«Под небом полуденной Франции»
Все-таки удивительно, как прочно связывают нас с прошлым незримые тончайшие нити! И как события, свершившиеся в иных веках, врываются в размеренный ход сегодняшних дней и словно магнитом притягивают к себе.
Мы, а это съемочная группа телеканала «Культура», едем в Ниццу снимать фильм о последних месяцах жизни Наталии Николаевны Пушкиной-Ланской, проведенных здесь, на Лазурном берегу. Где они, ее легкие следы в беззаботном курортном городке? И как могли сохраниться они в бурном водовороте жизни столицы Французской Ривьеры? Сменились века, целые эпохи. Время здесь ощущается почти зримо – оно подобно морским волнам, что без устали накатывают на средиземноморский берег… И не безрассудно ли искать память о вдове поэта на Лазурном берегу в двадцать первом веке?
Еще до нашего отъезда мне позвонил из Лихтенштейна барон Эдуард Александрович Фальц-Фейн. «Народному барону», как его называют в России и за любовь к стране, ставшей для него родиной, и за все щедрые дары, подаренные ей, сравнялось девяносто.
Эдуард Александрович детство свое провел в Ницце, куда все семейство Фальц-Фейнов вынуждено было перебраться из революционной России. Его отец Александр Фальц-Фейн, весьма состоятельный и удачливый предприниматель, потрясенный первой русской революцией 1905 года, тогда же приобрел в Ницце великолепную виллу. Так, на всякий случай. И случай, как известно, не заставил себя долго ждать. В России грянула Великая Октябрьская. Фальц-Фейны и Епанчины (родители Веры Николаевны, матери барона) из Германии, куда их забросила эмигрантская судьба, перебрались на юг Франции. Вилла в Ницце с поэтическим названием «Пальмы» была вскоре продана, и на вырученные деньги семья могла безбедно существовать на чужбине. И маленький Эдик, как его любовно называли в семье, провел в Ницце счастливые годы детства и юности. Кто только из русских эмигрантов не побывал в их гостеприимном доме – Федор Шаляпин и Сергей Дягилев, Игорь Стравинский и Серж Лифарь…
Барон, еще в марте, при встрече в Москве заверил меня, что обязательно приедет в Ниццу, чтобы участвовать в съемках. Но затем его жизненные планы изменились, и от поездки Эдуард Александрович отказался. Поэтому и позвонил в Москву сообщить о своем решении.
Правда, тут же выразил уверенность, что будущий фильм «Натали. Три жизни Наталии Гончаровой» очень важен – о жизни вдовы поэта известно мало, и тем более в Ницце.
К сожалению, название виллы, которую в течение двух сезонов, в 1862 и в 1863 годах, снимала в Ницце Наталия Николаевна, барон в своих бумагах не нашел. Но заверил, что в муниципальном архиве Ниццы, который расположен в той самой вилле «Пальмы», купленной некогда его отцом, нам помогут. Забегая вперед, скажу, что наша недельная поездка пришлась на национальные праздники, и все городские учреждения, в том числе и архив, были закрыты.
И все же барон Фальц-Фейн оказал нам добрую услугу.
– Кланяйтесь от меня княжне Оболенской, старосте русского собора в Ницце, самого красивого в Европе. И еще передайте привет сторожу русского кладбища Евгению Веревкину. Там похоронена княгиня Екатерина Юрьевская, вдова Александра II. Моя матушка еще до революции бывала у нее в гостях.
…Майская Ницца встретила нас неласково: окрестные горы заволокло тяжелыми тучами, серо-свинцовые волны лениво накатывали на берег. Моросил дождь. Растрепанные ветром пальмы на Английской набережной тревожно шелестели.
Через час после посадки мы были уже в подворье русской церкви. В зелени пальм, акаций и магнолий вздымались в небо резные купола и главки, увенчанные сверкающими золотом крестами и двуглавыми российскими орлами. Врата храма были распахнуты – из них медленно выходила траурная процессия. Только что отпели одну из почтенных прихожанок, и человек двадцать, родных и друзей, пришли проводить ее в последний путь. Среди них была и княжна Варвара Сергеевна Оболенская.
Мы познакомились. Восьмидесятилетняя седовласая дама со следами былой красоты, прожив во Франции почти всю свою жизнь, сохранила и чистую, безо всякого акцента, старорусскую речь. Говор, который можно сберечь лишь на чужбине. Несмотря на сдержанность, граничащую с аристократическим холодком, встретила нас довольно благосклонно. Но сниматься в фильме категорически отказалась. А вот историю Свято-Николаевского храма, где она служила старостой многие годы, Варвара Сергеевна рассказала во всех подробностях.
