На Кубе

Может возникнуть впечатление, что свой жизненный путь Фидель Кастро прокладывал, постоянно сверяясь с биографией своего кумира — борца за независимость Кубы, Хосе Марти. В 1895 году знаменитый революционер приплыл с отрядом вооружённых сторонников освобождать родину от захватчиков. Значит сейчас, шестьдесят лет спустя, мы должны последовать его примеру. И с первых же дней пребывания в Мексике в 1955 году Фидель начал активную подготовку военного десанта по четырём направлениям: вербовка бойцов, пропаганда революции, сбор денег, закупка оружия.

Для тренировки рекрутов были арендованы несколько домов в бедных кварталах. Один из лидеров вспоминал потом: «Дисциплина была военной. Нам запрещалось разговаривать с кем-нибудь на улице, поддерживать отношения, давать свой адрес, говорить по телефону… В каждом доме был трибунал из двух-трёх человек, который контролировал остальных и мог даже присудить к смерти… Такое случалось».[312]

Инструкторы с военным опытом обучали рекрутов обращению с оружием и взрывчаткой, стрельбе, тактике боёв в горных лесах. Было приказано сдать зубную пасту, крем для бритья, мыло, потому что все это «предметы роскоши» не понадобятся в партизанской жизни. Тогда же, летом 1955 года произошла первая встреча Фиделя Кастро с Че Геварой. Историки потом сравнивали союз этих двух революционеров с другими похожими «дуомвиратами»: Линин и Троцкий, Гитлер и Геббельс, Мао и Чжу Де.[313]

Главным полем распространения пропаганды, следуя примеру Марти, Кастро сделал США. Он публиковал статьи в испаноязычных газетах, выступал перед заполненными залами во Флориде, Филадельфии, Нью-Йорке, Коннектикуте. В конце каждого выступления ковбойская шляпа отправлялась по рядам и возвращалась набитая долларами.

Но главным источником финансирования были богатые противники Батисты, жившие в эмиграции. Экс-президент кубинского Банка Развития, Хусто Каррилло, связанный с офицерами, готовившими переворот против диктатора, принял Кастро, тайно посетившего его в Юкатане. Они провели вместе три дня, обсуждая будущее Кубы. В какой-то момент Каррилло, знавший Кастро-старшего, сообщил своему гостю, что тот недавно из-за плохого урожая должен был заложить ферму. Фидель вдруг разразился гневными тирадами в адрес отца, объявил, что он больше не желает слышать о нём.

— Да, но мне известно, что вы продолжаете принимать от него по сто долларов в месяц, — заметил Каррилло.

— Эти деньги нужны революции, — отрезал Фидель.[314]

Его встреча с бывшим президентом Кубы Карлосом Прио тоже была устроена под покровом секретности. Фиделю пришлось вплавь пересечь реку Рио-Гранде, отделявшую Мексику от Техаса. В течение нескольких часов он ораторствовал перед холёным миллионером о том, какие перспективы откроются в освобождённой Кубе для всех сторонников демократии, справедливости, свободной прессы, парламентского правления. Его ораторское искусство было вознаграждено взносом в сто тысяч долларов.[315]

Теперь ликующий Кастро смог активизировать закупку оружия, используя свои связи с американскими и мексиканскими гангстерами. Также за 20 тысяч была куплена яхта «Гранма», которой суждено было войти в мифологию Кубинской революции. Она имела два небольших дизельных мотора и была рассчитана на 25 пассажиров. Когда под покровом ночи 25 ноября 1956 года отряд в восемьдесят человек с оружием и припасами погрузился на неё, она осела так, что борта едва возвышались над водой.[316] Теснота была такая, что спать люди могли только сидя или по очереди. Вскоре у непривычных путешественников началась морская болезнь. Один только Кастро оставался бодрым и неутомимым, заряжал остальных энергией и оптимизмом.

Расчёт был выйти из Мексиканского залива и достичь северо-восточного побережья Кубы в хорошо знакомой Фиделю провинции Ориенте за пять дней. Но перегруженное судёнышко не могло развить нужной скорости и доплыло до цели только на день седьмой. Последствия этого опоздания были трагическими. Запланированное синхронно народное восстание в Сантьяго-де-Куба не получило поддержки и было подавлено с большими потерями. Руководивший восстанием революционер Франк Пайс чудом остался в живых.[317]

Высадившиеся десантники двинулись на восток, надеясь найти укрытие в горах. На третий день самолёт-разведчик обнаружил их, и вскоре крупные подразделения армии Батисты атаковали «фиделистов» с разных сторон. Разгром был полным, но Фидель и двое его соратников сумели спрятаться в густых кустах на опушке леса.[318] После одиннадцати дней блужданий братьям Кастро удалось отыскать друг друга в горах Сиера Маэстра.

— Сколько ружей у тебя есть? — спросил Фидель.

— Пять, — ответил Рауль.

