Глава 29 На дне

После Нового года, когда я перестал ходить на уроки, случилось еще одно важное событие. Но не такое веселое, как появление «братьев». От нечего делать я практически непрерывно воровал – полюбил стильно одеваться и с виртуозностью мастера выносил из модных магазинов одежду. Даже начал разбираться в брендах. В тот магазин, куда собрался на этот раз, я ходил уже около года. Иногда просто смотрел, иногда мерил одежду, иногда воровал. И все всегда проходило гладко. И вот об этих походах узнал мой друг Димон и сразу ко мне подкатил:

– О, Гошан, круто! И че, ни разу тебя там не спалили?

– Нет. Я же Гынжу Гошка!

– А давай мы с тобой вместе замутим мини-бизнес, – у Димона с детства в башке «мини-бизнес», – ты для меня своруешь, а я тебе заплачу. От магазинной цены дам пятьдесят процентов. Соглашайся, братан.

– Давай, – я и не думал возражать. Хорошая сделка.

Своровать я мог почти, все, что угодно, по крайней мере, для себя что хотел, то и брал в магазинах. Но деньги-то мне все равно были нужны. Хотя бы как гарантия. Например, если поймают, а я смогу заплатить за продукты или одежду, которую украл, тогда никто не будет полицию вызывать, точно отпустят. Конечно, если с ними договориться по-человечески и оплатить покупки в двойном размере. Все эти правила я давно знал.

– Гошан, короче, – Димон перешел к делу, – ты мне стыришь куртку, там такая офигенная одна есть. А я тебе заплачу.

Он описал эту куртку, которую нужно украсть. Я все запомнил.

– Окай!

И я пошел в этот проверенный магазин. Захожу, гуляю между вешалками, изображаю, что я покупатель. Выбираю шмотки. Беру курточку, о которой он говорил. Осматриваю ее, выбираю подходящий Димону размер. Нахожу магнит, прикидываю, насколько сложно будет его срезать. К куртке для виду беру, как всегда, еще несколько шмоток, чтобы, типа, примерить. Футболку, рубашку, кофту. И еще мне на глаза почему-то попалась шапка, дебильная такая, сейчас я бы ни за что такую не взял. Но вот тогда прихватил. И со всем этим барахлом пошел в примерочную комнату. Сначала прикинул то, что мне самому понравилось. Посмотрелся в зеркало, повертелся перед ним. Нормально. Но остановил себя – пришел по делу, только за курткой, и нечего в раж впадать. Только шапку для себя решил своровать – она мне показалась прикольной. Как будто у меня интуиция в тот день совсем отключилась. Дальше все, что померил, повесил аккуратно на плечики и стал разбираться с этим долбаным магнитом на куртке. И вот ковыряюсь с ним, и в этот момент слышу, как в соседнюю примерочную зашла долбаная уборщица и стала мыть там полы. Но я, дурак, не остановился. Мне показалось, что тетка ничего такого не услышит. Внимания не обратит. Я, как обычно, взял свои маникюрные ножнички и только начал отрезать магнит, как раздался такой предательский треск разрезаемой ткани. Я замер. Но вроде ничего такого, все тихо – уборщица продолжает возить по полу тряпкой. Дальше я спокойно дорезал, без всяких звуков. Вот только в конце магнит надо было оторвать. И опять этот предательский треск. Но мне и теперь показалось, что все нормально, уборщица ничего не услышала. Она же не постучала в мою кабинку, ничего не сказала. Моет себе дальше молча, и все. Я перекрестился. Хотя потом об этом пожалел – не крестился никогда, вот и нечего было начинать. Потом, в самом конце, аккуратно снял магнит с шапки, уже безо всяких звуков получилось.

