Сокращение армии

Как известно, мы провели сокращение численного состава советских Вооруженных Сил. Это был тоже один из самых болезненных вопросов[1000]. В свое время Сталин считал, что мы находимся накануне возможного нападения со стороны США. Все было приведено в боевую готовность. И армию мы содержали огромную, в пять с лишним миллионов человек. (На 1 марта 1953 г. в Советской Армии служило 5 396 000 человек. – С.Х.). Очень накладно в мирное время содержать такую армию. С ней можно без всякой войны надорвать экономику страны, самим осуществив то, чего именно и добивается наш противник. Он достигнет своей цели без войны. А бороться за разоружение или хотя бы сокращение вооружений, когда имеешь огромную армию, невозможно. Никто нам на слово не поверит. И скрыть такую армию нельзя, разведки и тогда знали, и сейчас знают состав армий двух сторон. Американцы основные цифры вообще не держат в секрете, публикуя их в печати. Мы скрываем, но результат тот же. Когда я читал сводки из зарубежной прессы или материалы закрытого характера, то видел, что американцам точно известны и состав нашей армии, и ее вооружение, и даже новые виды оружия. Я как-то спросил Малиновского: «Что же это такое? Их агенты имеются в нашем Генеральном штабе? Как противник столь быстро узнает все наши новости?» Малиновский пожал плечами: «Видимо, тут заслуга его воздушной разведки и других технических средств».

Мы честно хотели убедить своих бывших союзников в том, что нужно отказаться от войны как средства политического нажима и вмешательства во внутренние дела других стран, призывали пойти на сокращение вооруженных сил, а потом и на полное разоружение. Решили продемонстрировать свои мирные намерения, ликвидировав военно-морскую базу в Финляндии[1001] и выведя наши войска из Китая. Потом стали думать о численном сокращении вооруженных сил[1002]. Мы накопили некоторое количество единиц ядерного оружия и его носителей, наша огневая мощь возросла во много раз. А ведь сила армии определяется в настоящее время не количеством солдат, именно огневая мощь определяет возможность поражения противника. Поэтому мы считали, что ничем не рискуем. Наоборот, сокращая армию, обогащаем бюджет и обретаем возможность переключить ресурсы на развитие средств производства и средств потребления ради повышения жизненного уровня граждан. Особенно остро стояла жилищная проблема. Требовались крупные средства на жилищное строительство, чтобы ликвидировать «голод» на жилье и те нечеловеческие условия, в которых жили наши люди.

Придя к выводу, что можем сократить наши Вооруженные Силы, мы уменьшили даже воинский контингент, расположенный в ГДР. Восточные немцы имели тогда небольшую армию. В целом мы опустили численность нашей армии до двух с половиной миллионов человек. Армия США в то время примерно была такой же, ФРГ обладала сначала малыми силами, потом расширила их и ныне имеет у себя все виды вооружения, кроме ядерного. Несмотря на наш добрый пример, наши бывшие союзники не последовали за нами и отказались от честного соглашения.

Американцы настаивали на параллельном разоружению авиационном контроле, охватывающем всю нашу страну. Мы в то время пойти на это не могли, так как были вооружены слабее, чем США с их союзниками, и не хотели выявить это. Допустить к себе контролеров означало позволить потенциальному противнику разведать, чем мы располагаем, и взвесить соотношение сил двух сторон, что могло бы подтолкнуть агрессоров к войне. Мы согласились лишь на уступки, допуская контролеров на определенную часть нашей пограничной территории. Если на границах установить на какую-то глубину контроль, он позволит предотвратить внезапное нападение обычных вооруженных сил. Во всяком случае, при таком контроле внезапное нападение на территорию соседнего государства исключается. За исключением межконтинентальных ракет. Но межконтинентальные ракеты могут разрушить страну – это не главная цель в войне. Главным считался и считается захват территории.

Мы соглашались на установление взаимного контроля на аэродромах, которые допускают быстрое сосредоточение войск в нужном направлении. Но и это не нашло понимания, соглашения не достигли.

У нас остался единственный выход: продолжать укрепление обороноспособности и наращивать вооружения, но разумно наращивать, не поддаваясь панике или запугиванию, которое нередко проводится разведками с целью вынудить противную сторону затратить лишние средства. Вооружение быстро стареет, потом его выбрасывают, тратят новые средства, и так без конца. Непрерывная гонка вооружений ведет к истощению страны и гибельно отражается на жизненном уровне народа.

Я и сейчас стою на тех же позициях: нельзя идти на поводу у противника. Надо исходить из собственной огневой мощи. А огневая мощь, я считаю, у Советского Союза достаточна. У нас есть главное – межконтинентальные ракеты и другие стратегические ракеты дальнего действия плюс подводный флот, вооруженный атомными и неатомными зарядами. Если бы я мог сейчас влиять на принятие решений, я бы армию еще больше сократил.

Не надо расходовать зря деньги, нельзя дать противнику запугать себя, вынудить расходовать на оборону больше, чем необходимо. Нужен разумный подход к обороне. Это было бы большим козырем в нашей политической деятельности. Мы бы могли демонстрировать добрые намерения, не угрожая никому. Это было бы убедительно для рабочего класса капиталистических стран, давало бы возможность сторонникам мира с большим успехом проводить работу среди народа, оказывать большее давление на правительства, на военные агрессивные силы, которые стоят за «холодную» войну и каждую минуту могут сорваться с «холодной» войны на «горячую». В мое время возникало много вопросов в связи с поставленными мною задачами перевооружения нашей армии и ее сокращением. Что касается перевооружения, здесь военные всегда «за». Дело политиков – определить пределы разумного, установить границы.