Глава 31 Последнее Рождество

Глава 31

Последнее Рождество

Подходил к концу беспокойный 1962 год. В третий раз Евгений Иванов встречал Рождество на Британских островах. В третий и последний. Хотя еще не знал этого — как и того, что уже через месяц окажется дома, в заснеженной и сильно измененной хрущевскими новостройками Москве.

Снова зажглись шестьсот пятьдесят белых лампочек на гигантской елке, поднявшейся на Трафалгар-сквер. Как и тысячи туристов, съехавшихся в Лондон на рождественские торжества, как и сам Женя, эта ель была здесь гостьей. Все послевоенные годы она приезжала к лондонцам из Осло в знак благодарности норвежцев за помощь, оказанную в борьбе с фашизмом. И елка, и туристы еще вернутся в Лондон не один раз. Пребывание же Иванова в стране, куда он был командирован после пяти лет работы в той же Норвегии, отсчитывало последние дни.

По радио, дома и на улицах — повсюду звучали рождественские песенки. Ребята с копилками в руках собирали по городу благотворительные взносы. С ними конкурировали энергичные монашки с выставленными на тротуаре кружками. Но, конечно, лучше всех потрошили лондонцев владельцы магазинов, бойко торговавшие рождественскими подарками.

Приготовил свой праздничный презент и Иванов. Это была старая русская водка в красивом хрустальном графине, которую он загодя купил в Елисеевском гастрономе в Москве. Подарок этот предназначался достопочтенному лорду Эднаму, пригласившему Евгения Иванова со Стивеном Уардом в свою загородную резиденцию на встречу Рождества.

Стив был явно не в духе в те предпраздничные дни. Даже на широкую ногу отмеченное им и его друзьями в конце октября благополучное разрешение Карибского кризиса и его собственный пятидесятилетний юбилей не вернули доктора Уарда в состояние обычной его жизнерадостной самоуверенности.

Дело в том, что всего несколько дней назад некий Джонни Эджекомб, домогавшийся любви Кристины Килер, устроил стрельбу у квартиры Уарда на Уимпол Мьюз. Желтая пресса тут же раскрутила скандальную хронику происшествия. Городская полиция начала расследование. Все это не сулило ничего хорошего ни самому Уарду, ни его высокопоставленным друзьям, ни, конечно же, Иванову. И Стив, и Евгений — оба чувствовали это, и настроение у них, естественно, было далеко не праздничное.

В особняке лорда Эднама, куда приглашенные прибыли точно в назначенный час, они не застали никого, кроме миловидной дамы по имени Анн-Мари, приехавшей к хозяину дома на Рождество из Парижа. Как и положено француженке, ее английский звучал с заметным и весьма занятным акцентом.

— Ну, а где же достопочтенный лорд Эднам? — спросили Женя и Стив у Анн-Мари, поочередно ей представившись.

— Кажется, он на конной прогулке, — старательно выговорила очаровательная французская гостья, улыбаясь.

Доктор Уард познакомил хозяина дома с Ивановым еще летом 61-го. Русский офицер понравился лорду Эднаму при первой же встрече. С тех пор они стали регулярно встречаться.

Лорд Эднам имел в своей жизни несколько имен — почти как разведчик-нелегал. По метрике он значился как Эрик Уард и приходился родственником Стивену. Старший брат Эрика — Джордж — долгие годы работал государственным секретарем по авиации в правительстве тори и был близким другом военного министра Джона Профьюмо.

В зрелые годы Эрик чаще именовал себя лордом Эднамом. А позднее стал называть себя графом Дадли. Джордж был третьим, а Эрик — четвертым графом Дадли. Вот такие метаморфозы с именами происходили у хозяина дома, которого под рождество 1963 года все еще было принято называть лордом Эднамом.

