Глава 25 Спасение албанцев Миротворец

Глава 25

Спасение албанцев

Миротворец

Кто-то должен был развеять иллюзии и честно сказать сербам: Россия воевать за сомнительные интересы Белграда не будет. В этом и состояла миссия Черномырдина, который не снискал лавров главного миротворца. Но он добился более важного: Россия не втянулась в конфронтацию с НАТО. И избежала мировой изоляции.

Весной 1999 года в судьбе Виктора Черномырдина произошел очередной резкий поворот, совпавший с разворотом самолета премьера Евгения Примакова над Атлантическим океаном. 23 марта, узнав о решении НАТО начать бомбардировки Югославии, Примаков отменил визит в США посреди полета и вернулся в Россию. На следующий день практически все российские СМИ охватила антинатовская истерия. МИД пообещал «адекватные меры», военные заговорили о возможности силового ответа.

25 марта президент Ельцин заявил, что никаких силовых мер Россия применять не будет. Глава администрации Александр Волошин на закрытой встрече с журналистами признал, что МИД «слишком заигрался с Милошевичем» и что это идет в ущерб национальным интересам. Тем временем Евгений Примаков призвал «максимально мобилизовать внутренние ресурсы». Около посольства США в Москве начались хулиганские акции.

28 марта Анатолий Чубайс организовал поездку лидеров коалиции «Правое дело» Бориса Немцова, Егора Гайдара и Бориса Федорова в Белград с миротворческой миссией. Ельцин в телефонном разговоре с Чубайсом одобрил это начинание. МИД поначалу выражал готовность помочь, но затем чуть ли не обвинил «Правое дело» во вредительстве. В тот же день посольство США обстреляли из автомата террористы.

С началом апреля антинатовский накал в СМИ несколько снизился — телевидение и газеты начали все чаще упоминать о расправах, проводившихся сербской армией в Косове.

Одновременно вдруг весьма востребованным оказался остававшийся почти год не у дел отставной премьер-министр. Одна за другой последовали его встречи с премьером и президентом. Почему? За год Виктор Черномырдин потерял очень многое, но не репутацию человека, лояльного президенту и накопившего солидный багаж личных связей с влиятельными западными политиками. Прежде всего с Альбертом Гором, весьма вероятным (на тот момент) будущим президентом США. Именно это сочетание и потребовалось президенту, который чувствовал себя загнанным в угол, но вовсе не утратил вкус к неожиданным политическим ходам. И когда Черномырдин зачастил в Белый дом и Кремль, все вокруг стали гадать, что произойдет дальше.

А потом случилась перепалка Бориса Ельцина и Евгения Примакова — президент заявил, что Примаков пока полезен, а дальше будет видно. Премьер, обидевшись, ответил, что в президенты не рвется и за кресло не держится. Возможно, именно эта стычка окончательно убедила Ельцина активизировать фигуру Черномырдина.

14 апреля он был назначен спецпредставителем президента России по югославскому урегулированию. Если называть вещи своими именами, президент фактически назначил параллельного премьера, который еще в самом начале бомбардировок НАТО обозначил свою позицию, не совпадающую с примаковской. Заметив, что Москве не стоит «бряцать оружием», Черномырдин заявил о готовности к «любой посреднической деятельности», чтобы остановить этот «кровавый процесс».

Получив назначение, экс-премьер сразу взял быка за рога. Строго высказавшись в адрес Милошевича — посоветовав тому «умерить гонор» и не уповать на союзников, — он дал понять, что основной диалог будет вести не с Белградом, а с Вашингтоном. Первым делом он собирался в США на встречу с давним знакомым вицепрезидентом Гором (который, по некоторым данным, и хлопотал о назначении Черномырдина).

19 апреля Виктор Черномырдин уже участвовал в традиционном совещании у президента, посвященном ситуации в Косове. Борис Ельцин поставил ему задачу — остановить войну, пока НАТО не начало наземную операцию против Югославии. И объяснил, как ее решить: «Покрепче прижать Милошевича».

После совещания Борис Ельцин не скрывал, что именно с миссией своего спецпредставителя связывает особые надежды. Президент был уверен, что Черномырдин добьется успеха: «он знает Милошевича» и «может разговаривать с Милошевичем как никто другой». Ельцин ясно дал понять: Кремль рассчитывает, что Черномырдину удастся склонить упрямого сербского лидера к разумным уступкам.

Вероятность успеха миссии Черномырдина оценивалась весьма высоко. Запад воспринимал его как партнера и мог пойти на уступки, позволяющие России сохранить лицо. Черномырдин же имел рычаг воздействия на Белград — топливно-энергетический комплекс России. На Западе помнили, что Дейтонский мир пришел в Боснию с опозданием на два дня, лишь после того как «Газпром» возобновил поставки газа в Сараево. В ситуации, когда практически весь югославский нефтекомплекс был разрушен бомбардировками и страна находилась на грани энергетического голода, зависимость Белграда от российского газа резко возрастала. И поэтому аргументы отца-основателя «Газпрома» должны были прозвучать весьма убедительно.

Каких уступок ожидает Москва от Белграда, Ельцин сообщил на состоявшейся после совещания встрече в Кремле с руководителями ведущих российских СМИ. «Надо, чтобы Милошевич согласился на миротворческую операцию в Косове. Иначе, если НАТО решится на наземные боевые действия, будет много жертв». Столь откровенно из уст российских руководителей эта мысль до того момента не звучала.

