“Он не играет в кости”

“Он не играет в кости”

Что же заставило Эйнштейна уступить революционную тропу молодым радикалам и занять охранительную позицию?

Молодой эмпирик, находившийся под впечатлением трудов Маха, Эйнштейн был готов отрицать все, что невозможно наблюдать. В это число входили такие понятия, как эфир, абсолютные время и пространство, синхронность. Но успех общей теории относительности убедил его, что скептицизм Маха, хотя и может быть полезен, когда надо избавиться от ненужных понятий, не слишком помогает при построении новых теорий.

“Он окончательно загнал старую клячу Маха”, – жаловался Эйнштейн Мишелю Бессо, прочитав статью, написанную их общим другом.

“Мы не должны обижать бедную лошадку Маха, – отвечал Бессо. – Разве не она позволила пройти извилистый путь к теории относительности? И кто знает, может, и в случае этого мерзкого кванта она тоже сможет пронести Дон Кихота а-ля Эйнштейн через все преграды!”

“Ты знаешь, что я думаю об этой лошадке Маха? – написал Эйнштейн в ответ. – Она не может произвести на свет что-нибудь живое. Она может только истребить вредных паразитов”⁶⁵.

В зрелые годы Эйнштейн еще больше утвердился во мнении, что объективная “реальность” существует, можем мы ее наблюдать или нет. Он раз за разом повторял, что вера в существование внешнего мира, не зависящего от наблюдателя, является основой любой науки⁶⁶.

Кроме того, Эйнштейн сопротивлялся приятию квантовой механики, поскольку она порывала со строгими причинно-следственными связями. Вместо этого новая теория описывала реальность в терминах индетерминизма, неопределенности и вероятности. Истинный последователь Юма не стал бы об этом беспокоиться. Нет другой причины, кроме, возможно, метафизической веры или укоренившейся привычки, считать, что природа оперирует абсолютно достоверными величинами. Столь же разумно, хотя, вероятно, и не столь привычно, полагать, что некоторые вещи происходят случайно. И конечно, все больше свидетельств указывали на то, что на субатомном уровне дело обстоит именно так.

Но Эйнштейну это даже не казалось правдой. Конечная цель науки, повторял он, открытие законов, строго определяющих причину и следствие из нее. “Мне очень, очень не хочется расставаться со строго выполняемой причинностью”, – сказал он Максу Борну⁶⁷.

Вера Эйнштейна в детерминизм и причинность отражала взгляды его любимого религиозного философа Бенедикта Спинозы. “Уже тогда, когда результат усилий, затраченных на определение причинно-следственных связей всех явлений, был весьма скромен, он был абсолютно убежден, что все явления – это следствия причин, их порождающих”, – написал Эйнштейн о Спинозе⁶⁸. То же самое Эйнштейн мог сказать и о себе, подчеркнув, что в его случае слова “уже тогда” означают время после наступления эры квантовой механики.

Как и Спиноза, Эйнштейн не верил в личностного Бога, взаимодействующего с человеком. Но они оба верили, что Божественный план находит свое отражение в изысканно красивых законах, управляющих Вселенной. Это было не просто проявлением веры. Этот принцип, как и принцип относительности, Эйнштейн возвел до уровня постулата. И этим принципом он руководствовался в своей работе. “Когда я оцениваю теорию, – сказал Эйнштейн своему приятелю Банешу Хоффману, – я спрашиваю себя, так ли бы я устроил мир, если бы был Богом”. Когда он ставил такой вопрос, была одна возможность, в которую он просто не мог поверить: Господь сотворил прекрасные и искусные правила, определяющие почти все происходящее, но самую малость предоставил всецело на волю случая. Это казалось неправильным. “Если бы Бог хотел именно этого, он все устроил бы именно так, а не ограничился бы малостью… Он пошел бы до конца. В этом случае нам вообще не надо было бы открывать какие-то законы”⁶⁹. С этим связано и одно из самых известных высказываний Эйнштейна. В письме своему другу-физику Максу Борну, с которым он почти тридцать лет вел спор на эту тему, он написал: “Квантовая механика, несомненно, впечатляет. Но внутренний голос говорит мне, что это еще не первоклассная штучка. Теория объясняет многое, но на самом деле она ни на шаг не приближает нас к секретам Старика. Во всяком случае, я убежден, что Он в кости не играет”⁷⁰.

Вот почему Эйнштейн решил, что квантовая механика, хотя, возможно, и не является неправильной, по крайней мере неполна. Должно существовать более полное объяснение того, как работает Вселенная. Такое, которое включало бы в себя и теорию относительности, и квантовую механику. Найди его, и места случайности не останется.

С Нильсом Бором на Сольвеевском конгрессе 1930 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.