7. California Babylon

Я хотел показать Марку и Тому, что я посвятил себя Blink-182. Они жили в Сан-Диего, и я решил, что тоже должен там жить. Я подумал, что мне не придется тратить столько времени на дорогу: каждый раз по два часа ехать на репетицию, а потом еще столько же обратно домой. Весной 1998 года я нашел квартиру в Карлсбаде, примерно в получасе езды к северу от города, и переехал к своим друзьям Бренту, Адаму и Порно Питу. Карлсбад был тихим городком – там много пенсионеров и семей военных, – но мы превратили свой дом в рай для холостяков. Угарные вечеринки, повсюду «Кадиллаки», голые девушки, разгуливающие по дому в четыре утра, громкая музыка – это было потрясающе.

Так продолжалось около двух с половиной недель, а потом домовладелец прислал нам уведомление о выселении.

БРЕНТ ВАНН (друг)

Трэвис поджег мне подмышку. Я всё время спал на полу, лежа на спине. И вот однажды утром я просыпаюсь, а у меня под мышкой волосы горят. Он сидел и смеялся, а я начал гоняться за ним по дому. Я запер его за тяжелой стальной дверью. Он задыхался и кричал, чтобы я перестал, но при этом продолжал смеяться, и от этого было только хуже. Я всё кричал: «Волосы у меня под мышкой! Давай я твои тоже подстригу!» – «Не-е-е-е-ет!»

Когда нас выгнали из квартиры в Карлсбаде, мы впервые по-настоящему поссорились. Мы стали обвинять друг друга, но виноваты были оба. Когда он был на гастролях, я приглашал домой кучу людей, и в конце концов кто-нибудь не проявлял уважения. Наши соседи были законченными придурками: они злились, потому что Трэвис мыл свой «Кадиллак», а в нашем жилом комплексе нельзя было мыть машины. Или я бегал по комплексу голым, чтобы меня приняли за умственно отсталого, а меня за это арестовывали.

«Я даже здесь не бываю – я всё время на гастролях, поэтому в выселении виноват ты».

«Нет, причина в том, что ты трахаешь девочек с открытыми окнами».

Мы поссорились и на какое-то время пошли каждый своей дорогой.

Я воспринял выселение как знак того, что если Blink-182 мне и подходит, то Карлсбад – нет. Я вернулся во Внутреннюю империю. Оказалось, что мне не нужно жить рядом с Сан-Диего, потому что Blink-182 не репетировали. Вообще. От меня требовалось только сесть в автобус, когда начнутся гастроли.

Я переехал к своему другу Гею Рэю – у него был дом в жилом районе Риверсайда, немного южнее Фонтаны, где я вырос. На самом деле Рэй не был геем; он получил это прозвище, потому что оно рифмуется с именем[16]. Когда я переехал к Рэю, мне показалось, что вечеринка Карлсбада продолжается, только теперь нас не вышвырнут.

РЭЙ КУМЕР (бывший сосед)

Когда въехал Трэвис, у него почти не было мебели, и он не покупал ничего нового. Он приобретал барахло в магазинах подержанных вещей, а что-то придумывал сам. Он любил набивные принты, так что если у нас была полка, то он украшал ее каким-нибудь классным леопардовым принтом. Это был дом веселья – это был дом вечеринок.

Мы никогда не готовили еду. В холодильнике было полно «Ред Булла» и содовой. Трэвис получал поставки «Ред Булла» – вот почему я до сих пор на нем сижу. И как-то раз компания «Джонс Сода» прислала нам две палеты содовой, то есть примерно пятьдесят пачек. Мы за нее не платили – думаю, они хотели, чтобы Трэвис ее рекламировал. Но нас не было дома, и груз оставили у соседей. Мы перевезли упаковки домой на скейтах – по одной за раз. Их было слишком много, и у нас не было места, куда их ставить. Но это оказалось очень кстати, потому что, когда мы хотели подстричь траву или что-нибудь в этом роде, соседские дети приходили и работали за несколько содовых.

Трэвис почти не пил. На многих концертах Blink-182 был алкоголь, но ребята не пили, так что для меня находилась бесплатная выпивка. Я всегда отлично проводил время.

