Комментарий десятый: ПРО КАИНА, МАРКСА И КРАСНОЕ ЗНАМЯ НАД ПЛАНЕТОЙ

Ах, война, что ты, подлая, сделала!

Вместо свадеб — разлуки и дым.

Наши девочки платьица белые

Раздарили сестрёнкам своим…

Булат Окуджава

Из-за чего происходят войны? Ответа на этот вопрос искали сотни и тысячи мыслителей. И в конце 19-го века всё большую популярность приобретал ответ Карла Маркса: «Виновниками военных пожаров являются тщеславие монархических властителей и ненасытная жадность эксплуататоров-буржуев, их неуёмная жажда обогащаться любой ценой». Значит, единственной надеждой на установление мира на земле будет: свергнуть всех монархов и отменить само понятие частной собственности.

Первая мировая война выглядела подтверждением марксистских догматов: её затеяли монархи, раздували буржуи в погоне за новыми колониальными владениями, а сопротивлялись ей социалисты в разных странах, даже шли в тюрьму за свой пацифизм. Слово «социализм» стало паролем надежд на политические перемены, как после Французской революции стали паролем слова «эгалите, либерте». Но, словно в насмешку, Вторая мировая война была развязана тремя лидерами социалистами: Гитлером, Сталиным, Муссолини.

Право собственности не раз было предметом нападок и осуждения задолго до Карла Маркса. Уже в Первом столетии Христос призывал: «Продай имение своё и раздай нищим… и следуй за мной» (Мф.: 19–21). Этот призыв сыграл огромную роль в распространении христианства по всему миру. Многие были убеждены, что мирские сокровища — соблазн и помеха всему священному. Общие трапезы, общее жильё, одинаковое облачение включались как обязательные требования в уставы христианских монастырей.

Коммунистические утопии всплывали почти во всех революционных и религиозных движениях истории. В 15-ом веке в гуситском движении большую силу имели табориты, которые призывали всё сделать общим. Того же требовали последователи Томаса Мюнцера во время Крестьянской войны в Германии в веке 16-ом. В Англйской революции 17-го века «подлинные левеллеры», возглавляемые Джерардом Уинстенли, выходили на пустыри и начинали обрабатывать их, утверждая, что дар Божий — земля не может быть чьей-то собственностью. К отказу от собственности звали и многие французы — Сен-Симон, Бабёф, Прудон и другие.

Чем же отличалась проповедь Маркса от теорий и лозунгов его предшественников? Что придало ей силу неодолимого соблазна, находившего отклик в миллионах сердец, у людей самых разных племён, народов, вероисповеданий, социальных слоёв, у дальнозорких и близоруких? Для того, чтобы приблизиться к ответу на этот вопрос, нам следует вернуться к описанному выше свойству человеческой души, которое мы назвали: «Каинова жажда мести за собственную обделённость».

Маленький или большой Каин живёт в сердце каждого человека. В своей жажде самоутверждения каждая личность вступает в соперничество с окружающими её соплеменниками и может иногда дойти до крайних жестокостей и даже преступлений. Но одновременно, с развитием цивилизации, человек начинает осознавать спасительную важность ограничений, накладываемых на его волю религиозными заповедями, моральными требованиями, сводом законов. Он готов терпеть их и подчиняться им, пока система этих запретов выглядит незыблемой. Однако если революция разрушает систему, его жажда бунта против неё вырывается наружу и начинает крушить всё направо и налево.

В душе близорукого система моральных запретов отождествляется с властью вышестоящих слоёв. В душе дальнозоркого, который в стабильном государстве обычно вынесен в правящий класс, нарастает протест против верховной власти, потому что она постоянно одёргивает его, заставляет считаться с чувствами большинства. Холодным умом дальнозоркий может сознавать, что близорукое большинство только-только вышло из стадии дикости, что верховная власть, с её полицией, тюрьмами и всякими жестокостями, необходима, чтобы удерживать зверя в народной душе. Но голос холодного рассудка звучит слабее, чем голос страстей, и не может удерживать дальнозоркого от утоления страсти к ниспровержению. Лозунги «мечами сбивайте короны!», «зовите народ к топору» прорываются наружу, как струйки дыма из склонов вулкана перед извержением.

И тут на сцене появляется Карл Маркс. И для дальнозорких, и для близоруких наукообразность его теорий таила необычайную привлекательность. Стройная схема сменяющих друг друга общественных формаций рождала надежду на то, что хаос мировой истории можно упорядочить. Примитивный общинно-родовой строй сменяется рабовладельческим государством, далее следует феодализм, потом — капитализм, который теперь пришла пора переделывать в социализм, чтобы потом достичь сияющего благополучия коммунизма. Всё выглядело таким научно-выверенным, неопровержимым. А венчала всё ТЕОРИЯ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ.

