"ПОЛУВОССТАНИЕ"

"ПОЛУВОССТАНИЕ"

С утра 4 июля 1917 года могло показаться, что жизнь в городе постепенно успокаивается. На линию вновь вышли было трамваи, но уже к десяти часам их движение прекратилось. С окраин к центру города снова потянулись колонны рабочих и солдат. Около одиннадцати в Петроград прибыл десант из Кронштадта. К счастью для Временного правительства, в Кронштадте не нашлось ни одного боевого корабля. Три десятка разномастных пассажирских пароходов и буксирных судов причалили к Университетской набережной Васильевского острова.

На берег сошло десять тысяч человек, мгновенно запрудивших всю набережную и близлежащие улицы. Играли духовые оркестры, в воздухе развевались красные флаги, ярко светило солнце. Со стороны могло показаться, что готовится веселый праздник, однако впечатление это мгновенно пропадало, когда становилось ясно, что гости из Кронштадта вооружены до зубов. Помимо винтовок, бывших почти у каждого, крон-штадтцы прихватили с собой пулеметы, которые теперь спешно устанавливались на специально подогнанные грузовики.

Наконец под звуки "Интернационала" (он постепенно вытеснял прежде популярную "Марсельезу") колонны матросов двинулись вдоль берега Невы. Раскольников вспоминал: "Мирные обыватели, студенты, профессора, эти постоянные завсегдатаи чинной и академически-спокойной Университетской набережной, останавливались на месте и с удивлением оглядывали нашу необычную процессию".[246] С Васильевского острова по Биржевому мосту колонна повернула на Петербургскую сторону и направилась к Каменноостровскому проспекту.

Перед домом Кшесинской колонна остановилась. С балкона особняка к кронштадтцам обратился Луначарский. Его речь встретили аплодисментами, но и после этого матросы не уходили, а громко требовали, чтобы перед ними выступил Ленин. К этому времени Ленин уже вернулся в столицу. Те, кто видел его в этот день, вспоминали, что он был раздражителен и мрачен. Большевистское руководство не могло решиться — настаивать ли по-прежнему на исключительно мирном характере демонстрации, или впрямую призвать к свержению Временного правительства.

Раскольников с трудом нашел Ленина в дальних комнатах особняка. Тот долго отнекивался от предложения выступить перед матросами, ссылаясь на нездоровье, пока наконец с видимой неохотой не согласился выйти на балкон. Суханов позже писал, что речь Ленина звучала весьма двусмысленно. "От стоявшей перед ним казалось бы внушительной силы Ленин не требовал никаких конкретных действий, он не призывал даже свою аудиторию продолжить уличные манифестации, хотя эта аудитория только что доказала свою готовность к бою громким путешествием из Кронштадта в Петербург. Ленин только усиленно агитировал против Временного правительства, против социал-предательского Совета и призывал к защите революции и верности большевикам…"[247]

После остановки у дома Кшесинской колонны матросов через Троицкий мост направились на Марсово поле. Там состоялся короткий митинг, на котором почтили память павших бойцов за революцию, а затем вся процессия вышла на Невский проспект. Вновь дадим слово Раскольникову: "Здесь уже фланировали не отдельные буржуа, а целые толпы нарядной буржуазии двигались в ту и другую стороны по обоим тротуарам Невского. С изумлением и испугом они взирали на вооруженных кронштадтцев, по описанию их же газет, представлявшихся им исчадием ада, живым воплощением страшного большевизма. При нашем появлении многие окна открывались настежь и целые семейства богатых и породистых людей выходили на балконы своих роскошных квартир. И на их лицах было то же выражение нескрываемого беспокойства и чувство шкурного, животного страха".[248] Скажем прямо — основания, для того чтобы испугаться, у обитателей Невского были. Матросы время от времени стреляли в воздух для острастки, и уже не раз случайные пули попадали в стекла и оконные рамы.

Очевидцы вспоминали одну особенность июльских дней. В отличие от апрельского кризиса, когда повсюду кипели митинги, участники июльского шествия даже не пытались агитировать прохожих. Матросы шли сосредоточенно и целеустремленно, не обращая внимания на уличную толпу. Еще одна деталь — многие матросы перевернули ленты на своих бескозырках, так, чтобы нельзя было прочесть название корабля. "Это была не демонстрация, — вспоминал чиновник Министерства иностранных дел Г. Н. Михайловский, — а нападение людей, которые опасались расплаты и скрывали свои воинские звания, перевертывая ленту с обозначением своей части или своего судна, как бы стыдясь того, что делают. И если до сих пор герои Февральской революции были "охотниками на львов"… то теперь они уже превратились в "охотников за черепами" — анонимных и всем своим видом невольно вызывавших подозрения в "наемности"".[249]

С Невского манифестация свернула на Литейный проспект. Около трех часов дня на углу Литейного и Пантелеймо-новской улицы произошел инцидент, имевший трагические последствия. Когда авангард колонны кронштадтцев поравнялся с перекрестком, откуда-то раздались выстрелы. Кто стрелял, в кого — так и осталось неясным. Немедленно заработал пулемет, установленный на грузовике, шедшем во главе колонны. Часть манифестантов бросилась на землю, другие открыли беспорядочный огонь из винтовок.