Куртку я аккуратно скатал – очень плотно. Положил на дно своего рюкзака. Туда же засунул шапку. А сверху накидал всякие тетради – специально носил их с собой, чтобы рюкзак был полным, и в случае, если что-то стащу, можно было ими вещи прикрыть. И вот, выхожу я из примерочной, сдаю оставшиеся вещи вместе с номерком. Все, конечно, сходится, как положено. Я иду к выходу, по дороге продолжаю рассматривать вещи – делаю вид, что все просмотрел, но ничего не подошло. Прохожу через магнитные рамки, все нормально. Нигде не звенит, не пищит. Я уже выдохнул. Но не успел даже от рамки отойти, как вижу краем глаза – сверху, из административных помещений, спускается мужик в костюме. Видимо, какой-то начальник.

– Молодой человек, молодой человек, – он нагоняет меня за долю секунды, – остановитесь, пожалуйста. Остановитесь!

– Что-то случилось? – у меня сердце ухнуло в пятки.

– Задержите его, – бросает мужик охранникам.

Они схватили меня за руки, и тут я испугался так, что похолодел как мертвец. За мгновение покрылся противным липким потом. В голове возникла картина того, что будет – сейчас они позвонят в детдом, оттуда приедет кто-то из администрации, начнут как следует прочесывать мне мозги. Уже понимал, что проблем будет немерено, привлекут ПДН[4]. В баторе меня давно подозревали в воровстве, хотя пока еще никто не спалил. Там была только одна воспитательница, Наталья Вячеславовна, которая постоянно задавала мне каверзные вопросы:

– Гоша, откуда у тебя столько новых вещей?

– Мне покупают, – я кое-как от нее отмазывался, – я встречаюсь с девушкой, которая старше меня. Она мне помогает с одеждой.

У меня тогда на самом деле была баба лет двадцати, у нас с ней мутки были. И она меня сигаретами снабжала, водила в кафешку. Но вещи мне не покупала. Ничего серьезного у нас с ней не было, маленькая такая история. Тем более у нее постоянный парень был, а я уже так – от скуки.

И вот один раз Наталья Вячеславовна сообщила о наших разговорах старшей питалке, а та вызвала тетку из ПДН. И тогда, во время этой профилактической беседы, я первый раз в жизни грохнулся в обморок. На самом деле тетка приехала к нам в батор со всякими алкоголиками и наркоманами разговаривать – у нас были ребята, которые дошли до хронического состояния. Хотя в основном, конечно, пили. С наркотиками только один пацан был плотно завязан, но он потом сел в тюрьму. За распространение. Он и меня однажды угостил – это была какая-то фигня, смешанная с табаком в сигарете. Но сейчас не об этом. Короче, заодно решили, что тетка из ПДН должна промыть мозги и мне. Я сидел на четвертом этаже, никого не трогал, смотрел с пацанами фильм в групповой – нам тогда спонсоры из одной известной на всю страну компании подарили огромный плазменный экран. Я не знаю, чем они думали, реально. Мы потом круглые сутки перед этим теликом зависали, и днем, и ночью. И тут неожиданно меня вызывают в кабинет старшего воспитателя. Захожу, а там сидит тетка в форме, блондинка такая, глаза голубые, вполне себе симпатичная. Но мне вдруг так страшно стало! Руки вспотели, губы задрожали моментально.

– Здравствуй, Гоша, – говорит.

– Здрасьте, – я еле-еле одно слово выдавил.

– Чем зарабатываешь? – спрашивает. – Откуда деньги на вещи?

Я сижу перед ней и понимаю, что тупо ответить мне нечего. А она продолжает:

– Есть такое подозрение, что ты всю эту одежду воруешь.

Я сижу, слушаю, думаю про себя: «Неужели спалили где-то по камерам?» – и молчу, как партизан. Она дальше разговаривает, как будто сама с собой. Тихим таким голосом, ласковым:

– Гоша, рано или поздно мы все это узнаем, своровал ты или нет.

И тут у меня начинает темнеть в глазах.

– Простите, можно я встану? – смог еле-еле промямлить. – Что-то мне плохо.

– Да-да-да, конечно, постой.