Когда Трэвис только переехал, в торговом центре его узнавала пара человек: он любил ходить есть в местечко под названием «У Мигеля». А когда он стал знаменитым, мы больше не смогли туда ходить, потому что вокруг него сразу собиралась толпа фанатов. Не помню, чтобы он хоть с кем-то вел себя как придурок. Он стал рок-звездой, но при этом оставался собой.

А когда он создал марку одежды «Famous Stars and Straps» и начал ее продвигать, всё превратилось в настоящий дурдом. Он устраивал вечеринки в барах, и к нему приходило много девушек. Все свои вещи ему приходилось запирать в комнате, потом что люди начинали растаскивать их как сувениры, чтобы у них осталось что-то на память из дома Трэвиса Баркера.

Когда Трэвис уезжал на гастроли, он заколачивал гараж, чтобы никто не залез к нему в «Кадиллак». Он всегда говорил мне: «Не приводи друзей смотреть на мой «Кадиллак».

Однажды вечером мы с ним привели домой трех девочек. Стало очевидно, что они не хотят иметь со мной ничего общего: они пришли только ради Трэвиса. Одна из них оказалась в его комнате, другая ускользнула в ванную, а третью он разместил в комнате еще одного нашего соседа (его не было дома). Больше я их не видел, но все три ушли домой счастливыми.

В Риверсайде было потрясающе: во Внутренней империи я чувствовал себя дома, только теперь я был взрослым и жил в городе, где хорошая музыкальная сцена. В то время там играли некоторые местные группы, например Voodoo Glow Skulls, Falling Sickness и Assorted Jelly Beans. Я снова стал общаться со старыми друзьями и познакомился с новыми классными людьми. Вскоре после переезда я познакомился в клубе с одной девушкой. Она сказала, что хочет брать уроки секса, и стала приходить к нам каждый вторник в обед. Я трахал ее несколько недель, а потом об этом узнал Рэй и сказал, что встречался с ней всего две недели назад. Он оказался не в восторге, но отнесся к этому спокойно. Я чувствовал себя ужасно.

У нас с Рэем были сумасшедшие вечеринки. Однажды поздно вечером одна девушка решила устроить всем шоу. Она разделась, а потом встала на стеклянный стол и стала трахать себя бутылкой. Она возбуждалась и ерзала – и тут стол разбился под ней вдребезги. Сначала мы все смеялись, а потом поняли, что это не смешно. Она была голая, а повсюду валялись осколки стекла. К счастью, бутылка не разбилась. Это могло кончиться плохо, но девушка была в порядке. После той ночи мы решили немного притормозить.

Меня часто не было дома: Blink-182 много выступали. Для больших турне мы арендовали автобус, а для небольших гастролей у нас был фургон. Довольно быстро я понял свою задачу в этой группе: ребята хотели, чтобы я держал музыкальную линию, а Марк и Том при этом развлекались, играли песни и рассказывали пошлые анекдоты. Эти двое напомнили мне моих школьных друзей из оркестра – они постоянно говорили грубости, зло шутили и смеялись, болтали всякие гадости о мамках друг друга – только эти были взрослыми. Я был в ударе. Они обращались со мной как с подопытным кроликом, и я делал всё, что говорят. В первый раз, когда мы поехали в Европу, они отвезли меня в район красных фонарей в Амстердаме и сами выбрали мне девушку. Почти на каждом концерте я знакомился с девушкой, с которой потом развлекался. (Мы не всегда занимались сексом – иногда просто тусовались.) На следующий день Марк с Томом вытягивали из меня рассказ: «Просто расскажи, что было!» Не то чтобы на концертах блинков было трудно найти красивых девушек. Иногда я играл на барабанах и смотрел влево – и рядом с нашим инженером мониторов стояли четыре роскошные девицы, все без футболок.

Однажды на концерте я исполнял соло и был предельно сосредоточен. В середине соло я почувствовал, как чья-то рука берет меня за яйца, – какого черта происходит? Это был Том: он присел на корточки прямо за мной, ласкал меня и ржал как черт. Его никто не видел, и мне пришлось продолжать играть.

Как-то раз мы были в огромном аэропорту и ждали у стойки регистрации свои билеты. Марк заставил меня вспомнить времена, когда я стягивал с него штаны на сцене: на этот раз они сговорились с Томом, и один стянул с меня штаны, а другой наступил на них, чтобы я не мог натянуть их обратно. Было очень неловко, но забавно.