Когда первый страх прошел, выяснилось, что среди матросов есть убитые и раненые. Скорее всего, они пострадали от своих же сотоварищей, но признать это никто не спешил. Кто-то закричал, что это офицеры и юнкера обстреляли колонну с крыш и из окон. Матросы стали врываться в квартиры, ломая двери и угрожая хозяевам. Неподалеку от перекрестка находилось здание Главного земельного комитета, где в это время проходило заседание. О том, что произошло дальше, рассказал один из его участников, известный экономист А. В. Чаянов: "Матросы врываются в помещение земельного комитета, утверждают, что первый выстрел был от нас, угрожают арестом, обыскивают верхние комнаты. Матросские лица испуганные, напряженные. Вооруженная толпа, высыпав на улицу, не видя противника, но предполагая его за каждым углом, сама пришла в состояние паники. Достаточно хлопнуть окну или двери, достаточно просто резкого движения или крика, как заряженные ружья и пулеметы начинают стрелять сами, часть демонстрантов разбегается, начинаются повальные обыски домов, избиения, иногда убийства. Ужас! Ужас!"

Аналогичные случаи имели место в эти часы в самых разных районах Петрограда: на углу Невского и Садовой, на Ка-менноостровском, на Суворовском проспектах. Сценарий был почти одинаков — случайные выстрелы во время прохождения очередной вооруженной манифестации провоцировали беспорядочную перестрелку, жертвами которой становились и сами манифестанты, и мирные прохожие. Центральный пункт оказания медицинской помощи зафиксировал в этот день 16 убитых, 40 умерших от ран и 650 раненых. Огромное преобладание раненых над убитыми еще раз подтверждает, что прицельного огня не велось.

По городу распространялись панические слухи. Кто-то говорил, что большевики уже захватили власть, а правительство бежало в Москву, кто-то, наоборот, заявлял, что с фронта прибыл Керенский с казаками и устроил кровавую расправу. Казаки, мол, рубят солдатам головы, а Керенский сидит — почему-то на барабане — и смотрит.

О Временном правительстве в эти дни вспоминали редко. Оно оказалось настолько далеко от происходящего, что можно было подумать, будто его вообще уже не существует. Колонна кронштадтцев проследовала в двух шагах от Исаакиевской площади, но не сделала даже попытки свернуть к Мариинско-му дворцу. Впрочем, правительство заседало не там, а на квартире князя Львова в здании Министерства внутренних дел, но и этот адрес не был большим секретом.

В течение всего дня была предпринята единственная попытка арестовать правительство, да и то какая-то странная. Около 10 утра к зданию Министерства внутренних дел подъехал грузовик с вооруженными людьми. Приехавшие заявили швейцару, что явились за министрами. На переговоры к ним был послан Церетели, но когда он спустился вниз, у подъезда уже никого не было. После этого правительство решило от греха подальше сменить место пребывания. Церетели, Скобелев, Чернов и Пе-шехонов отправились в Таврический дворец. Прочие же министры перебрались в штаб Петроградского военного округа.

В распоряжении главнокомандующего округом генерала П. А. Половцева были две донские казачьи сотни, два эскадрона 9-го запасного кавалерийского полка и батарея конной артиллерии с двумя легкими орудиями. Этих сил хватало только на то, чтобы прикрыть район Дворцовой площади. Время от времени казаки совершали вылазки на прилегающие улицы и однажды даже разоружили грузовик с пулеметом, но на большее правительственные войска были неспособны. Тем не менее Половцев внимательно следил за происходящим в городе. Своим эмиссаром в Таврический дворец, где ожидались главные события, он направил начальника контрразведки капитана Б. В. Никитина.