Какое-то время Эрик был страстно влюблен в подружку Кристины Килер по клубу «Мюррейз» Мэнди Райс-Дэвис. Эта очаровательная блондинка настолько вскружила голову бедному графу, что он ухаживал за ней, как за принцессой. Дарил дорогие подарки, посылал букеты роз к завтраку. И даже сделал Мэнди официальное предложение. Помолвка, впрочем, быстро расстроилась. На почве ревности к одному из многочисленных ухажеров Мэнди эта связь оборвалась. А супругой лорда Эднама стала княжна Грейс из знатного старого рода князей Радзевиллов.

Вскоре в дверях появился хозяин дома, веселый и разгоряченный после скачки по легкому декабрьскому морозцу. Евгений со Стивом, разодетые в пух и прах по случаю торжества, оказались парой белых ворон в компании Анн-Мари и лорда Эднама. Француженка была одета по-домашнему: в простой шерстяной юбке и теплом стареньком джемпере, а хозяин дома сверкал на всю прихожую засаленной рубашкой и протертыми штанами. Вот и верь после этого в святые британские традиции и незыблемый этикет!

Рубашку он все же сменил, но только к приходу остальных гостей. В их числе был и давний партнер Евгения Иванова по посредничеству между Вашингтоном и Москвой в кризисные дни как прошлого, так и уходящего года — сэр Годфри Николсон.

— Что новенького в парламенте? — поспешил спросить Иванов.

— Какие новости из Кремля? — не менее активно парировал любопытство русского сэр Годфри.

Общение с господином Николсоном в ту рождественскую ночь так и закончилось обменом этими фразами. Судя по всему, сэру Годфри на этот раз значительно больше хотелось поделиться новостями с доктором Уардом и, в свою очередь, расспросить его о поведении Кристины Килер в последние дни. Поэтому старина Годфри не оставлял Стивена без внимания ни на минуту, оставаясь с ним и в зале, и за праздничным столом, и за игрой в бридж. Оба они, кажется, даже уехали вместе в Лондон на следующий день в одной машине. Все это свидетельствовало о том, что недавняя история со стрельбой на Уимпол Мьюз не дает покоя ни доктору Уарду, ни его высокопоставленным друзьям.

Собеседником же Иванова у рождественской елки помимо лорда Эднама и Анн-Мари оказался некий сэр Эдвард Томкинс, неплохо говоривший по-русски. Язык он выучил, будучи сотрудником британского посольства в Москве, в годы Второй мировой войны. После победы над Германией мистер Томкинс продолжил работу в британском Форин-офис, став одним из ведущих специалистов по германскому направлению.

Присутствие сэра Эдварда в доме Эрика Уарда было неслучайно. Евгений Иванов попросил о встрече с ним Стивена, а тот, в свою очередь, — лорда Эднама. Сэр Эдвард, как дисциплинированный государственный чиновник, запросил у своего начальства разрешение на встречу с советским военным дипломатом. Разрешение было благосклонно предоставлено руководством Форин-офис и «МИ-5». Очевидно, были получены и инструкции на счет возможного поведения сэра Эдварда в компании Евгения Иванова. Словом, встрече был дан зеленый свет. А добивался ее советский разведчик не просто так.

В эти предрождественские дни на другом конце света в Нассау, на Багамских островах, прошла встреча президента США Джона Кеннеди и премьер-министра Великобритании Гарольда Макмиллана. Эта была принципиальная встреча. Она должна была определить новые пути развития «особых отношений» двух стран, в первую очередь, в военной области. Центр, резидентуру и Иванова результаты переговоров в Нассау не могли не интересовать. Он рассчитывал в беседе с сэром Томкинсом узнать о принятых на Багамах решениях в большем объеме, чем о них писалось в прессе.

Неудивительно поэтому, что на протяжении всего вечера сэр Эдвард и лорд Эднам держали союз в словесной перепалке с Ивановым именно по военно-политическим вопросам. При этом милая гостья из Франции Анн-Мари, как ни странно, поддерживала русского офицера. Это, кажется, и был предназначенный гостю рождественский подарок от хозяина дома, или, как говорят шахматисты, его домашняя заготовка. Очаровательная француженка, судя по всему, не должна была оставлять советского дипломата без поддержки в стане потенциальных противников.

