3

3

Все это, однако, требовало организации постоянных рабочих команд, обслуживавших эти чудовищные комплексы.

Уже августом 1941 года датируется и первое обозначение «Kommando Krematorium» в табеле рабочих команд концлагеря. Устно она называлась еще и «Коммандо-Фишл», по имени Голиафа Фишла, ее капо[245]. Эта команда была очень небольшой и состояла из 12, а позднее из 20 человек[246] — трех, а позднее шести поляков (в том числе капо Митек Морава) и девяти, а позднее 15 евреев. Контакт с другими узниками более не допускался: для надежности евреев-«зондеркоммандо» поселили в подвале 11-го блока, в камере 13 (польские же члены «зондеркоммандо» жили в обыкновенном 15-м блоке, то есть в контакте с остальными узниками).

Всех поляков расстреляли в самом конце в Маутхаузене, а вот двое из евреев каким-то чудом уцелели во всех чистках «зондеркоммандо» и дождались освобождения[247]. Настоящие «бессмертные»!

Один из этих двоих — Станислав Янковский. Его настоящее имя — Альтер Файнзильбер[248]. Воевал в Испании, выдавая себя за поляка-католика, а имя «Станислав Янковский» взял себе во Франции, чтобы скрыть свое еврейство, но хитрость не помогла. Он был арестован французской полицией и идентифицирован ею как еврей: это предопределило его маршрут — сначала в сборный еврейский лагерь в Дранси, оттуда в транзитный лагерь в Компьен, и уже из Компьена — 27 марта 1942 года, в составе транспорта из 1118 человек (сплошь взрослые мужчины, без женщин и детей) — он прибыл в Аушвиц 30 марта.

Из 11-го блока основного лагеря — пешим маршем по хлюпающей болотистой дорожке — весь транспорт целиком попал в Биркенау, где Файнзильбера-Янковского, собственно, впервые зарегистрировали и поместили в 13-й блок. Начальником блока был эсэсовец, старостами немцы-заключенные, по любому случаю избивавшие рядовых узников и докладывавшие на утро начальнику блока о том, сколько их за ночь сдохло. Тот бывал доволен или недоволен в зависимости от цифры: 15 — это как-то мало и несолидно, а вот 35 — хорошо.

Вскоре Файнзильбера-Янковского как плотника вернули из Биркенау в Аушвиц, где выживать было несравненно легче. Но в ноябре 1942 года профессию пришлось круто поменять: его включили в первый состав новой «зондеркоммандо» и направили истопником на крематорий I — загружать в печи трупы умерших или убитых.

Работа на крематории I начиналась в 5 утра и кончалась в 7 вечера, с 15-минутным перерывом на обед, но, по сравнению с тем, что вскоре его ожидало в Биркенау, работы было сравнительно немного. Кроме трупов, не прошедших селекцию, евреев, умерших и убитых, сжигали в самом Аушвице I, а также в Аушвице III (Buna-Werke в Моновице). Расстреливали здесь, как правило, «чужих», не из самого концлагеря, — специально сюда для экзекуции привезенных (чаще всего ими были советские военнопленные), но иногда все же и «своих», в том числе — и чуть ли не еженедельно — по 10–15 все тех же советских военнопленных из подвалов 11-го блока[249], вечно что-нибудь священное нарушавших. Трупы, в том числе женщин и детей и часто расчлененные, привозили и от «медиков» — из 10-го блока («экспериментальной лаборатории» Менгеле), из 19-го, где тоже велись эксперименты, но с бактериями, а также из 13-го блока — из еврейской больнички. По пятницам принимались трупы из окрестных поселений[250].

Несколькими неделями позже — в мае 1942 года — в Аушвиц попал и второй из «бессмертных»: Филипп Мюллер — словацкий еврей из городка Серед, по профессии скрипач[251].

Ко времени его прибытия в лагере находилось всего лишь 10 629 заключенных, главным образом поляков и немцев. Были среди них и 365 советских военнопленных — жалкие остатки тех 11,5 тысячи, что попали сюда между июлем 1941 и мартом 1942 года: 2 тысячи обошлись безо всякой регистрации — они пали жертвами первых экспериментов по удушению газами, а остальные 9,5 тысячи, хотя и были зарегистрированы, но умерли или были убиты почти все.

