Огородничество и садоводство

С овощами и зеленью, столь обычными в ежедневном меню каждого европейца, в Парагвае дело обстоит значительно хуже. В столице их недостаток ощущается меньше всего, так как в окрестностях есть большие и хорошо организованные огороды, которые в сезон поставляют на городской рынок свои продукты.

В это время тут можно было, хотя и дороговато, купить все, что продается на любом европейском базаре. По миновании сезона многое и, в частности, почти вся зелень, исчезает, а то, что остается, сильно поднимается в цене и делается мало доступным человеку скромного достатка. Цена килограмма картофеля, например, в мое время равнялась цене десяти ананасов, а кустик очень неважного салата — цене шести дюжин апельсинов.

В провинции, особенно в тропической зоне, недостаток овощей и зелени ощущается круглый год. Огородничеством тут никто не занимался, так как оно требовало большого и упорного труда, который, к тому же, себя не оправдывал, ибо местные парагвайцы привыкли обходиться без зелени, а иностранцев в таких местах было очень мало. Лишь в редких случаях здесь можно увидеть где-либо возле жилья грядку лука да несколько кустиков укропа. За весь год, проведенный в концепсионском районе, я не видел ни одного огурца или помидора, ни бурака, ни морковки, а салат ел только один раз во французском отеле.

Живя в колонии, никакого ущерба для здоровья от недостатка зелени мы не ощущали, так как витаминами нас вполне обеспечивали местные фрукты. Но стол наш без огородины был убийственно однообразен. Первое время, пока средства позволяли изредка покупать макароны и рис, было еще ничего, но позже все наши кулинарные возможности свелись к трем продуктам: мясу, кукурузе и маниоке, из которых, как ни изощрялись хозяйки, нельзя было состряпать более полудюжины кушаний, довольно похожих одно на другое. Раз в неделю, вместо всяких салатов, нам отпускали к обеду по половинке сырой луковицы и мы ее смаковали как высший деликатес.

Позже директор агрономической школы дал нам рассаду какого-то местного растения, которое нас сильно выручило, тем более что муравьи его считали несъедобным. Это были невысокие, неприхотливые и очень быстро растущие кустики, их листья вкусом напоминали щавель и из них получался отличный зеленый борщ, а из цветов — кисель, похожий на клюквенный.

Когда я, в качестве секретаря колонии и «чиновника для особых поручений», отправлялся по делам в Концепсион и перед отъездом спрашивал свою маленькую дочь, чего ей привезти вкусного, никакие шоколады и мармелады ей на ум не шли: она просила картошки. В Концепсионе последняя продавалась по 30 пезо за килограмм (стоимость пяти кг мяса или двух гусей) и покупать ее в пищу колонии у нас было не больше возможностей, чем у какого-нибудь рязанского мужика питаться омарами и ананасами. Я привозил кулечек этого драгоценного продукта, ребенок самозабвенно им наедался, а уж потом остатки внимания и аппетита уделял привезенным сладостям.

Понятно, о собственном огороде мы думали с первых же дней и по указанию Керманова, под него сразу начали расчищать гектар леса, возле семейной чакры. На этом участке мы воочию убедились насколько далека от истины была брошюра Колонизационного Центра, утверждавшая, что один человек может расчистить гектар леса за неделю. У нас, при ежедневной и очень напряженной работе трех человек, на это дело ушло два месяца, хотя лес на этом месте был сравнительно редкий и самые толстые деревья не превышали фута в диаметре.

Однако этот труд оказался напрасным: когда участок был готов и вспахан, Керманов почему-то передумал и приказал отвести под огород другой участок, гораздо меньший, на чакре «лавочников». От леса он был уже очищен прежними владельцами, оставалось только выполоть бурьян и сделать грядки, что отняло не много времени.

В наших рядах случайно нашелся опытный огородник, капитан Богданов, родом болгарин, который и взялся за дело. Первая рассада у него взошла отлично, но несмотря на неусыпный надзор, ее в одну далеко не прекрасную ночь без остатка съели муравьи. Вторую, с которой Богданов буквально не спускал глаз, частично постигла та же участь, но кое-что все-таки уцелело. Муравьиные набеги периодически повторялись и после каждого из них от огорода оставалось все меньше, несмотря на все ухищрения огородника, который окопал грядки канавками, окружил всякими защитительными сооружениями и гонялся чуть ли не за каждым муравьем в отдельности. Вскоре он заявил, что вырастить салат, огурцы и помидоры потерял всякую надежду и на этом фронте борьбу прекратил. Затем какие-то черви без остатка истребили начавшую подрастать капусту и по неизвестным причинам зачахла картошка.

Полагая, что дело с огородом можно считать законченным, мы перестали им интересоваться, но Богданов все же продолжал копаться в почти опустевших грядках.

К Пасхе, которую мы решили отпраздновать со всей возможной торжественностью (было даже постановлено к розговенам явиться в европейских костюмах), он сделал нам неожиданный и сенсационный подарок: три глубоких тарелки редиски, которую ему удалось вырастить. Позже, в количествах чрезвычайно скромных, на столе раза два в месяц появлялась репа, а иногда и зеленый перец. Этим достижения первого года ограничились. Однако в следующем году, когда я уже был в Асунсионе, а в нашей колонии оставалось человек десять, Богданов мне оттуда писал, что огород ему удалось наладить хорошо. Выросли в достаточно количестве капуста, морковь, бураки, перец и лук, даже немного помидоров и салата.

Это показывает, что дело тут не в климатических или почвенных условиях, а только лишь в надлежащем уходе, который в таких местах, как наша колония, был чрезвычайно труден.

