7 Четыре сезона

7

Четыре сезона

Успех мужа подстегнул угасшее было желание Тэбби писать, и оно вернулось с новой силой. Однако, когда воспитываешь троих детей в возрасте от четырех до одиннадцати, сложно выкроить время для себя. Тэбби бралась за рассказы, но так ни одного и не закончила, и все чаще жаловалась мужу на нехватку времени. Устав выслушивать ворчание жены, Стив подарил ей новенькую пишущую машинку и предложил снять офис подальше от дома, где можно будет спокойно работать. После переезда в дом на Западном Бродвее Тэбби стала регулярно наведываться в офис, работая над историей, из которой позднее вырастет «Маленький мир», ее первый опубликованный роман.

Тэбби всегда открыто признавала, что ей сильно помогла известность мужа: во всяком случае, редакторы всегда были готовы уделить минутку миссис Кинг, в то время как рукописи других начинающих авторов сперва попадали в «отстойник» издательства, огромную кипу из опусов новичков, — и далеко не все из них добирались до стола редактора. «То, что я жена Стива, мне только на руку: проще найти приличного агента; опять же некоторые издательства не прочь подзаработать на громком имени», — делилась Тэбби. Стив передал рукопись «Маленького мира» в «Викинг», своему редактору Джорджу Уолшу. Позже тот признался Табите, что не горел желанием читать ее роман и пролистал рукопись только по просьбе знаменитого мужа, в лучшем случае рассчитывая увидеть неплохую попытку новичка из серии «небезнадежно, но на публикацию не тянет». Однако, вопреки всем сомнениям, рукопись ему понравилась, он согласился издать роман и поставил его в очередь на публикацию в 1981 году.

Стив гордился женой, хотя и не скрывал, что решение Тэбби, со времен колледжа не приближавшейся к пишущей машинке, снова начать писать задело его за живое.

«Я зверски ревновал. Как ребенок. На языке крутилось: „Эй, это мои игрушки, положи на место, они не для тебя“. Однако стоило мне прочесть законченную рукопись, как ревность сменилась гордостью: я осознал, что моя жена написала отличную вещь».

Тэбби же, как обычно, восприняла свой успех более спокойно: «Полагаю, мы оба хотим сказать, что я целых десять лет делала все возможное для развития его карьеры, от моральной поддержки до чтения рукописей и советов, и он ответил мне тем же. Пока дети не выросли, писать было непросто. К счастью, они привыкли к недостатку внимания. Детей полезно время от времени игнорировать, как полезно иногда позволять им скучать. Дети быстро понимают, что они не пуп земли, а скука часто приводит к размышлениям, исследованиям и, в итоге, к новым открытиям».

Наконец настал черед Табиты блистать: она ждала своего часа намного дольше, чем Стив, и не только из-за необходимости воспитывать детей — подход Тэбби к творческому процессу отличался от подхода мужа. Если Стив был способен творить даже посреди бушующего торнадо и ужасно страдал, не имея возможности писать, то Тэбби относилась к писательству гораздо спокойней. «Для меня проблемой было начать. Я из тех, кто всегда найдет повод пофилонить. Однако стоит мне взяться за дело, и меня уже не остановить».

Разница была не только в отношении, но и в стиле работы. Тэбби и слова не могла написать без предварительного погружения в материал. «Мне не обязательно работать каждый день, — делится она, — у меня другой пунктик: я просто не сяду за книгу, пока не проведу тщательнейшее исследование».

Стив же терпеть не мог эту часть работы. «Мне достаточно наглядного примера, чтобы составить собственное представление об истории, — говорит он. — Я сажусь и пишу книгу, а уже потом провожу исследование, потому что мой принцип работы таков: „Не грузите меня фактами. Не отвлекайте меня от работы“».

Тэбби обязательно составляла предварительный план произведения, Стив же редко пользовался заготовками. «Я начинаю с замысла и примерного направления, а схемы и планы — это не для меня, — признает он. — Обычно я предвижу сюжет на десять страниц вперед, но никогда ничего не записываю, чтобы сохранить элемент неожиданности — кто знает, какие сюжетные повороты ждут меня на следующей странице? Теодор Старджон как-то раз сказал мне: чтобы держать читателя в неведении, писатель и сам не должен знать, что произойдет дальше. Этим принципом я и руководствуюсь. Никогда не знаешь наверняка, куда тебя заведет сюжет».

Снова вспомним, как в «Противостоянии» Гарольд Лаудер, съевший батончик «Пейдей», оставил шоколадный отпечаток пальца на дневнике, а читатели забросали Стива гневными письмами и батончиками, в состав которых не входил шоколад. В последующих изданиях Кинг поменял батончик на «Милкивей», а позже и «Пейдей» стали выпускать с шоколадом. После выхода каждой новой книги Стив получает тонны писем с указанием ляпов и всегда их исправляет. Ходят слухи, что он намеренно допускает ошибки, проверяя внимательность поклонников.

После ухода из «Даблдей» Билл Томпсон, первый редактор Стива, устроился на работу в небольшое издательство «Эверест хаус». Билл попросил Стива написать особую книгу: с одной стороны, отдать дань авторам, оказавшим влияние на его раннее творчество, а с другой — создать летопись всеамериканского увлечения жанром хоррор. Стиву идея понравилась, и он приступил к работе над «Пляской смерти», своей первой документальной книгой.

Стоило ему начать писать «Пляску смерти», как одна из прежних идей, которую он уже много лет держал в голове — и до сих пор благополучно игнорировал, — вновь напомнила о себе. Летом 1981 года Стив понял, что больше не может прятать голову в песок, и сел за пишущую машинку.

«Я должен был написать о тролле под мостом или забыть о нем навсегда. Он — а точнее, „Оно“ — рвался наружу. Помню, как сидел на крыльце, курил и спрашивал себя, неужели я так стар, что боюсь попробовать… Встал, вошел в кабинет, поставил рок-н-ролл и начал писать. Я знал, что книга будет длинной, но понятия не имел насколько».