Контакт с Анн-Мари Иванов наладил без труда. Каждое второе высказывание представителя Москвы тут же получало аргументированную поддержку посланницы Парижа. Прямо как в лучшие времена старой доброй Антанты. Франция и Россия в лице двух их представителей, образно говоря, стояли по одну сторону баррикад, защищая и поддерживая друг друга.

После дебатов подошло время трапезы.

Накрытый в празднично убранном зале рождественский стол покорял своей пышностью и изобилием. Среди марочных французских коньяков, старых шотландских виски и выдержанных испанских вин на столе гордо красовался и Женин графинчик с «Юбилейной» от Елисеева. Российский напиток был испробован немедленно и подчистую. Как и следовало ожидать, старинная русская водка имела успех. Анн-Мари с сожалением заметила, что не сумела проявить должной расторопности в отношении второй рюмки, прежде чем горячительное закончилось.

— Ах, какая прелесть! — звучал ее восторженный голосок, чем-то напоминавший Иванову интонации Валери Хобсон.

Главным украшением стола должна была стать рождественская индейка. И ее подали для всеобщего обозрения на огромном серебряном подносе. Птица была румяна и нежна на вид. Бурные возгласы восхищения сидевших за столом остановила неожиданная выходка Стивена Уарда.

— Ваша светлость, — обратился он к хозяину дома и праздничного стола, — всем известно, что вы не только аристократ, политический деятель, но и бизнесмен. В число ваших разнообразных предприятий входит и ферма, производящая немалое количество индеек. В этой связи у меня лишь один вопрос, но он требует прямого и честного ответа: эта индейка с вашей фермы?

За столом возникло замешательство, так как хотя далеко не все поняли скрытый смысл вопроса, зато все почувствовали скандальный запашок. Мало кто знал, что индеек лорд Эднам выращивал на продажу, добавляя в корма стимуляторы роста. В итоге эднамские индейки росли как на дрожжах. Росли и доходы лорда. О здоровье покупателей его продукции хозяин фермы не задумывался. Ведь сам он ее не потреблял.

— Господа, господа, пожалуйста, успокойтесь! — немедленно вмешался хозяин стола, — этой индейке не помогала растолстеть никакая химия, — заявил он. — Неужели вы думаете, что я стал бы вас, да и себя тоже, кормить индейкой со своей фермы? Да боже упаси!

Циничный, но честный ответ оборотистого бизнесмена успокоил гостей, и все принялись за угощение.

Застолье завершилось традиционной партией в бридж у рождественской елки. В развернувшейся карточной баталии пару Иванову составила все та же Анн-Мари. Может быть, именно поэтому им удалось выиграть у своих достопочтенных противников в карточном противостоянии: у лорда Эднама и сэра Эдварда.

С последним разведчик продолжил политические дебаты и после игры в бридж. Горячее обсуждение итогов встречи в Нассау не затихало до тех пор, пока все дискуссионные ресурсы у обеих сторон окончательно не иссякли.

Иванов был доволен состоявшейся беседой. Сэр Эдвард оправдал его ожидания своей информированностью. Как уже было известно из газет, эта встреча лидеров США и Великобритании в Нассау положила неожиданный конец программе оснащения британских стратегических бомбардировщиков «Вулкан» американскими ядерными ракетами «Скайболт». Политический резонанс от этой новости из Нассау был под стать эффекту разорвавшейся бомбы. Ведь созданием этих ракет в течение долгих пяти лет занималась по контракту с Пентагоном американская корпорация «Дуглас Эйркрафт».