Вот в каждом государстве мы видим класс трудящихся и господствующий над ним класс эксплуататоров. Прогресс цивилизации осуществляется не творчеством труженников, инженеров, учёных, путешественников, зодчих, мыслителей, а борьбой классов. Каждый раз, когда трудовой класс поднимается на борьбу и свергает власть господ, человечество делает скачок вперёд. Каждая победная революция есть благо, ибо в её пожаре, в грязи и крови, рождается нечто новое и небывалое.

Какое облегчение!

Логично, научно доказано, что моя затаённая, подавляемая жажда мести не является каиновым грехом, проклятьем человечества, а наоборот — движущей созидательной силой его развития. Да здравствует классовая борьба!

Такая схема мышления несла в себе оправдание самых глубинных тёмных страстей человеческой души. Близорукий, глядя на поставленного над ним дальнозоркого начальника, мог думать: «Нет, не потому я хочу с тобою покончить, что ты смышлённее, образованнее, энергичнее меня, а потому что ты есть безжалостный эксплуататор, обманом захвативший власть надо мной». Дальнозоркий, глядя на властьимущего, мог думать: «Нет, не потому ты сужаешь рамки дорогой мне свободы в государстве, что народ не дозрел до неё и может начать бунтовать, а потому что стремишься удержаться у власти, сохранить порядок, вознёсший тебя над остальным населением и надо мной в том числе».

Религиозные заповеди «не убий», «не лги», «не бери чужого», само понятие «греха» были объявлены обманом, «опиумом для народа», сочинённым классом эксплуататоров для господства над угнетёнными. До тех пор пока общество построено на эксплуатации, любые моральные принципы остаются обманом, служащим сохранению власти меньшинства. Только когда право собственности будет разрушено, станет возможным справедливо оценивать моральную ценность того или иного человека.

Близорукое большинство неспособно быстро усваивать уроки истории. Все провалы марксистских догматов в реальной политической жизни не ослабляют притягательности теории. Красное знамя развевается сегодня едва ли в десятке государств, но в других странах наследие Маркса продолжает храниться в сердцах миллионов. Коммунистические партии и коммунистические идеи сохраняют свою силу и влияние на всех континентах. Даже в США на выборах 2016 года открытый социалист Берни Сандерс чуть не прорвался на роль кандидата в президенты от демократической партии.

Придание высокого мотива самым банальным злодействам действует как ведро бензина, выплеснутое в пожар. Одно дело откликнуться на «Бей жидов!» и совсем другое — на «Бей жидов, спасай Россию». Одно дело — просто поджечь помещичий дом, и другое — способствовать этим актом мировому прогрессу.

К сожалению, марксизм был далеко не первым политическим движением, использующим приём «высокой миссии», и вряд ли останется последним. Вся эпоха крестовых походов разогревалась горячим призывом «освободить Гроб Господень». Колониальные захваты оправдывались необходимостью принести свет христианства диким туземцам. Наоборот, США напали в 1898 году на испанскую империю под предлогом борьбы с несправедливостью колониализма.

Политический национализм избирает в качестве своей «высокой миссии» процветание и усиление своего народа. Ему всегда будет противостоять интернационализм, для которого превыше всего — процветание и безопасность человечества. Именно эта разница позиций провела линию раздела между воюющими сторонами во Второй мировой войне. Германия, Италия, Япония избрали своей святыней национализм и были разгромлены. Англия, Америка, Россия объявили своей сверх-задачей прогресс и объединение человечества — на христианско-демократической или коммунистической основе — и оказались победителями.

Элемент интернационализма сближал коммунистов СССР с капиталистическими странами и позволил им создать прочный союз, продержавшийся до конца войны. Попытка же союза между Гитлером и Сталиным провалилась, потому что всякое интернациональное начало для настоящего националиста неприемлемо. Если «Германия превыше всего», другим высоким ценностям места не остаётся. Знаменательно, что лидеры националистов почти все закончили насильственной и позорной смертью, а лидеры демократического и коммунистического интернационализма умерли от старости в своих постелях. (Правда, им не достанется почётного места за пиршественным столом в чертогах Валгаллы, но это и не включалось в их упования.)

Классовая борьба играла свою роль в истории, но не она является двигателем прогресса цивилизации, а свободное творчество людей во всех сферах общественной жизни. Поэтому, как было сказано в предисловии, пришло время отказаться от сетки координат, предложенной Марксом, и выстроить её не по социальным формациям, а по ступеням технологического прогресса: от охотничье-племенной стадии народ переходит к кочевому скотоводству, затем возникает эра осёдлых земледельческих государств и далее — индустриальная эра.