Через несколько месяцев после того как Стив начал писать «Оно», был издан его роман «Куджо».

Замысел «Куджо» родился благодаря старинной привычке Стива совмещать две, казалось бы, никак не связанные между собой темы. В случае «Кэрри» это были подростковая жестокость и телекинез. А в случае «Куджо» речь шла о двух происшествиях, случившихся с разницей в пару недель.

Однажды Стив повез свой мотоцикл в частный автосервис, расположенный в сельской глуши, на отшибе. Как только он въехал во двор, движок заглох. Стив окликнул хозяев, но вместо людей из гаража выскочил гигантский сенбернар и на полном ходу, рыча и оскалившись, устремился прямо к незваному гостю. Следом вышел механик; собака не остановилась. Когда пес уже готов был кинуться на Кинга, механик его приструнил, хлопнув по заду здоровенным гаечным ключом.

«Наверное, ему лицо ваше не понравилось», — изрек он, прежде чем поинтересоваться, что произошло с мотоциклом.

Несмотря на финансовое благополучие, Стив и Тэбби по-прежнему водили «форд-пинто», купленный за 2500 долларов аванса за «Кэрри», хотя машина была напичкана проблемами с самого начала. Через пару недель после столкновения с сенбернаром автомобиль забарахлил, и живое воображение Стива тут же нарисовало ситуацию: а что, если Тэбби повезла бы машину к тому механику и пес бросился бы на нее? А людей бы поблизости не оказалось? И что хуже всего, собака могла оказаться бешеной…

Прежде Стив и не предполагал, что собака может стать основным персонажем книги. Поначалу он собирался написать о матери и сыне, запертых в замкнутом пространстве. Допустим, мать больна бешенством — напряжение в книге должно было нарастать по мере того, как болезнь овладевает матерью; она борется с собой, из последних сил стараясь не причинить вреда сыну.

Однако Стиву пришлось немного изменить замысел, когда он изучил тему и выяснил, что у бешенства довольно долгий инкубационный период. «Фокус был в том, чтобы поместить персонажей в такое место, где бы их достаточно долго не нашли, предоставив зараженной женщине время на решение проблемы».

Увлеченный замыслом, Стив рвался в бой. В полном соответствии с собственным девизом «не допускать, чтобы факты помешали рассказать классную историю», он с головой ушел в работу и сам не заметил, как выдал на-гора сотню страниц. Вот как, по словам Кинга, зерно сюжета прорастает в голове писателя: «Видишь что-то, и все вдруг встает на свои места, и рождается история. Невозможно предугадать, когда это случится».

Кинг отнесся к «Куджо» как к эксперименту. Он впервые применил новый формат: единое повествование без разбивки на главы. Так вышло само собой: изначально он представлял себе сюжет в виде привычных глав. Однако по мере развития сюжета становилось все яснее, насколько ужасны описываемые события, и Стив изменил подход: «Я обожаю „Куджо“: он воздействует на читателя так, как, на мой взгляд, и должна воздействовать книга. Это крайне агрессивное произведение, оно похоже на кирпич, влетающий в окно. В романе чувствуется анархия, он как панк-роковая пластинка: короткий и злой».

Возмущенные читатели подняли шум, на Стива обрушился поток писем с критикой: поклонники не могли ему простить гибели невинного ребенка, которому просто не посчастливилось оказаться в неподходящее время в неподходящем месте в отличие от десятков жестоких подростков, гибнущих на страницах «Кэрри», — уж те-то, видимо, заслуживали смерти за свое бессердечие.

Чувствовалось, что персонажи «Куджо» далеки от мироощущения Стива — словно их разделяли световые годы. На то была и другая причина: одна из побочных сюжетных линий романа рассказывает о женской измене и о том, что происходит, когда муж обо всем узнает. Сцена объяснения супругов ставила писателя в тупик — повторялась ситуация со сценой из «Сияния», где женский труп встает из ванны, — и он до последнего откладывал ее написание.

«В жизни не писал сцены сложнее, — рассказывает Стив. — Ведь сам я никогда не оказывался в подобной ситуации, даже в молодости, с девушками. Я старался быть честным по отношению к обоим супругам, у каждого из них своя правда; меньше всего мне хотелось превращать кого-то в злодея или злодейку». Он бился над правдоподобностью персонажей, диалогов, действия в целом. «Мужа я мог понять, потому что знал, как чувствовал бы себя на его месте. Сочувствовать женщине было гораздо сложнее».

Он два дня вымучивал злополучный диалог — при том что в среднем обработка сцены аналогичной длины занимала часа полтора. «Я долго сидел, то рассматривая пишущую машинку, то вперив взгляд в чистый лист. И дело было не в том, что я не мог построить предложение, нет. В голове вертелось: „Зачем она это сделала?“ И хотя исчерпывающих ответов на этот вопрос в книге вы не найдете, по крайней мере я старался быть честным».

Шесть лет кокаиновой и алкогольной зависимости не прошли даром. Стив жестко подсел: он уже не мог, как прежде, писать ночи напролет без серьезного допинга и по многу раз за ночь нюхал кокс, то и дело промокая ватными шариками сочащуюся из обеих ноздрей кровь, чтобы та не капнула на рубашку и пишущую машинку.

Позже он признает, что начало 1981 года, когда он редактировал «Куджо», совершенно выпало из его памяти.

Несмотря на растущий успех и мировое признание, Стив по-прежнему рассылал свои рассказы в журналы. Все редакторы знали, что нет лучшей рекламы, чем его имя на обложке, а многие журналы отчаянно нуждались в рекламе, ведь ставки были высоки: порой речь шла о спасении или закрытии журнала. Когда «Куджо» поставили в очередь на публикацию, Кинг связался с Отто Пенцлером, редактором и издателем, руководящим небольшой издательской компанией «Мистирис пресс», с предложением выпустить «Куджо» ограниченным тиражом. Тот принял щедрое предложение Стива, и в том же году было издано 750 экземпляров книги. На обложке каждой книги стояла цена: 65 долларов.