С назначением Черномырдина подход Москвы к ситуации стал более прагматичным: Черномырдин в принципе поддержал инициативу Германии по урегулированию конфликта на Балканах. Немецкий план предусматривал прекращение бомбардировок Югославии на 24 часа, если президент Милошевич начнет вывод из Косова своих войск. Одновременно должно начаться разоружение Армии освобождения Косова. Но самое главное — в край должны были войти передовые отряды международного миротворческого контингента, призванные обеспечить возвращение беженцев.

После того как Черномырдин сделал первый шаг навстречу Западу, Ельцин дал наконец согласие на телефонный разговор с Биллом Клинтоном — ему было уже легче уговорить президента США не форсировать операцию против Югославии и дать возможность поработать своему спецпредставителю.

Миссия Виктора Черномырдина на Балканах сразу оценивалась в масштабе, несколько более широком, чем «просто» урегулирование регионального конфликта. Во-первых (точнее, во-вторых) — в общеевропейском масштабе. Почти сразу после назначения, комментируя обращение генсека НАТО Хавьера Соланы, Черномырдин заметил: «В Брюсселе, кажется, поняли, что это не югославский кризис, а общеевропейский. И без России сами страны НАТО из него не смогут выйти. Хорошо, что наконец-то Солана вспомнил о том, что Россия — член контактной группы по Югославии и Совета Безопасности ООН, и теперь приглашает ее помочь выйти из балканского тупика. Мы… всегда считали, что такие проблемы надо решать не войной, а переговорами. Я готов говорить с кем угодно и где угодно, лишь бы остановить кровь».

В первую же очередь, считал экс-премьер, в необходимости начать переговоры надо убедить «американцев, в том числе руководство Демократической партии США, которая готовится к президентским выборам 2000 года».

Но к президентским выборам 2000 года готовились не только демократы в США, но и движение НДР в России. Став представителем президента по урегулированию балканского кризиса, лидер НДР получил бесплатную предвыборную рекламу: российские и мировые СМИ освещали каждый его шаг.

Более того, назначение Черномырдина было еще и тактическим ходом Ельцина в противостоянии с Примаковым. Тому был нанесен чувствительный удар на его излюбленном поле — во внешней политике. Тем более что миссия Примакова в Белграде оказалась безрезультатной. И сверхзадачей миссии ЧВС на Балканах было доказать Борису Ельцину, что именно он является лучшим преемником на президентском посту.

И он был уверен в себе. Отсутствие дипломатического опыта — о чем поминал чуть ли не каждый второй — отметал напрочь: «Должность премьер-министра РФ, которую я занимал больше пяти лет, подразумевает… наличие высшей дипломатической квалификации. В распорядке дня премьера… каждый день есть встречи, сложные, очень сложные, переговоры с первыми лицами государств, что само по себе требует дипломатического умения, прочных знаний и понимания как позиции России, так и позиций страны, с которой ведутся переговоры».

Позицию обозначал достаточно четко и при этом дипломатично — с учетом интересов многих сторон: «Надо глубоко вникать в проблему, думать, советоваться, ориентируясь на интересы России и ее народа. Единственным средством для достижения мира на Балканах и утихомиривания натовских генералов является переговорный процесс. Пусть утомительный, трудный, противоречивый, а не такие меры, как разного рода санкции, снабжение противоборствующих сторон оружием, направление добровольцев или тем более военное вмешательство со стороны вооруженных сил России. Переговоры, и только переговоры! Нужно набраться терпенья, зажать в кулак нервы. Правда, стискивать зубы не надо — надо разговаривать. Да и показывать их не стоит…»

И не уставал повторять, что «политический авторитет зарабатывают мирной созидательной работой».

Надежды на скорое мирное разрешение конфликта — если такие и были — оправдываться не собирались.

22 апреля Виктор Черномырдин весь день провел в переговорах со Слободаном Милошевичем в Белграде. Переговоры считались в Москве едва ли не последним шансом предотвратить наземную операцию НАТО в Югославии. С того момента СМИ каждую новую встречу переговорщиков по балканскому вопросу с участием Черномырдина спешили назвать решающей — и попадали впросак.

Визит Черномырдина в Белград начался на фоне драматических событий. Когда из аэропорта «Сурчин» он уже направлялся на встречу с Милошевичем в резиденцию «Белый двор», официальное белградское агентство ТАНЮГ передало сенсационное известие с пометкой «Молния»: НАТО нанесло удар по резиденции югославского президента. Мировые агентства новость подхватили: «За считаные минуты до встречи Милошевича с Черномырдиным НАТО разбомбило резиденцию президента СРЮ, Милошевич и Черномырдин не пострадали».

На самом деле все оказалось проще: НАТО разрушило не резиденцию, а личную виллу Милошевича, которая в документах альянса, правда, значилась как «президентский командный пункт». Одна из трех бомб, сброшенных на «пункт», угодила аккурат в спальню. Было три часа ночи, но Милошевича там не оказалось. Хотя удар был нанесен за шесть часов до прилета Черномырдина, Белград, похоже, приберег информацию о бомбардировке резиденции специально для московского гостя — пощекотать тому нервы.

Переговоры продолжались более восьми часов. Их не прервала даже объявленная в югославской столице (где-то на шестом часу переговоров) воздушная тревога. Милошевич и Черномырдин не покинули помещения, в котором проходили переговоры, и не стали спускаться в бомбоубежище.