С них, с советских военнопленных, начался и «послужной список» Ф. Мюллера. При этом он описывает и свое первое «грехопадение», когда он жадно поедал хлеб, найденный им в одежде убитых. После убийства на его глазах трех его товарищей, которых, еще дышащих, ему же пришлось и раздевать, и готовить к кремации, он дошел до самого дна отчаяния. Дошел — и остановился: броситься сам в печь он тоже не мог. Все что угодно, но только не смерть: «Я желал лишь одного: жить!». И только с таким настроем да еще с надеждой когда-нибудь и как-нибудь вырваться отсюда, собственно говоря, и можно было пробовать уцелеть в этом аду. К страстной жажде уцелеть примешивалась еще и робкая надежда на то, чтобы, если выживешь, рассказать обо всем, что тут было[252].

Когда Мюллера перевели в Биркенау, в группу из 200 человек, работавшую на крематориях II и III (позднее его перевели на крематорий V), с ужасом слушал он зажигальщика Юкла (Вробеля?), показывавшего ему устройство крематория-монстра с его газовыми камерами, сушилкой для волос и 15 печами с пропускной способностью в целый эшелон (а ведь рядом еще такой же!).

Дважды через этот крематорий пропускали «своих» — уже мертвых членов «зондеркоммандо»: 80 человек — ее первый состав — еще в 1941 году расстрелял лично Отто Моль, в то время начальник бункера в основном лагере.

Первый состав «зондеркоммандо», весьма небольшой, был закреплен за крематорием I.

Второй состав «зондеркоммандо» — 70–80 человек (в основном словацкие евреи) — уже с начала 1942 года работал в Биркенау, на бункере I: поначалу он состоял из собственно «зондеркоммандо», работавшей с трупами и газовой камерой, и «похоронной команды», обеспечивавшей предание трупов земле в огромных рвах[253].

Очень быстро с ними произошла отчасти штучная (убийства эсэсовцами на рабочем месте), отчасти массовая «ротация»: уже в январе или феврале 1942 года второй состав «зондеркоммандо» был доставлен из Биркенау уже в другой бункер — в политическую тюрьму в Аушвице I. Здесь их, по некоторым сведениям, также расстрелял лично Отто Моль, едва ли не главный садист всего Аушвица.

Третий же состав «зондеркоммандо» — под командованием обер-штурмфюрера Франца Хесслера — насчитывал уже около 200 человек. Поначалу работа оставалась неизменной — раздевалка, газовые камеры, рвы-могильники, но в июле, после визита Гиммлера и по его приказу, произошла резкая перепрофилизация: трупы отныне не закапывали в землю, а сжигали в огромных ямах с решетками.

Уже к сентябрю число членов «зондеркоммандо» достигло 300 человек[254]; их численность неуклонно росла и дальше. Эти 300 человек занимались тем, что раскапывали уже заполненные братские могилы и сжигали, вместе со свежими, еще и полуразложившиеся трупы. Конечно же, опасались заражения грунтовых вод и эпидемий, но главное было в другом: в свете предстоящей грандиозной «задачи» (крематории в это время вовсю строились!) для предания земле просто-напросто не хватило бы самой земли.

Когда, наконец, к декабрю эксгумировали и сожгли всех (а это, по некоторым прикидкам, порядка 110 тысяч трупов), наступил черед и самой «зондеркоммандо». На этот раз была уже не ротация (то есть полное уничтожение), а селекция (частичное).

9 декабря 1942 года в газовне крематория I было удушено около 200 человек — якобы за подготовку побега[255]. В основном это были словацкие и французские евреи: среди них штубовый Шмуэль Кац, а также несколько человек, все из Трнавы, о которых сообщают Р. Врба и А. Ветцлер (Александр и Войиех Вайсы, Феро Вагнер, Оскар Шайнер, Дезидье Ветцлер и Аладар Шпитцер)[256].

Одновременно срочно набирался новый состав «зондеркоммандо». Вот тогда-то и наступил черед Градовского и всех тех, кто прибыл в Биркенау в конце первой декады декабря: ими — в нарушение всех правил, безо всякого карантина — быстро заменили убитых. Оправившись от первого шока, они приступили к исполнению своих обязанностей на обоих бункерах, а начиная с середины марта стали переходить и на крематории, вводившиеся в это время в строй один за другим.

Между 6 и 10 декабря 1942 года из новых узников, размещенных на лагерном участке BIb, были сформированы новые «зондеркоммандо» — на этот раз в основном из польских евреев. До середины июля 1943 года они размещались в изолированных 1-м и 2-м блоках лагеря Б (BIb) в Биркенау.

С апреля по июль 1943 года число членов «зондеркоммандо» достигло 395, в основном это были евреи из Цеханува и Келбасино, а также французские евреи польского происхождения из Дранси и — совсем понемногу — голландские, греческие и словацкие евреи[257]. Все они работали в две смены на пяти участках: две бригады на крематориях II и III — по 100 человек две на крематориях IV и V — по 60 человек, и одна на уничтожении следов: пепел откапывали из ям и сбрасывали в Вислу.

