Аркадий Дворкович. У нас в Таганроге

Наш колумнист, помощник президента России Аркадий Дворкович, продолжает серию публикаций в «РП» пронзительной статьей про свою вторую родину, город Таганрог, и историей о том, как город не стал столицей России. Читатель откроет для себя не только дорогу к Центральному пляжу с семечками по 10 копеек, но и самого Аркадия Дворковича.

Когда мои друзья и знакомые слышат, что Таганрог — мой второй родной город, чаще всего их реакция предсказуема: «А где это?»

Это — на юге. Намного ближе к Сочи, чем к Москве. Но не на Черном, а на его младшем брате — Азовском море. А еще точнее — на Таганрогском заливе, некогда приведшем город к процветанию за счет торговли зерном, а потом обмелевшем.

В Таганроге под занавес трагического 37-го родился мой отец. Учился в одно время с артистом Зиновием Высоковским в той самой гимназии, которую когда-то окончил Антоша Чехонте (этот псевдоним предложил ему преподаватель литературы). И ходил он в процветающий и поныне театр, вбирая в себя дух настоящего искусства. А азы математики в маленького, позднее великого писателя зачем-то вбивал Эдмунд Дзержинский. И одноименная улица в городе — именно в его честь, а не в память о сыне-революционере.

А ведь однажды Таганрог мог стать столицей Российской империи. Таков был замысел Петра, когда в 1698 году он приказал построить крепость на Таганьем Роге. Но неудачная война против Турции не оставила шансов на счастливое для Таганрога развитие событий, предоставив право быть «окном в Европу» родине уже двух президентов Российской Федерации.

Но, находясь на пути с севера на юг, Таганрог был обречен оказаться местом самых разных — радостных и печальных — событий.

«Всю жизнь свою провел в дороге, простыл и умер в Таганроге» — слова А. С. Пушкина про императора-реформатора Александра Первого, за смертью которого последовало восстание декабристов. Есть, правда, легенда, что император лишь инсценировал свою кончину и под видом монаха жил еще почти сорок лет…

Таганрог — родина не только Чехова, но и великой русской актрисы, ушедшей из театра только в тот момент, когда ей «надоело симулировать здоровье», Фаины Раневской.

Сегодня в городе четыре главных памятника (если оставить за скобками вождей революции) — Петру Первому (созданный Антокольским оригинал архангельского монумента, незаслуженно оказавшегося на новой банкноте), Александру Первому, Антону Чехову и Фаине Раневской. Таким заслуженным сочетанием могла бы гордиться любая мировая столица!

Когда-то, в 80-е годы прошлого столетия, Таганрог был выбран как модельный средний российский город для проведения социологических исследований по самым разным вопросам советской жизни. Меня, например, в то время волновал вопрос, как можно жить без отстающих. Но плакат давал безоговорочный наказ о том, что мы должны-таки исхитриться и жить без этих самых отстающих. Выбора не было, хотя отстающие никуда не девались.

С одной стороны, оказаться средним городом было обидно, но с другой — это было и почетно. И потом еще многие годы решения партии и правительства проверялись на «средних» таганрожцах с их сочетанием русского, донского и украинского говорка. А среднестатистичность города, видимо, объяснялась тем, что кроме богатой истории и культуры он был и остается крупным промышленным центром, сочетающим производство комбайнов «Колос», превратившихся сегодня в автомобили с корейским лицом (на комбайновом работал двоюродный брат моего деда), труб, котлов, сложнейших самолетов и приборов для защиты нашей Родины.