Еще накануне поездки в Белград Черномырдин довел до сведения Милошевича, чего Москва от него хочет. Сделал он это через брата президента Борислава, югославского посла в Москве. Суть российского подхода Черномырдин сформулировал так: «Должны быть компромиссы и со стороны НАТО, и со стороны Белграда». Детали плана, который привез спецпредставитель президента РФ в Белград, не разглашались, но в прессу все же попали. Суть предложений Черномырдина состояла в следующем. Россия готова убедить НАТО приостановить бомбардировки, если Белград начнет выводить свои войска и полицию из Косова и согласится на введение туда международных миротворческих сил. В них были бы широко представлены войска стран СНГ и нейтральных европейских стран, не участвующих в нынешней акции НАТО.

Милошевич был непреклонен: иностранных солдат в Косове не будет никогда. Однако Москва исходила из того, что «без воинских контингентов невозможна ни реализация соглашения, ни нормальное сосуществование сербов и албанцев в Косове». Кроме того, ни на что иное Запад не согласился бы.

Однозначного ответа на предложения Черномырдина Милошевич не дал. Но позицию свою вроде бы смягчил. Тем не менее лидеры стран НАТО заметили, что российско-югославские договоренности — «это шаг вперед», однако уступки Милошевича явно недостаточны. С наиболее резкими заявлениями по этому поводу выступили Билл Клинтон, Тони Блэр и Жак Ширак. Правительство Германии предложило их «внимательно изучить».

Дело в том, что на бумаге уступки Милошевича были зафиксированы лишь в самом общем виде. Как заявил Черномырдин, Милошевич по сути согласился на «международное военное присутствие в Косове под эгидой ООН». Речь шла о формировании контингента из войск стран, не входящих в НАТО (страны СНГ с более-менее прозападной ориентацией, Польша и Чехия) или не участвовавших в военной акции против Югославии, а также России.

Другой уступкой Милошевича были согласие на «частичный» вывод сербских войск и полиции из Косова — возможно, их сокращение до уровня, согласованного с Хавьером Соланой в октябре 1998 года.

Теперь Черномырдину предстояло уламывать натовцев не отвергать с порога предложения Милошевича. А это было посложнее, чем договориться с югославским лидером.

27 апреля в Москву приехал первый заместитель госсекретаря США Строуб Тэлботт. После переговоров Тэлботт заявил: «Мы очень хорошо понимаем друг друга, мы очень откровенно, серьезно и конструктивно работаем друг с другом». «Совпадение или близость позиций по целому ряду вопросов» между Москвой и Вашингтоном подтвердил и глава российского МИДа Игорь Иванов, также встретившийся с Тэлботтом. Ничего подобного Россия и США не говорили друг другу с начала натовских бомбардировок Югославии.

После переговоров Тэлботта стало окончательно ясно, что Россия намерена отойти от жесткой линии в урегулировании на Балканах, которой придерживалось правительство Примакова. Любопытно, что Тэлботт общался не только с Черномырдиным и Ивановым, но и — по телефону — с самим премьером и с главой президентской администрации Волошиным. Источники в Кремле объясняли это «желанием американцев убедиться, что именно линия, озвученная президентом и проводимая его спецпредставителем, является определяющей в политике России на Балканах».

30 апреля Виктор Черномырдин снова отправился в Белград на встречу со Слободаном Милошевичем. Он вез тому согласованный с Западом план урегулирования. По сути, он не сильно изменился. Белград должен дать согласие на ввод в Косово международного воинского контингента под эгидой ООН. В его составе будут российские миротворцы, представители нейтральных стран, а также тех стран НАТО, которые не слишком активно участвуют в нынешней операции против Югославии. После получения от Милошевича ясного сигнала о том, что он согласен на ввод войск, НАТО приостанавливает бомбардировки, а Белград начинает поэтапный вывод своих войск из Косова. Одновременно туда входит международный воинский контингент. После этого стартуют переговоры о статусе края.

Проблема была в том, что НАТО настаивало на главной роли в определении состава контингента, и к моменту поездки Черномырдина в Белград это противоречие не было снято. Однако спецпредставитель президента РФ считал, что главное в том, что Москве удалось добиться от НАТО согласия на приостановку ударов. «Важно, чтобы это понимала и Югославия», — заметил Черномырдин.

Но как раз в этом полной уверенности у него, похоже, не было. Особенно после решения Милошевича отправить в отставку вице-премьера СРЮ Вука Драшковича, который однозначно высказался в поддержку российского плана. Более того, за день до отъезда Черномырдина из Москвы старший брат президента Милошевича Борислав, посол СРЮ в Москве, заявил, что Югославия готова принять в Косове только гражданскую миссию под эгидой ООН, и то из представителей стран, не участвовавших в агрессии.

Это свидетельствовало о том, что Слободан Милошевич лишь на словах приветствовал миротворческие усилия Черномырдина и ждал «более влиятельного посредника» — своего старого друга Ричарда Холбрука.

Тем не менее через несколько дней после визита Виктора Черномырдина Слободан Милошевич резко сменил тон. С воинственной риторики он перешел на вполне миролюбивую и даже написал Биллу Клинтону письмо с просьбой о личной встрече.