Но в середине июля после того, как в бараках разместился женский лагерь, их перевели в изолированный 13-й блок сектора Д в Биркенау (BIId) — подальше от крематориев II и III и поближе к крематориям IV и V. Именно сюда, в 13-й блок, прибывало и последующее пополнение[258]. (Позднее, когда в 13-м стало тесно, вновь прибывающих подселяли также в 9-й и 11-й блоки.)

Этот блок был отгорожен от соседнего барака стеной, возле дверей которой всегда стоял охранник. Но, как писал Ф. Мюллер, несмотря на эту особенную атмосферу изолированности, коррупция открывала любые двери. Истинными специалистами по черному рынку зарекомендовали себя сыновья капо Шлойме (Кирценбаума). Даже свидания с женщинами оказывались не невозможными для обитателей барака «зондеркоммандо».

Была в этом бараке и небольшая «больничка» — лазарет на 20 мест, где с 1943 года врачом был 35-летний доктор Жак Паш, из Франции. Была и своя «синагога» — во всяком случае своя религиозная жизнь, свой даян и раввин (из Макова — крепкий, примерно 35 лет): все свободное время они молились. Поначалу с ним спорили, отказывая Богу и в справедливости, и в существовании, но даяна все равно уважали и слушали. Один его бывший ученик бросил ему в лицо: «Нет твоего Бога. А если бы был, то он болван и сукин сын»[259].

Еврейскими капо были Айцек Кальняк из Ломжи (на крематории V затем в сушилке для волос крематория III), Шлойме Кирценбаум из Макова (капо дневной смены на крематории V), Айцек Новик из Лунно (капо дневной смены на крематории V), Хайм-Лемке Плишко из Червона-Бора (унтеркапо на крематории III[260]), а также некто Элиазер (Лайзер) — капо на крематории IV[261]. Капо был и Даниэль Обстбаум из Варшавы-Дранси, сосед Мюллера, Янковского и Ферро Лангера по нарам (капо в крематории IV)[262].

Однако самую «высокую карьеру» сделал Яков Каминский, родом из Скидлы или Соколки[263]: уже в январе 1943 года он — капо на крематории III, а с декабря 1943 по август 1944 года — оберкапо на крематории II. Врач А.Гордон, лечивший Каминского до войны, случайно встретил его в Биркенау: от конца апреля до середины июля 1943 года их бараки (блоки № 2 и 3) были рядом, и Каминский, испытывая к нему уже проверенное жизнью доверие, часто и подробно рассказывал о том, чем приходится заниматься «зондеркоммандо» и какие там царят отношения. Совестливый и заслуживающий к себе уважения, Каминский плакал, когда рассказывал об этом. Общее количество еврейских жертв он оценивал в 2,5 миллиона. Если бы стены крематориев могли говорить, то после войны в живых осталось бы совсем мало немцев.

Каминский был капо «зондеркоммандо», а оберкапо этого состава поначалу был немец-уголовник Брюк, в начале 1943 года переведенный сюда из Бухенвальда. В бараке командовал блоковый Серж Савиньский, 32-летний французский еврей польского происхождения, бывший торговец текстилем (по другим сведениям — сутенер) в Париже[264].

В январе 1944 года неудачей закончился побег капо Даниэля Обстбаума[265] из Франции, штубового Майорчика из Варшавы, Ферро Лангера из Словакии и еще двоих членов «зондеркоммандо». В порядке возмездия около двухсот «зондеркоммандовцев» были отправлены 24 февраля 1944 года в Майданек, якобы в помощь тамошним коллегам. Но 16 апреля 1944 года пополнение прибыло, наоборот, оттуда — 19 советских военнопленных во главе с Карлом Конвоентом, немцем-капо из Майданека: от них все узнали, что аушвицкая «бригада» действительно была в Майданеке, но была там ликвидирована[266].

Начиная с середины мая 1944 года, когда в Аушвиц массами начали поступать венгерские евреи, численность «зондеркоммандо» увеличилась до 873–874 человек, не считая 30, занятых на разгрузке угля или дров (из них 450 венгерских, 200 польских, 180 греческих, 5 немецких, 3 словацких и 1 голландский евреи, а кроме того — 19 советских военнопленных, 5 польских уголовников и 1 немец-капо)[267].