Проект «Скайболт» зародился еще при прежнем президенте Соединенных Штатов Дуайте Эйзенхауэре в конце 50-х. И был на ура принят в Лондоне. Во-первых, он означал создание ядерной стратегической составляющей в вооруженных силах страны. Во-вторых, он придавал особый вес королевским военно-воздушным силам, которые стремились в атомный век не растерять лидирующих позиций в вооруженных силах страны. В-третьих, этот проект реализовывался почти исключительно на деньги американского налогоплательщика. Британия не платила за него ни пенса.

Гарольд Макмиллан гордился этой сделкой с Вашингтоном. Он был настолько тронут щедростью своих американских покровителей, что в знак особой благодарности в 1959 году передал в распоряжение Пентагона базу для американских атомных подводных лодок в Холи Лох и радиолокационную станцию раннего обнаружения в Филингдейлзе.

Однако к концу 1962 года Вашингтону стало очевидно, что ракета «Скайболт» у «Дугласа» никак не получается. Денег было истрачено немало, а ракета — и испытания это подтверждали неоднократно — не годилась никуда. Зато успешно шла разработка других новых ракет — «Минитмен» и «Поларис».

На встрече в Нассау перед президентом США Джоном Кеннеди стояла непростая задача — объявить премьер-министру Великобритании Гарольду Макмиллану о свертывании проекта «Скайболт». Для англичан это решение было равносильно самоубийству. Страна фактически теряла статус ядерной державы. Ни Кеннеди, ни Макмиллан не хотели и не могли этого допустить.

Выход был один, но он стоил бы Вашингтону очень дорого. Отдать в распоряжение англичан подводные лодки с «Поларисами». Такое решение означало не только многомиллиардные расходы для американской казны. Оно подразумевало и трудноразрешимую проблему контроля за ядерными ракетами, передаваемыми в распоряжение британцев. Пентагон хотел безоговорочного контроля над ними в рамках многонациональных ядерных сил Североатлантического блока.

С огромным трудом, но решение по «Поларисам» все же было принято в Нассау. И стало судьбоносным для развития английских ядерных сил сдерживания. Именно ядерные ракеты на подводных лодках и по сей день являются основным, если не единственным, элементом британских ядерных сил сдерживания.

Иванова в тот рождественский вечер, естественно, сам факт свершившейся на Багамах сделки не интересовал. Советскому разведчику нужно было знать, на каких условиях США согласились отдать «Поларисы» англичанам.

— Мне жаль старую матушку Британию, — утверждал Евгений, пытаясь задеть за живое сэра Эдварда. — Она неспособна теперь даже самостоятельно защитить себя. Ей нужен заокеанский телохранитель в лице Пентагона.

Иванов старался вызвать господина Томкинса на откровенность. Он понимал, что высокопоставленный сотрудник британского Форин-офис был в курсе всех деталей англо-американской сделки в Нассау. И пытался выведать хоть какие-нибудь подробности этого соглашения между Кеннеди и Макмилланом.

— Ваша военная промышленность, судя по всему, приказала долго жить — если может обеспечить себе ядерную безопасность только за счет американских «Поларисов», — продолжал свою атаку на самолюбие англичан советский разведчик.

Терпение сэра Эдварда, заметно разгоряченного выпитым алкоголем, не выдержало.

— Вы плохо информированы, кэптен, — обиженно выговорил англичанин, встав, наконец, на защиту престижа своего отечества. — Не стоит раньше времени списывать Великобританию со счетов. Да будет вам известно, что ядерные боеголовки к «Поларисам» будем делать мы, англичане, на наших заводах, а не в Америке.

Иванов тут же парировал.

— Только командовать подлодками, которые их получат, будут американцы, а не вы, — съязвил он.

— И тут вы неправы, кэптен, — не мог удержаться от ответа сэр Эдвард. — В подписанном на днях соглашении есть одна, но весьма существенная оговорка. Она позволяет нам, если того потребуют высшие национальные интересы Великобритании, самостоятельно принимать решение об использовании ядерного оружия.