С чего я взял, что мне встать надо? Обычно, когда плохо, люди, наоборот, садятся или ложатся. Я только поднялся, и все. В глазах у меня потемнело. Шатаясь, подошел к креслу и упал на него. А в кресле лежал дурацкий ватман, какой-то наполовину нарисованный плакат – к 23 февраля в баторе готовились. И вот я лежу как труп, в глазах абсолютный мрак, но при этом все слышу. Старшая воспитательница успокаивает эту даму из ПДН.

– Да вы не переживайте, он у нас театральный мальчик, – она ко мне оборачивается: – Гоша, вставай! Еще нарочно ведь упал на плакаты!

Я лежу, не могу даже пошевелиться, не то, что встать – силы как будто из меня все выкачали. Но при этом чувствую, что меня опять распирает от смеха из-за этих плакатов, и думаю: «Только бы не заржать!» Я так и не понял, поверили они, что я на самом деле в обморок грохнулся, или подумали, что я их разыгрываю. Но медсестру все-таки вызвали. Она пришла, сунула мне под нос ватку с нашатырным спиртом. Я все еще лежу в отключке, только думаю: «Как же паршиво пахнет». Она мне еще раз сует этот спирт, а у меня только одна мысль, что надо как-то начинать шевелиться, а то она меня этой ваткой просто убьет. В общем, начал двигаться, кое-как встал. Дальше я не помню, что делал и говорил, но они меня отпустили.

А потом, через несколько дней, я как раз и вляпался с этой курткой. Первый раз собрался украсть «под заказ», не для себя. И сразу попал. В общем, охранники меня схватили, завели в комнату, похожую на кладовую – там лежали всякие вещи, стол стоял, пара стульев. Со мной остался начальник охраны, один охранник и еще кто-то вокруг суетился – то ли менеджер зала, то ли кто. Они достали из моего рюкзака украденные вещи. И вот тогда я сильно пожалел, что взял еще и эту гребаную шапку. Без нее сумма ущерба была бы не такой трагичной.

– Ну и зачем тебе это надо? – начальник смотрел на меня с любопытством.

– Носииить, – я чуть не плакал от ужаса.

– Место жительства называй. Паспорт с собой?

– Нееет.

Начали допрашивать, задавать кучу вопросов. Наконец добились ответа на вопрос, откуда я.

– Я из детского доооома.

– А, – начальник охраны хмыкнул, – снова детдомовские. Мы вас тут часто ловим. Заколебали уже.

– Пожалуйста, – я попытался давить на жалость, – только не звоните в детский дом, пожаааалуйста!

Начал плакать, петь привычную песню о том, что нас плохо кормят, плохо одевают, поэтому я ворую. Мне казалось, что удалось их разжалобить и теперь все будет норм. По крайней мере, охранник уже смотрел на меня с сожалением, я даже подумал: «Все, выигрыш! Сейчас отпустят». Но начальник охраны оказался непробиваемым. Хладнокровный сукин сын.

– Все, хватит комедий. Давай номер телефона воспитателя. Или кто там у вас есть?

– Не знааааю, – я продолжал перед ним играть, – у меня нет телефона.

– Говори номер детского дома.

– Нет! Если вы позвоните им, когда я туда вернусь, меня будут бить.

– Да никто тебя бить не будет! – он реально оказался железным, этот мужик.

Так и не отстал от меня, пока я не признался. Промямлил еле слышно номер своего детского дома.

Они посмотрели в Интернете, нашли номер телефона директора и стали звонить. Пока шли длинные гудки, я молился, чтобы трубку взял сам директор – Виктор Яковлевич. Он всегда был нашим спасителем и защитником, он бы что-то придумал, как-то договорился, но вышло наоборот. На звонок ответила Лариса Петровна, заместитель директора.

– Кто, Гынжу? – она даже не задумалась. – Да он без конца ворует. Вызывайте полицию!

– Но вы же понимаете, – начальник от неожиданности притормозил, – это суд и тюрьма. Тут сумма большая.

– Да? Ну, если не хотите возиться, просто выбросьте его в окно, – она разозлилась, – этот Гынжу уже всем своими выходками надоел.