Долгие годы его прихожанкой была Светлейшая княгиня Екатерина Юрьевская, избравшая своим пристанищем Ниццу.
Конечно же, в этом великолепном храме, возведенном в начале двадцатого века, не довелось бывать вдове поэта. Но где же молилась Наталия Николаевна? Живя долгие месяцы в Ницце, не могла же она, как и многие русские, лечившие свои недуги на Лазурном берегу, не посещать церковь. Незадолго до отъезда мне попалось опубликованное в «Русском архиве» письмо великого князя Константина Николаевича Александру II, датированное декабрем 1858 года, где он оповещал своего венценосного брата о закладке в Ницце православного храма. Значит, русская церковь все же была, и мне не терпелось узнать у Оболенской название улицы, где прежде она находилась.
– Почему же находилась? – невозмутимо переспросила княжна. – Я завтра буду там на литургии. Приезжайте в русскую церковь, что на улице Лоншан. Службу будет вести отец Михаил.
Ну не удача ли найти в Ницце церковь, названную в честь Святой Александры и Святителя Николая – небесных покровителей августейшего семейства, прихожанкой которой была глубоко верующая Наталия Николаевна? Ведь то был единственный тогда православный храм! И здесь, перед величественным иконостасом из темного мореного дуба, заказанным еще императрицей Александрой Федоровной и привезенным из России, перед ликами святых возжигала она свечи и горячо молилась об упокоении души страдальца Александра, ее покойного супруга. И, конечно же, заказала панихиду в горький для нее день – 29 января 1862 года, – минуло ровно четверть века, как умер муж…
Незримым и чудесным образом – через тихие молитвы вдовы поэта, через ее память и покаяние – храм этот связан с именем Александра Сергеевича Пушкина.
Еще одно невероятное, почти мистическое обстоятельство: первый этаж храма (службы идут в верхней его части) занимает библиотека. Так было задумано еще с самого начала, когда началось строительство русской церкви. А сама идея библиотеки при церкви принадлежала другу поэта князю Петру Вяземскому! Первые русские путешественники во Франции, а затем эмигранты щедро дарили библиотеке свои книги: за стеклами массивных шкафов тускло мерцают золотом выбитые на кожаных корешках названия старинных фолиантов. И среди них – пушкинские томики стихов! Может быть, один из них Наталия Николаевна оставила в дар книжному хранилищу? Как знать…
Как прихотлива порой бывает судьба – в церкви на улице Лоншан отпевали наследника российского престола цесаревича Николая Александровича, и под этими же сводами венчалась его единокровная сестра – Светлейшая княжна Ольга Юрьевская с родным внуком поэта!
Но об этом счастливом событии уже не дано будет знать Наталии Николаевне…
На Лазурном берегу Наталия Николаевна проведет свою последнюю в жизни зиму, встретит последнюю весну. С кем из русских виделась она в те далекие годы, кто из них был душевно близок ей? Вот круг ее друзей и знакомых: Лобановы, Урусовы, Абамелек, герцог Хамильтон… Их фотографии остались в старинных альбомах, сохраненных дочерью Наталии Николаевны Александрой.
Навещала вдова поэта и жившую на царской вилле больную императрицу Марию Александровну, которая искренне ее полюбила.
Тогда Наталия Николаевна жила в предвкушении встречи с оставшимися в России близкими. Но именно в Ницце судьба словно расщедрится и преподнесет ей свой прощальный подарок…
Город заполонили праздничные карнавальные торжества. Префект Ниццы устроил большой костюмированный бал, на который пригласил представителей многих европейских аристократических семейств, отдыхавших в то время на курорте. И появление на балу Наталии Николаевны вызвало всеобщий восторг.
Ее дочь Александра сохранила память об этом незабываемом дне:
«В течение ницского карнавала легендарная красота матери вспыхнула последним бывалым блеском… В тот вечер серо-серебристое атласное платье не скрывало чудный контур ее изваянных плеч, подчеркивая редкую стройность и гибкость стана. На гладко причесанных, с кое-где пробивающейся проседью, волосах лежала плоская гирлянда из разноцветно-темноватых листьев, придававшая ей поразительное сходство с античной камеей, на алой бархотке вокруг шеи сверкал бриллиантами царский подарок, и словно окутанная прозрачной дымкой, вся фигура выступала из-под белого кружевного домино, небрежно накинутого на голову. Ей тогда было ровно пятьдесят лет, но ни один опытный глаз не рискнул бы дать и сорока.