Основная заслуга здесь принадлежала российскому посланнику, впрочем, никто не надеялся, что Милошевич это когда-нибудь признает. Он вообще старался игнорировать шаги Москвы, направленные на политическое разрешение косовского кризиса. Сербский лидер не раз вовлекал Москву в неблагодарную борьбу за интересы Белграда, требовал военной помощи, просился в российско-белорусский союз, а когда дело дошло до мирных переговоров — повернулся к американцам.

Такое уже случалось. В последний год боснийской войны 1992–1995 годов тогдашний спецпредставитель президента России на Балканах Виталий Чуркин около тридцати (!) раз летал в Югославию, готовя мир в Боснии, а заодно выводя Белград из-под удара Запада. Но подписал Милошевич в конце концов договор, разработанный эмиссаром Клинтона Ричардом Холбруком. И, кстати, благословил американское присутствие в Боснии.

При этом миссия Черномырдина осложнялась не только тем, что Милошевич вел свою игру. Одной рукой пытаясь нащупать путь к миру, другой Москва сама подталкивала Белград к конфронтации. В частности, на вопрос: «Почему Милошевич решился воевать с НАТО?» — многие югославы отвечали так: «У Милошевича были мотивы спровоцировать натовские бомбардировки. Но окончательно его переход на жесткие позиции произошел после неудачно брошенной фразы президента Ельцина: “Сербов мы в обиду не дадим”. Эта фраза была понята в Белграде как готовность Москвы ввязаться в войну на стороне сербских братьев».

Милошевич говорил народу: неважно, что на нас падают бомбы, вот-вот придут русские со своими «С-300» и ядерными бомбами, и тогда НАТО не поздоровится. Этот тезис активно пропагандировало государственное телевидение Сербии. Вот, к примеру, его главные новости на протяжении пяти дней: «Россия приняла решение направить в Адриатику свой военный корабль», «Российский боевой корабль “Лиман” готов направиться к берегам Югославии», «“Лиман” вышел из бухты», «“Лиман” прошел черноморские проливы», «Боевой русский корабль — у наших берегов!»

При этом ни разу “Лиман” не был показан вблизи — иначе телезрители непременно увидели бы ржавчину на его не слишком внушительных бортах. И большинство сербов осталось уверено: российский “Лиман” — это почти что авианосец.

«Клятвенные обещания российских левых прийти на помощь братьям сербам сеяли ложную иллюзию о готовности России вступить в войну и продлевали агонию, приводя к новым бессмысленным жертвам», — заметил вице-премьер Черногории Драгиша Бурзан.

Кто-то должен был развеять иллюзии и честно сказать сербам: Россия воевать за сомнительные интересы Белграда не будет. В этом и состояла миссия Черномырдина.

Его откровения подействовали на сербов как холодный душ. Они, а не воинственные заявления генералов арбатского военного округа и патриотические призывы депутатов Думы побудили Белград пересмотреть свою позицию и начать искать компромисс.

В отличие от прежних российских эмиссаров, в изобилии наезжавших в Белград, в том числе Примакова, Черномырдин не спрашивал Милошевича, на какие уступки тот готов пойти. Он доходчиво, но жестко объяснил сербскому лидеру, какие уступки от него требуются. Только такой тактикой можно добиться результатов в переговорах с Милошевичем.

Уже в ходе первой встречи с югославским президентом, продолжавшейся более восьми часов, Черномырдин выбил из Милошевича самое главное — согласие на ввод международного военного контингента в Косово. Последовавшие затем невразумительные оговорки Белграда, что речь, дескать, шла лишь о гражданском присутствии в Косове, ничего не изменили. Они лишь подтвердили, что Милошевич запоздало спохватился: он выложил российскому представителю свой главный козырь, который надо было бы приберечь для торговли с американцами.

Имея такую карту, Черномырдин мог успешно нажимать на западных собеседников, подталкивая их к разумным компромиссам. И он это сделал. После беседы с Черномырдиным Клинтон впервые заговорил о возможном прекращении бомбардировок Югославии.

Так что усилия России оказались не напрасными.

Москва не могла себе позволить остаться в стороне от балканского миротворчества и по внутриполитическим соображениям. Югославская война стала едва ли не главной внутрироссийской проблемой. На волне антинатовских настроений КПРФ и ее союзники всерьез стали готовиться к реваншу. Призывы к защите сербских братьев должны были стать прологом к призывам свергнуть «прозападный режим Ельцина». В этом Зюганову активно подыгрывал официальный Белград.

На заседании Общества югославских граждан в Москве был сделан вывод, что «реальную поддержку борьбе сербского народа с натовскими агрессорами» в России оказывают только КПРФ и другие левые и патриотические партии, со стороны же официальных российских властей эта помощь практически не оказывается.

Инициатор создания Общества югославских граждан в Москве и главный координатор его деятельности — посольство СРЮ в Москве. Так что фактически оно, а не просто группа каких-то граждан поблагодарило российских коммунистов за поддержку.

Впрочем, это было не сенсацией, а очередным подтверждением ставшего давно очевидным факта: главной целью белградского режима была не поддержка России, а содействие приходу к власти в нашей стране сил, готовых оказывать эту поддержку в любом виде и любой ценой.

Эту политику Милошевич проводил давно. 19 августа 1991 года, когда в Москве было объявлено о создании ГКЧП, в Белграде начался настоящий праздник. Окружение Милошевича славило московский путч. Параллельно писались приветствия Янаеву и компании. Милошевич продолжал верить в торжество коммуно-патриотизма в России и после провала путча.