Пенцлер не мог нарадоваться: «Доход от одного издания покрыл типографские расходы и по „Куджо“, и по предыдущей книге, а остатка с лихвой хватило бы на публикацию еще одного романа. Если бы не „Куджо“, мне бы, вероятно, пришлось уйти из бизнеса». Еще несколько независимых частных издателей рассказывали похожие истории: все они страдали от безденежья и едва удерживались на плаву. Однако стоило Стиву предложить чахнущему издательству права на свою книгу, как дела не просто налаживались, но и резко шли в гору. В 1984 году компания Пенцлера стала партнером издательства «Уорнер букс», а через пять лет была благополучно им куплена.

Ко всему прочему, Стив и Тэбби приобрели нового друга и единомышленника. Пенцлер держал книжный магазин на Манхэттене, и Кинги частенько туда заглядывали: приобрести новинки и попросить совета Пенцлера, что стоит прочесть. Пенцлер обратил внимание на заметные различия в литературных вкусах супругов: «Она, как ни странно, предпочитала очень жесткие, можно даже сказать — жестокие, книги о серийных убийцах, в то время как ему нравились детективы британской писательницы Филлис Дороти Джеймс».

* * *

Работа писателя имела свои преимущества, часто неожиданные: Стив, который в основном работал дома, мог больше времени проводить с детьми.

Когда Кинг услышал, что среднестатистический отец в среднем проводит с каждым из своих детей по двадцать две минуты в неделю, то лишь пожалел бедолаг. «Мои все время со мной, — сказал он. — И мне это нравится».

Казалось, Стив заново переживает второе детство — а может, даже пытается вернуть свое собственное, — теперь, обретя влияние и власть, не говоря уж о деньгах, — все те вещи, которых так не хватало когда-то простому мальчишке. «Все равно что попасть в машину времени. Те, у кого нет детей, лишены возможности заново пережить многие удивительные вещи: например, пойти с детьми на диснеевский сеанс, смотреть „Бэмби“, приговаривать: „Боже правый, ну и бредятина“, — и не замечать, как на глаза навернулись слезы, потому что эта „бредятина“ всколыхнула все те же знакомые чувства».

Джо, которому в то время было девять лет, превращался в миниатюрную копию отца. Они обожали вместе ходить в кино смотреть ужастики; Джо говорил, что, когда вырастет, хочет стать писателем, как папа. Тэбби уже тогда верила в его силы: по ее словам, у него очень даже неплохо получалось, да и упорства было не занимать. Оуэн, младшенький, не отставал от брата, несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте. На стенах его комнаты красовались постеры с космическими приключениями и супергероем, а в изголовье кровати гордо восседало игрушечное лох-несское чудовище. Уже в таком нежном возрасте он, как и старший брат, явно питал слабость к фильмам ужасов — и чем кровавее фильм, тем лучше. «Знаешь, что мне больше всего нравится? Кр-р-о-о-в-и-и-и-ща!»

Теперь у Стива и Тэбби появилась куча свободного времени, и хотя молодые родители явно наслаждались каждой минутой, проведенной в кругу семьи с детьми, они все чаще стали задумываться об оборотной стороне успеха. Больше всего Кингов волновало, что их детям придется расплачиваться за славу и известность отца.

«В один прекрасный день они поймут, что некоторые люди ищут знакомства с ними только из-за знаменитого отца, — сказала Тэбби в 1982 году. — Самое трудное еще впереди; когда-нибудь перед ними встанет выбор; восстать против нас или подражать нам. Мы все через это проходим, но, когда твои родители люди известные, выбор сделать сложнее. Интересно будет понаблюдать за происходящим».

По всем признакам популярность Стива только набирала обороты — в ближайшем будущем о спаде не могло быть и речи. В августе 1981 года в рейтинге «Паблишерз уикли» впервые в истории были представлены три книги одного автора одновременно; «Воспламеняющая взглядом» в переплете, а также «Мертвая зона» и «Сияние» — в мягкой обложке.

Впрочем, давление на писателя также возрастало. Давили не только поклонники, но и издательства. Слова современного издателя и редактора Майкла Питша, которые он недавно произнес в адрес редактируемого им автора Джеймса Паттерсона, вполне применимы к тогдашнему Кингу, поскольку они наилучшим образом характеризуют ранний успех писателя в годы, когда тот штамповал хит за хитом. Питш утверждал, что самое сложное в редактировании звездного автора — это давление, которое исходит от рассчитывающего на прибыль издательства: «Если автор имеет огромный успех, его включают в бизнес-план издательства — как правило, речь идет о ежемесячном бюджете. Вот вам и причина давления: сроки раз за разом урезают, издательство рассчитывает на публикацию этих книг в строго определенную дату — в соответствии с общей бизнес-стратегией компании».

Кинг понимал, что ему невероятно повезло построить столь успешную карьеру за столь короткий срок. В 1982 году он решил протянуть руку помощи нуждающимся писателям и представителям других творческих профессий, позволив использовать свое звездное имя. Он помещал отзывы на обложках романов и за символическую плату в один доллар предоставлял права на съемку кинокартин по своим рассказам режиссерам-любителям. На простых условиях: Стив получал кассету с конечным результатом, а сам фильм предназначался исключительно для некоммерческих просмотров. Он называл такие картины «долларовыми малышками»; первая кинолента, «И пришел Бука», снятая режиссером Джеффри Широ по мотивам рассказа «Бука» из сборника «Ночная смена», вышла на экраны в 1982 году.

