Рождество в Бельгии

Рождество в Бельгии

Кёльн в декабре 1944 года представлял собой груду развалин. Я встретил гауляйтера Грохе в бункере, сооруженном на выходе из пригородов, в парке со срубленными деревьями, распиленными и изрубленными.

Оптимизма у этих подземных обитателей было меньше, чем в Берлине на Вильгельмштрассе.

– Англо-американцы? Но они же в тридцати двух километрах отсюда!

И это было точно! Карман, выступ союзников у Экс-ла-Шапель протянулся на несколько лье к западу от Рейна. Гауляйтер верил реальности. Один новый удар по его сектору, и танки янки спокойно могли оказаться перед его маленькой бетонной лестницей!

Каждый помещает на порог своего жилища порог всего мира. Тем не менее, если джипы союзников 24 декабря 1944 года находились в тридцати минутах на северо-западе от Кёльнского собора, было бесспорно, что в тот же момент на западе и юго-западе Рейнской области англичане и американцы бросятся галопом на Маас и Семуа.

Гауляйтер указал нам, где находится, почти у кромки бельгийской границы, КП генерала Дитриха. С волнением в сердце мы тронулись.

Редко, короткими вспышками, показывалось солнце. Мы слышали рокот английских «Типфлигеров», но, защищенные закрытым небом, смогли быстро переброситься к юго-западу.

Мы дошли до холмов Эйпена. Дорога скользила вглубь очаровательной долины. Городки с их старыми домами вдоль ручья, средневековыми оградами, массивными дверьми, сторожевыми башнями были еще относительно нетронутыми. Маленькие городские площади, зажатые между домиками с длинными вывесками, были облагорожены ратушами с приземистыми аркадами и широкими точеными камнями.

В глубине долины блестели фиолетовые крыши и голубые колокольни, что говорило о солнце и черепице. Снег на полях был чистым и блестящим. На каждой доминирующей высотке были наши очень мощные орудия.

Мы были под приятным впечатлением: колонны грузовиков продвигались без помех. В четыре часа дня мы прибыли к Зеппу Дитриху. Он возвратился из экспедиционной поездки.

Зепп совсем не подтвердил мне ложные обнадеживающие известия, кружившие над Берлином, как листья по ветру. Льеж отнюдь не был отбит. Но немецкие танки дошли до Либрамона и Сент-Юбе-ра. Они захватили Ла-Рош и Марш. Далеко уже за этими городами, перейдя Арденны, они находились в нескольких километрах от Намюра и Динана. За три дня был полностью пройден Арденнский массив. Урт прошли без боя. Наступление в направлении реки Маас было таким же стремительным, как в мае 1940 года.

* * *

Я спал в холодном, заледенелом доме, над которым постоянно с мрачным воем проносились длинные краснохвостые кометы немецких «Фау». Сильно морозило.

В десять часов утра я был на церковной Рождественской службе. Мы вышли из собора, все перемешавшись: старые крестьяне, солдаты с мечтательным видом, малыши с красными носами.

Мы едва успели броситься в снег: англо-американские истребители кружили вокруг церкви. Бомбардировщики бороздили небо, оставляя длинные белые полосы, скрещивавшиеся, как лыжные следы. Бомбы падали на убогие крестьянские хижины, на людей. Горели фермы. Оттуда спасали, выводили женщин, девочек, желтых от штукатурки, со следами крови, обсыпанной пылью.

Только что началась контратака союзников, не на земле, но в воздухе. В течение десяти дней нам предстояло узнать одно и то же королевское солнце с рассвета до ночи. И также ночи были сказочно прозрачны, они четко вырисовывали в долине каждую стену, каждую хижину, светлые кубики с четкой линией гребня, такие же белые, как свежее белье, что сушилось на солнце.

Солнце будет более убийственным для немцев, чем две тысячи танков, шедших в наступление. Благодаря этому солнцу тысячи союзных самолетов смогли систематически разносить дороги, деревни, перекрестки и зенитки, старавшиеся оградить небо.