Садоводством мы не занимались, но стоит сказать несколько слов и о нем. В информационной брошюре колонизаторов, среди прочих перлов, примеры которых я уже приводил, был и такой, едва ли не самый крупный: «В Парагвае прекрасно вызревают все виды европейских фруктов: яблоки, груши, сливы, вишни и пр. Со времени владычества иезуитов в стране осталось множество разросшихся среди леса садов, изобилующих всеми этими фруктами».

Где находятся эти волшебные сады, я не знаю. Колонисты других районов и парагвайцы, которых я расспрашивал, тоже никогда и ничего об этих садах не слыхали. Таким образом гиперборейский характер этого фруктового мифа можно считать вполне установленным.

Что касается легкости или даже самой возможности вызревания здесь этих фруктов — тоже очень сомнительно. В Парагвае их можно было иногда увидеть только в лучших магазинах столицы. Продавались они поштучно и цены красноречиво свидетельствовали о том, что они импортированы: стоимость одного яблока или груши равнялась цене нескольких десятков фруктов местного происхождения (апельсинов, мандаринов, бананов) или дюжины ананасов. Приблизительно так же обстояло дело со сливами, а вишень в продаже вообще не бывало. Не видел я и персиков.

Тут было царство цитрусовых деревьев, главным образом апельсинов и мандаринов. Парагвайскую чакру и даже городской дом так же трудно себе представить без кущи этих деревьев, как украинскую хату без вишневого садика. Много было повсюду и бананов. Все эти фрукты вывозятся даже заграницу, но экспорт плохо организован и практически возможен только из таких местностей, которые близки к какому-нибудь крупному речному порту.

У нас было иное. Несколько десятков верст бездорожья отделяло Пегуа-Хосу от Концепсиона, но и оттуда вывоз не был налажен. Не существовало ни скупщиков-оптовиков, ни приемщиков; в самом городе в этих фруктах тоже никто не нуждался, они были у каждого в саду, а потому в наших краях о возможности продать апельсины и мандарины никто не помышлял. Каждая крестьянская семья ела их, сколько могла, а остальное скармливала свиньям и быкам. Последние на них особенно падки. Если идущий в упряжке вол увидит валяющийся в стороне апельсин, он обязательно свернет с дороги и съест его, а если вы окажетесь достаточно умелым, чтобы этому воспрепятствовать, настроение животному будет надолго испорчено.

Увидеть здесь апельсиновое или мандариновое дерево, под которым земля покрыта слоем бесцельно гниющих фруктов, можно было на каждом шагу. Помню, вскоре после нашего приезда, моя дочь, проходя мимо соседского сада, попросила позволения поднять один из валявшихся под деревом мандаринов. Парагваец посмотрел на нее с удивлением и ответил: «Детка, я тебе дарю все это дерево, пусть твой отец придет и снимет фрукты». Мне было неловко воспользоваться его щедростью и я не пошел, но на следующий день он явился в колонию и так настаивал, что пришлось согласиться, чтобы его не обидеть. Полученными мандаринами можно было завалить целый магазин.

На наших деревьях, как я уже говорил, фруктов почти не было, а потому то один, то другой из нас отправлялся покупать апельсины у соседей. Парагвайцы в большинстве случаев отказывались от денег, но все же мы им совали какую-нибудь мелочь, и в конце концов на апельсины установилась цена в одно пезо за дюжину (одна пятая цента). Нередко бывало, что у кого-либо из соседей наступала пора безденежья, в таких случаях парагвайка брала мешок апельсинов и приносила в колонию продавать. Обычно в покупателях недостатка не было, так как мы поедали апельсины десятками, но случалось и так, что все ими уже запаслись вдоволь и никто больше покупать не хочет. Незадачливая продавщица выходит за ворота, возле ближайших кустов воровато оглядывается и убедившись, что на нее никто не смотрит, высыпает свои апельсины на землю — тащить их в жару домой нет никакого смысла.

Приблизительно также обстояло дело с бананами, хотя у парагвайцев они в большом почете, свиней ими, во всяком случае, не кормят. Тут распространен главным образом карликовый сорт — плоды не длиннее десяти сантиметров, но они гораздо ароматнее и вкуснее обычных. Также и лимоны тут особого сорта: они не превышают величиной среднюю сливу и растут не на деревьях, а на кустах. Каждый парагваец, отправляясь куда-нибудь, набивает ими карманы, чтобы выдавливать в воду, которую ему придется пить по дороге из всяких полувонючих родников и луж.

Из других фруктов тут есть манго, мамона, помела (грейпфрут) и несколько сортов местных ягод, растущих на деревьях и на кустах. Культурой ананасов в нашем районе никто не занимался, вероятно, за невозможностью сбыта, но в других местах, и в частности возле столицы, я видел громадные и хорошо поставленные плантации. В сезон ананасы тут очень дешевы и в Асунсионе мы их ели почти каждый день, причем мало кто ограничивался одним.

На всех окружающих нас кампах в буйном изобилии росли особые пальмы, о которых стоит упомянуть. На них огромными гроздьями висели розовато-оранжевые плоды, величиной и формой похожие на сливы. В сыром виде они несколько терпки и здесь их никто не ест. Но наши дамы научились варить из них превосходный компот, имеющий специфический и очень приятный вкус.

И сколько раз мы в колонии строили воздушные замки, вернее воздушные фабрики консервов и рассуждали о возможности экспортировать этот компот в другие страны. Совершенно бесплатные фрукты для этого имелись в любом количестве, а такая новинка, при некоторой рекламе, имела много шансов вызвать большой спрос на заграничных рынках. При умелой организации это сулило несомненный успех, а может быть и богатство. Но для людей, подобных нам, т. е. лишенных капиталов и коммерческой жилки, все это оставалось праздными мечтами, которые помогали коротать вечерние часы.