ДАЧНИКИ

ДАЧНИКИ

Дачи — весёлый уголок мира, где всегда светит солнце, тоненько пищат комары и звучат детские голоса. Дачи — это репетиция рая для тех, кто никак не может дождаться конца человеческой комедии. Любимые цвета дач — синий и зелёный. Небо кажется матроской, а листья деревьев — раскосыми глазами приречной русалки, купающейся неглиже. Никогда дачам не остаться без вишнёвых садов, сколько их ни вырубай. Гений Чехова не поскупился на то, чтобы опорочить дачников, но не смог их отучить от запаха свежей травы, непроходимой синевы неба и гущи зелени, меняющей каждую осень свой цвет на багрянец королевского траура.

Кто не был на дачах, тот никогда не поймёт, чем именно заканчиваются каникулы. Плачем, слезами и надеждой никогда больше не вернуться в этот большой мир, который подкарауливает советских школьников за дачной оградой. Да здравствуют дачи и дачные кооперативы! Да здравствует бледнолицый партийный товарищ Жданов, сказавший сухую фразу, от которой застыли реки: "В СССР добровольное объединение граждан в дачно-строительные кооперативы является наиболее важным делом построения стопроцентно советского отдыха трудящихся. Это одно из важных мест жизни советского человека, где он проводит свой досуг". Мы не будем проводить свой досуг в другом месте, и там не будет наших похорон.

История богемных советских дач начинается с 1934 года, когда на всю страну прогремел фильм Григория Александрова "Весёлые ребята" с Любовью Орловой и Леонидом Утёсовым в главных ролях, исполнивших первые советские шлягеры на музыку Исаака Дунаевского. Картину посмотрело около ста миллионов "новых советских граждан". Можно сказать, что история успеха картины и дачная история развивались параллельно. Именно благодаря дачам изменилась жизнь Исаака Дунаевского. Хотя он ни на что не претендовал, всё случилось само собой. Сначала пронёсся слух, что будут организовывать Союз советских композиторов. Дунаевскому тут же позвонил Утёсов и сиплым голосом сказал: "Дуня, а как же советские музыканты обойдутся без нас?" Поговаривали, что брать в союз будут не всех, и, честное слово, Исаак Осипович немного волновался, когда шёл в то здание, куда собрали всех работников чёрных и белых клавиш, кнопкодвигов и трубодуев. Все были какие-то понурые. Каждый из композиторов нёс в руках папку с собственными сочинениями. У Исаака Осиповича такая папка оказалась неожиданно самой тяжёлой.

На его толстой папке конкурс закончился. На него хитро посмотрели прищуренные глаза музыкального критика:

— А, Дунаевский! Ну, проходите, пожалуйста, надеюсь, вы примете активное участие в жизни нашей организации.

Всё формальности на этом закончились. Потому что спешить было некуда, но оспаривать право Дунаевского сочинять мелодии никто не собирался. И только потом началась шумиха, совпавшая с кампанией, которую развернул Шумяцкий по поводу "Весёлых ребят". Всё было довольно скучно, но с пользой. Сначала фильм прогремел на фестивале в Венеции, а потом Сталин, отдуваясь в усы, сказал: "Надо поощрить товарищей". С этого всё и началось. Сначала выдали награды, тоже по велению Сталина. Каждому присвоили звание. Одному Утёсову подарили фотоаппарат. Он, конечно, очень расстроился, но всем была известна нелюбовь Сталина к Утёсову. Он говорил: "Чего этот сиплый тут?" Уже после войны Сталин вычеркнул своей рукой его фамилию из списка с тем же определением: "хрипатый".

Землю награждённым дали по инициативе Шумяцкого. Борис Захарович был мастер в нужном месте вбрасывать интриги. Умел подсказать вождям правильное партийное решение, чтобы они не чувствовали при этом мозговой зажим. Шумяцкий сказал Сталину: "Кинематографисты жалуются, что им негде отдыхать. Завидуют театральным работникам, у которых дачи ещё со времён Чехова остались. Чем им проситься в Карловы Вары, пусть лучше у Москвы-реки сидят". Сталин всё понял. Именно тогда каждому из "корифеев" отрезали по одному гектару земли во Внукове. Эта земля изначально принадлежала помещику Абрикосову, светскому льву, от имения которого долгое время сохранялся роскошный парк. Её "отрезали" Леониду Утёсову, Любови Орловой и Григорию Александрову. Первые внуковские дачники, в отличие от последующих обитателей, оплачивали строительство своих заповедных уголков из собственного кармана. В их компании оказалось много достойных людей.