…Я шла за нею по ярко освещенной анфиладе комнат, и до моего тонкого слуха долетали обрывками восторженные оценки: “Поглядите!.. Таких прекрасных женщин уже не бывает! Вот она, славянская красота! Это не женщина, а мечта!” А те, которые ее хоть по виду знали, ежедневно встречая медленно гуляющей “на променаде”… недоуменно шептали: “Это просто откровение! За флагом молодые красавицы! Воскресла прежняя слава! Второй не скоро отыщешь!”
Я видела, как мать словно ежилась под перекрестным огнем восторженных взглядов, я знала, как в эту минуту ее тянуло в обыденную, скромную скорлупу, и была уверена, что она с искренней радостью предоставила бы мне эту обильную дань похвал…»
Александра не называет адрес, где состоялся исторический прием. Но разгадка проста – упомянуто имя префекта Savigni, и, следовательно, бал столь высокого международного уровня, мог пройти лишь во Дворце префектуры. Величественный особняк, служивший прежде дворцом савойских герцогов, и по сей день стоит в центре Ниццы неподалеку от старой рыночной площади.
Две мраморные женские головки, похожие на античных богинь, украшают его вход. За ажурной решеткой, в зарослях магнолий, проступает колоннада изящного дворцового портика, различимы и стеклянные потолки-витражи верхней галереи.
Сюда, в феврале 1863-го, к этой великолепной ограде подъехала карета, и Наталия Ланская в сопровождении супруга и взрослой дочери проследовала во дворец. И эти каменные головки с загадочными полуулыбками на устах стали безмолвными свидетельницами звездного часа русской красавицы. Здесь, в стенах дворца средневековых властителей, ждал ее настоящий триумф!
Последнее торжество в земной жизни Наталии Николаевны. От первого бала в зимней Москве в особняке на Тверском бульваре, где юная Натали впервые встретилась с Пушкиным, до последнего, в Ницце, пролегли долгие тридцать пять лет. Целая жизнь…
Камни знаменитой Английской набережной, что гигантской подковой легла вдоль бухты Ангелов, кажется, еще помнят ее легкую поступь… Здесь, «на променаде», Наталия Николаевна каждодневно прогуливалась в неизменном черном одеянии, в шляпе с вуалью, закрывавшей лицо от солнечных лучей. Редко кто видел ее улыбающейся, смеющейся – грусть уже давно стала ее вечной спутницей.
Минуло ровно два года, как Наталия Николаевна покинула Россию. Так настоятельно советовали доктора – суровые русские зимы были губительны для ее слабых легких. Мелькали страны и города: Германия, Швейцария, Австрийская империя, Франция – Бонн, Женева, Вена, Ницца… Именно на целебный климат Лазурного берега возлагались особые надежды. Только здесь переставал Наталию Николаевну мучить изнуряющий кашель, что месяцами не прекращался в сыром промозглом Петербурге.
«Ничто не может меня развлечь – ни путешествие, ни новые места. Я ношу в себе постоянное беспокойство, и это заставляет меня желать постоянной перемены мест. Я снова стану здоровой и веселой, только когда придет день моего отъезда в Россию», – уверяла она родных.
Два года скитаний. Можно только представить, каким испытанием стала для Наталии Николаевны разлука с детьми, оставшимися на родине. Всем сердцем она рвалась домой и, несмотря на запреты врачей, приняла для себя роковое решение – вернуться в Россию: «День ото дня все тоскливее. Встану – считаю дни, благодарю Бога, что одним меньше…»
Знать бы ей, что судьба уже начала скорбный отсчет оставшихся дней! В мае 1863 года Наталия Николаевна покинула Лазурный берег. Как оказалось, навсегда. То была ее последняя весна. Последний май в ее жизни. Она уезжала в Россию, чтобы никогда более с ней не разлучаться…
Весна, весна, пора любви,
Как тяжко мне твое явленье,
Какое томное волненье
В моей душе, в моей крови…
Как чуждо сердцу наслажденье…
Все, что ликует и блестит,
Наводит скуку и томленье.
…………………………………………….
Отдайте мне метель и вьюгу
И зимний долгий мрак ночей.
Каждый год подобно волне накатывает на Ниццу пестрый туристский поток, потихоньку смывая память о прошлом. Ницца живет своей беззаботной жизнью веселой курортной столицы, где цветочные карнавалы сменяются праздничными маскарадами и где по приморскому бульвару, как и прежде, прогуливается праздная публика. Все так же покачиваются на волнах в бухте Ангелов белоснежные яхты и рыбацкие лодки, так же тянутся к солнцу высокие пальмы.
Мы покидали майскую Ниццу, увозя в отснятых кассетах бесценную память о Натали, сохраненную этим удивительным городом на далеком Лазурном берегу.