15. Крышу сорвет, папа

Как-то я ехал на обед, а Марк позвонил мне и сообщил самую ужасную новость в жизни: у Джерри Финна, который выпускал все альбомы Blink-182, обнаружили аневризму мозга. Это произошло ни с того ни с сего. Мы с Марком навещали Джерри в больнице, и он был просто овощем: не разговаривал и, казалось, не понимал ничего из того, что мы говорим. Я надеялся, что он быстро поправится, но через несколько недель, в августе 2008 года, Джерри умер в возрасте тридцати девяти лет. Это было очень грустно, невероятно странно и страшно: болезнь словно возникла из ниоткуда, а ты никогда не ожидаешь, что друзья будут умирать молодыми.

Чтобы справиться с этой потерей, я направил всё внимание на свой проект с Адамом, который как раз набирал обороты. Отыграв вместе примерно сотню часов, в июне 2008 года мы стали выступать в «Рокси» под названием TRV$DJAM. У нас появилось место, где в последние выходные каждого месяца мы давали по два концерта. Мы собирали довольно много слушателей, и тем летом я ощущал, что закладываю новый фундамент своей музыкальной карьеры. Мы даже начали записываться и сделали микстейп, который назвали «Fix Your Face».

Мы играли на вечеринке компании «Кадиллак» в Детройте – так сбылась одна моя мечта, если вспомнить о том, как я люблю эту марку. Перед тем как выйти на сцену, я в шутку сказал Лил Крису: «Когда будем играть, иди в зал и танцуй до упаду». Смотрю со сцены в зал, где полно брейкдансеров, а там Крис тоже начинает танцевать брейк-данс: он вышел в середину круга. Это было потрясающе.

В сентябре того же года мы выступали как хедлайнеры на церемонии вручения наград MTV за лучшее видео и играли со всеми: Эл-Эл Кул Джей, Кэти Перри, Ting Tings, Лупе Фиаско. Было просто потрясающе, и мне нравилось выступать вдвоем с Адамом. Можно было не таскать с собой целую группу и гастрольную команду. Я очень волновался перед тем концертом: я взял на репетицию своего кореша Че и троих детей. Дети были особенно рады встрече с Ting Tings, и Кэти Перри они тоже очень понравились. Во время репетиции песни «Goin’ Back to Cali» Эл-Эл Кул Джей сказал мне: «Если я скажу на сцене: «А теперь барабанщик!» – исполняй бешеное соло. Если я скажу это еще раз, сходи с ума еще больше». В тот вечер на концерте он повторил эту фразу трижды.

Чарльз «Че» Стил – один из самых классных ребят, кого я только знаю. Он был родом из Внутренней империи, где я вырос. Пока я репетировал, он сидел с Лэндоном и Алабамой. Че – крупный, мускулистый парень – иногда работал у нас охранником, и, несмотря на то что к работе он относился очень серьезно, в нерабочие часы превращался в большого плюшевого мишку и, что еще важнее, замечательного друга.

Через десять дней после церемонии награждения, 18 сентября 2008 года, нас с Адамом пригласили выступить в Колумбии в Южной Каролине на бесплатном концерте с Перри Фарреллом и Гевином Дегро. Спонсором концерта выступила компания «Ти-Мобайл», предоставившая нам частный самолет «Гольфстрим G4».

Мы с Шэнной тогда вроде как были вместе. В те выходные она приехала с детьми, и мы с ней не могли оторваться друг от друга. Тогда мы то сходились, то расходились, и, помимо нашего собственного физического влечения, мы еще были родителями замечательных детей. Когда в те выходные мы тусовались с Шэнной, я сказал ей, что даже не знаю, зачем мне этот концерт в Южной Каролине. Мне очень нравилось проводить время дома: я играл с детьми, плескался с ними в бассейне.

У меня сердце разрывалось на половинки: я не хотел разлучаться с семьей, но в то же время я обожал играть с Адамом. Какой-то голос у меня в голове говорил, что мне пора сделать перерыв. Если быть точным, я сказал Шэнне: «Я даже не знаю, ехать мне или нет». В конце концов я взял себя в руки и сказал: «Это моя основная работа. Все ходят на работу. Нужно не жаловаться, а просто делать».

Я пригласил Шэнну на концерт. Она согласилась и собрала вещи, но в последний момент передумала и решила остаться дома с детьми. «На всякий случай, если что-нибудь случится, – сказала она, – я не хочу, чтобы и ты ехал. Думаю, бог не дает нам испытаний, с которыми мы не можем справиться. Если с тобой что-то случится, Трэв, ты справишься». Это были довольно сильные слова. Она всё время говорила о том, что не смогла бы жить так же – она бы просто не выдержала. А я думал: о чем, черт побери, ты говоришь?

