относительно его «благих» намерений и соответствующую реакцию.

В начале марта маршал Ворошилов, ссылаясь на прямое указание Сталина, приказывает командарму 2-го ранга Мерецкову проверить готовность войск на случай военного конфликта с Финляндией.

20 июня фельдмаршал Маннергейм выразил сожаление, что Англия и Франция готовы заключить с Советским Союзом тройственный договор, считая, что большевизм по-прежнему представляет угрозу мировому сообществу. И все же, когда 26–29 июня Финляндию посетил начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Гальдер и захотел встретиться с фельдмаршалом Маннергеймом, тот как бы случайно оказался в отъезде. Через несколько дней Маннергейм заявил президенту, что он уходит в отставку с поста председателя Совета обороны из-за противоречий, которые возникли у него с правительством на почве мер военного характера. Конфликт, однако, в конечном счете был улажен.

7 марта 1939 года на Карельском перешейке начались крупнейшие в Финляндии военные маневры, согласованные с президентом и правительством. В них участвовали 20 тысяч человек, с учетом резервистов. Маневры проходили одновременно с подобными учениями в Германии и Италии. Руководил маневрами министр обороны Финляндии Юхо Ниукканен. Фельдмаршал Маннергейм и главный инспектор финской армии генерал-лейтенант Сихво наблюдали за их проведением. На маневрах присутствовали все аккредитованные в Финляндии военные атташе, кроме советского, а также министр обороны Швеции Шёльду. В ходе учений проигрывалась ситуация, когда «желтые» (Советский Союз) неожиданно начинали наступление с юго-востока, а «белые» (Финляндия), занявшие оборону у Выборга, должны были остановить их наступление. Поставленные задачи были успешно решены. Боевые учения закончились парадом войск в Выборге, но зрители заметили, что в финской армии нет противотанковых орудий, все танки старой конструкции, как и авиация. Наконец-то финское правительство стало понимать, что армия нуждается в новой боевой технике и вооружении.

Серьезные осложнения в советско-финских отношениях начались после 23 августа, когда в Финляндии стало известно о секретном протоколе в приложении к советско-германскому договору о ненападении, где финская территория включалась в сферу влияния Советского Союза.

Маннергейма особо не удивила двойственная политика Германии. Личного мнения на политику и действия немцев он не высказывал и не считал нужным информировать подчиненных о своих взглядах на военно-политическое положение Европы и Финляндии. Он старался разобраться во внешней политике Советского Союза. Его интересовали образ мышления коммунистов, их взгляды и намерения. СССР выдвинул следующие предложения: передать Советскому Союзу часть территории на Карельском перешейке, отодвинув границу от Ленинграда на 70 километров;

сдать в аренду СССР полуостров Ханко и ряд островов в Финском заливе для военных баз;

заключить между СССР и Финляндией договор о ненападении;

передать Советскому Союзу в аренду территории на севере, примыкающие к Мурманску;

компенсировать Финляндии потерянную территорию за счет Карелии площадью вдвое большей, чем финская.

Фельдмаршал настойчиво советовал финскому руководству пойти навстречу предложениям Москвы о передаче Советскому Союзу демилитаризованных финляндских островов в Финском заливе, которые, по его словам, не имели особого значения для Финляндии, но зато были важны для безопасности Ленинграда и Кронштадта. Даже в вопросе главного противостояния в переговорах — советского требования о передаче в аренду полуострова Ханко для строительства там военной базы — Маннергейм искал компромисс. Он рекомендовал отдать СССР остров Юссаре у полуострова Ханко. Особые надежды он возлагал на оборонительные союзы с северными странами, постоянно подчеркивая, что финны первыми остановили наступление большевизма, подразумевая в этом свои заслуги.

В сентябре 1939 года Сталин заявил, что, если Финляндия добровольно не согласится на обмен территориями, он применит военную силу. Проведение этой операции он поручил Ворошилову и Куусинену.

Когда фельдмаршал Маннергейм получил от своей разведки информацию о переброске советских войск к советско-финской границе, он предложил сосредоточить там все финские войска прикрытия, но поддержки правительства не получил.

1 сентября 1939 года агрессия Германии против Польши положила начало Второй мировой войне. 2 сентября Финляндия официально заявила о своем нейтралитете в связи с возникшим кризисом в Европе. Фельдмаршал Маннергейм поставил вопрос перед правительством о предоставлении ему таких полномочий, которые в мирное время осуществляются министром обороны и правительством в целом. Он потребовал провести новые крупные военные учения. Наконец 15 сентября правительство принимает решение о сосредоточении финских войск на Карельском перешейке. По мнению фельдмаршала, группировка должна быть максимальной. Переброска войск обязана проходить в кратчайшие сроки, ибо важен каждый час. Узнав о том, что 4–6 октября 1939 года началась концентрация советских войск на советско-финской границе, Маннергейм предлагает министру обороны Ниукканену провести частичную мобилизацию. Правительство одобряет предложение. Частичная мобилизация начинается. Президент Финляндии утверждает закон о защите республики, дающий широкие полномочия правительству. 9 октября фельдмаршал Маннергейм получает срочное сообщение, что два звена советских истребителей 45 минут на значительной высоте летали над Карельским перешейком, зенитная артиллерия финнов вела по ним огонь. С 10 октября началось размещение финских войск на Карельском перешейке, население которого эвакуируется в глубь страны. Офицеры и солдаты получили зимнее обмундирование и автоматы «Суоми». В стране введены карточки на хлеб и другие продукты питания. За талон «килограмм хлеба» можно было получить литр пива или 150 граммов кофе.