В этой ситуации миссия Черномырдина стала костью в горле КПРФ. Зюганов не смог скрыть своего раздражения и даже опустился до оскорблений: «Черномырдина надо воспринимать не как спецпредставителя, а как спецразрушителя, спецагента или, если угодно, как своеобразную политическую ширму, за которой втихую идет сближение позиций Москвы и Вашингтона по отношению к ситуации на Балканах. Черномырдин, не внеся ни единого сколько-нибудь серьезного и конкретного предложения по прекращению войны против Югославии, ездит по миру, чтобы оправдать международный разбой в отношении этой страны».

В условиях, когда умеренная линия Кремля обозначила ясную перспективу балканского мира, когда Милошевич начал заигрывать с США, российские коммунисты поняли, что битву за Югославию (а стало быть, и за власть в России) они проигрывают.

Черномырдин не снискал России лавров главного миротворца. Но он добился более важного: Россия не втянулась в конфронтацию с НАТО. И избежала мировой изоляции.

А в конце мая Россия прочно закрепила за собой одну из главных ролей в разрешении косовского кризиса. В результате многочасовых переговоров определилась «тройка» в составе российского эмиссара Виктора Черномырдина, заместителя главы госдепартамента США Строуба Тэлботта и представителя Евросоюза, финского президента Мартти Ахтисаари. Именно на них была возложена задача остановить войну. Остальные оказались запасными.

Очередную встречу «тройки» в Москве 26 мая снова назвали решающей. Она должна была остановить наконец бомбежки. Переговоры, проходившие за плотно закрытыми дверями бывшей сталинской дачи в Кунцево, затянулись до позднего вечера. В очередной раз согласованную позицию Виктор Черномырдин повез в Белград. Но окончательного ответа от Милошевича так и не получил. Бомбардировки продолжались.

В начале июня «тройка» провела двухдневные переговоры в Бонне при участии канцлера ФРГ Герхарда Шредера. Видимо, все-таки далеко не все позиции миротворцев были четко согласованы. Как заявил советник Черномырдина Валентин Сергеев, американская сторона сделала свои требования более суровыми, выдвинув «несколько жестких условий, нелогичных как с точки зрения военных, так и с точки зрения политических решений блока вопросов, связанных с выводом сербских войск». Хотя переговоры проходили за закрытыми дверями, очевидно, что главные споры развернулись вокруг условий прекращения бомбежек и состава миротворческих сил.

Лишь в пятом часу вечера по московскому времени появились сообщения, что сторонам удалось преодолеть принципиальные разногласия и выработать единый план. Вечером Черномырдин и Ахтисаари вылетели в Белград.

3 июня Югославия приняла международный план мирного урегулирования. После 72 дней бомбардировок Белград согласился на более тяжелые условия, чем те, которые он отверг накануне войны.

В течение первой половины дня из Белграда поступали весьма сдержанные сообщения. После завершения переговоров Черномырдина и Ахтисаари с Милошевичем никаких официальных комментариев от югославской стороны не поступало: Милошевич не собирался брать на себя ответственность за непопулярное решение. Все ждали завершения заседания скупщины (парламента) Сербии. Впрочем, было известно: о принятии плана скупщиной Черномырдин договорился с Милошевичем еще во время предыдущего посещения Белграда в конце прошлой недели.

Заседание проходило за закрытыми дверями. По словам участвовавших в нем парламентариев, шло оно весьма бурно, но после полуторачасового заседания из присутствовавших 214 депутатов 134 проголосовали «за» и лишь 76 — «против». Сразу же после голосования Воислав Шешель заявил о выходе радикалов из правительства.

Впрочем, НАТО не торопился принимать капитуляцию Белграда. Представители альянса заявили, что для немедленного прекращения бомбардировок одного решения скупщины недостаточно. Нужны более твердые гарантии того, что «в Белграде возобладал здравый смысл».

Перед вылетом из Белграда Виктор Черномырдин позвонил Строубу Тэлботту и призвал его как можно скорее направить в Белград делегацию натовских генералов для детализации мирного соглашения. Черномырдин же вылетел в Хельсинки на очередную встречу с Ахтисаари и Тэлботтом. На ней он собирался добиться объявления паузы в бомбардировках Югославии сразу после подписания соглашения между Белградом и НАТО. Однако надежды на это было мало.

Тем более что российские военные практически сразу развили наступление на это соглашение. Первым против договора публично выступил генерал Леонид Ивашов. Потом военный атташе РФ в Белграде генерал-лейтенант Евгений Бармянцев по поручению министра обороны Игоря Сергеева и министра иностранных дел Игоря Иванова подключился к начавшимся 5 июня переговорам сербских и натовских генералов в воскресенье в 19.30 по московскому времени. Через полтора часа переговоры были приостановлены.

Линию Ивашова поддержал и МИД РФ. Игорь Иванов и его первый зам Александр Авдеев, избегая прямой критики Черномырдина, высказали целый ряд замечаний в адрес согласованного им вместе с ЕС и НАТО плана по Косову.

Формально Игорь Иванов, возможно, и прав, упрекая НАТО в излишней жесткости. Но еще более был прав Виктор Черномырдин, заочно ответивший своим критикам: «Надо бывать в Югославии и видеть, что там происходит. Люди на пределе — без воды, без света, без электроэнергии. Прекращение войны реально, если у себя не натворим чего-то. Тогда все будет поставлено под вопрос. Это недопустимо. Это будет преступно».