Когда Шэнна решила не ехать, у нас освободилось лишнее место. Поскольку это был частный самолет, нам не нужны были билеты, и я пригласил Че. Мы дружили пару лет, а теперь обсуждали, будет ли он ездить со мной и Адамом постоянно. «Было бы здорово, если бы ты все время был со мной», – сказал я ему. Он приехал в Южную Каролину посмотреть, что из этого выйдет, а еще потому, что шанс полетать на «Гольфстриме», похоже, выпадает раз в жизни. Так что полетели я, Адам, Че и, как и всегда, Лил Крис. Он недавно женился на своей девушке Джессике, и у него был двухлетний сын Себастьян.

АРМЕН АМИРХАНЯН (друг)

Лил Крис был особенный. Очень трудолюбивый. Он старался всегда быть рядом с Трэвисом и в то же время со своей женой и ребенком. Это было очень тяжело, но он каким-то образом ухитрялся совмещать. Они с Трэвом работали допоздна, но в конце дня Лил Крис всегда приносил что-нибудь домой – игрушку для сына, цветы для жены – что-нибудь, чтобы они порадовались. Он уговаривал меня приезжать к Трэву домой, чтобы сделать что-нибудь небольшое и уйти на десять минут пораньше, что всегда было забавно. Потом, по дороге домой, еще как-то умудрялся вести машину и высовывать задницу из окна. Ею он освещал всё шоссе и при этом ехал со скоростью 90–110 км/ч.

Лэндону скоро должно было исполниться пять, а Алабаме уже было почти три. Бама и Лэндон всегда расстраивались, когда я уезжал, а в этот раз они и вовсе закатили истерику. Алабама рыдала и всё повторяла: «Крышу сорвет, папа, крышу сорвет». Я спросил Шэнну, о чем она говорит, но Шэнна сама ничего не поняла. Бама отчаянно плакала и никак не могла успокоиться. Я расставался с нею с болью в сердце.

Я по-прежнему ненавидел летать, но в G4 было классно. Концерт получился крутой: организаторы перекрыли целый квартал в Колумбии, и там все веселились прямо на улице, мы с Адамом играли от души, а зрители сходили с ума. Мы планировали остаться в Южной Каролине на ночь и утром полететь обратно – и даже уже забронировали билеты. Мы с Крисом и Че тусовались в гримерке и собирались пойти на вечеринку и подурачиться. Я был в праздничном настроении: похоже, проект TRV$DJAM по-настоящему взлетал.

Потом пришел Адам и говорит: «Йоу, чувак, как ты смотришь на то, чтобы свалить отсюда к чертям сегодня вечером?»

«Не-а, – говорю я. – Мы ведь всё забронировали на завтра, так? Вот и хорошо». Он правда хотел уехать. «Почему бы нам просто не разделиться и не полететь на частном?» Лил Крис говорит: «Давай, Трэв. Мы можем вернуться домой. Что нас держит в Южной Каролине?» Он торопился домой, к своему ребенку. Я был бы рад остаться в Южной Каролине на ночь, но увидеть детей мне тоже хотелось поскорее. Я сказал: «Как хотите, ребята, я согласен».

Адам позвонил нашему менеджеру. Он говорит: «Хорошо, ребят, я кое-что выясню и найду вам самолет. Всё будет хорошо». Пока он это выяснял, мы тусовались в отеле, курили травку и зависали с девушками.

ЛОУРЕНС «ЭЛ ВИ» ВАВРА (менеджер)

До этого Адам ездил в Австралию и уже давно не был дома. Вернуться домой и поспать в своей постели даже на одну ночь больше для него много значило. Я переговорил по телефону с десятью разными людьми, пытаясь найти самолет в последний момент. Наконец один самолет нашелся, и я помню, как сказал Лил Крису, что, прежде чем забронирую перелет за сорок штук, нужно подтвердить, что Адам и Трэвис точно полетят. Крис умел получать то, что хотел, и это не обязательно совпадало с тем, чего хотели Трэвис и Адам. Адам заверил меня, что все в силе, а Трэвис почему-то не подошел к телефону, но на фоне я услышал, что он тоже сказал «да».

Эл Ви был менеджером Адама, и я работал с ним недавно – он впервые заказывал нам самолет. Гас, бессменный гастрольный менеджер Blink-182, привык, что я вытрясаю из него все подробности каждый раз, когда мы летим на самолете. Я звонил ему и задавал вопросы: «Какая история у этого самолета? Кто пилот? Сколько у него часов налета?» И он присылал мне электронные письма с информацией, когда в последний раз самолет проходил техобслуживание и кто за штурвалом. Если у второго пилота было недостаточно опыта, Гас сразу же отказывался от его услуг – он был настроен решительно. Эл Ви не знал всех этих подробностей: он просто заказал самолет, как это сделал бы любой.