* * *

КП Зеппа Дитриха переместился на Рождество между Мальмеди и Сен-Витом. Мы тоже тронулись в путь. Прошло всего несколько часов с восхода солнца, а разрушений было уже не счесть.

Конечно, большинство бомб падало рядом с целью, вырывая бессмысленные огромные воронки, серые в снегу полей. Они валили целые ряды елей. Тем не менее падало столько бомб, что все же сотни попадали, куда хотели. Горели автомашины, зияющие дыры возникали на горных дорогах. Дома складывались гармошкой и полностью преграждали путь.

Эти бомбардировки не были неожиданностью, поэтому большие группы русских и итальянских пленных были подтянуты ко всем критическим точкам. Они быстро разбирали завалы, заполняли воронки, впадины. Но для этого нужно было время. Целые колонны транспорта останавливались. Английские самолеты пикировали на них, поджигали многие грузовики, что создавало дополнительные трудности. С этого дня было уже ясно, что транспорт будет в затруднении.

Я использовал большой командный автомобиль. Он был с исключительно мощным мотором, ползал, как танк, через все преграды, но глотал свои семьдесят литров горючего на сто километров.

Я потерял как-то пять минут, чтобы путем переговоров достать канистру горючего на одном перевалочном пункте. Эта канистра спасла мне жизнь. Без нее я бы оказался в Сен-Вите как раз в тот момент, когда город взлетел на воздух.

Мне оставалось около трехсот метров от этого городка. Я выехал из леса и спускался по большому склону серпантином, когда увидел в воздухе эскадрилью союзников.

Было примерно шестнадцать тридцать.

Это было зрелище конца света. Едва были сделаны первые выстрелы зениток, как вдруг целая улица взлетела в небо. Ни одного дома не осталось, ни снопов обломков.

Но целая улица, прямо в небо!

Она поднялась одним махом на высоту в десять метров, затем рухнула с ужасным грохотом.

В течение двадцати минут эскадрильи сменяли одна другую. Люди, маленькие синие точки в снегу, носились вдалеке среди полей. Затем сильный грохот авиамоторов удалился к солнцу, освещавшему на западе верхушки елей.

Город был уничтожен.

Были видны ступни, головы, женские или солдатские туловища, торчащие из нагромождения рухнувших балок. Улицы были на уровне земли, как рухнувшие от щелчка пальцем карточные домики.

Нам удалось перепилить несколько толстых деревьев, перекрывших дорогу. Вскоре наши усилия оказались напрасными. Все вокруг рухнуло, проезд был невозможен для всех и всего. Мой вездеход встал, как и другие.

Эти двадцать минут принесли такие разрушения, что населенный пункт Сен-Вит в течение всего наступления станет непроходимым.

* * *

Мы попытались обойти эти апокалипсические развалины по полям. Моя машина валила изгороди, буксовала в снегу. Я добрался до одной траншеи на западном хребте от Сен-Вита.

Там лежала шеренга убитых американцев. Они были точно выложены в ряд. Они сохранили здоровый кирпичный цвет лиц хорошо питавшихся парней, напоенных свежим воздухом. Их накрыли очереди из танков. У двоих лица были плоскими, как конверт, но эти лица, лишенные выпуклости, сохранили выражение впечатляющего благородства.

В траншее не было пустого места. Каждый из этих ребят остался на своем посту, несмотря на волну из пятидесяти или ста танков, поднявшихся к ним по склону, след гусениц которых можно было проследить на толстом слое снега.

Мы хотели добраться до северного выхода из Сен-Вита и вступить на дорогу в Мальмеди, но все выходы были непроезжими.

Полевая жандармерия была перегружена, не знала куда, на какой побочный, окольный путь направить блокированные колонны. Мы всю ночь пробирались по лесным дорогам, забитым укрывшимися там грузовиками.

Только к рассвету мы подошли приблизительно на восемь километров от Сен-Вита к одному хутору, затерянному в долине. Маленькая церковь на холме была окружена простыми могилами крестьян со скульптурами Христа из черепицы. Северный фронт был совсем близко, мы слышали яростную канонаду артиллерии. Ночью к опушке леса подтянулись американские пушки.