Я тогда сделал тоннели в ушах и носил специальные плаги, которые растягивали дырки. Они стали ужасно вонять: на гастролях я всё время потел на концертах, поэтому, если мне не удавалось доставать их из ушей и обрабатывать раствором, они приобретали отвратительный запах. Как-то раз во время фотосессии мы втроем стояли рядом, и Марк спросил: «Чувак, что это за запах?»

«Это мое ухо, – ответил я. – Хочешь понюхать?»

Он попятился. «Чувак, это отвратительно». –

«Да ладно, парень, не бойся. Просто понюхай – это же ухо, брат!»

Марк сказал: «Тогда давай забьемся. Я понюхаю твое ухо после следующего концерта, а потом потрогаю свои яйца и поднесу руку к твоему лицу. Посмотрим, кто пахнет хуже».

«По рукам», – сказал я. На следующий день мы так и сделали, и мое ухо выиграло.

Мы играли в эту игру еще несколько месяцев, и мое ухо каждый раз побеждало. Не важно, что делал Марк. Он подходил ко мне с уверенностью победителя, потому что не помылся, и мое ухо всегда перебивало запах его яиц[17].

Марк с Томом были чертовски забавными, но иногда мне нужно было личное время – в автобусе я надевал наушники, чтобы послушать музыку и просто расслабиться. Сначала они беспокоились, что выводят меня из себя, но вскоре поняли, что мне просто нравится выключаться, слушать музыку в одиночестве и таким образом подзаряжаться.

Как-то раз мы с Томом поругались, за пятнадцать лет знакомства это был, кажется, единственный наш спор.

Как-то в гастрольном автобусе он заявил, что метал – отстой. «О чем ты говоришь? – удивился я. – Чувак, половина панк-рок-групп, которые нам с тобой нравятся, создают свою музыку под влиянием хардкорного метала. Метал – это круто. Pantera рулит, черт побери». Ему тогда нравились только Descendents и Propagandhi. Я сказал ему: «Нет, метал тоже крут, Led Zeppelin’s круты, Pink Floyd круты, Beatles круты. В мире полно крутой музыки». Том тогда даже не знал, сколько парней в Beatles. Пару лет спустя он открыл для себя много музыки за пределами панк-рока, и это его просто потрясло.

Вообще я понимал, почему он так сильно любит панк-рок. Я любил его по тем же причинам: он бросал вызов всему и всё подвергал сомнению. Когда я его слушал, то чувствовал, что могу делать всё, что захочу. Он звучал гораздо опаснее, чем всё, что можно было услышать по радио. Хороший рэп был таким же. Но была и другая классная музыка, которая мне нравилась, от Beach Boys до Стиви Уандера.

Через несколько месяцев настала пора записывать следующий альбом Blink-182. Предыдущий альбом «Dude Ranch» стал золотым, поэтому все в менеджерской компании и на лейбле возлагали на него большие надежды. Мы заперлись в репетиционной комнате и примерно за две недели сочинили альбом. Я хотел поэкспериментировать с разными темпами. Я сказал Марку и Тому: «Если у всех песен будет один и тот же панк-рок-бит, они будут звучать одинаково. Почему бы нам не попробовать другой темп?» И они поддержали мое предложение.

ТОМ ДЕЛОНГ (гитарист / вокалист, Blink-182)

Я познакомился с Трэвисом, когда он был барабанщиком в Aquabats. Он носил очки и рашгарды. Кажется, он одевался как рыба. Может, я с ним и здоровался при встрече, но так и не познакомился как следует, пока у нашего барабанщика не случилось что-то дома и ему не пришлось уехать. Хуже всего то, что, как оказалось, ничего не произошло: его девушка не могла пережить его отсутствия, поэтому выдумала какую-то историю. Мы расстались с барабанщиком не поэтому, но с этого всё началось. Когда мы в первый раз играли с Трэвисом, мы с Марком всё время искоса переглядывались: мы и вправду стали звучать гораздо лучше. Мы не могли в это поверить.

Довольно скоро мы с Марком поняли, что, если нам удается рассмешить Трэвиса, значит, мы отмочили хорошую шутку.

Когда мы писали «Enema of the State», произошел один важный момент. У меня был разговор с Трэвисом: он сказал, что его расстраивает, что во всех песнях одинаковый бит и одинаковый темп. Я посмотрел на него и сказал: «Чувак, я всего лишь играю на гитаре и пишу мелодии. Биты по твоей части. Если у тебя есть идея, делай». После этого он поймал волну и стал уверенно задавать нам направление.