Почти весь двадцатый век ушёл у России на переход из земледельческой эры в индустриальную. Она успешно, хотя и со страшными жертвами, провела его под красным знаменем, что ещё больше подняло престиж марксизма. Сегодня тем же путём пытаются идти Китай, Вьетнам, Северная Корея и несколько других стран. Однако конец холодной войны и распад СССР показали, что коммунистический путь не является ни идеальным, ни единственно возможным. Израиль, например, сумел совершить этот переход не под серпом и молотом, а под шестиконечной звездой. Десятки других стран в Азии, Африке, Южной Америке стоят перед необходимостью индустриализации и наверняка будут искать себе и другие знамёна для подъёма на следующую ступень.

Зелёное знамя ислама всё чаще появляется над народами, созревшими для перехода. Иран, Пакистан, Индонезия, Турция, все арабские страны, похоже не видят для себя другой альтернативы. Красное знамя имело множество оттенков, от югославского до камбоджийского. Зелёное сегодня тоже видоизменяется, даже перекрашивается порой в чёрное (ИГИЛ). Однако, индустриальный мир, скорее всего, не готов к тому, чтобы оставаться пассивным наблюдателем. Всё чаще он выбирает для себя «высокую миссию» в том, чтобы критиковать, осуждать, направлять отставшие народы.

«Вы избрали неправильный путь, — всё чаще объявляют индустриальные страны народам Третьего мира. — Мы поможем вам исправить вашу жизнь, выстроить её в соответствии с высокими идеалами, выработанными нами. Даже если для этого вас придётся немного побомбить, это только пойдёт вам на пользу».

За прошедшие полвека США вмешивались во внутренние дела десятков государств — дипломатическим давлением, экономическими рычагами, а часто и просто военным вторжением. Этому вмешательству подверглись Китай, Корея, Куба, Вьетнам, Босния, Сербия, Афгинистан, Ирак, Ливия и другие. Роль «высокой миссии» играет «распространение демократии во всём мире». Другие формы управления государством заранее исключаются. Неважно, что в Третьем мире только монархии и диктатуры демонстрируют некоторую устойчивость. Надутые воздухом благих намерений демократии навязывают даже народам, только начинающим вводить в школах обязательное обучение и овладевать грамотой.

О трудностях и опасностях преждевременного введения демократии писали ещё русские философы как раз накануне Февральской революции 1917 года. Иван Ильин предупреждал: «Демократия может быть уместна, целесообразна и политически оправдана в одних государствах, и может быть совершенно неподходяща, прямо гибельна в других… Нет единого государственного строя, который был бы наилучшим для всех стран и народов… Демократия — труднейший режим… Она предполагает исторический навык, приобретённый народом в результате долгого опыта и борьбы; она предполагает в народе культуру законности, свободы и правосознания; она требует от человека политической силы суждения и живого чувства ответственности. А что делать там, где всего этого нет?»[732]

Особенно трагическими были попытки вводить демократию там, где народы ещё не изжили племенные традиции, где лояльность к соплеменнику и вражда к чужаку были главными векторами общественной жизни. В значительной мере это происходило в Дарфуре, в Анголе, в Конго и самое страшное — в Руанде. Там «экстремисты из племени Хуту, составлявшего большинство в стране, в 1994 году сбили самолёт, в котором летел избранный президент, и попытались уничтожить племя Тутси, насчитывавшее около миллиона человек. В течение ста дней погибли 800 тысяч — в основном Тутси, но также и те Хуту, которые отказывались участвовать в резне. После этого армия Тутси, составленная из эмигрантов, проживавших в Уганде, вторглась в страну, и Хуту вынуждены были бежать от мстителей в Конго и Танзанию. Вскоре весь этот район погрузился в оргию насилий. По приблизительным оценкам в Великой войне погибло до трёх миллионов человек, главным образом, от голода и болезней».[733]

Сегодня навязывание демократии не созревшим для неё народам только набирает разгон. Если они упираются или просто ведут себя не по нашим правилам, можно перестать оказывать им финансовую помощь, а то и припугнуть бомбёжками. Если продолжают упираться, можно послать наземные войска.

Кампании в Афганистане и Ираке тянутся уже дольше Вьетнамской, и конца им не видно. Их не удостаивают словом «война». Нет, это просто операции по укреплению безопасности в странах, идущих «верным путём» в светлое царство Демократии. Солдатские гробы летят и летят в Вашингтон на Арлингтонское кладбище, но такова уж цена свободы. Нужна ли этим народам свобода, хотят ли они её или предпочли бы стабильность и безопасность под жёстким правлением — такой вопрос задавать просто неприлично.

