Валерий Тодоровский: «Меня привлекают женщины сложного характера»

Валерий Тодоровский: «Меня привлекают женщины сложного характера»

Фильм Валерия Тодоровского «Страна глухих» по нынешним временам на редкость удачлив: попал на Берлинский фестиваль, вышел в широкий прокат, получил разноречивую, но заинтересованную прессу. Самый обаятельный режиссер своего поколения в четвертый раз доказал право на зрительский интерес. Даже недоброжелатели его последнего фильма признают, что есть повод для серьезного разговора.

[Дмитрий Быков:]

— Валера, как тебе рецензии на «Страну глухих»?

[Валерий Тодоровский:]

— Я потрясен. Понятия не имею, какими глазами надо было смотреть мою картину, чтобы там все это увидеть: и лесбиянство, и мужефобию, и какие-то совершенно уже невероятные подтексты… Такое впечатление, что у критиков иначе устроены глаза. У меня появилась потребность собрать человек тридцать кинокритиков (их у нас примерно столько и есть) и проговорить с ними какие-то базовые вещи. Может, мы уже в самых истоках кино расходимся? Вот, например, Чаплин — это хорошее кино? Ладно, хорошее; пошли дальше.

Такое впечатление, что современная русская кинокритика по-русски-то говорит с большим трудом. Она знает только одно русское слово: «Тарантино». И не знает, как им пользоваться. То ли все должно быть, как у Тарантино. То ли, наоборот, совсем не как у Тарантино.

[Дмитрий Быков:]

— Признаться, я сам удивился, что ты снял такую простую картину…

[Валерий Тодоровский:]

— Я попытался сделать минималистское, камерное кино — очень мало персонажей. Они живут, словно в вакууме, то есть ни семьи, ни работы, ни друзей.

[Дмитрий Быков:]

— Но вот в самом действии мне померещилась некая скудость…

[Валерий Тодоровский:]

— Наш мир вообще стал гораздо грубее и проще за последние десять лет. Каждая более-менее симпатичная девушка сегодня (а скорее, восемьдесят процентов всех девушек вообще) обязана решать для себя один вопрос: продаваться или не продаваться. Я тоже его для себя решаю все последние годы. Все свелось к одному-двум вопросам: убьют — не убьют, выживешь — не выживешь, продашься — не продашься… Наша жизнь в 70-е годы была намного сложнее. Было ощущение, что за всем скудоумием и тупостью, которые нас окружали, есть мир абсолютно других, роскошных возможностей. Было ожидание другой, прекрасной жизни. Я лет до двадцати пяти прожил с этим ощущением.

[Дмитрий Быков:]

— Кинокритик Елена Стишова заметила, что для тебя как-то особенно принципиален вопрос о потере невинности. Это, можно сказать, твоя сквозная тема. Я говорю о невинности в широком смысле…

[Валерий Тодоровский (смеется):]

— Да и в узком тоже. Я как-то об этом не думал, но действительно, в каждой картине есть эта тема.

И мне кажется, что я невинности пока не потерял. В том смысле, что сделал картину, какую хотел. «Не стараясь угодить». Не выпендриваясь. Не заискивая.

[Дмитрий Быков:]

— Но у тебя-то самого с потерей невинности все было гораздо проще, чем у твоего героя?

[Валерий Тодоровский:]

— Я бы не сказал, что это бывает просто, разве что у безнадежно тупых… Но вообще, да, конечно, таких драм не было.

В фильме «Любовь» довольно точно воспроизведены приметы моего первого бурного романа, самой горячей из юношеских влюбленностей, когда я действительно ехал к любимой в одном лифте с другом ее мамы и мы расходились по комнатам: мать — с другом, я — с дочерью. Скажи, можно было про это не снять?

[Дмитрий Быков:]

— Кстати, как складываются твои отношения с тещей?

[Валерий Тодоровский:]

— Виктория Самойловна Токарева — очень хороший писатель. Кстати, я не так давно писал сценарий по ее рассказу… Про ее кино вообще говорить нечего — это классика; особых трудностей в общении у нас нет. Правда, она иногда говорит, что я ей кажусь очень уж прагматичным… Это вообще часто про меня говорят.