В Blink-182 музыкант – Трэвис. Марк – представитель группы и голос разума. Я голос без разума.

Трэвис играет на барабанах целыми днями. Должно быть, такой драйв трудно поддерживать, но именно он делает его таким крутым. Трэвис очень строго следит за своей жизнью, а это полная противоположность мне. Я очень трудолюбив, но сначала занимаюсь пятьюдесятью разными вещами одновременно, а потом расставляю приоритеты, от чего-то отказываясь.

Не думаю, что мы с Трэвисом могли быть еще более непохожими в личностном плане. Мы часто расходимся во мнениях, но никогда об этом не говорим. Трэвис из тех парней, кто предпочитает, чтобы проблемы решались сами собой, вместо того чтобы подливать масла в огонь. По моим ощущениям, для Трэвиса не существует промежуточных вариантов: всё либо черное, либо белое. И это хорошо, потому что сам я постоянно пребываю в сомнениях. Я могу самыми разными способами найти и плохое, и хорошее, это философский взгляд, но в то же время он приводит меня в замешательство.

Некоторые из наших самых больших разногласий касаются вещей, которые и отличают Blink-182 от других. Я вообще не интересуюсь городской культурой. Это за пределами моей ДНК. Это не значит, что я считаю себя лучше других, – во многих отношениях я хуже многих ребят как музыкант и исполнитель. В музыке и искусстве мне нравится совсем другое. Это взаимное притяжение и отталкивание между нами иногда приводит к крутому результату, потому что парень пытается сыграть бит из хип-хопа в панк-рок-песне. Поэтому я даже не могу сказать, есть ли между нами настоящие разногласия.

Раньше Марк с Томом писали каждый свои песни, а потом собирались и объясняли их барабанщику. Теперь мы писали песни все вместе. Некоторые песни начинались с того, что я играл какой-нибудь бит и кто-то из них говорил: «О, я напишу на него песню». Иногда у кого-то из них в голове уже крутилась мелодия, и мы вместе пытались придумать, как сделать из нее песню.

Например, песню «All the Small Things» мы сочинили, когда просто что-то наигрывали, а потом решили специально оставить средний темп. Том ушел и вернулся, напевая мелодию «на-на-на», и мы поверить не могли, насколько она получилась запоминающаяся. Мы всё время над ним подтрунивали: он назвал песню «All the Small Things» («Все эти мелочи». – Прим. пер.), и мы с Марком твердили, что это песня про пенис Тома.

Марк написал песню «Adam’s Song», когда чувствовал себя ужасно одиноким на гастролях и думал о самоубийстве, потому что дома у него не было девушки. Мы ее так назвали по скетчу из передачи «Мистер Шоу», где группа пишет песню с таким названием, и из-за нее один поклонник кончает с собой. Песня Марка была абсолютно антисуицидальной, она о том, что бывают тяжелые переживания, но всегда найдется выход. Песню «What’s My Age Again?» написал в основном Марк, и она о том, что он уже взрослый, а по-прежнему ведет себя как ребенок. Музыкальные идеи для всех этих песен родились, когда мы втроем просто баловались с инструментами.

Когда пишешь песню, лучше физически воспроизводить ее в той аранжировке, в какой хочешь записать. Тогда результат будет лучше, чем если просто записывать ее по частям в студии, – она получится гораздо более цельной. Потому что если просто слушать песню, а не играть ее, то слышишь только набор отдельных инструментов, еле-еле собранных вместе, и трудно сказать, качает ли она.

МАРК ХОППУС (басист / вокалист, Blink-182)

Когда я придумываю песню и приношу ее Трэвису, то говорю: «Можно сделать какой-нибудь такой бит», – и выстукиваю его у себя на коленке. Трэвис кивает и говорит: «Да-да, хорошо». Потом он идет его записывать и делает нечто совершенно другое, но песня получается в тысячу раз лучше. Он придумывает что-нибудь неожиданное, но каким-то образом в контексте песни это оказывается уместно. Он не просто ищет ритм – он думает о песне. Когда мы записываемся, мы с ним много говорим о фразировке: как эта строчка будет звучать, когда переходит в припев? Мы даем Трэву большое пространство для творчества и только потом записываем вокал. Он прекрасно слышит, что в песне звучит уместно, а что нет.