Благодаря помощи Стива на плаву удержалось не только «Мистирис пресс», но и несколько других небольших издательств. В октябре 1978 года Дональд М. Грант, руководивший маленькой типографией «Дональд М. Грант, издатель», прочел в «Журнале фэнтези и научной фантастики» рассказ Кинга «Стрелок». Он связался со Стивом и сообщил, что хочет напечатать рассказ в виде отдельной книги, выпущенной ограниченным тиражом. Кинг дал согласие, но сперва пожелал отшлифовать рассказ и превратить его в главы романа, как изначально и планировал. Книга вышла четыре года спустя — общим тиражом десять тысяч экземпляров, тысячу из которых составило коллекционное издание с авторским автографом, — и была тут же раскуплена. Люди остались довольны конечным продуктом, однако у писателя имелись собственные планы на «Стрелка»: в соответствии с изначальной задумкой вышедшая книга должна была стать первой в серии из семи томов… если бы не одна загвоздка: Стив понимал, что из-за жуткой загруженности в ближайшее время он вряд ли вернется к Роланду Дискейну.

К тому же «Стрелок» разительно отличался от его бестселлеров. «Я не думал, что кто-то захочет его читать, — признается Стив. — Он больше похож на фэнтези об иных мирах в жанре Толкина. И он не был закончен. Слишком много неразгаданных загадок, и в их числе загадка таинственной башни, по плану автора связующей все части повествования: что она собой представляет и почему Роланд так упорно стремится туда попасть?»

В мае 1982 года вышел «Бегущий человек», четвертая книга, изданная под псевдонимом Ричард Бахман… только чтобы повторить горькую судьбу своих предшественниц, тихонько исчезнув с витрин уже через два месяца после прохладного приема читателями.

Той же осенью состоялась кинопремьера «Калейдоскопа ужасов», созданного в сотрудничестве с одним из кумиров детства Кинга, легендарным режиссером фильмов ужасов Джорджем Ромеро, снявшим классику жанра «Ночь живых мертвецов». Фильм состоит из пяти частей по мотивам рассказов писателя: «Ящик», «День отца», «То, что поможет тебе продержаться», «Они крадутся к тебе» и «Одинокая смерть Джорди Веррилла». В последней части Кинг сыграл роль главного героя. В картине отдавалась дань уважения «Р.К. Комиксам», любимому журналу его юности.

Писатель и режиссер познакомились летом 1979 года, когда Ромеро наведался в гости к Стиву в компании продюсера Ричарда Рубинштейна, обладателя киноправ на «Противостояние», чтобы обсудить варианты сотрудничества. Кинг горел желанием приступить к съемкам киноверсии, однако в итоге сошлись на том, что будет нелишним сначала опробовать силы в каком-нибудь менее масштабном и более скромном проекте; успех помог бы убедить киностудию выделить средства на полноценный крупнобюджетный фильм по «Противостоянию». Впрочем, устроив мозговой штурм, они пришли к выводу, что без известных актеров, таких как Лесли Нилсен, Адриенн Барбо и Тед Дэнсон, им не обойтись. Естественно, бюджет стал разбухать как на дрожжах и начальная сумма «менее двух миллионов» превратилась в восемь миллионов.

Ромеро и Кинг нашли друг в друге родственную душу. «Мне кажется, мы тут же сошлись, потому что оба из породы людей, предпочитающих тишину американской глубинки суете Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, — позднее делился Ромеро, который начинал карьеру со съемок рекламных роликов, а в 1968 году сумел „выстрелить“ как режиссер культового фильма „Ночь живых мертвецов“, ставшего классикой жанра. — Мы запросто можем сидеть и на пару хихикать над самыми омерзительными сценами… наверное, потому, что нас обоих искренне радует и отчасти даже удивляет, что жертва не он и не я. На мой взгляд, мы с ним действительно выплескиваем наши кошмары на потребу публике».

Несмотря на разницу в возрасте (Ромеро на семь лет старше), оба — и писатель, и режиссер — с детства обожали фильмы ужасов. «Если ты любишь ужастики, волей-неволей начинаешь испытывать нежные чувства даже к полному дерьму, — откровенничает Стив. — Ты превращаешься в человека, способного четыре раза подряд посмотреть „Атаку чудовищных крабов“».

Хотя Кингу всегда нравилось наблюдать, как режиссер и актеры интерпретируют его сюжеты, он был не в восторге от собственного актерского опыта. Оказавшись по другую сторону камеры в роли Джорди Веррилла, Стив вскоре обнаружил, что большую часть времени актеры проводят в гримерке. Он терпел по шесть часов в день, пока на его тело наносили зеленый грим, напоминающий искусственный газон.

В одной из сцен Стив высовывает язык, и зритель видит, что язык весь покрыт грибком, но сначала художник Том Савини должен был изготовить накладку. «Он взял шпатель, размазал эту дрянь толстым слоем по моему языку и велел сидеть так десять минут, высунув язык с налипшими к нему десятью фунтами лишнего веса», — рассказывал Стив. Савини сделал превосходное лекало, из которого позже смастерил четыре сверхтонкие (каждая толщиной с перчатку хирурга) накладки из зеленого латекса, и Кинг натягивал их на язык.

Вероятно, из-за однообразия и утомительности процесса Стив не удержался, чтобы слегка не похулиганить. Однажды между дублями он пошел бродить по торговому центру, находившемуся неподалеку, прихватив с собой один из пластиковых «языков». И вместо ответа на стандартный вопрос продавщицы, не может ли она чем-то ему помочь, он вывалил свой язык. Продавщица завизжала и вызвала охрану. Смеющийся Стив еле объяснил, что это всего лишь реквизит, бутафория. «Оно того стоило, было очень смешно».