На самом деле я не ощущаю себя прагматиком. Естественно, если продюсирую кино, я обязан быть расчетливым. Но когда делаю собственное кино, я вовсе не занят такими расчетами: «это понравится на Западе», «это должно значить то-то»… Кино — импульсивное дело, оно зависит главным образом от интуиции. Я его чувствую, а не понимаю. Это же касается и жизни вообще.

[Дмитрий Быков:]

— В Берлине тебе понравилось?

[Валерий Тодоровский:]

— Что-то — да, что-то — нет. Меня совершенно не удивило, что мы ничего не получили: побеждали спрессованные «мыльные оперы» с социальным подтекстом.

Наш фильм купили очень многие, я даже не ожидал такого спроса. В мае он выйдет во Франции.

[Дмитрий Быков:]

— А в России?

[Валерий Тодоровский:]

— Уже идет. В «Художественном». Скоро будут видеокассеты.

[Дмитрий Быков:]

— Он окупился?

[Валерий Тодоровский:]

— Это вопрос к Ливневу, продюсеру картины и главе Киностудии Горького. Думаю, это коммерческая тайна. Но догадываюсь, что окупился.

[Дмитрий Быков:]

— В картине ты заставил Чулпан Хаматову играть эдакую «розовую» героиню, воплощение безоглядной, всепоглощающей любви. А в реальной жизни тебя не раздражают такие влюбленные барышни?

[Валерий Тодоровский:]

— Во всяком случае мне они не так интересны, как женщины сложного характера. Не истерички, но умницы. Типаж из советского кино 70-х годов.

Я не собственник в отношениях с женщинами. У меня в жизни всегда было что-то, кроме любви. Я не был на ней сосредоточен полностью.

[Дмитрий Быков:]

— Ты не хочешь триллер поставить или злобную комедию?

[Валерий Тодоровский:]

— Злобную не хочу. И триллер меня не привлекает. Этого навалом. А комедию — да, я теперь буду снимать именно ее.

[Дмитрий Быков:]

— А почему ты сам не снимаешься? Вышло бы отлично.

[Валерий Тодоровский:]

— А я уже снимался. В «Странной женщине». Пятнадцать лет мне было. Проезжая с девушками мимо Киевского вокзала, где на месте нынешней ограды «Рэдиссон-Славянской» стоял огромный стенд «Новые фильмы», я показывал на себя, крупно там изображенного, и это производило ошеломляющее впечатление.

[Дмитрий Быков:]

— Рассказывают о чудовищно разнузданных нравах «аэропортовских» домов, где живут писатели и режиссеры. И о болшевской тусовке, где в Доме творчества происходили чуть ли не оргии.

[Валерий Тодоровский:]

— По сравнению с жизнью современного школьника наше существование было столь целомудренным, что как-то неловко о нем вспоминать. Болшево давало другую возможность — смотреть фильмы, которые нигде больше не показывали. Я действительно много их видел. Ты, вероятно, слышал про обстоятельства моего рождения? Мама посмотрела «Психоз» Хичкока, которое привезли на Одесскую студию каким-то чудом. А через час родила меня.

[Дмитрий Быков:]

— Это сказалось?

[Валерий Тодоровский:]

— Во всяком случае Хичкока я люблю.

[Дмитрий Быков:]

— Интересно, где самые красивые женщины — в Москве или в Одессе?

[Валерий Тодоровский:]

— В Одессе у меня прошло детство. Я вел самый дворовый образ жизни, вплоть до воровства абрикосов, так что судить о тамошних женщинах могу лишь по-дилетантски. Самые красивые девушки — и не только в России, а в мире — ездят в московском метро. Когда я еще ездил в нем каждый день, а не реже, как сейчас, за день непременно встречал одну, о которой потом можно было мечтать долго. Наверное, это и сейчас так. Но сейчас я чаще езжу на машине.

[Дмитрий Быков:]

— Кстати, а знакомство с собственной женой ты помнишь?

[Валерий Тодоровский:]

— Отлично помню. В буфете ВГИКа. Она училась на сценарном факультете, младше меня на курс. Что она дочь Виктории Токаревой, я узнал много позже.

[Дмитрий Быков:]

— И как ты на ней женился?

[Валерий Тодоровский:]

— Быстро.

№ 13(85), 6 апреля 1998 года