Том вечно пытается что-то выкинуть из песни, я, наоборот, пытаюсь что-то всунуть. А Трэвис как молния: никогда не знаешь, что будет.

Две недели мы сочиняли песни, а потом три-четыре дня записывали. Весь альбом мы записали в домашней студии Чика Кореи, джазового пианиста. Папа всегда включал в машине его песни, поэтому я был очень рад побывать у него дома. Я записал все барабанные партии за один день: это заняло около восьми часов. А потом Марк и Том записывали гитары и вокал. И всё. В Blink-182 материал, который оказывается самым крутым, не очень-то продуман. Мы записали альбом, какой хотели, будучи теми, кем хотели, просто попробовав пару фишек, которые группа раньше не использовала.

У нас был потрясающий продюсер, Джерри Финн, который был всего на несколько лет старше. Джерри обычно носил футболку «Риплейсментс» и кроссовки «Вэнс». Он работал с Green Day, Jawbreaker и несколькими группами в компании «Эпитаф Рекордс», включая Rancid и Pennywise. Джерри не был каким-нибудь пижоном из тех, что подъезжают к студии на «Бентли», – он был одним из нас. Он мог говорить с нами откровенно, и мы к нему прислушивались, что очень важно. Сегодня слово «продюсер» означает «Я собираюсь написать вам пару песен». Он так не делал – скорее он подкидывал нам идеи и внимательно слушал. Он говорил: «Эй, звучит круто – почему бы эту часть в конце не сделать подольше?» или «А что, если к этой песне добавить вступление?».

Джерри бесил мой малый барабан, потому что он всегда был настроен слишком высоко (как барабан, с которым маршируют). Но больше всего он ненавидел вибраслэпы: это такой перкуссионный инструмент с деревянным шариком на одном конце и деревянной коробочкой с другой, в которой находятся металлические детали. Он издает характерный трещащий звук. Он часто используется в латиноамериканской музыке, а еще он есть в «Crazy Train» Оззи Осборна. Мы с ним даже стали шутить: я пытался пронести в студию вибраслэп, а он бесился.

Альбом мы назвали «Enema of the State» («Клизма государства», созвучно с выражением «enemy of the state» – «враг государства». – Прим. пер.). (Том тогда соблюдал диету и экспериментировал с клизмами.) Вскоре мы отдали его «Эм-Си-Эй», своей звукозаписывающей компании, а они разволновались и сказали нам, что это будет бешеный успех: альбом станет платиновым, а мы будем собирать стадионы по всему миру. Мы тогда только посмеялись – это звучало просто нелепо. Я сказал себе, что он будет продаваться ужасно, – таким образом, если он будет продаваться хорошо, я буду просто в восторге. Первым делом после записи альбома нам нужно было снять клип на песню «What’s My Age Again?». Режиссеры Маркос Сига и Брэндон Пекуин узнали, что иногда на сцене мы раздеваемся. Мне становилось жарко, и я играл прямо в боксерах. Иногда Марк снимал с себя всю одежду и прикрывал хозяйство бас-гитарой.

Поэтому режиссеры решили: мол, ребята, мы хотим, чтобы вы снялись в клипе голышом. Спустя неделю мы все бежим голые по Третьей улице Лос-Анджелеса. Люди смотрели на нас и сигналили. Это продолжалось около пятнадцати часов – между дублями мы одевались, а потом опять приходилось раздеваться. Режиссеры всё время кричали: «Раздеться!» Когда рядом были дети, нам давали плавки «Спидо» телесного цвета, но это не намного прикольнее, чем быть совсем голым.

Вскоре после выхода альбома «Enema of the State», в начале июня 1999 года, мы отправились в турне под названием «Warped Tour». Том с Марком предупредили меня о Флетчере, гитаристе группы Pennywise. Они несколько раз брали Blink-182 с собой на гастроли, что было замечательно, но потом Флетчер сидел за кулисами с пневматическим пистолетом и стрелял в них, пока они играли на сцене. Тогда блинки ездили на фургоне, и к нему был прицеплен небольшой трейлер для инструментов и товаров. Флетчер запер их всех в трейлере и уехал на следующий концерт: «Вот вам посвящение, ублюдки».