Вечером 7 июня по инициативе Вашингтона состоялся телефонный разговор Билла Клинтона и Бориса Ельцина. Президенты договорились. Они решили дать указания главам своих МИДов: прийти к соглашению как можно быстрее.

И на следующий день, после встречи с премьер-министром Сергеем Степашиным (Евгений Примаков был отправлен Ельциным в отставку еще 12 мая) Игорь Сергеев приказал журналистам: «Так и напишите: разногласий между военными и Черномырдиным нет». Маршал лукавил. Его подчиненный генерал Леонид Ивашов, критиковавший итоги миссии спецпредставителя президента РФ, вряд ли за пару дней изменил свои взгляды. Просто стало ясно, что генеральская атака на Черномырдина, а стало быть, и на линию президента в югославском урегулировании провалилась.

Она готовилась заранее, еще до того, как Виктор Черномырдин вместе с представителем Евросоюза Мартти Ахтисаари привез в Белград окончательный план по Косову. Основные положения этого плана эмиссар Ельцина, как известно, согласовал с Милошевичем еще во время предыдущего приезда в Белград 28 мая. Вот тогда-то генералы и нанесли упреждающий удар. Со ссылкой на российские военные источники агентства распространили информацию, что Милошевич и Черномырдин якобы договорились о введении в Косово контингента, состоящего только из военнослужащих РФ, стран СНГ и нейтральных государств.

Это была фальшивка. Ее авторы знали, что истинные договоренности далеки от этого хоть и отвечающего интересам Москвы, но все же идеалистического плана, на который никогда бы не согласился НАТО. Фальшивку запустили для того, чтобы сыграть потом на противопоставлении ее истинному плану — когда его обнародуют. И заявить, что Черномырдин «сдал» российские интересы. Информация о несогласии военных с планом просочилась в прессу, еще когда Черномырдин вел переговоры в Белграде. Но главный удар был нанесен позже.

Близкий к Черномырдину человек рассказывал: «Возвращаясь из Белграда после решающих переговоров и принятия Милошевичем плана, мы прямо в самолете провели “разбор полетов”. Черномырдин еще раз напомнил всем четыре директивы президента: прекращение бомбардировок, целостность Югославии, широкая автономия Косова и главенство ООН в косовской операции. И спросил, отвечают ли они достигнутым договоренностям. Все члены делегации, включая генерала Леонида Ивашова, согласились, что директивы президента выполнены. Тогда же и было решено, что пресс-конференцию в аэропорту проведут вместе Черномырдин и Ивашов — чтобы устранить все кривотолки о расколе в делегации. Каково же было наше удивление, когда Ивашов перед телекамерами вдруг стал критиковать план».

Сам Ивашов впоследствии вспоминал о переговорах в Югославии так: «Ночью Тэлбот организовал Черномырдину телефонный разговор с Альбертом Гором, и утром Виктор Степанович… принял вариант американской стороны… Естественно, я заявил протест. Потом ходили слухи, будто мы с Черномырдиным даже подрались. Потом я получил достоверные сведения, о чем разговаривали ночью Гор и Черномырдин. Дело в том, что еще раньше они встречались на вилле Гора в Америке и будто бы договорились, что Альберт Гор будет выдвигаться кандидатом в президенты США, а Виктор Степанович — в президенты России. При этом Соединенные Штаты в лице действующего президента Билла Клинтона и его соратника по партии Альберта Гора обещали Черномырдину поддержку».

Как бы то ни было, в Бонне главе МИД Игорю Иванову так же, как и ранее Виктору Черномырдину, не удалось достичь всего, чего хотелось бы России. И так же, как и спецпредставитель, министр оказался перед дилеммой: пойти на разумные уступки или завалить весь мирный процесс. Иванов взял тайм-аут и запросил у Москвы инструкции. Судя по тому, что уже во второй половине дня «восьмерка» согласовала проект резолюции СБ ООН по Косово, Москва приказала министру руководствоваться здравым смыслом и пойти на компромисс.

Дума (с подачи левых фракций) отреагировала проектом постановления, согласно которому вся деятельность экс-премьера на Балканах объявлялась «противоречащей национальным интересам России», и заданием бюджетному комитету подсчитать, «во что обошлись зарубежные вояжи президентского посланника». Лидер КПРФ Геннадий Зюганов назвал Черномырдина «не спецпредставителем, а спецпредателем». И даже член «Яблока» Владимир Лукин заявил о профессиональной некомпетентности Черномырдина.

А 10 июня в 17.30 по московскому времени генсек НАТО Хавьер Солана объявил о приостановке бомбардировок Югославии. Продолжавшаяся два с половиной месяца война НАТО против СРЮ закончилась. «Решающий вклад в разрешение косовского кризиса внесла Россия», — отметил заместитель госсекретаря США Строуб Тэлботт. Россия настояла на том, чтобы резолюция Совета безопасности ООН, которая подводит черту под югославской войной, была принята после прекращения натовских бомбардировок. Однако генсек НАТО отказывался отдать такой приказ до появления надежных доказательств того, что сербы начали отвод войск согласно утвержденному графику.