— И у меня два. Ура! Семь ружей — этого хватит для победы![319]

Но до победы было ещё далеко. Началась упорная партизанская война, заполненная внезапными атаками на небольшие армейские посты, отступлениями в горные ущелья, актами саботажа, включавшими поджоги полей сахарного тростника. Не пожалели и поля, принадлежавшие матери Кастро, и она долго не могла простить сыну это.[320]

Уже в феврале 1957 года Кастро отправил в Гавану верного человека с чётким заданием: отыскать какого-нибудь американского журналиста и уговорить его посетить партизанскую базу. Вскоре опытный корреспондент «Нью-Йорк Таймс» Герберт Мэтьюс прибыл в расположение «фиделистов» в горах Сиера-Маэстро. За его плечами была долгая карьера, включавшая репортажи о занятии Пекина войсками Чан Кайши в 1929 году, о вторжении войск Муссолини в Эфиопию в 1935, о гражданской войне в Испании. Несмотря на весь свой опыт, он оставался романтиком, рвавшимся защищать «правое дело». Кастро, почувствовав это, сумел устроить для него соответствующий спектакль.

Во время его беседы с журналистом вооружённые «фиделисты» должны были с занятым видом проходить взад-вперёд на виду у гостя, изображая военный лагерь переполненный бойцами. То один, то другой приближался к беседующим и докладывал: «Команданте, прибыл связной от колонны № 1… Команданте, получено сообщение от бригады, наступающей на Сантьяго-де-Куба…» В результате в «Нью-Йорк Таймс» в конце февраля начала публиковаться серия статей Мэтьюса, описывавших «кубинскую повстанческую армию, возглавляемую харизматичным лидером, уверенным в скорой победе сил демократии над безжалостным диктатором».[321]

На самом деле в те дни «армия» насчитывала хорошо если несколько десятков человек. Революционное движение было распылённым, оно состояло из многих соперничающих групп, не умеющих координировать свои действия, сильно расходившихся в своих политических устремлениях. 13 марта 1957 года группировка, именовавшая себя Революционным Директоратом, совершила атаку на президентский дворец в Гаване, такую же безнадёжную, как атака на казармы Монкадо в 1953. Трупы атаковавших остались на площади перед двоцом, и среди них — тело их молодого лидера, Хосе Эчевериа.[322]

Трудно складывались отношения между Кастро, опиравшимся на сельское население, и лидером городских революционеров, Франком Пайсом. Убеждённый демократ, верующий католик, Пайс с тревогой замечал растущее влияние коммунистов в подразделениях, руководимых Че Геварой и Раулем Кастро. В своих письмах Фиделю от укорял того за отказ поддерживать выступления в городах, настаивал на перестройке структуры революционного движения. Жизнь Пайса в городском подпольи была полна опасностей. Полиция шла за ним по пятам и, наконец, в июле 1957 года выследила и убила.

Десятки тысяч провожали тело Пайса на кладбище в Сантьяго-де-Куба. Но в воспоминаниях Кастро имя этого революционного лидера, соперничавшего с ним, упоминается лишь мельком. Не упоминается также о том, что местонахождение Пайса было обнаружено полицией благодаря телефонному звонку, сделанному в нарушение всех правил конспирации. Что знакомая Пайса призналась, что это она звонила ему за десять минут до его гибели. Цель звонка? Спросить, почему он пропал, не случилось ли чего. Звали звонившую Вилма Эспен, она была коммунисткой, любовницей, а потом и женой Рауля Кастро.[323]

В то время как Фидель осуществлял политическое руководство движением, главная работа по созданию боеспособной армии легла на Рауля. И он показал себя блестящим организатором. Начиная с марта 1958 года в горах Сиеры был открыт Второй фронт, состоявший из шести колонн. За девять месяцев эти колонны провели 250 боёв с регулярной армией. Официальный отчёт о победах перечисляет захваченные трофеи: шесть самолётов, пять судов, 12 танков. Потери: 160 повстанцев и две тысячи солдат режима.[324](Скептический читатель имеет право проверить эти цифры по другим источникам.)

В какой-то момент отряду Рауля удалось захватить автобус с американскими моряками, возвращавшимися из отпуска на базу Гуантанамо. На переговоры об их освобождении прибыли американский консул в Сантьяго со своим помощником. «Фиделисты» выдвинула два требования: а) чтобы США прекратили поставлять оружие режиму Батисты; б) чтобы прекратили заправку его самолётов на своей базе. Переговоры тянулись несколько дней, и каждый день вертолёт «фиделистов» доставлял очередную пару моряков, и консул давал расписку об их освобождении. Вся Америка следила за ходом освобождения, и это сильно подрывало репутацию Батисты, который больше не мог гарантировать безопасность иностранцев в своей стране.[325]

Почти все американские дипломаты на Кубе склонялись на сторону повстанцев и активно помогали им. Сотрудник посольства в Гаване инструктировал приезжих журналистов, как им пробираться в расположение партизан. Туда же, с помощью консула, была доставлена радиостанция, вскоре начавшая вещать на восточные районы острова. Много сочувствующих кубинцев служило на базе Гуантонамо, и с их помощью протекала контрабанда оружия.[326]