В первый день наших гастролей Флетчер подошел к нам, и после всех этих историй я занервничал. Он сказал: «Сегодня вечером я буду сидеть у вас за спиной. Я ничего не знаю о вашем новом барабанщике, но этому ублюдку лучше постараться, иначе я надеру ему зад». Я играл как ошпаренный, но не потому, что боялся его, а потому что это был Флетчер из Pennywise. Я делал всё в десять раз быстрее, чем обычно, и старался добавлять как можно больше фишек. Позже за кулисами он меня похвалил, и это было чертовски приятно.

В том турне были Black Eyed Peas, когда они еще были скорее хип-хоп-группой, чем поп-группой, и во время выступления они танцевали брейк-данс. Иногда я с ними играл. Раньше в «Warped Tour» играли только панк-рок, а в том году к нему впервые примешался хип-хоп. Еще там был Эминем; они со своим партнером Пруфом стояли сбоку от сцены и смотрели, как мы играем. Турне длилось больше месяца, и концерты шли почти каждый день – думаю, я видел каждое выступление Эминема и Пруфа. Мы с Эминемом не очень много общались, а Пруф зависал с нами почти каждый день[18]. В тот год Эминем взлетел: до этого он не давал концертов и не ездил на гастроли, а в этом панк-рок-турне он просто отжигал. Он словно был не к месту, но это было прекрасно. Его слава всё росла и росла. Людей зацепил белый парень с обесцвеченными светлыми волосами, который произносил самые оскорбительные, сумасшедшие, шокирующие слова. Ему суждено было стать великим.

Альбом «Enema of the State» продолжал взлетать, пока мы были в этом турне, и реакция была просто умопомрачительная. Каждый концерт был масштабнее предыдущего, пока они не достигли уровня за пределами нашего понимания. Каждый день, еще до того как мы выйдем на сцену, у сцены толпилась куча ребят, как сельди в бочке.

Еще в этом турне был Айс-Ти, и это потрясающе – я вырос на его альбоме «Power». Однажды мы тусовались в одном из трейлеров, и он сказал мне: «Если какой-нибудь ублюдок не будет меня уважать, я его подожгу. Я сделаю чертову бомбу. Хочешь узнать, как сделать бомбу?» И он рассказал весь процесс. В тот вечер, когда я смотрел его выступление, он произнес ту же самую речь на сцене и дал зрителям пошаговые инструкции, как смастерить бомбу.

Наш альбом продавался все лучше и лучше – но по-настоящему он выстрелил, когда мы выпустили клип «All the Small Things», где пародировали клипы бой-бэндов вроде ‘N Sync, Backstreet Boys и 98 Degrees. Было здорово немного поклоунничать на их счет – в интервью они старались относиться к этому спокойно, но было видно, что они обиделись. Самое странное то, что в некоторых странах за пределами США люди и правда подумали, что мы новый бой-бэнд.

Наши клипы часто крутили по MTV и постоянно показывали в «Total Request Live», ежедневном хит-параде Карсона Дейли на MTV. Мы стали постоянными гостями на этой передаче – как-то раз мы даже устроили гонку на BMX прямо в студии. Посреди гонки Марк решил, что у него лучше получится, если он разденется. И каким-то образом он выиграл. Карсон должен был взять интервью у победителя гонки, но он сказал: «Я никогда в жизни не брал интервью у голого мужчины и не собираюсь начинать сейчас».

ТАМАРА БАРКЕР (сестра)

Впервые я увидела выступление Blink-182 на большом концерте в «Форуме». Самое смешное, что каждый раз, когда Трэвиса показывали крупным планом на экране, девушки начинали визжать. Они кричали ему громче, чем Марку или Тому, и мне это было странно. Я не хочу сказать, что он не привлекателен, просто никогда не представляла его секс-символом.

Когда Трэвис прославился, мне стало его жаль: он не может никуда пойти, чтобы вокруг него не собиралась толпа народу, и я понятия не имею, как он так живет. Тебе хочется просто сесть поужинать или сходить в Диснейленд с детьми, но каждые пять минут приходится раздавать автографы. Всё это внимание кажется странным.

С этим альбомом мы ездили по всему миру, иногда не возвращаясь по несколько месяцев. Мы выступали с Бритни Спирс и Кристиной Агилерой и постоянно тусовались с такими группами, как Vandals, Unwritten Law и Seven Seconds. Это было потрясающе – мы словно оказались в совершенно другом мире. Нам там не место: мы неудачники. Мы гордились этим, но не могли понять, из-за чего весь сыр-бор. Нам всегда казалось странным, что люди просят у нас автографы: мы не чувствовали себя для этого достаточно крутыми.