Председателем дачного кооператива избрали главного советского поэта, бывшего рапповца Алексея Суркова. Был он ещё молод и обаятелен. Сначала не поделили, где какому дому стоять. Каждый хотел что-нибудь особенное. В итоге тот, кто ни на что не претендовал, то есть Исаак Осипович, оказался в самом лучшем положении. Дачный кооператив представлял собой копию рая в миниатюре. Главная улица называлась "улицей Маяковского". Но после того как на ней "вырос" дом Дунаевского, внуковские аборигены прозвали её улицей "Весёлых ребят". С одной стороны ряд домов начинал коттедж Александрова и Орловой, следом высился дом Утёсова, затем шёл дом поэта Михаила Гальперина. На другой стороне улицы выстроили общий трёхэтажный дом инженер-строитель Николай Татев, режиссёр Бек-Назаров и инженер Бромберг, чья участь оказалась самой печальной. Он проходил по знаменитому "инженерному делу" и был расстрелян в конце тридцатых годов. Чуть поодаль находились дачи Лебедева-Кумача и Игоря Ильинского.

Каждый дом был непохож на соседний. Особую известность приобрела дача Александрова и Орловой, и всё из-за любви. Окошки были вырезаны в форме сердечек. Где это Александров подсмотрел? Говорили, что в Америке, в Голливуде. Для всех остальных это была "архитектурная поэзия" — допустимое излишество, за которое не сажали. Сейчас уже никто не помнит, что идея этих сердечек, как, впрочем, и архитектурный проект, были привезены Александровым из Америки.

Обитатели элитарных посёлков сталинской поры — это совершенно особая порода людей. Чтобы их описать, чёрной и белой красок недостаточно. Их унижали, и они в свою очередь унижали других. Они сочетали в себе демократизм строителей социализма и неведомо откуда взявшуюся сановную спесь. Но их заблуждения дорого им обошлись.

Исаак Дунаевский стал обитателем Внукова в 1938 году. По вполне уважительным причинам. Дунаевские жили в Ленинграде. А когда у первенца композитора — сына Генички — врачи обнаружили туберкулёз и срочно потребовали перемены климата, Исаака Осиповича убедили строить дачу под Москвой рядом с друзьями-приятелями: Леонидом Утёсовым, Любовью Орловой и Григорием Александровым. А ещё чуть раньше там выстроил свой амбарный дом Василий Иванович Лебедев-Кумач.

Строительство дачи Дунаевского напоминало детектив в рассрочку. Начнём с того, что Дунаевский долго выбирал, какой дом ему построить. Архитектором стал Татев — муж известной певицы Тамары Церетели. Этот родственный вокалу инженер-строитель и предложил Дунаевскому проект грузинского дома с башенками. Тогда ещё Дунаевский не понимал, что это такое, даже когда посмотрел на картинки. На картинки посмотрели все, и его жена Бобочка в том числе. Ничего зазорного не обнаружив, они весело согласились на строительство такого дома. Исаак Осипович утвердил проект и уехал к себе в Ленинград. Работы у него было хоть отбавляй. А Татеву только переводил деньги. Как тот скажет: "Деньги", — так сразу и переводит.

И вот однажды Дунаевские посмотрели на календарь: все сроки строительства дачи вышли. Следовательно, можно было ехать принимать товар лицом. Дунаевские приехали во Внуково всем семейством и обомлели: на месте их дома стоял только фундамент, зато неподалёку вырос трёхэтажный особняк инженера Татева. И самое обидное, Исаак Осипович с первого взгляда догадался, на чьи деньги он выстроен. Сцена объяснения предприимчивого строителя с великодушным композитором была неприятной. Татев умолял его простить и чуть не становился на колени. Исаак Осипович, человек широкой души, Татева простил. Но потребовал срочно закончить строительство дома — в три месяца. И не стал предъявлять финансовых претензий инженеру. В итоге на внуковской карте появился "грузинский замок с башенками". В дом въехали, но мытарства на этом не закончились. Предприимчивый архитектор выстроил дачу, рассчитанную на тёплый кавказский климат. Дача получилась большой, холодной, с маленькими оконцами. Даже огромный камин не мог прогреть жилые комнаты. Надо было что-то делать. Зинаида Сергеевна выбрала самую светлую комнату на втором этаже и устроила там детскую.