Несмотря на некоторое однообразие, Кингу нравилось работать на площадке под беспристрастным оком камеры. Работа в большом коллективе, среди людей отличалась от его обычного времяпрепровождения за компьютером как небо и земля. «Я совру, если скажу, что не получал удовольствия, играя Джорди, но я действительно старался сохранить рабочий настрой, — делился он позднее. — Втягиваешься в процесс и начинаешь видеть разницу; и постепенно уже и сам определяешь, когда ты сыграл неплохо, а когда схалтурил».

Поначалу его игра была намного слабее профессионального исполнения других актеров «Калейдоскопа ужасов», таких как Адриенн Барбо, Тед Дэнсон и Лесли Нилсен, что неудивительно. Ромеро помогал Стиву войти в образ. «Ему требовался не настоящий фермер из жизни, а карикатура на грязного фермера — но у меня не выходило, я никак не мог добиться нужного эффекта», — вспоминал после съемок Кинг. После очередного особенно неудачного дубля Ромеро отвел его в сторонку и велел представлять себе мультик о Руте Бегунке. «Тебе известно, как выглядит упавший со скалы Вилли Койот[9]?» — спросил Ромеро. «Само собой», — ответил Стив, и Джордж велел ему вести себя именно так. Стив уловил суть и начал вживаться в роль.

Стив был не единственным представителем семейства Кинг на съемочной площадке. В глаза режиссеру бросилось сходство Джо Кинга с мальчишкой, нарисованным на рекламных плакатах к фильму, и, получив разрешение Стива, он попробовал Джо на роль Билли, мальчика, которого бьет отец. Девятилетний Джо прошел пробы, и Ромеро доверил ему роль: ребенок, листающий книгу комиксов в прологе и эпилоге, — сын Стивена Кинга.

Поначалу он нервничал. «Какое-то время Джо ходил зашуганный, — рассказывает Стив. — Еще бы: на девятилетнего пацана надели пижаму и усадили в постель на съемочной площадке, вокруг которой собралась куча народу, в глаза бил яркий свет и все такое — мягко говоря, непривычно. Но когда настало время делать выбор, расплакаться или приступить к работе, он выбрал работу».

Ну какой мальчишка откажется побывать на съемочной площадке фильма ужасов, не говоря уже об участии в съемках! Сын своего отца, Джо с раннего детства обожал всякие жуткие штуки, и члены съемочной группы позволяли ему играть с любым реквизитом. Просто праздник какой-то! Девятилетний мальчик на всю жизнь запомнил тот день. «Там повсюду валялись всякие крутые резиновые штуки от разных монстров, — годами позже будет вспоминать Джо. — Полный атас!»

Как-то раз, незадолго до начала съемок, Стив поинтересовался впечатлениями сына, и Джо радостно затараторил про червяков, которые выползают из него в одной из сцен (в другой сцене ему в голову забивали гвоздь). Издалека их разговор можно было принять за трогательную задушевную беседу… ну, скажем, о бейсболе.

Однажды, возвращаясь в гостиницу после очередного съемочного дня, Стив и Джо решили прихватить еду из «Макдоналдса». Они подъехали к окошку быстрого обслуживания: на лице Джо, который не потрудился смыть грим, красовались синяки, порезы и царапины, а Стив тогда носил длинную бороду и выглядел как самый настоящий злодей. Девушка в окошке поглядела на странных клиентов — и вызвала копов. Она тянула время, несколько минут принимая их заказ. «Мы и глазом не успели моргнуть, — вспоминал позднее Стив, — как оказались на заднем сиденье полицейской машины. Как сейчас помню: Джо уминает свою картошку со словами „Это же просто кино“, — а я поддакиваю: „Все верно, офицер, просто кино“».

В августе 1982-го, впервые за четыре года после издания «Ночной смены», вышел сборник рассказов Стивена Кинга «Четыре сезона». В сборник вошел рассказ под названием «Тело». Старый приятель Стива, его сосед по комнате времен колледжа Джордж Маклауд, купил книгу и прочел — он покупал и читал все книги Стива. Дойдя до рассказа «Тело», он с улыбкой заметил свое имя: рассказ был посвящен ему. А потом начал читать и похолодел.

Однажды, еще в колледже, когда они вместе снимали квартиру на Северной Мейн-стрит в Ороно, Стив поинтересовался у приятеля, над чем тот работает, и Маклауд без задней мысли рассказал ему сюжет и детали рассказа, основанного на реальном случае из собственного детства. Он и несколько его друзей прослышали о трупе, лежащем у железнодорожных путей, и отправились на поиски. Джорджу не требовалось ничего придумывать, ведь он прекрасно знал, чем все закончится, и в мельчайших подробностях пересказал случившееся, но по какой-то причине так и не дописал рассказ.

«Он украл мой рассказ, — заявил Маклауд. — Я считал, что из этого сюжета может получиться произведение художественной литературы, и Стив, пускай и неосознанно, был со мной согласен. Позже он признался, что позаимствовал у меня историю, чтобы написать свою. Все байки и анекдоты в открытую содраны из моего рассказа! Единственная разница: в его варианте речь идет о мертвеце, а в моем — о мертвой собаке. В остальном они практически неотличимы».

В интервью Кинг описывает «Тело» как свою историю взросления. «Многое в книге правда, хотя большая часть выдумка, — признает он. — Писатель рассказывает о том, как должны были в идеале сложиться обстоятельства, а отнюдь не о том, как они сложились на самом деле».

Маклауд признавал, что Стив всегда держал ушки на макушке в надежде найти классную историю, причем ему было все равно, где искать: в книге, фильме или рассказе друга. «Стоит ему нащупать хотя бы намек на нечто интересное, и он впитывает информацию как губка, — рассказывал Маклауд. — Он как репей цепляется за все, что имеет отношение к популярной культуре. В этом его сила и, само собой, одновременно и его слабость».