Мир Ислама сопротивляется внедрению западных идеалов с особенным упорством. Как верно заметил американский политолог Сэмюэл Хантингтон, «то, что мы называем универсализмом, мусульмане называют империализмом».[734] Западные идеалы оказываются слишком гибкими, и при их внедрении постоянно применяются двойные стандарты. Нарушение прав человека в Китае будет сурово осуждаться, но то, что происходит с этими правами в Саудовской Аравии, редко попадает на страницы американских газет. Сербов тащили в Гаагский трибунал за их обращение с албанцами Косова. Но Запад дружно молчал, когда в 1995 году хорватская армия, поддержанная США, вторглась в анклав Крайина и вынудила к эмиграции сотни тысяч сербов, живших там веками.[735]

Хорошо когда роль главного врага свободы играет диктатор. Его можно свергнуть, как свергли Саддама Хусейна, Муамара Каддафи, Слободана Милошевича, и спокойно дожидаться расцвета демократии и свободы на расчищенном месте. Но что делать, если расцвет всё не происходит и не происходит? Ведь нельзя усомниться в универсальности наших ценностей. Значит, надо искать какого-то скрытого врага, который тайно ставит рогатки на светлом пути, отравляет ядом пропаганды ростки демократии.

Начиная с 2014 года на роль всемогущего тайного врага свободы дружно выдвигается Россия. Неважно, что это именно она в 1991 году объявила — впервые в истории — Украину свободным независимым государством. И миллионы русских людей, живших на территории этой советской республики, с доверием приняли участие в демократических переменах. Они участвовали в выборах Рады и многочисленных президентов, сменявших друг друга. Ведь успехи европейских демократических стран были так очевидны. И в их конституциях записана обязательная защита прав национальных меньшинств. Может быть, всё это сработает и у нас?

Но вот наступил момент, когда прозападного президента Ющенко на выборах победил пророссийский Янукович. И тут все правила демократии мгновенно изменились. Оказалось, что проигравшему на выборах меньшинству не обязательно ждать следующих выборов. И что свергать неугодных президентов может не только военная хунта, но и толпа националистов, собравшаяся на главной площади столицы. И американские сенаторы и дипломаты примчатся на площадь и станут подбадривать и вдохновлять бунтовщиков. И это ни в коем — ни в коем! — случае нельзя считать вмешательством во внутренние дела суверенного государства. Это просто некоторые новации и усовершенствования демократических принципов, которым мы будем вас обучать.

Всякая революция начинает искать в прошлом своих героев. Для украинских «самостийщиков» главным критерием отбора сделалось слово «независимость». Но почему они не выбрали Богдана Хмельницкого, Мазепу, Скоропадского, хотя бы Петлюру? Или близорукие не умеют смотреть так далеко назад, и их взор достигает только более близких во времени Степана Бандеры и Романа Шухевича? А для утоления Каиновой страсти им вполне достаточно руздувать ненависть к сегодняшней России, разрушать памятники советским генералам, сеять раскол в православной церкви, запрещать русский язык.

Политические мудрецы призывают нас учиться у истории. Но эти уроки оставляют слишком широкий простор для разных интерпретаций. Пять наших героев были большими мастерами этого дела. Каждый выбрал себе в далёком прошлом фигуру по вкусу и окружил её ореолом. Сталину стал дорог царь Иван Грозный, и он поручил режиссёру Эйзенштейну и актёру Черкасову вытравить из сознания русских людей полубезумного сыноубийцу, нарисованного Репиным, заменить его величественным самодержцем, создателем «всея Руси». Муссолини продолжал поклоняться Наполеону вопреки напоминаниям жены о печальной судьбе французского императора. Гитлер гордился тем, что был не менее беспощаден, чем Чингис-хан. Мао отыскал в длинной китайской истории самого жестокого императора Лю Бана, которому следовало всё простить за создание великой империи Хань. Кастро оставался поклонником Александра Македонского, но уроки практического правления брал у Сталина и Гитлера.

И всё же нечто поучительное можно извлечь из трёх последних тысячелетий пребывания людей на Земле. А именно — выбранный высокий идеал не всегда приведёт к тем результатам, которые грезились революционерам.

Если мы скажем «вера превыше всего», мы очень легко можем попасть под власть инквизиции.

Если «равенство» — под власть якобинцев или большевиков.

«Сила» — под власть фашистов и нацистов.

«Закон» — его легко оседлают профессиональные адвокаты Робеспьер, Ленин, Кастро.

«Справедливость» — окажемся под властью хаоса, ибо справедливость у каждого своя.