В апреле 1958 года Объединённый комитет демократических сил призвал страну к забастовке. Участников призывали забрасывать камнями и коктейлями Молотова полицейские участки и машины. Большого успеха призыв не имел, но разъярённый Батиста отдал приказ убивать на месте каждого, кто примет участие в забастовке. Видимо, усердствовала не только полиция, но и люди, сводившие счёты друг с другом, потому что к концу дня в морги было доставлено 140 трупов.[327]

Летом армия Батисты начала серьёзную кампанию против мятежников под командой генерала Эулогио Кантилло. Ему удалось окружить крупные соединения «фиделистов», оперировавших в Ориенте, и Кастро поспешил предложить перемирие. Посланцам генерала, прибывшим для переговоров, пришлось выслушивать многочасовые речи «команданте», поносившего диктаторский режим, и потом уехать ни с чем. Но время было потеряно, и «фиделисты» воспользовались перерывом, чтобы выскользнуть из окружения.[328]

Осенью 1958 года началось наступление «фиделистов» на запад под командой Че Гевары и Камило Сьенфуэгоса. Моральный уровень армии Батисты опускался всё ниже, отдельные солдаты и мелкие подразделения переходили на сторону повстанцев.[329] Многие города на пути к Гаване были взяты без боя.

Имя генерала Кантилло всплывает в воспоминаниях Кастро. Поначалу он говорит о нём с уважением, отмечает его желание найти пути к окончанию гражданской войны, готовность вести переговоры. Они даже обменивались посланиями друг с другом. Но во время последней встречи в декабре 1958 года, перед отъездом генерала в Гавану, Кастро выдвинул три условия для продолжения переговоров: «Первое — не устраивать военный переворот в столице; второе — не помогать Батисте в бегстве из страны; третье — не иметь никаких контактов с американским посольством… И представьте, генерал Кантилло нарушил все три условия! 31 декабря обедал с Батистой и обсуждал передачу власти хунте; на следующий день проводил его в аэропорт и посадил в самолёт; немедленно связался с американским посольством. Такое трусливое предательство!».[330]

Сейчас уже невозможно выяснить, встречался ли Кастро с генералом, давал ли тот ему какие-то обещания, что требовал взамен. Достоверно известно только одно: что Батиста встречал новый 1959 год в кругу своих генералов, что ночью у них было совещание, а наутро диктатор вместе с семьёй погрузился в самолёт и улетел в Доминиканскую республику. По непроверенным сведениям он увёз с собой часть золотого запаса страны.

Как это могло случиться? Почему диктатор, имевший в тот момент армию в 46 тысяч человек, с танками, самолётами, артиллерией, спасовал перед повстанцами, едва насчитывавшими две или три тысячи бойцов?

Один из возможных ответов таится в цепочке исторических прецедентов, описанных выше в этой главе. Февраль 1917 года, русский царь Николай Второй запрашивает своих генералов, что ему делать, и получает ответ: отрекайтесь. Октябрь 1922 года. Итальянский король спрашивает своего главнокомандующего, готова ли армия защищать столицу от наступающих фашистов, и слышит ответ: лучше не испытывать её лойяльность. Германия, январь 1933 года. Президенту Гинденбургу говорят, что недопуск нацистов к власти может обернуться гражданской войной, и он уступает. Мы вправе допустить, что и беседа Батисты с генералами в новогоднюю ночь носила такой же характер. Устав участвовать в братоубийственной войне, не имея моральной поддержки от США, они понадеялись, что уход диктатора утихомирит политические страсти, и посоветовали ему уйти со сцены.

Тем более, что Батиста не выглядел оголтелым властолюбцем, готовым сражаться до конца. В своё время, в 1944 году, он уступил власть законно избранному президенту, уехал во Флориду и мирно прожил там с семьёй восемь лет. Его авторитет в армии оставался высоким, когда она призвала его вернуться и покончить с начавшимся в стране хаосом, он снова взял бразды правления в свои руки (1952). В середине 1950-х один журналист спросил его, считает ли он себя диктатором. Он ответил: «На Кубе есть только одна диктатура — это диктатура моей любимой жены и четырёх сыновей надо мной».[331] Такой любящий семьянин мог просто желать избавить своих близких от пуль и бомб террористов. Он прожил ещё 14 лет и умер в Испании в возрасте 72 лет от сердечного приступа.

Весть о бегстве Батисты всех застала врасплох. Кастро был в ярости, он кричал, что у повстанцев хотят обманом вырвать победу. Видимо, он опасался, что к власти придёт умеренная хунта, народная ненависть к правительству в Гаване ослабнет и революция лишится поддержки масс.[332] Но его опасения были напрасны. Несколько дней спустя он въезжал в столицу на танке, придерживая рукой сына Фиделито, срочно возвращённого из американской школы на родину, а миллионная толпа на улицах захлёбывалась в крике: «Фидель! Фидель! Фидель! Фидель!».[333]