Михаил Сеславинский. Сбор макулатуры

Рано или поздно, но должен был в литературной рубрике появиться текст под названием «Сбор макулатуры» про сбор бумаги в прямом смысле. И написать этот текст мог, конечно, только Михаил Сеславинский, поскольку уж он-то знает все про макулатуру — и в прямом, и в переносном смысле. Глава Роспечати все-таки.

Макулатуру мы собирали раз в месяц.

Занятие это было довольно интересное. Во-первых, наша квартира очищалась от старых ненужных газет, которые в громадном количестве скапливались под журнальным столиком. Иногда к ним добавлялось и несколько журналов, хотя их основная часть продолжала храниться дома, постепенно заполняя все свободное пространство под диванами, на шкафах и антресолях.

Если домашней макулатуры не хватало, то приходилось ходить по квартирам в соседних домах. Подъезды в то время не запирались, ни о каких кодовых замках, домофонах или металлических дверях даже речи не шло. Мы звонили в квартиру и вежливо говорили:

— Здравствуйте, скажите, пожалуйста, у вас макулатура есть?

Как правило, просьба не вызывала раздражения у жильцов, если только до нас в этом подъезде не побывали уже наши одноклассники или конкуренты из соседней школы или класса. В принципе, макулатуру можно было сдавать на специальные пункты приема, где за нее давали две копейки за килограмм. Но эта стоимость была так мала, что взрослые люди, как правило, таким бизнесом не занимались и макулатуру не берегли.

Собранная макулатура относилась к деревянному сараю, располагавшемуся во дворе школы. Пионервожатая Галя после взвешивания пачек макулатуры на безмене и составления учетных записей в специальном журнале разрешала нам с Димкой покопаться в горе газет, журналов и старых книг.

Однажды мы, как обычно, стояли и принимали с ней макулатуру во время майского трудового десанта. Это был очень ответственный сбор, потому что по его результатам подводились итоги всего года и объявлялись классы-победители. На пионерской доске соревнований наш 7 «А» по количеству красных флажков шел вровень с 6 «Б», и от сегодняшнего сбора зависел исход макулатурной битвы, победитель которой получал Почетную грамоту, подписанную директором школы.

— Ну что же ты, Серега, только пять килограмм принес, не мог побольше притащить? — упрекали мы нашего одноклассника.

— Да нет у нас больше, я и так все свежие газеты забрал.

— У соседей бы пошуровал.

— На работе все, три подъезда обошел, одни бабки дома, а они не дают, скупердяйничают. Говорят: «Самим надо, мы газетами на зиму щели в оконных рамах затыкаем». Сколько у них этих щелей?

В это время во двор школы, отдуваясь и еле передвигая ноги, вошел Жорка Сердюк из конкурирующего шестого класса. Невысокого роста полный белобрысый увалень, он и так-то не отличался большой резвостью, а тут прямо еле передвигался, пыхтя и отдуваясь. В каждой руке у него было по пачке макулатуры внушительного размера. Медленно, но неумолимо, как татаро-монгольское нашествие, он приближался к нам и с каждым шагом уничтожал наши надежды на победу 7-го «А».

Мы с Димкой с ненавистью смотрели на него. Наши глаза превратились в лазеры из романа Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина» и, казалось, не только должны были испепелить ненавистного Сердюка, но и выжечь вокруг него землю радиусом метров этак в сто. Но Жорка продолжал двигаться неумолимой поступью, и даже земля школьного дворика задрожала под совокупной массой двенадцатилетнего ирода и его макулатурного богатства.

— Откуда он ее столько набрал? — злобно прошипел Димка, руки которого подрагивали от желания сцепить их на короткой шее нашего соперника.

— Наверное, на почте был, там иногда старые газеты остаются, — таким же шепотом ответил я.

Сердюк, задыхаясь, подошел к нам, бросил увесистые пачки на землю и вытер пот со лба рукавом синего школьного пиджака.

— Вот, принимайте, — важно заявил он нам.

— Откуда у тебя столько, с почты, что ли?

— Где взял — там уж нет. Так я вам все и рассказал. Взвешивайте давайте.

Димка зацепил первую пачку безменом за бечевки и поднял вверх.

— Девять, — сказал он, глядя на шкалу безмена.

— Ну-ка, дай я гляну. Где же девять? Десять с хвостиком.

— Где ты десять-то увидел? Девять триста максимум.

— Да ты что, ослеп? Вот же десять.

Я подключился к спору. Внимательно вглядываясь в безмен, наморщил лоб и весомо произнес:

— Девять с половиной.

Жорка сплюнул на землю от досады, но спорить не стал, понимая, что нас не переговоришь.

— Ладно, давайте эту взвешивайте. — Он подтолкнул к нам ногой вторую пачку.

— Двенадцать кило, — сказал я, из вредности сбавив еще полкилограмма, хотя уже понимал, что соревнование нами проиграно.

— Что это они у тебя по весу так разнятся? — спросил Димка. — Вроде бы пачки одинаковые.

— Во второй журналов много, они тяжелые, — гордо ответил Сердюк и, проверив наши записи в ведомости, неспешно удалился.