Начальник охраны положил трубку. И несколько минут молчал, переваривая информацию. Похоже, даже для него это было слишком.

– Пиздец у вас директор, – заключил он.

– Это не он, – я поспешил защитить любимого директора, – а заместитель. Теперь-то вы понимаете, насколько у нас все жестко?

На мгновение мне опять показалось, что все получится – и на этот раз тоже пронесет. Но нет.

– А на фига ты воруешь? – начальник пришел в себя и продолжал гнуть свою линию.

Они все-таки позвонили в полицию.

– Все, сейчас полиция приедет. Жди!

Вот тут я уже потерял всякую надежду, понял, что оказался в полной жопе. Прошло совсем немного времени, и приехал наряд. Они сделали опись украденного товара, сумма была больше 10 000 рублей. Составили протокол, взяли показания у свидетелей. Я все это время дрожал, как осиновый лист, даже зубы стучали – словно выбивали барабанную дробь.

– Теперь поехали в отделение.

И меня повезли. А в отделении все началось сначала – допрос, протокол, подписи, свидетели. Я, конечно, понятия не имел, что меня по возрасту еще не могут допрашивать без законного представителя, без педагога или психолога. Это я только потом, когда в суде сидел, узнал. Да и представитель из детского дома все никак не ехал, хотя менты, вслед за начальником охраны магазина, тоже звонили в батор несколько раз. И только под вечер, к концу рабочего дня за мной приехала воспитательница. С того момента, как в первый раз позвонили в детский дом, до момента, как за мной прислали, прошло не меньше шести часов. Она меня забрала с собой. В детском доме со мной опять провели профилактическую беседу: «На фига ты воруешь?» и так далее. Директор вроде уже тоже был в курсе, но сам он меня не вызывал на ковер.

Ну, и все. Несколько месяцев после этого я ходил по судам. Вот эту часть своей жизни я запомнил совсем плохо – она как в тумане. Даже не могу вспомнить, сколько раз проходили заседания по моему делу в этом Измайловском суде. В башке все смешалось. Помню, что точно их было несколько – то директор магазина не мог приехать, то еще кто-то, – и тянулось это все с февраля до мая. Со мной всегда ездила наша воспитательница Елена Васильевна, дай бог ей здоровья. Это была наш новый воспитатель – после очередного переезда теперь уже на четвертый этаж старшего корпуса. Она на каждом заседании суда вставала и защищала меня. Рассказывала мою историю, объясняла, что такое жизнь сироты. Говорила: «Вы понимаете, у ребенка нет родителей, не было полноценного детства», и дальше по схеме. В общем, давила на жалость. Мне выделили государственного адвоката. Какую-то женщину, которая, как я понял, и не собиралась меня защищать. Было такое чувство, что она вообще на стороне тех, кто выдвинул обвинения. Я просто не понимал, почему она так и что происходит.

Но мысленно в тот период я готов был к тюрьме. Понял, что мне будет пипец, и все. Впаяют по полной. Виктор Яковлевич, как я узнал, пытался договориться – компенсировать ущерб и чтобы заявление отозвали. Но магазин стоял на своем. Решили в моем лице проучить всех детдомовских. Поэтому я не верил в хороший исход. Думал уже, какие вещи можно с собой брать в тюрьму, а какие нельзя. Собирал потихоньку то, что могло быть ценным – чай, сигареты. И боялся, что не продержусь за решеткой те несколько лет, которые дадут мне за кражу. Даже несколько месяцев, если честно, не продержусь: сделают меня там «петушком», и привет. Я понимал, что слишком симпатичный и вряд ли смогу этого избежать. Боялся насилия и самой тюрьмы. Мне было только 15 лет, а тут – ррраз – жизнь закончилась. А я так хотел еще поразвлекаться, пожить хоть немного в свое удовольствие. На самом деле, в глубине души, я обвинял только себя: втайне от всех давно просил Бога, чтобы он ткнул меня носом в дерьмо. Сделал что-то, чтобы я понял: воровать нельзя. Вот он и ткнул. Только что-то уж очень сильно, я не о таком «уроке» просил. Мне нужно было что-то доходчивое, но не настолько страшное. А сам я просто не мог остановиться, у меня на это не было сил. Воровство было единственным, кроме танцев, что я умел и за что меня уважали в баторе все, от мала до велика. И вот бог дал мне сокрушительного пинка.