Министр иностранных дел Эркко угрожал премьер-министру, что он уйдет в отставку, если уступки Советскому Союзу будут продолжаться. Маннергейм, в свою очередь, заявлял, что, по его мнению, Финляндия в военном отношении не готова к тому, чтобы отказаться от политики уступок Советскому Союзу. 11 октября он направляет письмо министру обороны: «Учитывая современную обстановку и особо обращая внимание на преимущества, которые имеют уже отмобилизованные войска русских, движущиеся в направлении к границе Финляндии, надо безотлагательно приступить к мобилизации резервистов, маскируя это учебными сборами».

В четверг 11 октября Министерство обороны Финляндии отдает приказ о всеобщей мобилизации, а в Москве начинаются советско-финские переговоры. Через два дня издается декрет о всеобщей трудовой повинности всех граждан Финляндии от 18 до 60 лет. В своих выступлениях фельдмаршал Маннергейм прямо заявляет, что Эркко и Ниукканен скоро доведут Финляндию до войны с Россией, но его никто не слушает, считая болтливым стариком. Ответом Маннергейму было требование премьер-министра и министров обороны и иностранных дел отвергнуть все советские предложения. Маннергейм снова заявляет, что нельзя идти на конфронтацию с Советским Союзом, поскольку это может привести к тяжелой войне. Он ходил мрачнее тучи, к тому же фельдмаршала начали одолевать старые болезни. В кругу близких людей он говорил, что «не хочет бросать в бойню сражений моих молодых сограждан, которых я, председатель Союза защиты детей, сохранял от житейских бед».

19 октября 1939 года, когда пять звеньев советских самолетов вторглись на Карельский перешеек, фотографируя военные объекты, фельдмаршал вновь стал настаивать на уступках в ходе переговоров с русскими. В отличие от большинства членов правительства Маннергейм понимал, что Финляндия не располагает армией, которая обеспечила бы ей независимую внешнюю политику. 20 октября на совещании финского военно-политического руководства фельдмаршал вновь заявил, что надо согласиться с предложениями России. В противовес ему Паасикиви громко заявил: «Никаких уступок!»

21 и 22 октября представители парламента Финляндии совершили поездку на Карельский перешеек, где осмотрели укрепления и беседовали с офицерами и солдатами. В своем отчете они написали: «Настроение в войсках исключительно боевое… Финляндия готова к войне…» Через шесть дней, на заседании правительства, когда министр обороны заявил, что «война выгоднее, чем требования России», Маннергейм демонстративно покинул зал заседаний.

4 ноября 1939 года секретарь ЦК, одновременно первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) А. А. Жданов был срочно вызван в Москву для принятия решения по «финляндской проблеме». СССР и Финляндия неумолимо скатывались к войне. И в этих условиях 6 ноября фельдмаршал Маннергейм высказывает мнение, что финской армии нужен год, чтобы иметь какие-то шансы на успешный исход войны с русскими, и он не верит, что финская делегация на переговорах в Москве не имела достаточно полномочий, чтобы найти мирный выход из создавшегося тупика.

В субботу 25 ноября фельдмаршал Маннергейм начинает свою инспекционную поездку по укрепленным районам Карельского перешейка. В 16 часов по финскому времени ему докладывают о выстрелах, прогремевших у селения Майнила. (В информации, недавно полученной русскими историками, говорится, что новость относительно Майнилы пришла в Ленинград из Москвы, а не наоборот.) Данный инцидент был подготовлен в обстановке строгой секретности, и никаких письменных свидетельств не существовало. Фельдмаршал на пути к Выборгу получил полную информацию о том, что стреляли советские орудия. Он, как опытный дипломат, промолчал об этом, заявив журналистам, что «сообщение советского ТАСС требует дополнительной проверки, поскольку финские передовые батареи легкой артиллерии были расположены в 20 километрах от границы, а войска в то время находились на полковом богослужении под открытым небом».

В этот же день советское правительство вручило послу Финляндии в Москве жесткую ноту с требованием отвести финские войска на 20–25 километров от границы.

Маннергейм, получив от пограничников дневниковый журнал, где было записано, что выстрелы прозвучали с расстояния 2–2,5 километра со стороны России, понял, что положение критическое и требует осмотрительности при решении пограничного вопроса. Доклад о событии в районе Майнилы опять не был должным образом воспринят правительством, вновь прозвучали заявления, что войны с Советским Союзом не будет. Тогда фельдмаршал пишет президенту Каллио докладную записку: «Только 50 % наших самолетов могут подняться в воздух. У нас нет танковых войск. Мало средств противовоздушной и противотанковой обороны. Еще не решена проблема массового производства боеприпасов. Из 15 наших дивизий три не имеют вооружения, а одна — без артиллерии. В этих условиях вести войну невозможно. Прошу отправить меня в отставку, так как я не хочу участвовать в обмане народа Финляндии».

29 ноября 1939 года В. М. Молотов выступил по советскому радио с заявлением, что Советский Союз свободен от обязательств по пакту о ненападении… Правительство дало распоряжение войскам Ленинградского военного округа дать решительный отпор агрессивной финской военщине.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.