Сэнди Фиппен, автор многочисленных романов и рассказов, а также общий друг Кинга и Маклауда, стал свидетелем конфликта: «Все верно, Стив издал рассказ под своим именем, тут не поспоришь. Но Шекспир делал то же самое: я имею в виду, что сюжет принадлежит тому, кто лучше других его расскажет». По словам Фиппена, до него и раньше доходили слухи о том, что Кинг заимствует чужие сюжеты из подслушанных где-то историй и даже из уже изданных книг.

«Не знаю, повернется ли у меня язык назвать это плагиатом», — признавал Фиппен. Однако он не скрывал, что слышал об авторе, чьи книги неплохо продавались и чьи рассказы даже вошли в одну из антологий Рода Серлинга «Сумеречная зона». В одном из этих рассказов говорилось о злобном автомобиле, который убивал всех и вся, что вставало у него на пути, — почти точный пересказ романа Стива «Кристина», вышедшего лишь в 1983 году. Позднее в разговоре с другом, который приходился Серлингу кузеном, Фиппен поинтересовался их мнением, упомянув данный факт. Кузен ответил, что Серлинг в курсе данного инцидента, но предпочитает не будить спящую собаку.

Маклауд чувствовал себя так, словно ему дали под дых. Может, он и спустил бы это дело на тормозах, если бы не очередной удар: через несколько лет по телевизору пустили рекламу фильма «Останься со мной», снятого по мотивам рассказа «Тело».

По словам Фиппена, Маклауд связался со Стивом, и тот спросил его, чего он хочет. Маклауд заявил, что хочет видеть свое имя в титрах фильма, а также причитающуюся ему сумму. Кинг ответил отказом, и на этом их дружба закончилась.

Впрочем, у Стива имелся печальный опыт подобных разрывов; не впервые слава успешного писателя вставала между ним и старыми друзьями — увы, не всякая дружба проходит проверку успехом. Кое-кто полагал, что от миллионов писателя не убудет, если тот раз-другой поможет бывшему сокурснику, иные же искали не денег, а признания, и жутко обижались. К примеру, друг детства Кинга Крис Челси считал, что обладает талантом писателя, однако Стив, прочитавший несколько его взрослых вещей, отказался замолвить за товарища словечко перед издателем или агентом. Взбешенный Челси тут же прекратил всяческое общение с Кингом.

Среди сверхпылких поклонников Стива встречались и поклонницы, которым от него было нужно только одно.

«Существует множество женщин, которых сексуально возбуждает слава или власть, — откровенничает писатель. — Не скрою, порой мысль об анонимном сексе кажется привлекательной — особенно когда в вечер перед отъездом какая-нибудь девица приходит на встречу с читателями и приглашает к себе. Так и подмывает сказать ей: „Да, давай обольем друг дружку массажным маслом и будем трахаться до посинения“.»

Но, по словам писателя, он не готов рисковать своим браком ради интрижки на одну ночь. «К тому же я не из тех, кто ищет сексуальных приключений, в моей жизни нет места оргиям, — признает он. — Я слишком дорожу своим браком, да и творчество отнимает слишком много энергии. На всякие глупости сил просто не остается».

Кинг добавляет, что Тэбби не из тех, кто спустит мужу измену, с ней шутки плохи. «Не то чтобы я верил в брак, — расплывчато выражается он. — Зато я всей душой верю в моногамию. Моя Тэбби — роза с острыми шипами; в прошлом я слишком часто о них кололся, чтобы осмелиться ей изменить».

«Неверность — самый простой способ схлопотать пулю в лоб», — подхватывает Табита.

Стив, который нередко обращался в своих произведениях к сильнейшим из собственных страхов, признавал, что один сексуальный страх пока не нашел воплощения: «Я бы хотел написать о vagina dentata — зубастом влагалище, которое захлопывается прямо в процессе занятия сексом и под корень отсекает мужской орган».

Однако вместо зубастой вагины в следующей книге Стив поднял тему цыганского проклятия. Работая над «Худеющим», он раздумывал, как издать книгу — под своим именем или под псевдонимом Бахман. Книги Бахмана, написанные до «Кэрри», были жестче и острее других его романов, но «Худеющий» отличался от всех историй Стива.

Замысел книги возник в кабинете врача, во время очередного ежегодного осмотра. Результаты осмотра оказались неутешительными. Стив знал, что располнел: он едва успел войти, как врач попросил его встать на весы. «Помню, как злился из-за того, что он не позволил мне снять одежду и не отпустил в туалет, а сразу заставил лезть на эти чертовы весы». Закончив осмотр, доктор сообщил неприятные известия: вес Стива превышает норму, уровень холестерина в крови зашкаливает. Писателю настоятельно рекомендовали бросить курить и начать худеть.

Кинг пришел в ярость: его обожал весь мир, любой текст, выходивший из-под его пера, становился золотым — да напиши он простой список покупок, тот все равно попал бы в рейтинг бестселлеров «Нью-Йорк таймс», — и никто (ну разве что Тэбби) не смел указывать ему, что делать! Он выскочил из кабинета врача и на несколько дней залег в спячку, дымя сигаретами. «Я злился на мерзкого врача: нет, ну наглец! Хочет заставить меня пойти на жуткие жертвы ради спасения моей же жизни!»

Когда сигаретная вонь, а с нею и злость писателя, выветрилась, Стив решил последовать совету врача: похудеть и даже отказаться от курения (хотя бы сократить количество выкуриваемых сигарет). Он сбросил несколько фунтов и в душе радовался этому факту, но с удивлением обнаружил, что к радости примешано страдание: «Как только вес действительно стал уходить, я начал осознавать, что сброшенные килограммы — часть меня, и мне вдруг захотелось их вернуть. И тогда я задумался о том, что произойдет, если кто-то начнет худеть и не сможет остановиться».

Еще один случайный опыт или оброненное кем-то замечание — еще одна книга. Еще один день из жизни Стивена Кинга.