Зепп Дитрих располагался в белом домике, одиноко стоявшем в верхней части городка. Я познакомился там с генералом Моделем. Это был пожилой низкорослый мужчина, розовощекий, с хитринкой в глазах. О его храбрости ходили легенды. В 1945 году он покончил жизнь самоубийством, чтобы не видеть разгрома своей родины.

Сопротивление врагу на севере от Мальмеди до Моншау было упорным: знаменитый полковник Скорцени, освободивший и увезший на самолете Муссолини в сентябре 1943 года, попытался проникнуть в Мальмеди неожиданно, с несколькими сотнями людей, которых он сам готовил. В этой заварухе он потерял много своих солдат, но добился победы и был ранен. Его лоб пересекала царапина. Заплывший глаз еще более добавлял мрачности его испещренному шрамами лицу.

* * *

День и ночь неустанно выли «Фау-1», пронося по небу свои длинные огненные розовые хвосты. Один из них два раза описал круг над деревней, затем уткнулся носом в соседнее поле.

По картам за три дня положение ненамного изменилось. Это были опять одни и те же названия: Бастонь, Сен-Юбер, Марш, Динан, Сине.

Немецкий план был обширным: он смог бы на несколько месяцев серьезно изменить положение на западе.

Маневр был, так сказать, в три этапа. Стояла задача не только пробиваться к реке Маас или Северному морю. Это была одна из просчитываемых операций. Второй этап операции имел целью обойти и окружить союзников, находившихся на востоке Льежа, на плацдарме Экс-ла-Шапель. Это должна была быть работа Зеппа Дитриха, силы которого были дислоцированы на севере от Арденн. Третий этап операции состоял в том, чтобы оттянуть и сократить силы союзников в Эльзасе.

Там тоже немецкий фронт был готов к атаке. Гиммлер лично находился на Рейне, ожидая успеха прорыва при Льеже и Седане, чтобы повторить маневр 1940 года на линии Мажино.

Натиск в направлении Льежа (операция номер два) поначалу не имел серьезных успехов. Дорога Льеж-Экс-ла-Шапель держалась. Поэтому силы Зеппа Дитриха собирались повторить операцию выше по течению Мааса. Реку надо было форсировать при Юи. Только после этого развернется настоящее сражение, которое отрежет от своих тылов двести тысяч англо-американцев в районе Экс-ла-Шапель и окружит их вместе с техникой.

Зепп Дитрих показал мне на карте пространство Тронгерен-Синт-Трейден на северо-западе Льежа, затем с горящим взором он положил большой палец на название Экс-ла-Шапель, священный город империи.

В тот же вечер ударные дивизии ваффен СС просочатся к северо-западу и выстроятся в линии на высотах Барво и Льерне. КП Зеппа Дитриха расположился на мельнице в одном поселке, находящемся на второстепенной дороге между Уффализ и Ла-Рош.

* * *

Мы присутствовали на матче как трепещущие от волнения зрители. Мы прошли через наши красивые арденнские деревни с совершенно белыми фермами, на стенах которых можно еще было прочитать написанные нами в дни великих политических сражений буквы: REX.

Мы спустились до деревни Штайнбах в нескольких километрах к северо-востоку от Уффализа. Там был старинный пустой холодный замок. Мы остановили возле него нашу маленькую колонну. Арденнские крестьяне вышли из домов, вышли нам навстречу с трогательной теплотой, добросердечностью. Каждый вспоминал моих деда и бабушку, живших здесь, вспоминали речи, что я говорил. Они угостили нас едой в своих низких фермах, освещенных старыми керосиновыми лампами. Жареный картофель с салом дымился на красивых тарелках, разрисованных цветами, все как в детстве.

Эти суровые и благородные лица, несущие на себе отпечаток крестьянского труда, были любимыми мною лицами. Мы дышали полной грудью, наши души лучились. В протопленных фермах, полных таинственного мрака, у огня мы опять с теплотой вкушали общение с нашей землей, с людьми из нашего народа…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.