Конечно, пока шли судебные разбирательства, я сидел тише воды ниже травы. Даже и не пытался воровать. Потому что еще один привод – и все, тогда точно засадят по полной.

Последнее заседание, когда все заинтересованные стороны наконец явились в суд, состоялось в начале мая. Дату я точно не помню, это надо документы смотреть – еще раз повторюсь, у меня все, что связано с этим делом, вылетело из головы. Но, кажется, то ли канун 9 Мая, то ли сразу после него. Я сидел и молился: «Господи, помоги, пожалуйста! Я все понял! Я реально больше не буду…»

Заседание длилось долго. Много всего обсуждалось. Ко мне постоянно обращались.

– Вы понимаете, что совершили преступление?

– Да, ваша честь!

– Вы раскаиваетесь в содеянном?

– Да, ваша честь!

Я кивал им как болванчик и со всем соглашался.

Мне каждый раз было странно это говорить, но, понимая судьбоносность момента, я изо всех сил старался. Не ржал. Елена Васильевна тоже вскакивала как неваляшка каждый раз, когда можно было вставить в мою защиту хоть слово.

– Ваша честь! Ваша честь!

Судья останавливал ее пару раз, говорил мягко:

– Сидите-сидите.

А потом объявили таким торжественным тоном, что у меня окончательно затряслись коленки:

– Суд удаляется для принятия решения!

Был перерыв, во время которого я сидел как на иголках. Трясся от страха. Перед глазами промелькнула вся жизнь, все хорошее, что у меня было. Игры с Тимиком и Некитом в дошколке. Дом тети Иры. Море. Варя. Соня. Много всего. А потом судья вышел и начал читать. Я слушал-слушал, но ни слова не понимал. Только думал: «Бедные судьи! Столько тарабарского текста. По всем статьям прошелся, кучу слов сказал, а ничего не поймешь – куча хрени какой-то». И только в конце прозвучали слова, которые я запомнил:

– Освобождается по амнистии.

Я, правда, опять ничего не понял. Наклонился к воспитательнице, зашипел ей в ухо:

– Елена Васильевна, что это значит?

– Тебя освобождают, придурок! – прошептала она мне в ответ. А у самой в уголке глаз заблестели слезы.

– Спасибо, спасибо! – от счастья я и сам чуть не расплакался.

– Георгий, – судья перешел на почти нормальный язык, – вы понимаете, что я даю вам условно-досрочное?

– Да, ваша честь!

– Если вы за этот период в неположенном месте покурите, не там попьете пива с приятелями и тем более что-то украдете, самую мелочь, вас опять поймают, и будет уже реальный срок.

– Спасибо, ваша честь! Я понимаю.

Тут они стукнули этим своим молотком и объявили: «Суд окончен».

Все, можно было выдохнуть. Я прошептал: «Спасибо Господи!» – и мы вышли из зала суда. После этого адвокат, та самая безразличная женщина, подошла к нам.

– Вот так! – поучительным тоном сказала она. – Но смотри, больше не воруй!

– Ладно, – пробухтел я ей в ответ, хотя на самом деле хотелось просто послать ее в жопу.

И все, мне вернули свободу! Наверное, я еще нужен был для чего-то в этом мире, если Бог решил меня как следует напугать, но оставить в живых. Вот только для чего? Пока я не знал.

Я как-то пережил условный срок, хотя не помню, сколько мне там присудили месяцев или лет. Все это вылетело из головы. Счастье, что было и прошло. Я всегда говорил, что родился везучим: судьба всегда на моей стороне. И не только в этой истории с чудесным спасением от тюрьмы. Параллельно с ней произошло еще одно важное событие, которого я уж точно не ожидал.