Примерно через час нам позвонил Эл Ви, и мы отправились в аэропорт Колумбии. У меня было еще более странное состояние, чем обычно, и по дороге в аэропорт я курил косяк за косяком, а потом принял три таблетки викодина и одну ксанакса, чтобы почувствовать себя лучше. Все, кроме Адама, который вел трезвый образ жизни, накачались разными веществами. Мы добрались до аэропорта около одиннадцати вечера, и я, как обычно, проводил свои ритуалы: как выглядит наш самолет? На взлетной полосе стояли несколько разных самолетов, и я думал: какой из них наш? Надеюсь, не вон тот маленький. Я не угадал: это был «Лирджет 60», и выглядел он чертовски крошечным.

Я сфотографировал самолет и отправил фотографию папе. Потом я позвонил ему в Калифорнию и сказал: «Привет, приятель, просто чтобы ты знал, мне что-то не нравится. Этот самолет очень маленький. Если со мной что-нибудь случится, сделай так, чтобы дети получили дом и о них позаботились. Я люблю тебя, приятель. Я не знаю, почему всё это говорю, – просто у меня какое-то чертовски странное ощущение».

Папа сказал: «Не волнуйся, Трэв. Конечно, если что-нибудь случится, я присмотрю за детьми. Но всё будет хорошо, приятель».

Я никогда не звоню отцу, просто чтобы сказать, что я его люблю, и услышать, что он любит меня. Но тем вечером мне хотелось сказать: «Приятель, я тебя люблю, мне чертовски страшно, позаботься о моих детях».

Крис сфотографировался у самолета и отправил фотографию жене и друзьям. Не знаю, хвастался он или ему тоже было страшно.

РОБ АСТОН (вокалист, Transplants)

Лил Крис был лучше всех. Худенький бледный малый с открытой душой, он выкладывался на все 100 процентов. Крис обо всех заботился и не лез за словом в карман. Он мог сразу сказать какому-нибудь ублюдку, чтобы тот отвалил, прямо ему в лицо.

Че был круче всех. Ростом метр девяносто и в отличной форме. Он был по-настоящему крут, никогда не вел себя шумно или раздражающе. Умел работать в команде. Не могу сказать, что когда-либо видел Че в плохом настроении.

Когда они садились в самолет, Крис прислал мне фотографию, где он один стоит рядом с самолетом. Я посмотрел на нее, и меня охватило странное чувство. Не такое, как «они попадут в авиакатастрофу», потому что об этом никогда не думаешь. Это ненормальная мысль. Но по моему телу пробежал холодок, как будто я смотрел в прошлое. Я не мог понять, в чем дело.

Я злился на себя, потому что не попросил его беречь себя. Не то чтобы мои слова что-то изменили бы. Просто мне всегда было неспокойно из-за того, что я не сказал: «Будь осторожен».

Пилоты представились: Джеймс Блэнд и Сара Леммон, мужчина-пилот постарше и женщина-пилот помладше. Она была и правда очень молода: выглядела на двадцать с небольшим. Мы подумали: вау, круто, что ты умеешь управлять самолетом. Я спросил, летная ли погода, и мне ответили, что беспокоиться не о чем.

Мы вошли в самолет. Я сел рядом с аварийным выходом, как всегда делал. Крис и Че разместились передо мной. Адам устроился через проход. У него была маленькая видеокамера, и он нас снимал: все хвастались этим полетом. Адам говорит: «Что вы знаете о барабанщике, о диджее и о частном самолете?» Затем он снял Криса и сказал: «Чё как, Уайт Нойз?» Иногда мы так его называли, это было его рэперское альтер эго. Мы все выпендривались: «Ха-ха, мы в частном самолете».

Стюардессы не было – на частном самолете к нам подходил один из пилотов, чтобы узнать, всё ли в порядке. Мы налили себе выпить, но я и так уже был под кайфом. Я снял ботинки – раньше я никогда не делал так в самолете и всегда ругался за это на других: «Вы что, ублюдки, с ума сошли ботинки снимать – а если что-нибудь случится?»

Адам увидел меня и стал нести какую-то чушь: «Ого, смотрите, кое-кто устроился поудобнее». Я решил, что раз мы так удачно долетели сюда, то можно надеяться на безопасный перелет домой.

Самолет покатился по взлетной полосе – казалось, это заняло целую вечность. Потом я узнал, что мы ехали не по той полосе и не в ту сторону. Минут двадцать мы только ехали, и все уже засыпали. Я тоже устал, но никогда не позволял себе заснуть перед взлетом.

Я произнес свою обычную молитву: «Пожалуйста, храни нас в безопасности весь этот перелет. Пожалуйста, позаботься о нас, пожалуйста, верни нас домой к нашим семьям. Я люблю тебя, мама. Я люблю тебя, Боже. Аминь». Потом я закрыл глаза, ожидая увидеть ту яркую горизонтальную полосу – знак, что всё в порядке. Я ее не увидел, поэтому всё повторял и повторял свою молитву, пытался сильнее зажмуриться, но полоса так и не появилась.