Мы выиграли премию «Человек на луне» на «MTV Awards» (видео «All the Small Things» стало лучшим клипом). Награду нам вручали Доктор Дре и Стивен Тайлер – мои кумиры – так что, когда мы вышли на сцену, я и не прикасался к награде, а просто подошел и пожал им руки.

После одного из первых турне с альбомом «Enema» мы немного отдохнули дома. У меня по-прежнему не было надежной машины, поэтому я отправился в местный дилерский центр «Кадиллак». Я простоял на стоянке минут сорок пять, и никто не хотел со мной разговаривать. У меня были дреды, на мне были шорты и футболка без рукавов, и видно было татуировки: продавцы не сочли меня серьезным покупателем. Некоторые решили, что я бездомный. Наконец один продавец вышел и сказал, что мне нельзя ходить вокруг машин и мне придется уйти.

«Вообще-то я пришел присмотреть себе машину», – сказал я ему. Парень не хотел мне помогать – он хотел, чтобы я доказал, что у меня есть деньги, прежде чем позволить мне приблизиться к модели «Эскалейд». Он говорит: «Вы знаете, что он стоит шестьдесят пять штук?»

Я говорю: «Хорошо».

«Что значит «хорошо»?»

«Это значит хорошо – у меня есть на него деньги». Наконец я говорю: «Можете позвать менеджера, пожалуйста? Я простоял здесь сорок пять минут и прошу вас помочь, а вы не верите, что у меня есть деньги на эту машину».

Он ушел и вернулся с Вуди Даттоном, владельцем дилерского центра. Я сказал Вуди, что у меня нет кредитной истории, и продавец говорит: «Вот видите? Я же говорил!» Этот парень был не на моей стороне. А Вуди ко мне прислушался. Я сказал: «Я знаю, что мы только что познакомились, но я тебя не обманываю, чувак. Можете включить MTV и увидеть наш клип на первой строчке хит-парада TRL хоть сейчас. У меня есть деньги на машину. Я знаю, что у меня нет кредитной истории, но я хочу купить этот «Эскалейд».

Вуди был просто душка. Он позвонил своему финансисту и сказал: «Включи «MTV. Смотришь? – К счастью, как раз в это время показывали наш клип. – Видишь такого парня в татуировках? Он у меня в дилерском центре, хочет купить «Кадиллак», а я хочу ему помочь. Что ты можешь для него сделать?»

Он разъяснил мне финансовые тонкости. Я получил «Эскалейд», и так у меня появилась кредитная история. Вуди поверил в меня – и сказал продавцу, чтобы впредь, когда я приду, он помогал мне и относился ко мне с величайшим уважением. За эти годы я, наверное, купил у Вуди двенадцать машин.

ВУДИ ДАТТОН (генеральный директор «Даттон Мотор Компани»)

У Трэвиса не было плохой репутации: у него вообще не было репутации. Он был словно призрак. Мой друг из GMAC перезвонил мне и сказал: «Вуди, я видел клип – я хочу рискнуть».

Когда я сообщил об этом Трэвису, он ответил: «Не знаю, как вас и благодарить за то, что поверили в меня. Я вернусь через месяц и куплю еще одну машину за наличные для своего отца». И так он и сделал.

Ко мне относились так же и в дорогих ресторанах: например, я приходил с девушкой, а мне говорили: «Извините, сэр, здесь не общественный туалет».

«Мне не нужно в туалет – я хочу поужинать».

Они говорили, что поужинать я не могу, или что мне придется пойти домой переодеться, или что мне нужно надеть пиджак, который они мне дадут. Спустя какое-то время я дал себе обещание: к черту любой ресторан – и любое другое заведение, – где не хотят меня обслуживать из-за того, как я выгляжу. Я больше не собираюсь надевать какой-то дурацкий темно-бордовый пиджак, который мне дают в ресторане, – если я не могу выглядеть так, как хочу, то я не буду отдавать им свои деньги.

Я никогда не одевался так, чтобы показать, что я много зарабатываю. Я никогда не перестану быть собой только ради того, чтобы что-то получить, и буду ломать все стереотипы.