Между тем около четырех пополудни колонна кронштадт-цев наконец достигла Таврического дворца. Во дворце в это время царила полная паника. Пронесся слух о том, что матросы идут громить Совет. Лидеры ВЦИКа попытались организовать оборону "цитадели демократии". На скорую руку были сформированы две цепи охранения. В них главным образом попали находившиеся во дворце еще со вчерашнего дня солдаты Первого пулеметного полка. Положение сложилось почти анекдотическое — пулеметчики, поднявшие кронштадтцев на выступление, теперь всерьез собрались защищать Таврический дворец от тех же кронштадтцев.

Впрочем, сражения не получилось. За считаные минуты охрана дворца и вновь прибывшие матросы перемешались в неуправляемую толпу. Время от времени вожди ВЦИКа выходили на крыльцо и пробовали говорить с толпой, но слушали их плохо. Когда же к матросам вышел лидер правых эсеров Чернов (он же министр земледелия во Временном правительстве), его попытались арестовать. Кто-то сообщил об этом Раскольникову, а тот поспешил найти Троцкого. Расталкивая толпу, Троцкий бросился к автомобилю, куда усадили Чернова. Троцкий забрался на капот машины и с этой импровизированной трибуны произнес короткую речь:

— Товарищи кронштадтцы, краса и гордость русской революции! Я убежден, что никто не омрачит нашего сегодняшнего праздника, нашего торжественного смотра сил революции, ненужными арестами. Кто тут за насилие, пусть поднимет руку!

"Краса и гордость" ошеломленно молчали, а тем временем Раскольников потихоньку увел Чернова в здание. Обратим внимание: Троцкий, сам не подозревая, использовал тот же демагогический прием, что и Керенский здесь же четырьмя месяцами ранее. Разница была в том, что Керенский действительно искренне не принимал насилия, в отличие от Троцкого.

Кратковременный арест и освобождение Чернова не успокоили ситуацию. Через некоторое время толпа стала требовать выдачи другого министра — Церетели. Тогда капитан Никитин связался по телефону с помощником начальника штаба округа полковником Ф. И. Балабиным и попросил помощи. Балабин ответил, что в распоряжении штаба всего четыре сотни кавалеристов. Однако Никитин упорствовал, полагая, что настало время продемонстрировать силу.

Около семи часов вечера генерал Половцев получил по телеграфу подписанный Керенским приказ. Военный министр распорядился немедленно прекратить беспорядки в столице. После этого по распоряжению Половцева был сформирован отряд под началом полковника графа С. А. Ребиндера. В него вошли две казачьи сотни и два артиллерийских орудия с запряжками и командой заряжающих. В восьмом часу вечера отряд двинулся по направлению к Таврическому дворцу. Проследовав по Миллионной, отряд вышел на Марсово поле. Здесь бродила неорганизованная толпа солдат, рабочих и матросов. Казаки дали залп из винтовок и пустили коней в галоп. После этого толпа немедленно разбежалась, побросав оружие. Путь вдоль Невы отряд проделал без приключений. Однако неподалеку от перекрестка Литейного и Шпалерной казаки попали под пулеметный обстрел. Пулемет (как позднее оказалось, это была команда солдат Финляндского полка) был установлен на Литейном мосту.

Оба орудия стали сниматься с передков, но одно тут же было захвачено подбежавшими солдатами. Вторая запряжка успела проскочить на Литейный проспект. Командовал ею штабс-капитан Цагурия. Он сам зарядил пушку гранатой и в упор выстрелил по толпе солдат, запрудивших Литейный мост. Еще два выстрела были сделаны по направлению северного берега Невы. Один снаряд разорвался неподалеку от Петропавловской крепости, другой — в районе дома Кшесинской, вызвав панику среди его обитателей. После этого отряд Ребиндера повернул обратно, оставив попытки добраться до Таврического дворца. Потери отряда составили 6 человек убитыми и 25 ранеными.[250]

День заканчивался, не принеся никакой ясности. В штабе округа было получено сообщение о том, что в Двинске уже формируется сводный отряд для наведения порядка в Петрограде. Однако было ясно, что в столице он появится в лучшем случае через сутки. Пока же перевес сил был на стороне мятежников. Достаточно было легкого толчка, и власть без сопротивления упала бы в руки любого, кто готов был ее взять. Но дело как раз и было в том, что претендентов на это не находилось. Большевики, поначалу рассчитывавшие воспользоваться происходящим, в последний момент испугались.

Позднее Троцкий назвал события 3–4 июля "полувосстанием". Здесь присутствовало все, что мы увидим потом в октябре, — бессилие правительства, стихийное недовольство масс (причем масштабы последнего были б?льшими, чем в октябрьские дни). Не было только одного — руководящего центра, способного подчинить себе ситуацию. В итоге дело закончилось совсем не так, как это видели его инициаторы.