Эврика! Иванов был доволен. Беседа за карточным столиком у рождественской елки принесла свои плоды. Из дебатов с господином Томкинсом стало ясно, что договоренности в Насау фактически открыли путь для создания независимой ядерной составляющей в рамках НАТО — британских сил сдерживания, флота английских атомных подводных лодок.

Под утро гости отправились спать в отведенные для них комнаты. Более роскошных апартаментов, чем те, что выделил своим гостям в ту рождественскую ночь хозяин дома, Иванов не видел за всю свою жизнь. Огромные кровати с балдахином, шелковое постельное белье, хрустальные канделябры, персидские ковры тонкой ручной работы. Казалось, роскошь сочилась отовсюду.

Следующий день встретил гостей белоснежным светом в стеклах окон. Его излучал выпавший за ночь на дворе снег. Все окрестности вокруг дома лорда Эднама стали удивительно похожи на знакомый зимний российский пейзаж.

Хозяин дома, верный привычке, отправился после легкого завтрака на конную прогулку, а гости с беспокойством думали, как им придется добираться домой по свежевыпавшему снегу. Кое-кто решил не испытывать судьбу и, пользуясь гостеприимством хозяина, остался в имении еще на денек-другой. Иванову же нужно было возвращаться в Лондон.

Люди лорда Эднама помогли ему выкатить из гаража машину на дорогу.

— Юджин, вы не возьметесь подвезти меня в Лондон? — спросила тогда Анн-Мари.

Иванов, естественно, не возражал. И они отправились в путь. Обледеневшее за ночь шоссе являло собой жалкую картину. Огромное количество машин стояло у обочины. Многие англичане с непривычки боялись ехать в гололед. Для Евгения же снег и лед были старыми знакомыми и по поездкам в России, и по командировке в Норвегии. За рулем он чувствовал себя прекрасно. Радовался легкому снежку на дороге, красивой женщине, сидевшей рядом, рождественскому дню, наконец, который приходит лишь раз в году.

Анн-Мари рассказывала ему о Франции и Париже. Читала какие-то красивые стихи на французском. Даже пыталась выучить некоторые русские слова.

— Юджин, а как будет по-русски «дорогой», — спрашивала она и тут же пыталась произнести трудно поддававшееся ей незнакомое слово. — А как по-русски «любовь»?

Время в пути пролетело незаметно. Насколько Иванов смог определить, «хвоста» за ними не было. Ребята из британской контрразведки, видимо, взяли отпуск, чтобы спокойно посидеть в кругу семьи за рождественским пирогом.

В центре Лондона Евгений остановил машину у отеля «Хилтон».

— Подниметесь со мной на чашечку кофе? — спросила Анн-Мари с той интонацией в голосе, которую не спутаешь ни с какой другой.

Они поднялись в ее номер. Одним кофе дело не обошлось. Было заказано кое-что покрепче. В глазах француженки засветились маленькие, но чертовски колючие искорки…

Через неделю на адрес советского посольства пришла открытка из Парижа. «Вчера была на русском балете, — писала Анн-Мари. — Это лучший балет в мире. Ничего подобного я не видела за всю жизнь». В конце письма была маленькая приписка: «На обратной стороне я отметила дом, где живу. Будете в Париже, заезжайте».

На обороте открытки у второго дома слева за Триумфальной аркой был поставлен маленький крестик.

Рождество лондонская погода отметила неприятными сюрпризами. Город надолго накрыла пелена густого тумана. Автокатастрофы тут же последовали одна за другой, превратив в горы лома сотни автомашин на обочинах дорог и забрав жизни почти у двух сотен англичан. Потом вдруг выпал снег и грянули необычные для страны морозы, продержавшиеся в январе 1963 года долгих три недели.