Всего в Биркенау в разгар «венгерской акции» было четыре автономных «зондеркоммандо», посменно (дневная и ночная смены) и круглосуточно занимавшихся сжиганием трупов. Каждая — численностью приблизительно в 170 человек и каждая под своим номером — 57 (крематорий II), 58 (крематорий III), 59 (крематорий IV) и 60 (крематорий V). При этом в июне 1944 года их жилые помещения перевели поближе к «работе»: тех, кто обслуживал крематории II и III, разместили буквально на печах — на чердачных этажах, а тех, кто обслуживал крематории IV и V, разместили еще более символично: в одной из раздевалок перед газовой камерой крематория IV.

Между «зондеркоммандовцами», обслуживавшими четыре крематория, были отличия, зафиксированные цепким глазом патологоанатома: Миклош Нижли отметил, что на крематории IV большинство составляют польские и греческие евреи, а также сотня венгерских, тогда как на крематории V — польские и французские[268].

24 сентября 1944 года, после завершения «венгерской операции», 200 членов «зондеркоммандо» отобрали якобы для перевода в лагерь-филиал Глейвиц; в действительности же их отправили в дезинфекционную камеру в Аушвице I, а затем привезли в мешках для сожжения в Биркенау, причем сжигали на этот раз сами эсэсовцы.

Следующее «сокращение» было намечено на 7 октября — уже существовал список на 300 имен. Отсюда и дата восстания, в котором приняли участие «зондеркоммандо» как минимум с трех крематориев. В результате подавления восстания погибли 250 человек и еще 200 человек были в тот же день расстреляны. К 9 октября в живых оставались всего 212 человек.

Крематории II, III и IV так и не заработали; в одной из газовен предприимчивые немцы устроили кроликовую ферму. Работу продолжал только крематорий V[269], при этом Менгеле и там не прекращал своих экспериментов.

Следующая и последняя массовая селекция состоялась 26 ноября 1944 года: 170 человек увезли из зоны, из них 100 человек расстреляли в «Сауне», а оставшиеся 70 были задействованы на каменоломне. Их даже переименовали (в Abbruchkommando) и вернули в BIId, но не в старый барак «зондеркоммандо» (№ 13), а в обыкновенный (№ 16). Оставшиеся в зоне 30 человек продолжали жить в крематории V[270]. Они занимались довершением его разрушения и демонтажом оборудования. Окончательно крематорий V был взорван только 26 января 1945 года, то есть буквально за день до освобождения лагеря.

В число этих 30 попали Элеазер Айзеншмидт и Филипп Мюллер, с ними же были еще и еврейские врачи[271]. Источники их подкормки давно закончились, и теперь они спускали свои бриллианты и доллары, обменивая их на хлеб, колбасу и сигареты у постовых эсэсовцев. Дантист Фишер додумался до способа приумножить обменную базу: из латуни, которую можно было извлечь из развалин, он начал делать фальшивые золотые зубы.

Таким образом ко дню эвакуации лагеря 18 января 1945 года в живых оставались около 100 членов «зондеркоммандо».

В этот день, 18 января, — повсюду дым и огонь от сжигаемых картотек и документации. Члены «зондеркоммандо» на крематории V глаз не спускали со своих начальников — Горгеса, Куршуса и еще одного. Но никто не вел их расстреливать, а вечером пришел блокфюрер и скомандовал: «Всем в лагерь». Там они встретились с остальными 70.

В ту же ночь, снежную и холодную, начался марш смерти. Члены «зондеркоммандо» не стали дожидаться утра и, словно тени, выбравшись из своего неохраняемого барака, смешались в утренних сумерках с толпой. Несколько дней пешего хода до железнодорожной станции Лослау, а оттуда еще несколько дней до Маутхаузена в открытых вагонах. Четырем удалось убежать еще по дороге в Маутхаузен (Г. Таубер, Ш. Драгон, С. Янковский и Г. Мандельбаум).

Логично было бы предположить, что по прибытии в Маутхаузен их станут искать для того, чтобы ликвидировать. Но поначалу никто не интересовался носителями едва ли не самой страшной из тайн Рейха. Однако на 3-й день маутхаузенский начальник рявкнул на аппеле: «Все члены «зондеркоммандо» — шаг вперед!». Но ни один из них (в том числе оба капо — Шлойме и Лейзер) не двинулся с места. Позднее Мюллер столкнется лицом к лицу с шарфюрером Горгесом, но тот не выдал его и даже принес ему хлеба[272].

Впрочем, в Маутхаузене все же состоялась и последняя в истории «зондеркоммандо» селекция — на сей раз были ликвидированы шестеро польских членов «зондеркоммандо»: капо Мечислав Морава, Вацлав Липка, Йозеф Пложак, Станислав Слемяк, Владислав Бикуп и Ян Агрестовский,