Объявление о прекращении бомбардировок первоначально ожидалось между 14.00 и 15.00 по московскому времени. Но всю первую половину дня официальные лица в НАТО заявляли, что пока не получили подтверждений того, что сербские генералы следуют ими же принятому плану. Этот план был подписан натовскими и югославскими генералами в ночь на 10 июня в приграничном македонском городке Куманово.

Первые неофициальные сообщения о том, что сербы начали отвод войск из северного сектора Косово, стали поступать лишь во второй половине дня. А в шестом часу вечера по московскому времени Солана объявил, что «несколько мгновений назад дал указания генералу Уэсли Кларку (главкому НАТО в Европе) приостановить воздушные операции против Югославии».

О приказе Соланы был тут же проинформирован генсек ООН Кофи Аннан. Прекращение бомбардировок дало «зеленую улицу» принятию специальной резолюции СБ ООН по Косово. И, уже вооруженные мандатом ООН, в Косово должны войти первые части НАТО — американские морские пехотинцы, переброшенные накануне в Македонию.

В Москве же продолжались переговоры. Строуб Тэлботт совещался с Виктором Черномырдиным, а военная делегация США — с делегацией Минобороны во главе с начальником главного управления международного военного сотрудничества генерал-полковником Леонидом Ивашовым. Россияне держали «последний рубеж обороны» — добивались того, чтобы российские войска в составе миротворческого контингента не были подчинены объединенному (то есть натовскому) командованию…

Пока в российском МИДе проходили переговоры, в российском Генштабе шла напряженная работа: готовился план молниеносной передислокации 200 десантников из Боснии в Косово и упреждающее занятие аэродрома Слатина в столице края Приштине (НАТО не подвергал его бомбардировкам, рассчитывая использовать для своих военно-транспортных самолетов, а также для дислокации командования английских миротворцев). В дальнейшем здесь, по плану генералов, должны были приземлиться российские военно-транспортные «Ил-76» с несколькими тысячами десантников из Пскова, Рязани и Иванова.

Идея использовать миротворцев из Боснии принадлежала генерал-полковнику Виктору Заварзину (кстати, это очередное звание он получил за успешное проведение косовской операции), который представлял МО России при НАТО.

Планом Генштаба время «Ч» было назначено на 11.30 11 июня. В 11.00 начальник Генштаба генерал Анатолий Квашнин лично позвонил президенту, доложил о плане и попросил одобрения. Борис Ельцин план одобрил, расценив его как «правильный и сильный ход». Лишь после этого Квашнин сообщил министру обороны Игорю Сергееву о плане и доложил, что план одобрен президентом.

Ровно в 11.30 11 июня колонна российских военнослужащих — примерно 200 человек на пятнадцати БТР, тридцати грузовиках и пяти «УАЗах» (с сухим пайком на пять суток) — начала выдвижение из района постоянной дислокации российской миротворческой бригады (недалеко от боснийского города Тузла) в сторону югославской границы. Через час колонна российских десантников с эмблемами KFOR (солдаты намалевали их ночью перед выходом) пересекла границу и в сопровождении сербской полиции направилась в глубь страны.

В это время на аэродромах Рязани, Иванова, Пскова уже были сконцентрированы подразделения ВДВ общей численностью тысяча человек и шесть самолетов военно-транспортной авиации ВВС «Ил-76МД», готовые через четыре часа после получения приказа вылететь на Балканы. Места приземления — аэродромы в городах Печ и Приштина.

Через четыре часа колонна проследовала через Белград. Маршрут через Белград удлинял путь на 100 км, но был выбран не случайно: сербы восторженно встретили «русских братьев», и это был отличный психологический момент. 12 июня в 4.30 российские десантники, пройдя через Приштину, где их встретил многотысячный митинг сербов с песнями и музыкой, прибыли на авиабазу «Сла-тина». Высокопоставленный чиновник Генштаба заявил: «Именно благодаря твердой позиции и практическим шагам, предпринятым Генштабом, в Косове сложилась новая обстановка, с которой вынуждены теперь считаться в НАТО. В Приштину мы пришли первыми, как когда-то в Берлин».

Однако второй этап плана — переброска подкрепления из России — оказался под угрозой срыва. Венгрия и Болгария отказались предоставить воздушный коридор. Эта загвоздка оказалась для Генштаба неожиданной. Дело в том, что разрешение на пролет самолетов с десантниками в Боснию уже имелось, но только для их плановой ротации. Этим и решили воспользоваться генералы. Но в Софии и Будапеште резонно заметили, что ситуация принципиально изменилась.

Российский МИД направил в Болгарию запрос 12 июня. Российский посол Леонид Керестеджиянц даже лично встретился с премьером страны Иваном Костовым. И тот дружески посоветовал Москве уладить вопрос с Вашингтоном. В противном случае болгары будут действовать в соответствии со своей конституцией — пролет российских самолетов без разрешения в Болгарии (и Венгрии тоже) будет расценен как вторжение в воздушное пространство страны.

Российские десантники в «Слатине», таким образом, оказались практически в ловушке. Запасов у них оставалось всего на два дня. А продержаться они должны были хотя бы до 18 июня, когда в Кельне начнется саммит «восьмерки».

С точки зрения внешней политики эта акция не принесла Москве никаких дивидендов. Если отбросить эмоции, то блистательный захват единственного аэродрома в Косове лишь на короткое время вызвал замешательство Запада. Принципиально на расстановке сил он не сказался.