«На самом деле я не готовлюсь к работе над романом, по крайней мере осознанно, — рассказывает он. — Иные книги созревают в течение долгого времени, идеи никак не могут найти благодатную почву. Мое сознание напоминает очень глубокий пруд: что-то проникает на глубину, а что-то плавает на поверхности. Со временем я начинаю видеть новые грани. Рано или поздно все встает на свои места, и я использую каждую деталь».

Первый контракт Стива с «Даблдей», заключенный в 1974 году, содержал пункт о «Плане авторских инвестиций», в соответствии с которым издатель имел право удержать всю прибыль, выплачивая автору пятьдесят тысяч долларов в год и инвестируя остальные средства. Само собой, большинство писателей столько не зарабатывали, но книги Кинга имели большой успех — он сам и его бухгалтеры не сомневались, что издательство на нем наживается, получая огромные барыши.

И хотя Стив сменил издателя в 1977 году, проблема с «Даблдей» не исчезла. К концу 1982 года на счету писателя скопились миллионы долларов, а сам он по-прежнему получал жалкие пятьдесят тысяч в год. Кинг попросил «Даблдей» расторгнуть договор и выдать полную сумму, которую они задолжали. Однако, согласно контракту десятилетней давности, издатель вовсе не был обязан идти ему навстречу.

Кинг уже собирался обратиться в суд, когда Маккоули выдвинул другую идею. Он предложил сделку: Кинг предоставляет издательству новый роман в обмен на выплату всех задолженностей. Поскольку по существующей договоренности все книги Бахмана были обещаны НАЛ, оставалось лишь вытащить из стола рукопись «Кладбища домашних животных». И хотя Стив все еще злился на «Даблдей», он дал согласие на публикацию романа, иначе рукопись и дальше пылилась бы в ящике.

«Я и представить себе не мог, что „Кладбище домашних животных“ когда-нибудь попадет на прилавки, настолько ужасной казалась мне эта книга, — признавал он. — Но поклонникам она понравилась. Публика и в Америке, и в Британии прекрасно приняла роман».

Стив не знал отца, но начиная с 1977 года, когда впервые за всю его писательскую карьеру появившийся на прилавках роман «Сияние» стал бестселлером, в душе у него теплилась надежда, что в один прекрасный день Дональд Кинг объявится, признает прежние ошибки и выразит желание войти в жизнь взрослого сына.

Стив продолжал писать рассказы и никогда не забывал, что отец может появиться в любой день — брал пример с матери: Рут до самой смерти не оставляла надежды на встречу с мужем, пускай под конец ее жизни эта надежда совсем растаяла.

Как бы Стив поступил, объявись вдруг Дональд Кинг? У самого писателя имелось на этот счет несколько соображений, каждое из которых могло стать почвой для нового романа или рассказа.

1. Видишь, чего я добился в жизни — сам добился, несмотря на то что ты нас бросил!

2. Может быть, знакомство с творчеством сына побудило бы отца вернуться и умолять о прощении, и Стив принял бы его, позволив войти в свою жизнь.

3. А может, Дональд вернулся бы к знаменитому сыну, умоляя того впустить его в свою жизнь, а он отказал бы.

Стоило читателям узнать о связи между некоторыми из его сюжетов и ранним уходом отца из семьи, как на Кинга обрушился шквал вопросов. В конечном счете Стив так и не выяснил, знал ли отец, что его сын — тот самый Стивен Кинг.

«В моих историях много отцов; некоторые жестоко обращаются с детьми, в то время как другие — любящие родители, всегда готовые протянуть руку помощи. Я надеялся, что сам буду именно таким отцом для своих детей, — признается Стив. — Мой же отец был лишь пустым местом. Невозможно скучать по тому, чего нет. Может, подсознательно, в потаенных фантазиях, я до сих пор его ищу, а может, все это дерьмо собачье… кто знает. Похоже, существует некий целевой читатель, к которому я обращаюсь. Меня всегда привлекала идея о том, что многие писатели творят ради своих ушедших отцов».

Действительно, достаточно прочитать несколько его ранних книг, от «Жребия» до «Сияния», и становится ясно, почему читатель может решить, что, по мнению Кинга, в душе каждого человека, совершенно обычного с виду, скрывается жуткий монстр и убийца, только и ждущий шанса вырваться на свободу.

Стив согласен: «Вряд ли это присутствует в каждом, но в большинстве людей — точно. На мой взгляд, таких людей насилие возбуждает; мы по-прежнему весьма примитивные существа с глубоко заложенным стремлением к насилию».

Майкл Коллингз, знакомый Кинга и по совместительству исследователь, написавший несколько книг, где он анализирует творчество писателя, уверен, что темой брошенного ребенка пронизана каждая строка, вышедшая из-под его пера. «Тема ухода отца из семьи ощущается везде, однако ни в одном произведении не раскрыта до конца, — говорит Коллингз. — Среди его персонажей редко встретишь мужчину, добросовестно выполняющего отцовские обязанности. А если и встретишь, то это кто-то вроде Джека Торренса, преследующего собственного ребенка. Почти во всех его книгах чувствуется, что отец, а в некоторых случаях даже мать, так или иначе отреклись от важнейшей роли родителя. Эта характерная особенность выделяется на протяжении всего творчества Стивена Кинга».

По словам самого Стива, он часто задумывался о том, чтобы попробовать узнать о судьбе Дональда, но… «Каждый раз меня что-то удерживало, как в старой пословице про спящую собаку, которую лучше не будить. Честно говоря, не представляю, как бы я отреагировал, если бы нашел отца и встретился с ним лицом к лицу. Впрочем, даже затей я расследование, сомневаюсь, что оно бы к чему-то привело, поскольку я практически уверен, что мой отец мертв».

Вероятно, Стив навел справки через тех немногих родственников со стороны отца, с которыми поддерживал связь, и старался избежать шумихи в прессе, не желая выносить на всеобщее обсуждение дела семейные. В конце концов, он предпочитал, чтобы внимание было привлечено к его книгам, а не к личной жизни.