Дом Дунаевского, как корабельный флагман, стоял на окраине дачного посёлка, словно охраняя хрупкий дачный мир от вторжения. Рядом с неприступным миром взрослых образовался его двойник: мир их детей. Внуковской принцессой считалась дочь Василия Лебедева-Кумача — Марина, а принцем — Женя Дунаевский. Верховодил в их компании сын Суркова Алёша, старше мелюзги года на четыре. Роль "народа" исполняли два мальчика — дети одного из сторожей внуковских дач. Любимым развлечением внуковской детворы было раскачивание на деревьях. Малыши залезали повыше и, ухватившись за верхушку, плавно опускались вниз. Однажды эта игра чуть не закончилась весьма плачевно для сына Суркова. Берёзовая ветка, за которую держался мальчишка, сломалась, и ребёнок упал на землю. Поднялся страшный ор, прибежала жена Суркова Софья Абрамовна Кревс, бережно подняла сына и унесла в дом.

Жена композитора, Зинаида Сергеевна, была дамой наиболее удивительной и красивой из всех внуковских обитательниц. Она, наверное, единственная разводила живность. Ей это нравилось. Возможно, у них и были по этому поводу споры с Исааком Осиповичем, но незначительные. Сдерживать её в этом увлечении могло только дворянское происхождение. Но к тому времени, когда она получила возможность живностью увлекаться, это происхождение не имело ровным счётом никакой цены, разве что мешало спокойно жить. Зинаида Сергеевна начала разводить на даче пионы, розы, жасмин. Вероятно, любовь к цветоводству у неё появилась в детстве, проведённом в Андреевке. Кроме прекрасного цветника Зинаида Сергеевна также завела свиней, корову Красавку, около сорока цесарок, кур и индюшек. Главными хранителями дачного уклада и имущества у Дунаевских были дворник Милет Васильевич и его молодая жена Галина, которую он привёз с Украины. Эта пара обращала на себя внимание, давая повод для колких замечаний в адрес дворника со стороны женской части колонии и одобрительных возгласов со стороны мужской части. Милету было семьдесят, а его жене только тридцать пять лет. За это дворника уважали.

Конечно, рассказывая про те заповедные места, нельзя не упомянуть про авто, ведь оно было связующим звеном между городом и дачным посёлком. Но, кроме того, авто было ещё и "яблоком раздора". Иметь машину хотелось каждому дачнику. Автомобиль являлся признаком сверхъестественного богатства и высокого положения в обществе, конвертируемой валютой для дачных пацанов, за которую они соглашались выполнять любую работу. За обещание "прокатить на машине" могли и землю съесть. Практически у каждого обитателя внуковских усадеб была своя машина: кто-то водил сам, кто-то имел своего шофёра, которому платил из собственного кармана. Самым знаменитым шофёром дачного государства считался Игнатий Станиславович Казарновский, личный шофёр Александрова. Евгению Исааковичу Казарновский напоминал шофёра Козлевича из бессмертного романа друзей его отца. Настоящий "человек в чёрном", носивший всё кожаное — краги, куртку. Карикатурный облик этому спецу придавали огромный носище, маленькие усики и узенький лоб. Казарновский, с благословения Александрова, обслуживал семью Дунаевских: отвозил из Внукова в Москву и обратно. За это его называли "слуга двух господ".

С Зинаидой Сергеевной у Казарновского была своя игра. По дороге на дачу Игнатий Станиславович закрывал рукой показатель спидометра и предлагал ей отгадать, с какой скоростью едет машина. По воспоминаниям, максимальная скорость доходила до 120 километров в час. У неё страсть к автомобиле-отгадыванию началась ещё в середине тридцатых годов в Ленинграде, когда она одной из первых женщин сёла за руль тоже одного из первых советских мотоциклов "Красный Октябрь", пугая милиционеров резкими поворотами. Частенько Зинаида Сергеевна возвращалась домой пешком, в грязи, в мотоциклетных очках, рассказывала, как на очередном вираже с мотоцикла соскочила цепь и машину пришлось бросить.