Наконец самолет остановился, и я ощутил, как завелись двигатели. Самолет завибрировал, мы приготовились взлетать.

Мы ехали всё быстрее и быстрее и еще не оторвали хвостовую часть от взлетной полосы, как вдруг я услышал: «БАХ! БАХ!»

Раздался такой звук, как будто кто-то стрелял в самолет, но самом деле это лопнули покрышки шасси. А потом самолет потерял управление.

Сначала он проехал брюхом по земле и загорелся еще до того, как взлететь. Затем салон стал заполняться дымом.

Потом мы наконец взлетели, и в воздухе нас стало дико трясти: мы то набирали высоту, то снижались и снова задевали взлетную полосу. Так происходило каждые секунд десять или около того – но по ощущениям между ударами проходило несколько долгих минут. Каждый раз, когда мы снижались, я смотрел в иллюминатор и старался держать себя в руках, видя, как приближается земля.

Из дыма в салоне разгорелся огонь, и пламя продолжало расти. Это была самая ужасная поездка, какую только можно себе представить: самые сумасшедшие американские горки, умноженные на десять, только еще в темноте и в огне.

Я орал во всю глотку: «Остановите этот чертов самолет!» Самолет неудержимо трясло. Я так сильно испугался, что стал молиться вслух, почти крича. Но никто ничего не слышал. Самолет ударился о землю четыре или пять раз, и каждый раз у меня перед глазами проносилась вся жизнь. В считаные секунды я увидел несколько десятилетий своей жизни, небольшими отрывками. Похоже на быструю перемотку вперед на DVD: я увидел маму, я увидел папу, я увидел своих детей, я увидел концерты с Марком и Томом и с Робом и Тимом. Казалось, само время замедлилось, чтобы мне всё это показать.

Я знал, что худшее впереди: сейчас я умру.

Самолет проломил ограждение аэропорта и переехал через шоссе, а последним нашим препятствием стала набережная. Это был оглушительно сильный толчок, и мы остановились.

Мне было плохо, но глаза у меня всё еще были открыты. Я поверить не мог, что жив. Я едва мог дышать и открыть глаза, но каким-то образом отстегнул ремень и сквозь дым пошел к Адаму, который вырубился, и разбудил его. Потом я попытался пробраться к Крису и Че, но между нами стояла стена огня – я не смог через нее пройти, и у меня загорелись руки.

В этот момент меня охватила паника. Я дернул за ручку аварийного выхода и выбил дверь. Адам стоял прямо за мной. Я выпрыгнул – прямо на крыло самолета, где был топливный бак. Я весь измазался топливом и загорелся – горело всё тело: и ноги, и спина.

И я побежал.

Адам перепрыгнул через крыло, чтобы не загореться. Он бежал за мной и видел, что я весь охвачен пламенем. Он достал телефон и позвонил нашему менеджеру, Эл Ви. Я слышал, как он кричит: «Эл Ви, наш самолет только что разбился! Трэвис горит! Что мне делать, черт побери? Я бегу за ним! Черт, помоги, помоги!»

На бегу я снял футболку, кепку, сбросил шорты – но не мог перестать гореть. Я был голый и бежал со всех ног, придерживая рукой гениталии, – всё остальное тело горело, – и я всё бежал, надеясь, что так потушу огонь.

В тот момент мне казалось, что я бегу ради своей семьи. Меня ничто не волновало, кроме моих детей, отца, сестры, Шэнны. Я испытывал самую безумную боль в жизни и не думал, что выживу.

Я бежал до самого шоссе. По шоссе ехали машины – я слышал, как люди сигналили и кричали, и в этом хаосе кто-то проорал: «Стой, ложись на землю и катайся!»

А я всё бежал и продолжал гореть. Парень всё кричал: «Стой, ложись на землю и катайся!» – и наконец смысл его слов до меня дошел. Я упал на землю и стал кататься, совсем голый. Мне казалось, что я так катаюсь уже несколько дней.

Почти всё пламя я потушил, остались только ноги – единственный раз в своей жизни оказался в самолете без обуви, и носки пропитались топливом, когда я выбирался из самолета по крылу.

Меня догнал Адам. Он снял рубашку и стал тушить ею мои ноги: всё бил и бил по ним рубашкой и с десятой попытки наконец потушил пламя. Пока он меня тушил, здорово ожег руку и шею – а ведь из самолета выбрался в целости и сохранности. Если бы он тогда этого не сделал, вероятно, сейчас у меня не было бы ног.

Примерно через шестьдесят секунд самолет взорвался. Я лежал на земле рядом с Адамом и кричал: «Мы живы?!»