По мнению экспертов, таких заморозков в Великобритании не случалось полтораста лет. Суровая по английским меркам зима — температура тогда упала до минус пяти градусов по Цельсию — вызвала настоящий хаос в стране. Замерзли железнодорожные стрелки. Шоссейные дороги оказались заваленными снегом, который нечем было убирать. Даже хорошо известная нашей разведке радарная станция в Филингдейлзе, должная обеспечивать обнаружение советских ракет за четыре минуты до их приближения к Англии, не подавала признаков жизни. Пока ее не откопали из-под снега саперы, доставленные вертолетами.

Погода погодой, а работа работой, полагал Иванов, обдумывая свои планы на наступивший 1963 год. Впрочем, здесь, как и в случае с погодой, его подстерегала неприятная неожиданность. Размышления о планах на год прервал телефонный звонок шефа.

— Ты мне нужен. Срочно зайди, — услышал он сухой и чуть нервный голос резидента.

Какое-то неприятное предчувствие тут же овладело Ивановым. «Что-то случилось», — подумалось ему.

— Знаю, тебя это огорчит, — сказал генерал Павлов, когда Иванов вошел к нему в кабинет, — но пришел приказ из Москвы о твоем срочном отзыве.

— Ничего себе новогодний подарочек из Центра! — попробовал сострить Евгений, хотя от такой новости ему было вовсе не до шуток.

— Да уж, — согласился шеф, — подарок и для меня не из приятных. Я крепко рассчитывал на твою помощь здесь. Да и столько совместных дел намечалось…

— Что же случилось? — нетерпеливо спросил Иванов. — Или провинился в чем?

— Да бог с тобой, Женя, какая там вина! — сказал генерал. — Москва считает, что тебе лучше вернуться. Начальство уверено, что здесь назревает крупный политический скандал вокруг всей этой истории с Кристиной Килер, Профьюмо и тобой. Словом, собирайся домой.

— Анатолий Георгиевич, «волков бояться — в лес не ходить», — попытался было оспаривать решение Центра Иванов. — Черт с ними! Скандал так скандал. Давайте и я поскандалю. Мне же не привыкать.

— Нет, Евгений Михайлович, это приказ. Собирайся в дорогу, — уже иным, командным тоном выговорил Павлов.

— Слушаюсь, — без дальнейших пререканий выдохнул Иванов, понимая, что спорить в данном случае абсолютно бесполезно.

Вернувшись к себе в кабинет, он дал команду своему референту Паше Шевелеву готовить материалы к передаче дел. Тот начал было говорить что-то о своем сочувствии в связи с отъездом товарища, но Женя не слышал. Мысли были заняты другим.

«Стоп! — скомандовал он сам себе. — А ведь это же провал, Евгений Михайлович. Полный и абсолютный провал. Если уж получится скандал, то мои связи с Уардом, Килер, Профьюмо и Астором неизбежно будут раскрыты. Меня засветят тут же. А это — “волчий билет” для работы на Западе».

Иванов позвонил Уарду и назначил встречу. Через час друзья гуляли по заснеженному Гайд-парку и молчали. Слов не было ни у одного, ни у другого. На прощание Евгений не мог даже сказать Стиву правду о том, почему его отзывают. Соврал, что серьезно заболела мать. Кажется, Уард понял, что дело не в ней вовсе, а в назревавшем скандале, из-за которого Иванову приказывают уезжать. Опасность этого скандала Стив почувствовал раньше всех, еще минувшей осенью, но ход событий уже ничто не могло остановить.

Перед тем как расстаться, и на этот раз уже навсегда, друзья по-русски крепко обнялись и трижды расцеловались.

— Юджин, ты — мой друг. Ты это знаешь. И другом останешься навсегда. Будь счастлив, — сказал на прощание Уард.

— Мне очень трудно с тобой расставаться, Стив. Пожалуйста, береги себя, — сказал Иванов в ответ и отвернул взгляд в сторону, чувствуя, что едва сдерживает слезы.

— И ты тоже, — быстро выговорил Стив, резко повернулся, чтобы не выдать свое волнение, и зашагал прочь.