Операция, которую российские генералы сравнивали чуть ли не со взятием Берлина в 1945 году, имела бы смысл, если бы вслед за передовым отрядом на удерживаемый плацдарм могли беспрепятственно прибыть основные силы. Однако Венгрия, Болгария и Румыния отказались предоставить воздушный коридор российским военнотранспортным самолетам. А силы альянса вместо приштинского аэропорта стали использовать аэродромы Македонии. В результате двести десантников обороняли взлетную полосу непонятно от кого и непонятно для чего.

Запад, оправившись от шока, ни на йоту не смягчил позицию на переговорах с Москвой, вновь выдвинув прежние условия российского участия в операции: никакого отдельного сектора и подчинение общему командованию.

Никак не повлиял марш-бросок российских десантников и на положение сербов в крае. К 11 июня Косово покинули части сербской армии и полиции, а вслед за ними начался исход сербского населения.

Однако у российского десанта в Косово все же оказался иной немаловажный аспект — внутриполитический. Его значение нельзя недооценивать. Едва ли не впервые в истории России генералы тайно разработали и провели за пределами страны громкую акцию, о которой ничего не знали ни министр иностранных дел, ни глава правительства.

Поэтому вначале дипломаты подумали, что армия вышла из-под контроля и действует самостоятельно. В воздухе повис вопрос: «Военный переворот?» Но на следующий день президент присвоил очередное звание генерал-полковника Виктору Заварзину, командовавшему марш-броском десантников. И все встало на свои места.

Президентское ухо оказалось доступно не только олигархам. К нему наконец прорвались и генералы. И стало ясно, что в России появился новый полюс власти. Потому что президент не каждому подставляет ухо и не каждого слушает. А лишь того, кто обладает реальной силой.

И генералы выступили именно как единая сплоченная военно-политическая сила. О том, что в армейской среде недовольны политикой, которую проводили МИД и специальный представитель президента России по Югославии Виктор Черномырдин, в общем-то было известно. Регулярные жесткие заявления по Балканам генерала Леонида Ивашова, которые изрядно нервировали либеральную общественность и западных партнеров, воспринимались именно как отголосок этих настроений.

Но марш-бросок в Косово показал наличие в генеральской среде не только настроений, но и вполне дееспособной организации. В российских вооруженных силах нашлось как минимум два десятка достаточно молодых (средний возраст — около пятидесяти лет), энергичных генералов-единомышленников, способных в обстановке максимальной секретности самостоятельно разработать и осуществить не только военный, но и военно-политический план.

Реакция значительной части общества на генеральскую инициативу оказалась как нельзя более благоприятной, если не сказать восторженной. А уж в армии эти генералы стали не только формальными, но и неформальными лидерами.

И сразу оказалось не так уж важно, чем обернется операция на Балканах, какими будут итоги переговоров Москвы и Запада, получит Россия свой сектор в Косово или нет, дадут нам кредит МВФ, реструктурируют ли долги. Все это осталось заботой и печалью дипломатов и правительства. Генералы же свое дело сделали. Косовский марш-бросок уже стал легендой. А еще своеобразным реваншем за Чечню.

В итоге югославская война и миротворческая миссия Виктора Черномырдина принесли России только возможность испытывать глубочайшее моральное удовлетворение от сделанного и рассчитывать на благодарность мирового сообщества. В какой-то мере это был политический выигрыш: добиться прекращения бомбардировок мирных городов всегда почетно. Но и почти в той же мере — проигрыш, потому что Россия показала, что на большее она просто не способна. Ни воинствующее правительство Примакова, ни более сдержанные Ельцин и Черномырдин не сумели продиктовать свою волю ни НАТО, ни Югославии. Они лишь добились того, в чем к этому моменту и без них были заинтересованы обе конфликтующие стороны, — прекращения войны.

Но печалиться по поводу этого поражения России явно не стоило. Потому что если бы Россия попыталась бы кому-нибудь что-нибудь продиктовать, это означало бы войну — более страшную, чем велась на Балканах.

Ненавидимый Думой Виктор Черномырдин неожиданно приобрел в России популярность, значительно большую, чем он имел в бытность премьер-министром (большинство россиян — согласно опросам «Левада-центра» — поддержали его миротворческие усилия). Зато левым здорово удалось испортить имидж России в глазах Запада — там поняли, что Россия действительно в любой момент может поставить диктаторскому режиму новейшее вооружение или вообще перенацелить свои ядерные боеголовки. Испортив впечатление о себе на Западе, Россия не приобрела друзей на Востоке, к чему так призывали коммунисты. В итоге же разрушенная двухмесячными бомбардировками Югославия оказалась ближе к Западу, чем к России. В обращении к нации, посвященном окончанию войны, Милошевич ни разу не упомянул Россию.

В 1999 году Виктор Черномырдин за миротворческие усилия на Балканах и деятельность в сфере внешней политики был выдвинут на соискание Нобелевской премии мира. В 2003 году вышла в свет его книга «Вызов», в которой он излагал свою точку зрения на события балканского кризиса.

Для одних Черномырдин на Балканах показал себя мудрым стратегом, не поддавшимся на манипуляции циничного сербского лидера Милошевича и уберегшим Россию от заведомо проигрышной конфронтации с Западом. Для других Черномырдин стал предателем нации, цинично обманувшим «братьев-сербов», типичным проводником капитулянтской политики перед Западом (и, как уже было в 1995-м, в Буденновске, перед террористами).