Оставшиеся до окончания сбора макулатуры полчаса мы провели в напрасных надеждах на то, что кто-нибудь из нашего класса принесет рекордное количество бумажного сырья. Но двух-трехкилограммовые пачки наших трех одноклассников представляли собой жалкое зрелище по сравнению с Жоркиными валунами.

Вскоре подошла Галя и бодро спросила:

— Ну как успехи?

— Да так себе, шестиклашки обогнали, — уныло ответили мы.

— Ладно, не расстраивайтесь, в следующем году поднапряжетесь. Идите, если хотите, поройтесь в макулатуре, только недолго.

Дважды нас уговаривать не пришлось, и мы стали просматривать пачки, в первую очередь обращая внимание на то, не выглядывает ли где-нибудь книжный переплет.

Дело в том, что некоторые от незнания тащили в макулатуру ненужные, по их мнению, книжки. Но если они были в неплохом состоянии и представляли интерес с точки зрения содержания, то появлялся шанс сдать их в букинистический магазин. Нередко эта нехитрая операция приносила нам приличные по детским меркам деньжата. Ведь одно дело сдать макулатуру по две копейки за килограмм, а другое — книжку за рубль или полтора, со стоимости которой магазин оставлял себе 20 %, а остальные деньги выдавались сразу же сдатчику.

Но в этот раз удача, видимо, совсем отвернулась от нас и ничего интересного в макулатуре не обнаружилось.

Под конец наших изысканий я подошел к сердюковским пачкам и стал их развязывать. Бечевки были почему-то мокрые и туго завязаны. Еле-еле я развязал их, обламывая ногти, и вдруг увидел такое, что заставило меня дико завопить:

— Димка, ты смотри, какой подлец!

— Вот изверг толстопузый, — с ненавистью сказал Димка, глядя на завернутый в газету тяжеленный белый кирпич в одной пачке и на стопку мокрых, а оттого особенно тяжелых журналов в другой.

— Давай побьем гада, — тут же предложил он мне.

— Зачем? Всем нажалуется, и мы же окажемся виноватыми. А он отопрется. Скажет, не его. Пачки-то не подписаны.

— Так что же делать?

— Давай лучше акт составим, — предложил я, вспоминая разговоры своего папы, многие годы работавшего одним из руководителей Горьковской областной коллегии адвокатов.

Мы вырвали из моей тетради по географии чистый лист и написали следующий текст:

АКТ

Мы, Михаил Сеславинский и Дмитрий Орловский, ученики 7 «А» класса средней школы № 2 города Дзержинска Горьковской области, составили настоящий акт о том, что в пачках макулатуры, сданных учеником 6 «А» класса Георгием Сердюком, нами обнаружен завернутый в газету и спрятанный внутрь пачки силикатный кирпич весом 3 кг, а также стопка мокрых журналов весом 6 кг, обложенная сверху и снизу сухими картонками.

19 мая 1977 года.

Через 10 минут, взяв бледного от испуга Сердюка под руки, мы втолкнули его в кабинет Галины Алексеевны, завуча по внеклассной работе, и наперебой стали рассказывать о происшествии, размахивая нашим юридическим документом. Надо ли говорить, что на Жорку посыпались гром и молнии, а на следующий день его антипионерский поступок обсуждался на совете дружины и была выпущена стенгазета «Молния».

— Не по-пацански вы, братва, себя повели. Лучше бы мне пару раз в пузо дали, — хмуро сказал нам Сердюк после прошедшей экзекуции.

В принципе во многом он был прав, и мы уже сами чувствовали себя не в своей тарелке от всего происходящего.

— Ага, мы тебе — в пузо, а вам — победу в соревновании и грамоту на весь класс? — пытался защищаться я.

— Тоже мне умник. Сначала кирпичи подкладывает, а потом еще права качает, — вторил мне Димка.

— В следующую субботу нас всех на овощебазу посылают прошлогодний картофель перебирать. Вот там потрудись, так и грамоту получишь, — подвел я черту под нашей высоконравственной дискуссией.

Так завершился последний в нашей жизни сбор макулатуры. На следующий год по всей стране стартовал масштабный эксперимент, суть которого заключалась в том, что за сданные государству 20 кг макулатуры на пунктах ее приема стали давать специальный талончик на право покупки дефицитных приключенческих книжек, которых тогда не было в свободной продаже. Их стали печатать многомиллионными тиражами на бумаге не очень хорошего качества, полученной как раз путем переработки этой самой макулатуры. Выходили произведения великого Александра Дюма, Джека Лондона, романы Мориса Дрюона из серии «Проклятые короли» и многие другие увлекательные книжки. Иметь их в доме было очень заманчиво и модно. «Макулатурные» издания выставлялись на видное место в книжных шкафах, чтобы их могли видеть гости и завидовать хозяевам. Народ валом повалил в пункты вторсырья, подчас сдавая в макулатуру даже старые семейные письма, открытки и фотографии. Что же говорить о старых книгах, враз сделавшихся для многих охотников за модными изданиями ненужной обузой. Тот, кто имел возможность рыться в этих кучах, мог найти редкие книги XIX и XX веков, которые в букинистических магазинах стоили уже десятки рублей.

Но нам к этим сказочным богатствам доступа не было.