Последние перед отъездом дни пролетели незаметно. Торжественные проводы устроила Иванову лондонская ассоциация военно-морских атташе. Их прощальный подарок — серебряные сигаретница и поднос — долгие годы потом украшал рабочий стол Иванова в Москве. На подносе по металлу были выгравированы имена всех 28 членов ассоциации. Маленький прощальный банкет устроили для Жени и ребята из военного атташата посольства.

Евгений Иванов успел проститься с сэром Колином Кутом и Полом Риччи, сэром Годфри Николсоном и лордом Астором, с лордом Эднамом и лордом Эрраном. Впрочем, со многими проститься он так и не смог.

Церемонии и прощальные обеды следовали один за другим в каком-то сумасшедшем ритме. Время пребывания в Англии советского разведчика стремительно истекало. Иванов принимал сочувствие знакомых в связи с отъездом и болезнью матери, выслушивал пожелания здоровья и успехов в работе. А сам никак не мог успокоиться из-за собственного провала. Ведь он едва успел развернуться в работе, вышел на влиятельных людей, получил отличные источники информации. Такие перспективы открывались на ближайшие годы! И вдруг — отзыв… Впрочем, Иванов прекрасно понимал и обоснованность решения Центра. Понимал и в то же время отказывался его принимать.

В те предотъездные дни, казалось, лишь жена Майя была рада возвращению на Родину. Она суетилась по хозяйству, делая закупки всякой домашней утвари, которой в Москве было не так легко достать. Посудомойка, холодильник, радиоприемник, газовая плита и масса другой бытовой техники — все это было срочно заказано ею на различных торговых фирмах, упаковано в ящики и отправлено грузовым контейнером в Москву.

Иванов же заказал билеты на рейс «Аэрофлота» Лондон — Москва на 29 января. Специально сделал это по телефону, зная, что он прослушивается. После этого на метро, проверившись, что за ним нет слежки, он отправился на железнодорожный вокзал и взял два билета на поезд из Лондона в Четтем.

Билеты на самолет были заказаны лишь для отвода глаз. И не напрасно. В день отъезда Иванова, как ему потом рассказали коллеги по работе, в аэропорту Хитроу собралось человек двадцать репортеров с камерами и магнитофонами. Его ждали, но так и не дождались. Очевидно, «МИ-5» дала по своим каналам команду журналистам запастись материалами об отъезде из страны Иванова. Но он их провел в очередной раз: не улетел, а уехал из страны поездом. В Четтеме сел с женой на голландский паром, который в ночь на 29 января 1963 года взял курс на Хук ван Холланд.

В ночной дымке паром уходил все дальше от берегов туманного Альбиона. Огоньки Четтема становились все менее заметными на темно-синем полотне. Холодный морской ветер трепал пальто. Иванов стоял на корме и смотрел вслед удалявшемуся от него берегу. В голове промелькнуло: вот и все, «финита ля комедиа». Больше в эту страну хода нет.

Сзади незаметно подошла Майя.

— Как хорошо! — радостно сказала она. — Правда, Женя? Два дня дороги, и мы будем дома.

Увы, мужу было совсем невесело. Он пошел в бар и заказал себе тройной дабл.

…Москва встретила приезжих вокзальной суетой и крепким русским морозцем, градусов эдак под тридцать. Было и радостно и грустно снова ощутить себя на родной земле. Едва очутившись на Родине, Иванов понял, что вовсе с ней и не расставался. Она всегда была в нем, а теперь стала повсюду.

Новая жизнь, властная и сильная, снова закрутила свой круговорот, не дав времени даже оглядеться. Позвонили из Управления, вызвали на доклад.

Скоро, очень скоро бывшему помощнику военно-морского атташе даже стало казаться, что и не было вовсе в его жизни никакой Англии. Разве только приснились ему в длинном чужом сне все те люди, с которыми он жил, сидел бок о бок, выпивал, смеялся, ругался, волновался и очень много работал на далеких Британских островах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.