Каждый раз они приезжали на дачу и были счастливы. У ворот их встречал Кай, огромная лохматая овчарка Милета, дружившая с маленьким Геней. Природным украшением внуковских дач была река Ликова. Правда, плавание ещё не вошло в моду у советской богемы, хотя строительную площадку под бассейн "Москва" уже разровняли. Христос Спаситель готовился уступить место спасителю из ОСВОДа. Променять веру на воду дачники не успели. У них не было ни ласт, ни аквалангов, ни спасательных поясов.

Одной из наиболее светских дач во внуковском государстве считалась дача Суркова — бессменного председателя дачного кооператива. К "правильному" поэту частенько приезжали в гости драматурги Афиногенов и Киршон, бывшие руководители Российской ассоциации пролетарских писателей. Каждый из этих писателей имел свои причуды. Афиногенов, например, не стеснялся купаться голым. Залезал в воду и сидел там, будто так и надо было. Правда, иногда эта система его душевной автономии давала сбой: Афиногенов пугался людей. Пугался и сидел в холодной воде, ждал, когда компания испарится. Берега Ликовы были сплошь покрыты кустарником. Места укромные. И это провоцировало не только Афиногенова, приезжавшего в гости. Жена Игоря Ильинского, который имел дачу на отшибе, купалась голая и позволяла малым детям за собой подглядывать. Этакая купающаяся советская Афродита. Дети с изумлением разглядывали её формы. Не думаю, чтобы они научились чему-нибудь плохому. А из мужчин роль голого Пана в пасторальной мистерии чаще всего исполнял драматург Виктор Типот, постоянный соавтор и друг Дунаевского.

Как только во Внукове появились первые богатые владельцы дач, тут же появились и воры. Правда, крали не в пример меньше, чем в нынешние времена, — Дунаевский дождался своей очереди только в конце сороковых годов. Именно боязнь воров останавливала владельцев дач от того, чтобы летом свозить на свои усадьбы последние чудеса техники. Перевозили лишь радиолы или радиоприёмники. А вместо холодильника предпочитали пользоваться ледником — бетонированным погребом. Кстати, один из первых холодильников в стране появился у Григория Александрова. Он привёз его из командировки в Америку. По тем временам появление в доме холодильника было равносильно визиту марсиан. Маленький Евгений Дунаевский с папой ходили смотреть на чудо цивилизации производства "Дженерал электрик". Больше всего удивляла лампочка, которая зажигалась, когда открывалась дверка. Поражал и маленький морозильничек — на один не самый большой кусок мяса. "Первая радиола "D-11" американского производства произвела впечатление настоящего чуда, — вспоминает Евгений Исаакович. — Радиола казалась мне живым человеком. Она сама умела снимать и ставить пластинки". А музыкальный аппарат в те времена был похож на шкаф средних размеров. Сверху под крышкой — большое отделение для пластинок и проигрыватель, чуть пониже — приёмник.

После войны жизнь на внуковских дачах вновь ожила. Появились новые обитатели: Исаковский, Твардовский, Марк Фрадкин. Бессменный председатель дачного кооператива Алексей Сурков следил за тем, чтобы чужаки не могли проникнуть на территорию "священных чудовищ". Дачи продавали только своим. Любимым местом отдыха стал овраг неподалёку от дач Ильинского и Лебедева-Кумача. Повзрослевшие внуковские принцы и принцессы проводили там волшебные летние вечера. Пастух из соседней деревни специально пригонял в этот овраг колхозных коров, чтобы те оставляли вонючие лепёшки. Между молодыми дачниками и пастухом шла настоящая война.

В начале пятидесятых годов в моду вошёл дачный волейбол. Играть с внуковцами приезжала писательская команда из Переделкина. У внуковцев в составе команды были артисты и музыканты, у переделкинцев — писатели. "Звездой" внуковской команды считался артист Игорь Шувалов — всеобщий любимец. Сейчас уже забыли, что по правилам тех лет брать мяч снизу было запрещено. В начале шестидесятых годов справа от Внукова появились мидовские дачи. Выросли дома крупных советских дипломатов: Громыко, Зорина, Малика. Затем слева начали возводить дачи работников Внешторга. Артистическое Внуково оказалось в кольце политиков и торговцев — тихая буржуазная смерть некогда экстравагантного художественного посёлка.