На авиазаводе работал когда-то после окончания авиатехникума имени знаменитого Петлякова мой дед. Кто-то его, тяжело заболевшего, сдал, когда фашистская армия вошла в город. И его убили на глазах у семьи. А потом было уничтожено еще более двадцати Дворковичей, за несколько десятилетий до этого переселившихся из Прибалтики. Погибла и подпольщица Лихолетова — родная сестра моей бабушки, перешедшей после гибели мужа через линию фронта и отвоевавшей в танковой разведке сотни дней и километров до освобождения Таганрога. Она оставила сестре маленького Вову Дворковича на попечение. Мальчик носил патроны в бидонах из-под молока через весь город. А потом, потеряв всех родственников, прятался в подвалах — до той самой минуты, когда мама нашла его голодным на улице. Кстати, именно таганрогское подполье было первоначальным прототипом знаменитой «Молодой гвардии»…

Недавно на родине Чехова проходил конкурс «Мир глазами молодых» — соревнование талантливых школьников за право быть «Юношеской восьмеркой» и участвовать в программе саммита лидеров «Большой восьмерки». Они по-настоящему почувствовали, что такое Таганрог с его «неповторимым колоритом во всем: в людях, в необыкновенной природе, в атмосфере города» (Софья Дзюба, таганроженка, участница «Юношеской восьмерки» три года назад в Санкт-Петербурге). И родились стихи!

Диана Костина, Ставрополь, 10 лет:

Чехов везде, в автобусе нашем,

В азовской воде и в утренней каше.

В лавке отца, в усталости общей,

В экскурсиях без конца.

Больше Чехова, больше!

Чехов в группах, он в делегациях,

В баржевых рубках

и в бурных овациях.

Чехов в дворцах,

на театра пороге.

В наших сердцах.

Ибо мы — в Таганроге!

Очень точно! А для меня Таганрог — это маленький дом по Исполкомовскому, а теперь Итальянскому переулку с номером 38. Вот только сада с пятьюдесятью кустами роз, жерделовым деревом, яблонями и вишнями уже нет. Порубили сад новые хозяева, как и чеховский вишневый… Жаль, что пропало то, что так любили бабушка с дедушкой. А их самих знало полгорода! Потому что они дарили людям праздник, устраивая на Банковской (ныне Александровской) площади новогодние елки. И только у меня было счастье летом копаться на складе с многочисленными яркими игрушками и огромными Дедом Морозом и Снегурочкой из папье-маше.

Мой Таганрог — это дорога вниз к Центральному пляжу с бесконечными семечками в кулечках по десять и двадцать копеек до и после купания в невероятно теплом (потому что мелком) море. Это ловля бычков у яхт-клуба на леску с крючком и грузилом. И можно потом жарить и есть их целиком, не боясь за здоровье. Это каменные лестницы, ведущие к набережной и порту — старая и новая, прямая и извивающаяся, — заставляющие заниматься арифметикой, то есть считать ступеньки.

Мой Таганрог — это домик Чеховых. Такой маленький, что даже с моим невысоким ростом приходится нагибаться, проходя внутрь, и удивляться, как на почти детских кроватках умещалась совсем немалочисленная семья будущего писателя. Это базар по утрам в выходные дни со сладкими арбузами, громадными почти бордовыми помидорами и контрабандной черной икрой. Это шахматы в парке и звенящие трамваи. Это футбол на «Торпедо» с плюющимися в прямом и переносном смысле поклонниками местной команды. Я даже как-то сыграл за нее в товарищеском матче с украинским соседом-побратимом Мариуполем. Сыграл «как-то», но команда выиграла, а значит — мне удалось внести «неоценимый» вклад в историю таганрогского спорта. И мы привезли в Таганрог в прошлом году — спасибо всем моим друзьям — команду артистов и политиков, чтобы, сыграв еще раз в футбол, подарить шанс на жизнь нескольким десяткам детей. И мы поедем туда вновь, потому что нигде больше не было такого душевного и теплого приема со стороны обычных людей, готовых радоваться маленьким добрым делам и событиям. И терпеливо ждать лучших дней.

Мой Таганрог — это и тысячи домиков на разномощеных улицах, покрытые виноградными лозами, с традиционным «Осторожно, злая собака!» на калитках и подтверждающим эту угрозу многоголосым лаем. Это вокзал, где когда-то отдохнувшие северные жители теряли у касс набранные силы с целью купить заветный билет домой…

Мой Таганрог — это могилы предков, бабушек и дедушек, напоминающие о корнях и о том, что во мне есть частичка и этого удивительного места.