Кинг не только осознавал свое прошлое, но и предвидел будущее, связанное с его наследием. Он еще в начале восьмидесятых предчувствовал, как будущие поколения читателей отнесутся к его творчеству, и с оптимизмом воспринимал негативные и критические отзывы, которыми пестрели литературные издания — почти все первые десять лет его карьеры в качестве публикуемого автора.

«Запаситесь терпением… Если вам посчастливится прожить достаточно долго, то ко времени, когда вы состаритесь и начнете себя пародировать — успев перенести несколько инсультов и инфарктов, — появятся и хорошие отзывы, вот увидите — хотя бы потому, что вы уцелели в этой гонке на выживание. Рано или поздно ваши усилия будут вознаграждены; главное — не сдаваться и продолжать делать свое дело. Упорство и труд все перетрут».

Сам Стив работал на износ: он написал несколько романов, о которых публика не знала (под псевдонимом Ричард Бахман), публиковал статьи и рассказы и ездил по стране, рекламируя только что изданные книги. Не зря существует поговорка «Будь осторожен в своих желаниях»… Чем больше он писал, тем больше росли аппетиты издательства — что, в свою очередь, не могло не отразиться на качестве. В его случае проблема заключалась в ускоренном графике публикаций.

Стив привык создавать по три черновика к каждой книге. В работе над первыми двумя черновыми вариантами он руководствовался словами, услышанными еще в старших классах от Джона Гулда, редактора «Лисбон уикли энтерпрайз»: «Когда пишешь рассказ, ты как бы рассказываешь себе историю; при переписывании набело твоя основная задача — убрать лишнее, все то, что не нужно для сюжета». Третий черновик появлялся, когда Стив получал комментарии редактора и, объединив их с собственными замечаниями, старался отшлифовать конечный результат. «Успех рос как на дрожжах, и становилось все сложнее уговорить редакторов выделить мне время на третий черновик, — жаловался Стив. — Боюсь, скоро качество рукописи будет определяться ее попаданием в график публикаций. Я с каждым годом пишу все быстрее и быстрее. На вычитку гранок остается пять дней, а вдруг в тексте окажется куча глупых ошибок? Вот так, по глупости, можно запороть отличную книгу. Люди станут говорить: „Стивен Кинг пишет ради бабла“ — и, как ни обидно, будут правы».

«Кристина» вышла в апреле 1983 года; в первую же неделю после публикации роман взлетел на верхние строчки рейтинга бестселлеров. В качестве «квинтэссенции зла», автомобиля, который воплощает зло и проявляет свою адскую сущность еще на конвейере, Стив выбрал модель «плимут-фьюри» 1958 года. «Насколько я помнил, это были типичные машины пятидесятых, — говорит он. — Я не хотел использовать авто, успевшее обрасти своей легендой, вроде моделей „форд-сандерберд“ или „форд-гэлакси“. О „плимутах“ же давно никто не судачил».

Права на съемку фильма приобрел Ричард Кобритц, который в 1979 году выступил продюсером «Участи Салема». «Кристина» должна была выйти на экраны в декабре 1983 года.

Как и в случае «Участи Салема», Кинг не принимал участия в съемках и не писал сценарий. В декабре 1982-го Кобритцу прислали сценарий, написанный начинающим сценаристом Биллом Филлипсом, в активе которого на тот момент была только одна картина — «Летнее солнцестояние», телевизионный фильм, ставший последней работой звезды немого кино Мирны Лой, — и дали зеленый свет, назначив начало съемок на следующий апрель. Спустя два месяца Джон Карпентер, прославленный режиссер, снявший некоторые из любимейших кинокартин Кинга, такие как «Хеллоуин» и «Туман», закончил съемки «Кристины».

В роли продюсера фильма Кобритц столкнулся с целым рядом непростых задач — несмотря на определенное сходство, они все же отличались от тех, что ему пришлось решать во время съемок «Участи Салема». «Сложность работы с фильмом ужасов состоит в том, что большая часть саспенса основана на воображении читателя и на авторских описаниях, — делился Кобритц. — Свет, проникающий сквозь дверную щель, вибрация, которую персонаж ощущает на другой стороне, и то, что там притаилось, — как передать мельчайшие нюансы визуальными средствами, избежав банальности и штампов? Диалогами подобные тонкости не выразить — только через настроение, освещение и в некоторых случаях при помощи спецэффектов. Порой это работает, порой — нет».

В процессе съемок Кобритц, Карпентер и Филлипс столкнулись со специфической проблемой. «Мы работали над сценарием, и я спросил: машина уже родилась злой или обозлилась со временем, и ни один из нас не знал, что ответить, — вспоминает Кобритц. — Я позвонил Стиву и задал вопрос ему. Он сказал, что не знает, и предоставил нам полную свободу действий; мы сошлись на том, что машина была злой по природе своей. Поэтому у нас автомобиль убивает человека на сборочной линии, хотя в книге этого нет. Зато зритель видит, что машина была злой с самого рождения».

Кобритц приобрел двадцать четыре разных двухдверных «плимута» 1958 года выпуска, модели со схожими корпусами — «фьюри», «бельведер» и «савой» — и доставил их в местечко Санта-Кларита в Калифорнии, где проходили съемки большинства эпизодов. В 1958 году фабрика выпустила всего пять тысяч триста три машины модели «фьюри». Техники из съемочной группы разобрали на части все двадцать четыре авто, и в итоге получилось семнадцать рабочих машин; для каждой была сделана особая пометка в сценарии: одна предназначалась для сцены пожара, другую переоснастили прорезиненным капотом и так далее. После завершения съемок осталось лишь две машины: одну подарили государственной радиостанции в Санта-Крусе, штат Калифорния, для участия в ежегодном аукционе, а вторую вручили победителю одного из конкурсов, проходивших на недавно открытом кабельном канале Эм-ти-ви.